Орден

Ирина Ефимова
        Шестой «Б» охватила эпидемия коллекционирования. В классе появились филателисты, нумизматы, любители минералов, этикеток и даже пробок. Все перемены были заняты демонстрацией «сокровищ» и обменом двойными экземплярами под любопытными взглядами тех, кто пока не заразился болезнью собирательства. В классе стояли шум, гам и крики дежурных, требующих освободить помещение и дать его проветрить.
        Среди наблюдателей был и Вовка Ливень — сообразительный, но весьма хулиганистый парень, отпускавший насмешливые замечания и дававший советы обеим сторонам, занимающимся обменом. В этом ему помогала Карина Осина, острая на язык и скептически смотрящая на эти, как она называла, «торги», охваченных пустым занятием одноклассников.
        Вовка и Карина учились ни шатко, ни валко, довольствуясь разнообразием оценок, где бывали как двойки, так и вполне заслуженные пятерки. Вовка был силен в математике, но на обе ноги хромал в языках, - как в русском, так и в английском. Карина же, наоборот, являлась признанным асом именно в языках и литературе. Остальные предметы, казалось, были недостойны ее внимания, и девочка часто, заходя в класс, объявляла: «Дайте списать!», или: «Кто-нибудь, подскажите, что там надо было выучить по истории?», и за десять минут до урока, заткнув пальцами уши, погружалась в штудирование заданного.
        Вовка и Карина жили почти рядом, их дома стояли напротив, и чуть ли не с первого класса сидели за одной партой. Но это не означало, что между ними была так называемая, и вовсю расцветавшая в классе, «дружба» между мальчишками и девчонками, симпатизирующими друг другу. Карине нравился Олежка Михайлов, лучший ученик класса, но тот демонстрировал полное пренебрежение к одноклассницам, водя дружбу с девчонками гораздо старше себя. Ливень же вообще смотрел на эти «шуры-муры», как на недостойное занятие.
        Мать Вовки работала закройщицей в ателье. В сыне души она не чаяла, а все его каверзы и проделки воспринимала как обыденную вещь: станет старше — угомонится, а баловство естественно — он же мальчишка! Отца парень не знал, - ни кто он, ни жив ли теперь... Как-то Вовка спросил:
        - Ма, а тот, который наделил меня мокрой фамилией, где обитает?
        На это последовало категоричное:
        - А кто его знает, где... Во всяком случае, он нам не нужен!
        - А может, я твою фамилию возьму? Хотя и она не очень... Тупицына...
        - Как захочешь, когда паспорт пойдешь получать. Это уже скоро. А можешь взять и обе, через черточку.
        - Вот это да, вот это идея: Тупой-Ливень! - рассмеялся в ответ Вовка, заставив улыбнуться и маму.
        Он с нетерпением ожидал дня своего рождения, когда исполнится четырнадцать, и мама выполнит обещание — купит ему магнитофон. Скорей бы! А какая будет фамилия в паспорте, Вовке все равно — главное, исполнилась бы мечта...
        Кроме этой, «ближайшей» у мальчишки была еще одна цель, но это уже на потом: стать богатым, в смысле жить припеваючи и иметь свою машину.
        Карина жила с бабушкой, бывшей актрисой. Родители одноклассницы, тоже артисты, работали в одном из театров Москвы. Вообще у нее в роду и в прошлом почти все были актеры. Карина, похоже, с молоком матери впитала способность к перевоплощению. Она умела вдруг становиться совсем иной - то строгой или снисходительной, то наивной, то серьезной, а затем добрейшей или обиженной, чем очень удивляла Вовку. Карина получала удовольствие от такой игры и объясняла, что это у нее наследственное, ведь, по словам бабушки: «Все мы, отродясь, — комедианты». Вовка никогда не мог определить, всерьез ли надо реагировать на слова Карины, или она играет очередную роль. Это удивляло, и в то же время притягивало к ней, и Вовка прощал соседке по парте ее выходки, когда та, рассказав какую-нибудь историю, которую он, сдуру, развесив уши, слушал, вдруг разражалась смехом, признаваясь, что все наплела... 
        Вопреки ожиданиям семьи, Карина мечтала стать искусствоведом.
- Я хочу разбираться во всех сферах искусства, но специализироваться буду на русской культуре, - говорила она Вовке, когда они вместе возвращались домой из школы и вели беседы о будущих профессиях.
