7.1
Драконий подарок
http://www.proza.ru/2018/03/18/1021
В одной из деревушек провинции Шеньси жил молодой рыбак Чжень. Был он весельчак и балагур, каких поискать, один из тех, о ком говорят, что в сердце у них больше, чем в кармане. Не было в деревне парня, готового быстрее подставить плечо, помогая соседу нести тяжелый мешок или пожилой селянке — большую корзину. Заглядывались на него молодые девушки, да только кто же пойдет замуж за бедняка, хоть он и с виду хорош, и песни поет так, что все заслушивались. При этом Чжень не был праздношатающимся бездельником, что только и знают, как смущать девушек, а от работы бегут, — вовсе нет! С первыми лучами солнца он выходил на своей старой маленькой лодочке ставить сети и трудился не покладая рук далеко за полдень, и только когда рыба погружалась в дневной сон, отправлялся он на берег, чтобы с первым ветерком снова вернуться на реку, но уже до самых звезд. Несмотря на тяжелый труд, денег у него не водилось. Да и вправду, если улов был хорош, то не мог он дойти до дому, не подкинув рыбки бедной вдове с кучей ребятишек или больному соседу. Ну а если улов был скуден, то делил его со своим котом. Потому и не скопил ни гроша.
Как-то раз возвращался он домой, неся пару рыбешек и раздумывая, то ли съесть их, то ли сменять на горстку риса, как вдруг застыл, словно молнией пораженный. Перед ним стояла, смущенно улыбаясь, дочь гончара, хорошенькая Сяо Ли. Поразил бедного рыбака взгляд ее дивных глаз в самое сердце. Встал он как вкопанный и забыл, куда шел, не слыша ни смеха селян, ни криков ребятишек. Засмущалась девушка и, прикрыв заалевшее личико широким рукавом, поспешила домой. Давно уже нравился ей веселый рыбак, да никак не решалась она заговорить первой, а он её не замечал. Стала она ходить по деревне так, чтобы обязательно столкнуться с ним. И вот, пожалуйста, когда это случилось, он застыл, выпучив глаза, да так, что пришлось чуть ли не бежать, чтобы не попасть на язык сельским острякам.
Вернулся домой Чжень и покой потерял. Не спит, не ест, все мечтает о дочери гончара.
— Что же мне делать? — сокрушался рыбак. — Не пойдет за нищего ни одна девушка, а уж такая красавица — и подавно! Вот бы мне немного разбогатеть, но как?
Крепко засели эти мысли в его голове. Посерел он лицом, осунулся. Стал ходить по селению, глядя в землю, словно боясь пропустить оброненную случайно в пыль монетку. Сутками напролет просиживал он в лодке, расставляя и вытаскивая сети, но ни шуток, ни песен от него больше не слышалось. Солнечные блики на реке казались ему золотыми монетками, рыбки — серебряными, но все это были только лишь видения, а уловы оставались скудными.
— Что за невезение! — злился Чжень. — Когда раздавал рыбу направо да налево, она словно сама шла, а сейчас, когда она мне нужна, как разогнали ее! Поймать бы огромного карпа или выудить мешок монет со дна! Вот было бы здорово! Сразу бы заслал сватов к гончару! Да за это я готов на все! — воскликнул он в сердцах.
Не успел его голос смолкнуть, как из омута на поверхность побежали пузырьки воздуха. Их становилось все больше и больше, а затем взметнулось облако тины и песка, из которого показалась голова огромного сома с длинными, свисавшими по обе стороны, как у важного вельможи, усами. Чжень потянулся за крепкой дубинкой, лежавшей под ногами.
— Погоди, Чжень! — сказал вдруг сом человеческим голосом. — Не пытайся меня добыть, иначе я утоплю и тебя, и твою утлую лодочку! Меня послал к тебе Владыка реки, Великий Дракон! Он давно за тобой наблюдает и решил сделать тебе подарок.
С этими словами он положил на борт лодки маленький барабанчик с серебряной ручкой и золотыми колокольцами.
— Стоит тебе дать знак этим волшебным барабанчиком, и ты получишь богатый улов рыбы, но учти, — сом сделал многозначительную паузу и продолжил грозным голосом, — этот подарок Дракон дает именно тебе. И если хоть одну рыбку или вырученную за нее монетку ты отдашь без выгоды для себя, обрушатся на тебя чары, и ты сам станешь рыбой.
Сом умолк, увидев задумчивое лицо молодого рыбака.
— Ну что, берешь или останешься нищим до конца дней? — спросил он.
— Беру! — сказал, решившись, Чжень, уже представляя Сяо Ли в платье невесты.
Огромный хвост ударил по воде, окатив Чженя с головы до ног, и сом исчез в омуте, оставив в лодке изящную вещицу. Чжень осторожно взял барабанчик за серебряную рукоять и покрутил, любуясь искусным узором. Раздались негромкий стук и звон колокольцев. В то же мгновение вода вокруг лодки словно вскипела, и в нее со всех сторон стали прыгать большие рыбины, заполнив все днище трепещущим живым серебром. Молодой рыбак не мог поверить своим глазам, вот он — волшебный ключ к его счастью и богатству. Радость вскружила голову, и он громко захохотал, поворачивая к берегу.
