Людмила удостоилась недавно негласного звания бабы — ягодки, что не прибавило ей женского счастья. Частенько вздыхала о своей неустроенности, перебирая старые фотографии и вспоминая о былом. А вечерами, глядя в телевизор, все мечтала о родном человеке, рядом с которым только и ощущается в полной мере уют и покой, таком, с кем можно и поговорить, и помолчать, обсудить происходящее по ту сторону экрана и даже поспорить. Да только где ж его взять-то! Уже и надежду потеряла на счастливые перемены в жизни.
***
Сегодня приехавшая в гости дочь Настя решила ей прическу сделать. "Я тебя, — говорит, — такой красавицей сделаю, все соседки от зависти лопнут! И подстригу, и перья модные выбелю". Усадила на табуретку и принялась колдовать над её головой. Всё как в лучших салонах, это она подсмотрела у мастериц. Внимание дочери всегда приятно. Вот и расслабилась женщина, даже начала клевать носом, пока та тщательно и медленно подобрала зажимами волосы с одной стороны и начала выстригать пряди с другой. Вырвал из сладкой дрёмы голос вошедшего зятя.
— Мама, там, наверное, вас мужик какой-то спрашивает.
— Да ну его! Опять, небось, работу кто-то ищет. Гони! Андрей вышел ненадолго, вернулся уже с букетом.
— Вот, велел передать.
— Да кто там? Перепутал что-то этот мужик.
— Не знаю. Он как-то странно спрашивает: имя ваше, а фамилия другая. Здесь, говорит, Люся Панкина живёт?
— Это девичья, теперь меня по ней никто и не зовет.
Недоумевающая Людмила поспешила к выходу. Издалека увидела, что на дороге стоит возле внедорожника статный мужчина. Приближаясь, вглядывалась, силясь узнать.
— Люся, это же я! Что, так изменился?
— Мишка, неужели ты? Только глаза прежние остались, без них и не узнала бы. И немудрено не признать — ведь годков тридцать не встречались. И что теперь: вместо лопоухого пацана — видный мужчина с проседью. Очень идет, кстати.
— А вот ты совсем не изменилась, всё такая же забавная.
— Забавная?
— И красивая, ещё лучше стала! — он поднял руку, чтобы погладить женщину по голове, но пальцы запутались среди зажимов, которые так и красовались на одной её половине.
— Ой! Что это я! — она сорвалась и побежала в дом, прикрывая голову, — сейчас, только платок надену!
Когда Людмила вышла снова, дорога была пуста.
— Позвонил на телефон кто-то, он выслушал и сразу рванул к машине, сел и умчался, — подоспел зять.
— Ничего не сказал?
— Что-то крикнул, да я не расслышал.
***
— Ну надо же, Мишка! И чего так умчался?! — сокрушалась женщина, пока Настя достригала её.
— Может, срочные дела?
— А зачем тогда приехал? Нет, это он меня испугался, вышло такое чудо в перьях, вот и оробел.
— Так, я же ещё и не успела тебя покрасить.
— А эти железки в голове? Ещё похлеще перьев будут. Всё, не вернется больше. Вот дурища, так обрадовалась, да, видно, рано!
— Кто этот Мишка?
— Одноклассник. Очень мне нравился. Думала, что и он неравнодушен ко мне, да настолько робкий был, что так и ушел в армию, ничего не сказав. Попал на флот, служил три года. За это время я выскочила замуж за твоего отца, он побойчее оказался. А Мишка, когда узнал, остался на сверхсрочную службу. С мужем жизнь не сложилась, растила тебя одна. А Михаил так и не вернулся, мать вскоре уехала к нему.
— Откуда сейчас то взялся?
— А я знаю? Прикатил, букет сунул и умчался. Вот варнак, задал загадку! Ломай мол, Люся, голову, что это было?!
***
Однажды у калитки остановилась знакомая машина. Из нее вышел мужчина, открыл заднюю дверь, сунулся туда, что-то вытаскивая.
— Это что за явление? — съязвила подоспевшая Людмила, — видать, опять заблудился морячок, что в наши края приплыл?