        Узнав о желании спутника стать богатым, независимо от рода занятий, Карина недоумевала:
        - Не пойму, Вовка, что ты придумал? «Буду грести деньги лопатой»... Но для этого надо же кем-то стать! Так что, после школы, куда направишь свои стопы? Сразу в банк, чтобы грабануть? Фарцевать? Или в учебное заведение, чтобы получить профессию?
        - М-да... придумала — грабануть! Сразу меня в бандюги записала! Я могу тебя тоже в кого-нибудь записать!
- Ну, и в кого ты искусствоведа запишешь? Только в культурного человека! А роскошествовать и при этом не трудиться — скользкая дорожка и моральное уродство! 
        На сей раз Вовка очень обиделся на Карину и они серьезно разругались. Но назавтра их соученик, Коля Лысенко, принесший из дома, как он выразился, «семейную реликвию» - георгиевский крест прадеда, их помирил.
        - Этот крест отец моего дедушки заслужил еще в русско-турецкую кампанию! - хвастал Колька.
        Все разглядывали эту награду за отвагу и наперебой уверяли, что и у них дома есть, хотя и не такие древние, но свидетельства доблести их прадедов и дедов, награжденных орденами и медалями.
        Вовке хвастать было нечем, и он молча выслушивал ребят, в душе им завидуя. Вдруг Карина сказала:
        - И у нас есть семейная ценность, которой бабушка очень дорожит!
        - Интересно! - тут же откликнулся, загоревшийся любопытством Вовка. - Она старинная, как этот крест? Принеси ее, а?
        - Бабушка говорит, что это старинный орден святого Андрея Первозванного. Но выносить из дома она наверно не позволит.
        - А можно, я приду к вам посмотреть?
        - Конечно, приходи.
        В тот же день Вовка был у Карины. Бабушки дома не было, и Вовка мог без боязни лицезреть фамильное сокровище. Орден оказался потрясающе красивый, куда до него георгиевскому кресту! Восьмигранная звезда сияла золотом и серебром, сверкала алмазами и другими каменьями, а на кресте было написано: «За веру и верность».
        Вовка от такой красоты обомлел, подобной прелести он до сих пор не видел.
        - Ух ты! Вот это да!.. - только и сумел он выдохнуть, а потом добавил: - Это хорошо, что твоя бабушка не разрешает выносить такую штуковину из дома — сразу украдут!
       Карина вернула орден в коробочку и засунула ее в ящик письменного стола.
       ...С этого дня Вовка потерял покой. Что бы он ни делал, о чем бы не думал, мысли снова и снова возвращались к увиденной недавно красоте, покоящейся в письменном столе в доме Карины... Однажды Вовке даже приснилось, что этот орден каким-то чудом достался ему, и он никак не может пристегнуть сокровище к рубашке... Нет, это же надо, обладать таким богатством и так беспечно его хранить - ведь живут на первом этаже! В теплое время года вечерами он не раз видел их окна распахнутыми настежь. Да и зимой, которая здесь, в Крыму, не холодная, форточки были открыты... Что стоит залезть и взять из стола, стоящего у окна, эту драгоценность? Тем паче, что в этой комнате явно не спят, так как диванчик в ней очень узкий, и по длине годится лишь маленькому ребенку.
       Эти крамольные мысли - как овладеть реликвией - все чаще стали волновать Вовку. Он старался избавиться от них, нагоняя на себя страх быть схваченным и уличенным в воровстве. Но соблазн овладеть редкостной вещицей, благодаря которой можно разбогатеть (ведь одни бриллианты, покоящиеся на ордене, наверняка стоят огромных деньжищ), был так велик, что мальчишка, не сумев совладать с искушением, решился наконец на этот, хотя он и понимал отчетливо, гнусный поступок. Оправданием же служило одно: родители Карины и так богатые. Когда приезжают, ходят разнаряженные, да и бутерброды соседка по парте приносит всегда заманчиво и вкусно пахнущие, не чета  обеду в школьной столовке, на который ему выдают талоны, весьма задевая Вовкино самолюбие (ведь он отлично понимает, что эти обеды достаются школьникам из малообеспеченных семей)... И вообще, как известно, «если от многого взять немножко, это не кража, а просто дележка», - вспомнилось где-то подхваченное изречение.
        И как-то, воспользовавшись тем, что мама на два дня уехала к подруге в Старый Крым, Вовка в половине двенадцатого ночи отправился на разведку — проверить, на всякий случай, открыты ли окна?
