Не позволяйте страху надевать цепи на
свои сердца. Встречайте врага с оружием
в руках, а невзгоды - лицом к лицу.
И. Кодзоев. Сулумбек Сагопшинский.1
В романе «Обвал» И. Кодзоев писал с горечью: «Неужели мы дошли до той степени падения в рабство, что врага боимся назвать врагом? И это тогда, когда у нас отобрали все: родину, жизни, прошлое, честь и достоинство!»2 Но, к счастью, это не так: были, есть и будут воители, готовые к схватке со злом государства. К ним относится и сам И. Кодзоев, который всей своей жизнью и творчеством обозначил врага кавказских народов в том Зле, что принесла им Российская империя на кончике штыка в XVIII - XIX веках.
В этом смысле роман «Сулумбек Сагопшинский» определяет главное творческое кредо писателя - борьба против Зла государства. В его душе живет неистребимая вера в то, что его засилие не долговечно: «Не всегда же мы будем думать чужими мозгами, дышать чужими легкими, говорить чужими словами. Должны же мы когда-нибудь вернуться к своему национальному «Я». Именно по этой причине образ Сулумбека для Иссы - один из способов выражения мечты народов Северного Кавказа об избавлении от Имперского Зла.
Летом 2010 г. он завершил свой титанический труд - эпопею «ГIалгIай» (Ингуши) в семи книгах. С этим событием в жизни Иссы связана уморительная сценка с его внучками, свидетелем которой он стал. Исса стоял на лесенке у стеллажей и копался в книгах. Вошли две внучки: первоклассница Самия и шестилетняя Амина. На журнальном столике стояли огромные стопы листов, исписанных ручкой - именно так всегда и пишет Исса. Это были завершенные рукописи последних трех книг эпопеи. Детишки любят чистые белоснежные листы. Они постоянно приходят к деду за ними. Листы им нужны для поделок и рисунков.
Дедушка исподтишка наблюдал за внучками, которые крутились вкруг рукописей. Старшая из внучек грустно сказала другой: «Хьажал вай Дадас мел дукха хоза каьхаташ доадаьд» (Посмотри, сколько красивых бумаг перевел наш Дедушка). Внучкам, наверное, было очень досадно и обидно, что Дед перевел - перепортил столько бумаги, которая бы очень сгодилась им в их детских играх. Писатель захохотал и чуть не навернулся с лесенки: «Вот она, народная оценка писательского труда!»
Однако Дед-то на этом не успокоился, а продолжал и далее злостно «переводить» бумагу, сразу после завершения эпопеи «ГIалгIай» приступив к написанию давно задуманного им романа о национальном герое Ингушетии Сулумбеке Сагопшинском (Гоаравожеве из тейпа ГIоандлой). Но состояние здоровья постоянно отрывало его от работы. И вот, однажды, как мне тогда рассказывал Исса, он вышел на балкон своего дома и взмолился Господу: «О, Боже Всевышний, Ты ведь сам надоумил меня написать роман о Сулумбеке Сагопшинском, но смогу ли я это осуществить, если семь десятилетий жизни клонят меня к земле, если я раздавлен болезнями, отнимающими у меня энергию творчества и способность писать?!..»
Благодарение Всевышнему! Он внял мольбе писателя... Его здоровье улучшилось, работоспособность восстановилась, что позволило ему к концу 2010 г. закончить роман о Сулумбеке Сагопшинском. В октябре 2011 г. книга оказалась в моих руках. При ее чтении у меня сложилось впечатление, что ее писали два разных человека: до 150-й страницы идет как бы подстрочный перевод творения Иссы. Далее полился мощный поток словообразований и образов в стиле блистательного и непревзойденного по форме и накалу страстей антиимперского памфлета «Монолог дьявола» и др. его творений. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что и во второй части романа иногда встречаются страницы, написанные таким же образом. Возможно, заблуждаюсь, но мне показалось, что Исса, думая на ингушском языке, писал на русском.
Когда я спросил об этом Иссу, при этом умолчав о своем последнем соображении, он ответил, что в первой части речь идет, в основном, об ингушах, и потому такой стиль написания, а в дальнейшем повествование связано с русскими и, следовательно, другая стилистика письма. «Так было задумано», - сказал Исса. Честно говоря, такое объяснение Тхьамады меня совсем не удовлетворило, но я промолчал.3
Через неделю Исса, по-видимому, после размышлений над вопросом, который я ставил перед ним, сказал мне, что книга первоначально была задумана, родилась и сформировалась в его душе на языке предков. Только уступая многочисленным просьбам сделать историю Сулумбека доступной большему числу читателей, стал писать на русском языке. Потому, работая над ней, он «думая на ингушском, писал на русском», то есть сам же и делал подстрочный перевод своего произведения.
