Назад, Глава 6. На островах налаков: http://www.proza.ru/2018/03/26/1908
– Мама! – крикнул Пух, пролетев добрых три метра вниз и чуть не задев носом
о толстую ветку.
– Эх, и зачем я только... – пробормотал он, пролетев ещё метров пять.
– Да ведь я не хотел сделать ничего пло... – попытался он объяснить,
стукнувшись о следующую ветку и перевернувшись вверх тормашками.
– А всё из-за того, – признался он наконец, когда перекувырнулся ещё
три раза, пожелал всего хорошего самым нижним веткам и плавно приземлился
в колючий-преколючий терновый куст, – всё из-за того, что я слишком
люблю мёд! Мама! ...
Пух выкарабкался из тернового куста, вытащил из носа колючки и снова
задумался. И самым первым делом он подумал о Кристофере Робине.
Александр Милн, «Винни-Пух и все-все-все».
В общем, они назвали свой корабль «Мабисловион».
Новоназванные Мэ и Вэ притащили откуда-то карминной краски и Ду, спустившись по борту на верёвке, написал с обоих боков близ носа корабля новое его имя. Ярко-алая надпись очень красиво смотрелась на охристых дощатых боках с промазанными смолой щелями. А все остальные члены команды стояли на берегу и смотрели.
– Ну как, не криво? – улыбнулся Дод, закончив последнюю букву.
И все засвидетельствовали, что криво, хотя и не очень сильно, но всё равно почему-то красиво. А, может быть, и именно поэтому... Дод ещё раз улыбнулся и вернулся на палубу. Он сам был весь в краске, так что пришлось его срочно вести в душ. Но всё равно краска сразу не отмылась, так что некоторое время пришлось ему побыть пятнисто-красным, что, впрочем, на рыжей его шубке было не очень заметно, по сказанному – криво, но не очень. Ma non troppo.
Весь оставшийся день они провели на белопесчаных пляжах, играя в перегонки с изумрудными волнами, строя из ракушек мозаичные панно на песке и наблюдая потом, как медленно и робко смывает их местный прибой, всегда кроткий и ласковый. А Бобредонт, лучше всех нырявший, нашёл морскую звезду и хотел подарить её малышке Дэ, но Стактибус смотрел на него такими жалобными глазами, что Бо, старый друг и лучший капитан, конечно же уступил:
– Давай, отнеси ей.
И вмиг потерявший всю свою научную учтивость Бу помчался, поднимая тучи полупрозрачного песка и неся в дрожащих вытянутых ладонях сияющее создание моря, – на его счастье Долинка любила морские звёзды, и он удостоился одной четверти улыбки.
Когда наступил вечер, пришло для них время подумать и загрузке судна припасами на обратный путь. Особенно это касалось водных и прочих питьевых запасов, которые, не рассчитав, они едва растянули на путь до Острова. И вот, они стали носить тюки, бурдюки, ящики и коробки, и – о, чудо! – обнаружили, что все трюмы и каюты, склады и прочие помещения мало того, что построены, но ещё и прекрасно оборудованы. А Бобриман только лишь улыбался в седеющие усы, глядя на их радость. Ему устроить это было совсем нетрудно. Тем более, что весь Остров помогал.
Было решено, что отплывают они с рассветом. Ну а пока, после загрузки корабля, можно было ещё встретить закат и сумерки среди поющих, словно высокие струны арфы, высоких сосен Острова. Одного из островов обширного (а иногда и совсем незаметного) архипелага налаков. Что в этом такого особенного никто их них до этой поры не знал, пока не поприсутствовал, по увидел сам, пока не стал участником этого ежедневного или, лучше сказать, ежевечернего здешнего чуда.
Небо плакало солнцем! И море, в великой своей и древнейшей жажде, пило его, сходящее в изумрудные, оливково-серые, серебристые его ладони, трепещущие, как губы влюблённых, колышущиеся, как дыхание изумлённого, мирные его просторы. И тогда солнце соединяло собою и небо, и море, и землю, обильно политую его прозрачной закатною кровью, и их, стоящих на берегу, лицом к лицу с его смертью, всегдашней, как самая жизнь. Оно всегда умирало, за них и для них, для всего... и в этом было его всегдашнее Присутствие.
Потрясённые, они тихо брели в наступающих сумерках среди слезящихся звёздами сосен, среди шелестящих молитвою папоротников, мягко ступая то по игольчатой тропке, то по укрытым упругим зелёным мохом камням. И это здесь было и есть всегда! А они-то, они-то... И как же можно где-то ещё жить, оставаться где-то, и не прийти сюда, не прийти насовсем?.. Но Бобриман им сказал, что земля налаков повсюду, и где только ни будут они теперь, с этих пор, и она будет там, – с ними, и в них, среди них. А Шишемыша ласково прошептала, взяв малыша Бобредонта за локоть:
– Ну, теперь-то ты понимаешь, почему... почему я сюда ушла?..