        Улица не освещалась, кругом стоял мрак. Почти все окна в доме были темны. Подойдя поближе, Вовка с удивлением заметил, что, будто нарочно для его искушения, окно в кабинетике приоткрыто... Оно как магнит притянуло мальчишку к себе, и тот решился заглянуть вовнутрь.
        ...Позже Вовка даже не мог вспомнить, как очутился в комнате, как открыл ящик и даже держал заветную коробочку в руке, когда вдруг услыхал шаркающие шаги. Он успел засунуть бесценный предмет в карман, когда раздался не то крик, не то хрип:
        - Ой!..
        В мгновенье ока (непонятно откуда взялась такая прыть!), воришка успел перемахнуть через подоконник и пустился бежать так, словно за ним гналась волчья стая.
        Когда Вовка заскочил к себе, ноги его дрожали, а сердце готово было выскочить. Не зажигая света, он вынул добычу и трясущимися руками открыл коробочку, но в то же мгновенье, испугавшись, закрыл, из-за раздавшегося за дверью шороха. В панике Вовка стал запихивать коробочку под матрац стоящей рядом кровати. «Неужели за мной уже пришли?» - в ужасе пронеслось в голове. Но послышавшееся урчание и рев подравшихся котов успокоили воришку.
        Вовка стоял посреди комнаты, не зная, куда спрятать украденное сокровище, подальше от глаз мамы, которая вскоре должна вернуться. Ни в письменный стол, ни в шкаф класть нельзя, как и на антресоли, — везде мама найдет. Даже в портфеле держать опасно, ведь и туда она  имеет обыкновение заглядывать.
        Вдруг его осенило: обычно в теплое время вода к ним на четвертый этаж не доходит. Водопроводные краны стоят совершенно сухие, не говоря уже о титане. Поэтому Вовка, ни минуты не колеблясь, решил, что самое лучшее и надежное место для хранения, это топка титана. Он уже готов был направиться в ванную, где можно без опаски включить свет и полюбоваться добытым сокровищем, как комнату прорезал луч от фар стремительно промчавшейся машины. Мотор тут же заглох, по-видимому, остановившись у соседнего дома... «Неужели милицию вызвали? - опять вернувшийся ужас сковал злоумышленника. - А, может, просто кто-то приехал в соседний дом напротив!» - пришла успокаивающая мысль.
        Преодолевая страх, Вовка решил удостовериться в этом, и выглянул из-за занавески в окно. Кругом стояла густая тьма безлунной ночи, черноту которой были не в силах прогнать мерцающие высоко в небе звезды. Около дома Карины Вовка с трудом разглядел силуэт стоящей с потушенными фарами машины, чем-то напоминающей «скорую помощь». От сердца отлегло — на милицейскую не похожа!
        Внезапно, зажегшиеся фары осветили подъезд, и Вовка увидал, как оттуда вынесли кого-то на носилках. Боясь, чтобы его не заметили, мальчишка отпрянул от окна, совершенно забыв, что в такое время вряд ли кто поднимет голову, чтобы разглядеть силуэт на четвертом этаже.
        Зайдя в ванную, Вовка открыл коробочку, но отчего-то ожидаемой радости его вожделенное достояние не принесло. В душе появилось какое-то непонятное чувство, похожее на досаду. Что с этим приобретением делать дальше? Хвастать им, он, естественно, не сможет, даже перед родной матерью. Тут же последует вопрос - где взял такую дорогую вещь? Даже соврать не получится, сказав, что нашел: уж он-то маму знает — та если и поверит, все равно пойдет искать хозяев находки. А где, как не в милиции должны ей будут помочь... Или еще почище — напишет в газету, пусть, мол, помогут в поисках...
        Вещь не только дорогая, но  редкая, такие наверняка только в музеях бывают, и то не во всех. Вот в местном ничего похожего он не видел, когда их классная водила.
        Спрятав сокровище в титан, Вовка отправился спать. Он долго не мог уснуть, ворочаясь с бока на бок, все еще находясь в возбуждении от всего пережитого...
        А наступившее утро принесло новые волнения: ему вдруг не то приснилось, не то пригрезилось, что дали воду, и титан ею наполнился. Вовка вскочил, охваченный паникой, даже покрылся испариной - реликвия пропала!