— Здравствуй, Люся!
— Привет, давно не виделись!
— Вот, это тебе, — он протянул цветы и торт.
—Это что, ритуал такой, раз в полгода букеты привозить? Что ж, спасибо! А теперь поезжай, встретимся в следующем году!
— Ты что, обиделась? Мне тогда из больницы сообщили, что у мамы инсульт, вот и рванул к ней. Еле вЫходили! Теперь на поправку пошла, встает потихоньку. Я ведь хотел дом здесь купить, чтобы переехать на родину, да не успел в прошлый раз.
— Ой, надо же. Жалко Ольгу Ивановну. А жена твоя с ней осталась?
— Нет у меня жены. Верней, была, да сплыла. Один я.
— Да ты заходи, чего мы тут стоим, чайку с тортом твоим выпьем, побеседуем.
— Ага, поговорить бы.
— Так, за чем дело стало? Перьев на мне нынче нет, больше не напугаю тебя.
— Что?
— Да это я так, к слову. Идем уж!
***
— Мам, что случилось? – кричала в трубку запыхавшаяся Настя, – Я всё бросила, бежала к телефону. Что за срочность такая?
— Ой, дочка, замуж меня позвали.
— Кто?
— Мишка приезжал сегодня, да сразу и заявил, что любит до сих пор. Выходи, говорит, за меня, никогда не пожалеешь.
— Ничего себе! А ты что?
— Да растерялась, как девчонка, толком и сказать то что не знаю. Ну он понял, говорит, ты подумай пока, я после приеду.
— Уехал?
— Уехал. Я было, обрадовалась сначала, а теперь не знаю, что и делать.
— Да чего не знать-то? Соглашайся, вдвоем ведь веселее, и мне за тебя спокойней будет.
— Ой, боязно! Что ж я голову-то в хомут сую? Плохо ли мне одной? Ведь сейчас как: хочу — лежу, охота придет — по дому суечусь, вздумала — щи сварила, а лень — пряники ем.
— Сама ведь плакалась, что одиноко.
— Твоя правда. Сокрушалась. Никто не приголубит, словом перекинуться, и то не с кем. Да только ведь с мужиком в доме колгота да маета одна. И постирай ему, и приготовь. Телевизор, и то поделить как-то придется! А оно мне надо?
— Так, ведь, зато не одна. Сама говорила — первая любовь.
— Какая уж любовь в мои-то годы. За это время отвыкла, словно чужой человек. Что у него в голове, кто знает?
— Ты сказала — любит!
— Говорит — любит, но поди разбери его. А вдруг ему дом мой нужен?
— Ой, не смеши, какой уж там у тебя дворец, за который враз влюбиться можно!
— Вполне справный дом, что ты его хаешь? Ведь выросла здесь!
— Да я же не о том, для тебя стараюсь. Надежное плечо всегда кстати, да и руки мужские сгодятся.
— А что мне руки? Я уж за это время сама научилась справляться. И кран починю, и гвоздь, где надо, вобью. А сил не хватит, найму работников. Нет уж, привыкла одна-то, сама себе хозяйка, нет надо мной командира, ни перед кем не отчитываюсь. Вон сколько врозь прожили, привычками своими обзавелись. Как теперь себя ломать через колено, к новому человеку привыкать да подстраиваться под него? Нет, не для меня это, буду уж одна доживать.
— Да что ты себя хоронишь-то? Ведь ещё полжизни впереди. Не руби сплеча, авось передумаешь ещё.
— Да?
... А что, может, и передумаю! Я ведь такая, нет на меня управы, и угадать мои причуды никому не дано. Что ж, поживем — увидим. Куда нам торопиться-то, чай, не молодые, кровь уж не кипит, еле теплится.
— Ну ты как скажешь!
— Уж и пококетничать нельзя?! – Людмила задумалась ненадолго, наконец, решилась, – Ладно, отвечу, мол, не придумала пока. Пусть уговаривает, коли есть охота, хоть покочевряжусь вволю. А что с меня взять, одно слово — чудо в перьях!