Да, он теперь понял. Впрочем, думаю, и раньше он понимал, хотя и упрекал её, любимую свою тётку, только не мог вот так, единым всесильным махом, всё себе объяснить.
А потом они разожгли костёрчик, пекли на нём картошку, сидя в синеющем воздухе, и мотыльки слетались к огню, но – ещё раз, в который здесь раз, о чудо! – ни один из них не сгорел, и они лишь только летали вокруг. А хитрый и умелый Дод сплёл Долинке веер из папоротниковых листьев, а несчастный страдающий Бу, кусая губы, смотрел, как она томно помахивает им и, улучив момент, нечаянно смахнул его в костёр, за что получил увесистую гроздь тумаков, но что с того! – от кого они были... Впрочем, к его досаде коварный Дод припас ещё несколько штук вееров, два из которых он подарил на память Шишемыше, за что был также дважды расцелован в макушку. Да, к сожалению Бу не умел плести вееров. И вообще не знал хитростей, низостей и коварств. Зато он мог прокладывать курс, был силён в теории водоплавания, и ещё... ещё... Но какой ужас... Видно, подкупил-таки злой Дод добрую и доверчивую тётю Шишемышу... Потому что она вдруг сказала:
– Слушайте, как же вы поплывёте назад без штормуна?
Никто из них не спросил её, кто это, делая вид, что это известно каждому новорожденному. Только Бобредонт спросил:
– А кто это и зачем он нам нужен, ведь мы приплыли сюда?..
– Нет, малыш, ты не знаешь, – сказала Шишемыша. – Сюда-то плыть гораздо легче, чем возвращаться... А штормун – это тот, кто прокладывает курс. Среди бурь и штормов.
– Но я... но как же... – попытался сказать маленький Стактибус, но звук не шёл из его горла.
Однако Шишемыша заметила его попытки:
– Не горюй малыш, у тебя будет возможность проявить себя. Но то, что вам предстоит – действительно сложно. И ещё подумай: у тебя будет возможность научиться чему-то новому...
Да, вот это было в самом деле здорово. И тот, кто доселе был их, мабисловьичным, штормуном, с радостью перестал им быть. Правда, им ещё предстояло найти один остров... Шишемыша не могла сразу вспомнить его название. Главное, что там был всем известный штормун. А дорогу к тому острову им покажет Ластвирь, но это завтра... уже завтра... теперь...
Они все уснули, и Бобриман с Шишемышей осторожно перенесли их всех в дом.
Что было удивительным, так это то, что никто из них не проспал и не висел походным мешком на плечах и лапах друзей. Все были сосредоточенны, однако, никто не выглядел при том испуганным или подавленно-тихим. Это было тоже – предстояние.
Когда они, чуть торопясь, выпили по чашке кофе с сухарями и вышли с последними котомками и мешочками, чтобы идти на корабль, то увидели, что весь городок этого острова вышел их проводить, хотя и было ещё очень ранее утро. Каждая семья стояла возле своей хатки, и все помахали им лапой. И они помахали в ответ. Но долго никто задерживаться не стал, и когда они дошли до последнего холма, с которого был виден город, и обернулись, никогда на улицах уже не было. И они, улыбнувшись, спустились с холма к пристани, где их ждал уже Ластвирь, но не один. Ластвирь попросил у них прощения, что он не сможет сам лично их проводить, но вот, Бомкарь, его племянник, проводит их... Когда он назвал его имя, все опустили глаза. Только Бобредонт просто и прямо смотрел на него, улыбаясь. И юный Бомкарь тоже улыбнулся ему.
– Я поплыву впереди корабля, – сказал он и, нырнув, показался тут же метрах в двадцати от берега. – Держитесь за мной...
Они взошли на корабль и отчалили. Бобриман и Шишемыша остались на пристани, и стареющий Ластвирь виднелся из воды рядом с ней. Ветер был лёгкий, но всё же достаточно крепкий, и они скоро удалились от Острова, плывя вслед за Бомкарем куда-то на север и немного на северо-восток.
Остров, который им был нужен, назывался Арафифир. На прощание Шишемыша им сообщила, что для оплаты работы штормуна она дала им пятьдесят восемь килограмм подвяленной земляники, лежат в трюме в третьей каморке справа. Но только они отплыли, как забыли уже обо всём. Прекрасное и бескрайнее море предстояло им. И чёрной мигающей точкой впереди корабля в изумрудных волнах двигался перед ними Бомкарь, то плывя чуть быстрее, то притормаживая, чтобы они внимательно держались за ним.