        Но через мгновение, прогнав сон окончательно, он лег опять в постель, успокоившись. Ну, чего всполошился? Орден лежит ведь не в самом титане, а в его топке, и никакая вода ему не страшна. Да и с чего бы это ее сейчас дали? А вот когда такое случится и мама затеет стирку и купание, тогда другое дело. Но вода летом бывает по особым праздникам, белье они обычно отдают в прачечную, а мыться ходят в баню. Так что пока можно быть спокойным.
        «А может, мне вообще все это приснилось? - подумал Вовка. - И появление драгоценности - просто сон?» Он даже в уме постеснялся произнести «воровство»... Но коробочка спокойно лежала там, куда ее засунул, и это была явь, а не сон.
        ...В школе на два часа дня была назначена консультация по русскому, так как через день предстоял экзамен — изложение, которого Вовка боялся как огня. Вся надежда была на Карину, но она не пришла.
        - Девчонки, не знаете, почему нет Осиной?
        - А ты что, не в курсе? - откликнулась Лидка Солдатова. - К ним ночью забрались грабители. Ее бабушка их вспугнула, но с ней самой случилась беда, не то с головой, не то с сердцем. Бабушка сейчас в больнице, и Каринка там с ней. А ты что, не слышал? Ведь рядом живешь. Все вокруг только об этом и говорят.
        - Слушай, Лидка, а этих бандюг поймали? - поинтересовался Вовка.
        - Да нет, я же сказала, бабушка их вспугнула.
        - А ищут?
        - Да, кто знает?.. Каринке сейчас не до того. Хорошо, что ничего не успели стащить. Вот, что значит оставлять допоздна открытые окна! Бабушка как раз шла закрывать. Бедная Каринка, она ведь свою бабушку очень любит, и больше никого из родни здесь у нее нет. А тут еще этот экзамен... Не знаю, завтра она придет ли...
        - Ты что, Лидка, как можно пропустить экзамен! Кто ей разрешит? - всполошился Вовка.
        - Может, перенесут. Так что, Вовчик, придется тебе самому мозговать! Списать-то будет не у кого...
        - Тоже мне сказала! Будто я списываю! Прикуси язык, если не хочешь схлопотать!
        - Подумаешь, испугалась я тебя, Ливень! Или, дожди дальше!
        У Вовки руки чесались, так хотелось как следует дернуть Солдатову за косу, но были дела поважнее. Как узнать, занялась ли милиция этим делом? Определить, кто залезал, по мнению Вовки, было делом нетрудным. Ведь он опирался о подоконник голыми руками, дурная башка! Как не догадался надеть перчатки? А ведь не раз об этом читал в детективах.
        От таких мыслей голова шла кругом. Из-за глупого недосмотра можно хорошо погореть... Если все раскроется, детская исправительная колония обеспечена. А, может, и похуже — упекут в тюрьму! За такую дорогую вещь припаяют ого-го сколько! А как же мама? Она не перенесет такого позора...
        На экзамен, Карина пришла с красными, наверно от слез, глазами. Все, конечно, включая и Вовку, отнеслись к ней так, словно не бабушка больна, а она сама. Вовке, сидящему рядом, было ужасно жаль Карину. Он старался не глядеть в ее сторону, боясь встретиться взглядом, который может открыть все.
        - Как же ты теперь, одна? - еле выдавил он.
        - Я не одна. Вчера вечером прилетела мама. Она теперь с бабушкой.
        - А милиция еще не нашла этих грабителей? Хорошо, что ничего не стащили!
        - Да, хорошо. Бабушка как раз в тот день получила пенсию, и деньги лежали в том же ящике, что и дедушкина звезда, которую они успели прихватить.
        - Что, эту вашу реликвию украли? - вскричал Вовка. - И ты до сих пор молчала?
        - Ай, Вовка, мне не до нее! Бабушка очень больна, вот что страшно!
        - А в милицию вы заявляли? Надо же изловить их.
        - Никуда мы не заявляли. Пойми, нам не до этого!
        - А бабушка знает, что звезду украли? Может, из-за этого так заболела...
        - Ой, Вовка, ты что, не понимаешь? Черт с ней, со звездой, лишь бы бабушка осталась жива!
        Услыхав такое, Вовка подумал: «Странные люди! Конечно, бабушку жалко. Но так наплевательски относиться к богатству... А Карина вообще чокнулась, если рада, что бабушкина пенсия осталась нетронутой, в то время, как пропажа драгоценного ордена, как будто, ее не трогает...»
        А вскоре мать Карины, забрав дочь и бабушку, увезла их в Москву. Перед отъездом подруга подала Вовке открытку, на которой был изображен памятник погибшим кораблям, а на обороте аккуратным почерком выведено: «Не забывай! Карина».