К сказанному им могу добавить еще один весомый фактор, оказавший, как мне представляется, определяющее влияние на стиль написания романа. Он, только, только закончивший эпопею «ГIалгIай», еще не выплыл на берег океана ее смыслов и образов, не отошел от ее богатейшего, изысканного ингушского языка. На мой взгляд, именно по этой причине, произошло такое языковое раздвоение стилистики писателя в романе.
Итак, Сулумбек Сагопшинский и, осязаемо стоящий за его спиной, Исса Кодзоев - предстают двумя главными героями романа и моей статьи. Почему они? Потому что они оба лишены рабской психологии и никакое давление извне, как ранее писал Тхьамада, не способно превратить их в рабов:
Если ты духом не раб,
Силе земной не обратить тебя в раба.4
Во-вторых, потому что в дальнейшей истории и литературе ингушского народа эти два имени отныне неразделимы так же, как нераздвоимо духовно-физическое единство матери и ее дитя. Они разделенные в пространстве и времени, пребывающие в разных измерениях вечности, неразрывно связаны общей борьбой против единого врага - Имперского Зла. Один боролся с ним, как абрек, с оружием в руках, другой, как писатель, противостоит ему словами и смыслами, образами и картинами, воссоздавая яркий облик легендарного национального ингушского героя - мстителя, Сулумбека Сагопшинского.
Они оба - волки, загнанные супостатами, ни в какую не желающие смириться с жизнью под гнетом Имперского Зла:
Врагам
Отбивая поклоны,
У них
Прося соизволенья,
Волки
Не будут жить -
Без свободы
Им жизни нет.
Нас Господь
Сотворил.
Мы будем жить
На этой земле.5
В этом коротеньком стихе Исса подразумевает и провозглашает, что Нам - ингушам, сотворенным на «этой земле» Всевышним, суждено жить на ней в свободе. Только нам, по праву первородства, предначертано свыше вновь обрести бремя и счастье быть её хозяевами.
Два героя и три эпохи, которые вобрали в себя этапы государственного террора и геноцида в отношении народов Северного Кавказа: самодержавия, коммунизма и якобы-демократии. Все эти три Эпохи Геноцида, представлены в творческой сокровищнице И. Кодзоева. Они объединены общей политикой истребления, укрощения и ассимиляции кавказских народов, за прошедшие столетия не претерпевшей принципиальных изменений в методах и способах. Есть лишь два существенных отличия: появились более усовершенствованные и жестокие орудия уничтожения туземцев и разветвленные, всеобъемлющие средства зомбирования и стравливания народов в виде радио, телевидения и интернета.
Еще одно отличие данных Эпох Геноцида Исса раскрывает, повествуя о подготовке чеченским абреком Зелимханом Харачоевским и его побратимом Сулумбеком Сагопшинским побега из Грозненской тюрьмы в 1901 году: «Во времена Сулумбека и Зелимхана среди наших народов трусов и доносчиков было гораздо, гораздо меньше. Новые хозяева Кавказа только, только начинали прививать аборигенам вкус своей имперской цивилизации, вернее подлонизации».
Уже в предисловии к роману Исса основным направлением своего литературного и политического удара сразу определяет Российскую империю, бредущую к Октябрьскому перевороту, и ее ингушскую обслугу, взращенную политикой «имперской подлонизации».
Три странички предисловия - это как бы отдельное, самостоятельное произведение, которое в форме хлесткого памфлета разит Имперское Зло. Оно также представляет собой весьма напористую попытку «водворить на место, съехавшие на бок ингушские мозги», чтобы они уяснили кто же есть действительные национальные герои, «безоглядно жертвовавшие собой за жизнь, за честь и достоинство своего народа и Родины».
«Наши истинные герои ушли в Вечность.
Их могилы заросли бурьяном.
Их имена и деяния преданы потомками забвению, а иногда позору и поношению.
Герою мало быть героем - надо еще, чтобы у него было достойное потомство».
Исса не преувеличивает ради красного словца. Наши истинные герои не удостоены чести занять достойное место в духовной жизни народа. Они не включены в программы изучения литературы и истории в системе среднего и высшего образования Ингушетии. Их законное место занято героями истории и литературы русского народа. Школьники не корпят над сочинениями об ингушских национальных героях. В их честь не названы города и села, улицы и проспекты. Об их подвигах не сняты фильмы. О них почти нет передач на телевидении и радио.