Говорят, что Арафифир тоже один из Островов налаков, только стоявший всегда несколько на отшибе, – так это или не так, судите сами, а мне кажется, что это вполне может быть правдой.
Было в этом острове нечто особенное... Не знаю, как описать эту черту или свойство... Его, этот остров, можно назвать и инкубатором, и мастерской, и одной из обителей, и испытательным полигоном, и музеем, и сокровищницей, и подножием, и в какой-то степени вершиной... Впрочем, лучше остановиться. И так они и поступили.
– Ну вот, я привёл вас, – засвидетельствовал Бомкарь и исчез среди бесчисленных серо-зелёных волн.
Ветер был мерным и волны поднимались на редкость ровно, хотя и больше, чем просто рябь или стиральная доска... Это было прекрасно. И наши морячки с наслаждением вдыхали морской воздух, ища взглядом на берегу какую-то особенную фигуру... словно бы этот штормун стоял и ждал их тут, на пристани. Потом, видимо, поняв, что это бессмысленно, они улыбнулись друг другу и занялись более насущными делами; нужно было пришвартоваться, и потому Стактибус важно расхаживал по палубе, давая всем указания, и даже сам капитан Бобредонт слушался его... Ну ещё бы, кому охота напороться бортом на какой-нибудь штырь, утёс или сваю, да ещё и нести за это ответственность.
К этому острову они доспели примерно в полдень или чуть позже. По крайней мире жители его по большей части благодушно отдыхали в тени, однако же рукава их оставались засученными, а рубашки ещё не просохли от пота. А там, где высохли, оставались обширные соляные разводы.
Едва отойдя от пристани, они прикоснулись к тишине этого часа, часа отдыха и молчания. Их приветствовали улыбками, иногда лёгким движением руки, и они в ответ приветственно и почтительно кивали головами. Важно было только не забывать закрывать рот, чтобы не выглядеть невоспитанными. Потому что то, что они видели, превосходило всякое подражание, оттого и охватить это видимое, слышимое, осознаваемое никак не получалось.
– Надо же, – сказал тогда Бобредонт. – Всё это я словно бы где-то видел, но это... неповторимо...
– Малыш, здесь – источник... – сказал ему кто-то в ответ, но он даже не обернулся посмотреть, кто это.
– Мы всегда меньше того, что мы встречаем, и опять, мы больше того. Погребаясь и умирая в глубине осознанного, прорастаем и поднимаемся, может быть, чем-то иным, и всё же собою, превосходим и вещь и смерть, потому что и осязаем неосязаемо не вещь и не смерть, а явление, то между, аз ними, помимо них... – а вот это уже заставило их остановиться.
– Меня зовут Йоддорог, – улыбнулся им произнёсший и добавил: – Йоддорог Очелуч.
– Хм! Почему не Зелёнка Дорог? – буркнул себе под нос подозрительный Бэ.
– Простите, а в этом имени есть смысл? – спросил не очень учтивый, а может быть, лучше, очень удивлённый Стактибус.
– Нет... не знаю, – сказало существо, белобрысое и лохматое. – Как во всём, наверное... и есть, и нет.
– Скажите, а у вас нет сестры? – проглотив слюнки, спросил Бобредонт; брови его были сдвинуты домиком. – Я знаю...
– Она не сестра, – ответило существо, – просто мы похожи... Идёмте, я буду с вами здесь... Хотите есть? Я ращу сад, так что могу предложить...
Общее урчание животов было непоколебимым ответом. Как-то вот так вдруг обнаружилось, что все они голодны... Сад был поблизости.
Обычные яблони, груши, вишни, сливы, даже абрикосы и персики. Ну, кусты там разные, крыжовник, малина, смородина нескольких сортов... Они даже остановились вначале, словно бы их одновременно посетил один и тот же вопрос: «ну, и что здесь особенного?» Йоддорог только улыбался им, показывая своё детище. Что ж, они вошли внутрь.
Кроме деревьев и кустов здесь были грядки с клубникой и разными ещё мелочами вроде бобов или сахарного гороха, там и тут расставленные скамьи и столики, две или три беседки, увитых виноградом, и камни. Да, камни! Кажется, они были единственными в этом саду, кого можно было бы назвать бесполезными, – всё остальное могло приносить пользу. Но на самом деле и это оказалось не так.
– Дядя Йоддорог, – спросил маленький Жэ, – а эти камни у вас просто для красоты?
– Нет, малыш, – ответил белобрысый садовник. – И в них тоже есть смысл. Они хранят тепло после дня или прохладу после ночи... Своей неподвижностью они помогают расти живому.
– Но разве то, что просто красиво, не может быть именно этим полезно? – спросил Бобредонт, глядя куда-то в сторону; было чувство, что ему очень неловко, только неясно, за кого.