        Получив этот неожиданный подарок, Вовка так растерялся, что даже не знал, что сказать в ответ на прощанье. Подумалось: «Наверно надо и мне что-то ей подарить?» Но  ничего под рукой не было, а машина уже стояла у подъезда, готовая ехать в аэропорт. Тут Вовка вспомнил, что у него в кармане лежит старая монета, которую он  «экспроприировал» у малька, кажется, первоклашки.
       ...На большой перемене в школьный буфет привезли пирожки с повидлом и с картошкой. Выглядели они очень аппетитно, а запах вообще заставлял бурчать кишки в животе. Денег же у Вовки не было ни гроша. Вот тут и подвернулся этот шкет.
        - Эй, стой! - скомандовал Вовка. - Мамка тебе деньги на завтрак дала?
        - Да... дала... - растерянно, удивленный таким вопросом, ответил малыш.
        - Так давай сюда, посчитаем твое богатство! Гони монету!
        - А у меня ничего нет.
        - То есть, как, нет? Сам же сказал, что мамка дала денежки.
        - Но, я уже их истратил...
        - Брешешь!
        - Да нет, я себе обед купил и пирожок.
        - Ну, раз денег нет, давай пирожок!
        - Но, я и его съел...
        - А сдача осталась?
        - Да нет никакой сдачи, все истратил. Я еще томатный сок брал.
        - А, ну, выворачивай карманы, живо!
        Когда карманы мальчишки были обследованы, в одном из них оказалась большая, почерневшая, явно старая монета, которая тут же перекочевала Вовке в карман. Наградив малька щелбаном и бросив на прощание: «Ну, так и быть, на сей раз милую!», грабитель, довольный собой и удачей, вразвалочку пошел от перепуганного первоклашки.
        В тот день главного нумизмата их класса, Тольки Кесаревского в школе не было — хворал, и быстрое определение достоинства добычи откладывалось. А вскоре начавшиеся каникулы вообще вытеснили из головы заботу о монете, которая к тому же куда-то запропастилась. И лишь вчера, вдруг, она неожиданно выпала из портфеля, который мама потребовала очистить от всего лишнего.
        - У тебя не портфель для учебников, - сказала она, - а настоящий мусорный бак. Вынь книги, тетради и протруси его. Уверена, сам удивишься тому, что в нем накопилось!
        И действительно, там оказались обертки от конфет, рогатка, пистоны, трубка для стрельбы бумажными шариками, кусок мела и, даже непонятно как очутившийся в портфеле шарикоподшипник. А затем выкатилась монета...
        И вот ее, ни на минуту не пожалев, что приходится с ней расстаться, так и не узнав, что сие за монета, он отдал на память Карине. Подруга заслужила это! Ведь выдержать его рядом целых шесть лет - такое похоже на подвиг. Даже Вовка сознавал это... А если вспомнить, что благодаря Карине он обогатился необыкновенной реликвией, - какое может быть сожаление о какой-то грязной деньге!
        Карина к началу учебного года так и не вернулась, а вскоре в ее квартире появились новые жильцы.
        Целое лето Вовка, когда мамы не было дома, чуть ли не ежедневно любовался своим сокровищем, надежно спрятанным в топке титана. Его волнения постепенно улеглись: стало ясно, что Каринины родители, занятые здоровьем бабушки, поимкой грабителей не занимались. Единственное, что озадачивало — куда перепрятать драгоценность с наступлением холодов? В этот период даже к ним, на четвертый этаж,  начинала поступать вода и, естественно, топился титан. Скоро топка перестанет быть пригодной для хранения, а куда засунуть сокровище, Вовка никак не мог придумать.
        Заботило его и то, как в дальнейшем орден реализовать? Конечно, будет жалко расставаться, но необходимость получить большие деньжищи, заставит. Вопрос стоял не только кому и как предложить свою добычу, но и что придумать, когда потребуется ответить, откуда взялась. Но, до этого далеко, а пока... На дворе, хоть и сентябрь, но стоит летняя, даже жаркая, погода и можно не суетиться — воду еще долго не будут давать.
       ...Новый Вовкин классный, учитель истории, был одержим культпоходами. Он их уже свозил, вместе с параллельным классом, в керченские Аджимушкайские каменоломни и на Царский курган, планировал поездки в Феодосию - в музей Грина и галерею Айвазовского, и в Судак, на останки генуэзской крепости. А на сей раз, в последние выходные сентября была назначена двухдневная экскурсия в Севастополь.