Российское государство об абреках - мстителях, либо умалчивает, либо преподносит их только в качестве бандитов и предателей… его интересов. В разряд героев оно возводит лишь тех, кто верноподданно состоял на службе у Имперского Зла.
Следует подчеркнуть, что в предисловии речь идет только об ингушах - офицерах и генералах, хотя сам Исса в романе не ограничивает свою критику только ими и так пишет об ингушских чиновниках: «Хакимы (начальники - Х.Ф. ) из наших - хуже чужаков, стараются бессовестностью перещеголять их, и голодные как пиявки».
Таким образом, все сказанное писателем в предисловии имеет прямое отношение и к ингушским чиновникам - «общественным крысам, жрущим общественный пирог» (И. Губерман). Если говорить о ингушских чиновниках новейшего времени, то, как говорит мой друг, режиссер Мустафа Беков, «их задача охранять бюджет от народа». Естественно, что «стражи казны» денно и нощно озабочены прокладыванием от нее золотых ручейков в бездонную прорву своих и Хозяев зажравшихся душ. Они служат не Господу и народу, а Имперскому Злу в угоду своей алчбы, властолюбию, подлости, продажности и гражданской трусости.
Исходя из содержания и характера предисловия, его религиозно-нравственного стержня и идейного натиска, оно явно заслуживает отдельной, самостоятельной публикации, украшенной портретами воителей, и вправду, достойных памяти ингушского народа. И его, как азбуку, ингушским детям необходимо заучивать с первых школьных лет.
Исса Кодзоев в своем романе ни в коей мере не позволяет себе ничего такого, чтобы никак не соответствовало понятию патриотизма, в том числе и русского. Данную мысль доказывает дух и логика русской исторической и литературной традиции. Говоря словами из творений русской словесности, захватчики чужого Отечества, вне сомнений, представляют собой «сборище нечестивых, творящих беззаконие, поганых и окаянных богоотступников со злокозненными и злобствующими сердцами». Названные «супостаты всем нам смерть показывают, издеваются, насилуют и убивают нас, и дома наши отнимают у нас, и нас же при этом позорят». С ними должно бороться во имя «спасения от чужеземного рабства и порабощения». Изменщиков, состоящих у врагов на службе, русская традиция обвиняет в том, что они «растлились умами своими и захотели соблазнам мира сего служить и в великой славе быть… И ради этого (!) от Бога отпали, и к нему, супостату нашему, всей душой пристали».6
Все вышесказанное довольно легко можно было бы сформулировать своими словами. Однако с политической точки зрения было крайне важно, чтобы об обрушившейся в XVIII – XIX столетиях на народы Кавказа Имперской напасти и нечисти, сказать словом истинных русских патриотов. Исходя же из религиозно-нравственных соображений, Сопротивление кавказских абреков Злу Российской империи может и должно вызывать только неподдельное уважение и восхищение.
Хамзат Фаргиев
26 марта 2018 г.
Примечания
Переводы из стихов И. Кодзоева даны в моем переводе на русский язык.
1. Здесь и далее без указания страниц: И.А. Кодзоев. Сулумбек Сагопшинский. Назрань, изд. «Пилигрим», 2011.
2. Исса Кодзоев. Обвал. Назрань, изд. "Пилигрим" 2010 г., стр. 149 (Кавказский Трибунал).
3. Тхьамада (тамада) - в литературном и возрастном значении - так я всегда называю его в наших с ним разговорах.
4. И. Кодзоев, «КIантий дегаш» («Сердца отважных»), 2003г., Чебоксары, стр. 59
5. Там же, стр. 54
6. Эти слова и выражения взяты из произведений русской литературы и истории XIII - XVII и XIX столетий, когда Русь противостояла многочисленным ордам захватчиков: монголам, шведам, немецким крестоносцам, крымским татарам, литовцам, полякам и французам. Вот только некоторые, наиболее значимые из них: «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Житие Александра Невского», «Сказание о взятии Казанского царства», «Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства», «Сказание Авраамия Палицына», «Новая повесть о преславном Российском царстве и великом государстве Московском», «Житие Сергия Радонежского», «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище», Рескрипт царя Николая Первого о воздвижении памятника Ивану Сусанину.
***
Рисунок Айшат Даурбековой – художника-оформителя романа «Сулумбек Сагопшинский».