– Но подумайте, – терпеливо и тихо продолжал говорить Йоддорог, – в самой своей этой всецелой полезности сад мой тоже может быть бесполезным... Тем, что он – только образ главного сада, лишь намёк и отсылка...
Бобредонт поднял глаза, да и глаза всех были устремлены на Очелуча.
– Спасибо, – сказал капитан Бо.
– Что ж, – провёл садовник рукою, указывая на всё, – прошу вас...
– А платить требуется чем? – неожиданно хмуро спросил Бэ, глядя. – Неужели это всё так... от большой дружбы?.. Может, у нас платить будет нечем, тогда что?
– Я думаю, что вы всё-таки сможете помочь и мне с моим садом... – осторожно сказал Йоддорог. – Собирайте созревшее, оставляйте поспевающее, надломленное перевяжите, там, где затвердело – взрыхлите, где пересохло – полейте... Думаю, сад подскажет вам сам, чем вы можете ему помочь... И к тому же Ластвирь – мой друг, он привёз меня сюда. Да, я знаю, – кивнул он в ответ на вопрошающие взгляды, – он послал с вами своего племянника, Бомкаря, но я-то знаю его семью... При случае передайте ему мою благодарность.
– А почему он послал Бомкаря, а сам не поплыл? – спросил Рэ.
– Мне кажется, – сказал Очелуч, – он... простите уж, если скажу... он хотел, чтобы вы пришли сюда обычным путём, а не как славные и досточтимые путешественники. Ведь его здесь все знают, и кого привёл сюда именно он... сами подумайте.
Малыши опустили глаза.
– Ну так что, – жалобно спросил Стактибус, глотая слюнки, – мы уже приступим?
– Да, прошу вас, – пригласил опять Очелуч, – угощайтесь... и помогите саду.
В самом деле, кроме камней – они сразу не заметили – стояли ещё в саду, укрытые повсюду, бочки с тёплой отстоявшейся дождевой водой, а рядом с ними – маленькие зелёные ведёрки. Ещё они заметили сарайчик или лучше навесик с решетчатыми стенками, где стояли тяпки, грабли и тому подобное. Что ж, они принялись за дело. Тем более, что есть уже очень хотелось.
Пока они ели и работали, Очелуч на одном из столиков разжёг самовар, приготовил для чаепития какие-то снеди... краем глаза они видели... Да что там, то и дело с жадностью смотрели, что он там ставит и делает. И так этот обычный летний день, испещрённый лиственно-солнечными тенями растений, проходил мимо них, сквозь них, оставаясь царапинками, мозолями на их ладонях...
– Что же, братия, уже пора пить чай! – возгласил призывно Очелуч. – Прошу к столу.
– Я хочу баранок с малиновым вареньем, – заявил Рэ, через четверть секунды уже сидя за столом. – А чай один для всех или есть разные?
– Есть разные, – ответил Очелуч, пряча улыбку, – мятный, просто чёрный, зелёный, с лимонником... Тебе какой?
– Если можно, зелёный...
– Мне тоже...
– А мне – чёрный... и вон тот пирожок...
И Очелуч, словно наседка, укрывал их своей заботой. А потом он вдруг куда-то исчез. Но они пили чай и не сразу это заметили. Прошло ещё несколько минут, как вдруг...
– А где это он? – спросил сразу насторожившийся Бэ. – Куда делся?.. Вот говорил я вам...
– Он просто старый, и ему нужна была помощь, – вкусно жуя, сказал Перемах и, кажется, это было первое, что племянники Шишемыши произнесли в новом обществе.
– Что ж, – страдальчески улыбаясь, выдавил Бобредонт, – мы ему помогли...
– Да, помогли... – беззаботно вымолвила Долинка, – ...дай мне вон тех крендельков, пожалуйста... и мне это нравится!
И хотя было не очень ясно, что же именно нравится радостной юной леди, но все вслед улыбнулись ей и её словам. И тут из глубины сада показался Очелуч. Он шёл медленно, глядя сквозь ветви деревьев на солнце, и они невольно залюбовались им. Увидев их взгляды, он махнул им рукой и улыбнулся:
– Вам ведь нужно найти штормуна, так? Уже вам время... – донёсся до них его голос. – Идите, я приберу тут... Вам направо и вниз по улице, пройдёте несколько перекрёстков, кажется, четыре или пять... и там – квартал штормунов... Большинство из них занято, но я думаю, вы найдёте... До свидания! – последнее они уже слушали на бегу, оглядываясь и благодарно маша руками, и Йоддорог Очелуч махал им рукою в ответ.
Дальше, Глава 6. Продолжение: окончание и начало: http://www.proza.ru/2018/03/27/653