       Вовка был несказанно счастлив - он давно мечтал побывать с этом легендарном городе. Поездка прошла великолепно! Они побывали на Малаховом кургане, посмотрели Панораму севастопольской обороны, были в музее Черноморского флота и Аквариуме.  Учитель сводил их и к монументу «Язоновский редут», месту, где в былое время сражался Лев Толстой.
       Полный впечатлений, Вовка вернулся домой в приподнятом настроении, жаждущий всем увиденным поделиться с мамой.
       - О, чудесно, сынок, что уже вернулись! - встретила она Вовку, радостно улыбаясь. - Раздевайся поскорей - и в ванную, пока вода в титане не остыла!
       - Где?! - вскричал Вовка так, что сам чуть не оглох.
       - Да-да, представь себе, нас побаловали и дали воду, да с таким напором, что мне удалось дважды набрать титан! Успела не только помыться, постирать, но и для тебя нагреть. Жаль, что уже не идет. Но, спасибо и за это!
        Вовка стоял, как громом пораженный.
        - Ну, поворачивайся скорей! А то стоишь, обалдевший от такой радости, а вода-то стынет!
        Вовка был совершенно обескуражен. Сокровище сгорело, он лишился с таким трудом добытого богатства! От сознания потери его прошиб пот. Но вдруг Вовку осенило: а, может, на его счастье, температура в топке была недостаточна для расплавления золота и серебра? А бриллианты и вовсе не плавятся! И он стремительно бросился в ванную.
       Быстро распахнув дверцу топки титана, Вовка, своему ужасу, там не увидел даже золы. Колосники были совершенно лишены остатков горения и лишь незначительный пепел, указывал на то, что здесь что-то жгли. Все-все пропало — мама успела выгрести... Такая печаль охватила Вовку, что он даже забыл, зачем мама отправила его в ванную, и не сразу понял, что ответить, когда услышал:
        - Ну, что, вода не остыла?
        Кое-как, на скорую руку помывшись, Вовка выскочил из ванной, полный новой надежды — авось в мусорном ведре, среди золы, он найдет хотя бы бриллианты. Забежав в кухню, где мама ожидала его с едой, Вовка, на ее слова: «Ну, садись сынок, поешь и расскажи, что повидал», спросил:
        - Мусорка вечерняя приезжала уже?
        Мама улыбнулась — какой заботливый сын!
        - Да, Вовчик, как раз перед твоим приходом. Я так замешкалась, что чуть не пропустила. Но, слава Богу, успела! Машина уже отъезжала, но водитель, спасибо, увидал меня с ведром и остановился. А то пришлось бы тащить назад на четвертый этаж полное золы ведро...
        Мама говорила, а в голове Вовки все вертелось: «Какой дурак! Какой болван! Своими  руками погубил свое богатство!»
        ...Переживания от потери сокровища длились недолго, зато на смену волнениям пришло неожиданное облегчение, будто гора свалилась с плеч. Не надо ничего бояться, задумываться, куда и как спрятать вещь и в дальнейшем сбыть. На душе стало легко, а вскоре все забылось...
        ...С тех пор минуло пятнадцать лет.
        Владимир спешил в институт. Спускаясь на эскалаторе, он вдруг отчетливо услыхал, сначала тихое: «Вовка...», а потом уже громко и радостно: «Ливень!»
        Безо всякого сомнения этот призыв из едущей вверх вереницы людей относился к нему. В обернувшейся и махавшей ему женщине Владимир с трудом признал Карину. Она была уже далеко вверху, когда во всю мощь голоса Владимир крикнул: «Подожди!», и побежал вверх. Когда навстречу попадался кто-то, спешащий, как и он, но в противоположную сторону, слышалось недовольное: «Шастают, как угорелые! Нетерплячка одолела!»
        Карина стояла, ожидая его, совсем другая, совершенно непохожая на ту, курносую, глазастую девчонку. Владимира разбирало любопытство - какова она теперь? Все играет в перевоплощения, или стала самой собой? Кроме родинки над губой и ямочки на подбородке на лице Карины почти ничего от прошлого не осталось, лишь все те же живые глаза лучились такой искренней радостью, что вопрос об игре сразу отпал.
        - Ой, Вовка, как я рада, что встретила тебя! - были ее первые слова после взаимных приветствий. - А мы с мужем часто о тебе говорим.
        - С мужем? Он что, меня знает? - искренне удивился Владимир.
        Что-то похожее на беспокойство зашевелилось в его душе. Отчего вдруг, теперь, вспомнили о нем, что бы это значило?..
        - Нет, вы не знакомы. Костя о тебе знает лишь по моим рассказам, - продолжала она.
        - Интересно... А, кстати, я тебя, если б не окликнула, ни за что бы не узнал. Ты очень изменилась. Совсем непохожа на ту Карину, которую я помню.
        - Ну,  в этом нет ничего удивительного. Мы выросли, а тогда были детьми. Но тебя я сразу узнала! Внешне почти такой же. Ой, я тебя, может, задерживаю?.. Но мы сегодня улетаем, а мне так много нужно тебе сказать...
        Владимир действительно опаздывал в институт. Но в ее глазах стояла такая мольба, что, хотя прогул лекции грозил осложнениями (профессор был злопамятен и не прощал  игнорировавших его предмет), Владимир,  решив на это наплевать, улыбаясь, ответил:
        - Нет, я не спешу. В запасе есть время.
        Они стояли у входа в метро, место было совсем неподходящим для беседы. Мимо сновал спешащий в разные стороны народ, шумела толпа у расположившейся рядом  овощной палатки, и шуршал шинами проезжающий мимо транспорт.
        Хотя в кармане денег было кот наплакал, но, завидев вывеску «Кафе», Владимир предложил:
        - Зайдем? Посидим за чашкой кофе. Я несказанно рад встрече с тобой, Каринка! - сказал он, ощущая, что все внутри замерло в ожидании: неужели ей что-то известно про его позорный поступок?.. - Я весь внимание.
        - Вовочка, даже не знаю, с чего начать...
        От такого обращения он весь похолодел, боясь услышать мерзкую правду о себе, но, решив: «Что ж, была не была!», хрипло произнес:
        - Карина, что время тянуть? Начинай с начала.
        - Вов, а помнишь, на прощание, когда уезжала, ты подарил мне монету?
        - Ну, да... - подтвердил он, а сам подумал: «Ну, чего медлишь? Причем тут эта монета, если речь, по-видимому, совсем о другом?»
        - Так вот, благодаря ей... Нет! Что я говорю? Благодаря тебе была спасена наша дочь! 
        Владимир слушал Карину и ничего не мог взять в толк. Эта старая, отобранная у первоклашки постыдным способом монета... Карина, ее муж... И какое-то спасение... Но, причем тут он? О чем это она?
        - Не понял, объясни.
        - Вовик, дело в том, что наша Лялечка родилась с тяжелой патологией. Куда мы ни обращались, ответ был один: «Как помочь - не знаем, теперь вообще в стране ни оборудования, ни специалистов, способных помочь в данном случае, к сожалению, нет...» Мы видели, что наша дочь обречена и схватились за «соломинку», которую подбросил один врач, посоветовав показать ребенка немецким специалистам, - авось возьмутся. Мы списались, и получили ответ: «Приезжайте!» Но для поездки и операции нужны были деньги, большие деньги...
        Владимиру стало жарко. Если бы у них осталась эта злополучная восьмигранная звезда, деньги бы сразу нашлись... Так вот отчего его поминали, подумал Владимир, и ощутил, что весь покраснел.
        - Мы где только можно поодалживали, все, что было ценного в моей семье и мужа попродавали, но денег все равно не хватало... И тут, совершенно случайно, на наше счастье, перебирая в ящиках какие-то бумаги, Костя увидел эту монету и стал ее разглядывать. А потом, мне ни слова не говоря, заторопился куда-то. Ты представляешь, Вова, эта монета нас спасла! Она оказалась очень редкой, времен императрицы Анны Иоанновны. За нее дали такие деньжищи, которых хватило не только на операцию, но даже на реабилитацию! Все прошло успешно, дочь наша спасена, ей уже пошел четвертый годик. А, как раз завтра утром, мы опять летим в Германию, нас пригласили на  симпозиум — медики будут демонстрировать свой результат. И все - благодаря тебе, дружок! Ты — наш спаситель!
        - Брось, Каринка, причем тут я? Не поверишь, про эту монету и в голове не держал, когда она случайно обнаружилась в портфеле, аккурат перед твоим отъездом. Господи, как я рад, что она так счастливо пригодилась!
        - Теперь расскажи о себе. Где обитаешь, работаешь? Женат? Все-все хочется о тебе знать!
        - Сейчас живу и учусь, как видишь, в Москве. Неженат.
        - Учишься? Если не секрет, на кого?
        - Учусь в МИЭМ, институте электронного машиностроения. Видишь, на старости лет, как говорит моя мама, поумнел...
        - Учиться никогда не поздно! А чем раньше занимался, если решил переучиваться?
        - Не переучиваться, а учиться. Я, ты ведь знаешь, был шебутной, учился кое-как, считал, что тройка — госотметка. Мы скоро переехали на Кубань, в Темрюк, поближе к маминой тете. Но, я и там балбесничал. В общем, после восьмого класса меня в девятый не захотели пускать. И тут моя мама проявила прыть - пошла по начальству. В результате меня пустили в девятый, но с условием, что возьмусь за ум. Кстати, до этого я даже не подозревал, что он у меня есть, столько глупостей натворил!.. Короче, окончив вполне прилично школу, я, имея аттестат зрелости, по дурости в институт отказался поступать. В тот, который хотел, был уверен - не возьмут, а в пединститут, может, и прошел бы, но заупрямился, и вскоре пополнил собою строй солдат. Прошел Афган... Вернулся, не знал, чем заняться, был, что называется на подхвате. Потом стал челночить. Съездил в Турцию за тряпьем, но прогорел. А, по-простому, меня там надули. Так что я понял — бизнесмен из меня не выйдет, и пора действительно за ум браться... Годик перебивался разными заработками, корпел над учебниками, вспоминая старое и открывая пропущенное. И вот, приехал в Москву, и на удивление многим, поступил в приличный вуз. Скоро уже кончаю.
        - Да, интересные у тебя университеты... А живешь в общежитии?
        - Нет, у дяди, маминого брата. В том, что у меня были вправлены мозги - и его заслуга. Сам дядя преподает в Бауманке, уговаривал туда поступать, но я отчего-то стремился в мою альма-матер, и не жалею!
        Владимир рассказывал о себе, а в голове на каком-то заднем плане все крутилось: «От продажи злополучной звезды, которая на моей совести, денег хватило бы не на одну операцию! Надо же было такое отмочить! Где были мои мозги? Как же стыдно вспоминать!..» А то, что тогда ему, полному остолопу, не была известна стоимость монеты - просто счастье! Ведь он, этот мечтатель о дармовом обогащении, ни за что бы с ней не расстался...
        - Что тебе, Вова, сказать... Ты — молодец! Я рада за тебя, и всегда знала, что из тебя выйдет достойный человек. Я никогда не верила учителям, которые твердили, что твои проделки до добра не доведут.
        - Ну, что ты, друг мой! До достойного человека мне далеко. Но, стараюсь... - улыбнулся Владимир Карине, а на сердце было муторно от сознания, - что бы подруга детства сказала, узнай о «подвигах», которые он тогда совершал...
        - Вов, давай свои координаты. Как только вернемся из Германии, будем ждать тебя у нас. Бабушка и все наши будут очень рады!
        - Бабушка?! Она жива? Прости... Ведь очень болела, когда уезжали...
        - Да. Здесь ее спасли.
        - А как она пережила пропажу фамильной драгоценности? Наверно, очень переживала? Орден вам, ой, как бы пригодился, - ведь был несравненно дороже царской монеты!
        - Вовочка, этот орден, Святого Андрея Первозванного, был дорог только нам. А вообще ему - грош цена. Ведь это муляж, обычная театральная бутафория. Конечно, бабушка опечалилась пропажей, орден был семейной реликвией. Отец бабушки, а мой прадедушка, играл роль Кутузова. Он играл так, что когда спектакль сошел с репертуара, режиссер сказал прадеду: «К сожалению у меня нет возможности по-настоящему достойно отметить твою игру в этой роли. Так возьми сей орден на память!» Бабушка говорила, что ее отец очень дорожил этой наградой, ведь фамилия режиссера была Алексеев, а псевдоним - Станиславский...
       Владимир еле удержался, чтобы не расхохотаться. Как замечательно судьба проучила его за мальчишескую глупость, алчность и любовь к проказам! И тут же он испытал горькую иронию над собой — столько пустых переживаний, как награда за  проступок...
       ...Уже сбегая по эскалатору, торопясь на лекции, Владимир почувствовал, как легко и радостно стало на душе. Так светло внутри у него было лишь после Афганистана, когда демобилизовавшись, он, наконец, расстался со своим автоматом...