Ватага босоногих мальчишек в рваных и латаных-перелатанных штанах кинулась встречать лодочку Чженя, щебеча, как стайка голодных галчат. Он, по привычке, вскинул руку, собираясь окликнуть серопятую толпу стриженых наголо малышей, как вдруг холод пробежал по его венам, а в голове прозвучал голос сома: «Сам превратишься в рыбу!» Нахмурился Чжень и решительно повел лодку прочь.
С той поры все стало иначе: Чжень со своим уловом спускался в ближайший городок и возвращался оттуда с мешочком монет. Он купил себе новую, большую лодку с парусом, стал носить добротную дорогую одежду и совсем позабыл, что такое голод. Вот только прежнего, простого, веселого и добросердечного молодца больше не было. Теперь это стал «господин Чжень»! В каждой рыбке теперь он видел монету, в каждом разговоре — барыш, а в каждом бедняке — вора! Более того, красавица Сяо Ли пропала из его сердца.
Сначала он хотел послать сватов после первой крупной выручки, но затем решил подождать, пока сменит лодку, потом купит дом, потом построит забор вокруг него и вырастит злобных сторожевых псов. Время текло, а «потом» находились снова и снова.
Сяо Ли ждала, с болью видя, как пропадает ее любимый весельчак и балагур, превращаясь в грузного мужика с вечно недовольным взглядом исподлобья. Прошел год, затем другой, она познакомилась с честным и добрым учеником кузнеца, который полюбил ее и вскоре взял в жены.
Узнав об этом, Чжень только передернул плечами, буркнув под нос, что теперь за него пойдет любая и что таких много, а он один, а потом и вовсе — забыл. Он растолстел, посерел и обрюзг лицом. Днем и ночью все его мысли были заняты только одним — подсчетом барыша. Сам он больше не рыбачил, да и зачем? Он садился в лодку, гребцы вывозили его на середину реки, затем он делал вид, что произносит молитву духу реки, а сам тихонько стучал в барабанчик. Рыба сама заполняла корзины до краев, просто выпрыгивая из воды, после чего его отвозили в город к перекупщикам. О нем пошла слава как о чародее, умеющем заговаривать рыб. Люди стали его бояться и обходить стороной. Чженя же это только смешило, да и попрошаек отпугивать не нужно было — они сами боялись его, как огня.
Так он и жил, становясь все богаче и жаднее, но вот однажды выпало ему возвращаться домой позже обычного. Был холодный осенний вечер. Ветер рвал полы теплого халата и заставлял лошадь ускорять шаг. Настроение у Чженя было хорошим, ведь ему удалось сбыть рыбу по очень выгодной цене, и теперь его толстые пальцы то и дело перебирали золотые монетки в пузатом мешочке у пояса. Неожиданно на дороге показалась женщина в старой и рваной одежде. Босая, продрогшая и страшно худая, она еле переставляла онемевшие от холода ноги, замотанные в тряпки, прижимая к груди еле слышно попискивающего младенца. Чжень рванул поводья, останавливая лошадь, чтобы не сбить несчастных. Видимо, у них уже давно не было ни гроша, и горожане безжалостно вышвырнули их за ворота. Сердце Чженя дрогнуло при виде их страданий. Он медленно достал мелкую серебряную монетку, тронув поводья и направляясь к женщине. Нищенка подняла на него удивленные глаза, и тут Чженю показалось, что она похожа на... рыбу. Он разозлился на женщину, на свою жалость к ней и хлестнул плетью, поднимая лошадь на дыбы. Нищенка испуганно шарахнулась в сторону, чудом избежав удара копыт и заметив блеск монетки, случайно выскользнувшей у странного всадника, унесшегося в темноту.
Чжень скакал, не разбирая дороги и не обращая внимания на ветки, хлещущие его по лицу, пока не достиг своей деревни. Бросив лошадь у дома, он побежал на берег реки. Страшная жажда мучала его. Достигнув воды, он припал к ней опухающими губами и начал жадно глотать мутную влагу, чувствуя, как раздувается его живот, но остановиться не мог. В руке он сжимал серебряную рукоятку подаренного драконом барабанчика, который звенел и звенел своими колокольчиками на ветру. Чжень чувствовал, как его тело вытягивается с каждым новым глотком, как в такт стуку барабана на коже появляется чешуя, как ноги превращаются в мощный хвост, а с губ опускаются сомьи усы. Он видел в воде стайки рыб, каждая из которых блестела уплывающей монеткой. Жадность переполнила Чжена. Не выдержав вида ускользающей серебристой стаи, он ударил хвостом и бросился в реку, широко разинув пасть.
Наутро селяне нашли только части одежды бывшего рыбака да широкий след на берегу, оставленный гигантской рыбой...
7.2
Когда все вверх тормашками
http://www.proza.ru/2018/03/18/1029
В городке Солнцеград, на Лазурной улице, в совершенно обычном районе типичного дома жила семья Громм. Единственное, что было в этом необычного, — то, что они были тучами. Вернее, тучами были господин и госпожа Громм, а их маленькая дочурка Поливанна, или просто Полли, была еще маленьким облачком, ходившим в детский сад. Но и их соседи, и все жители этого славного городка были тучами, так что это никого не удивляло. Папа Полли, господин Громм, служил в Управлении орошения высоких деревьев и лесов. Госпожа Громм — там же, но в отделе лугов и полей.
Каждое утро папа поднимался спозаранку и уносился на несколько минут в ванную, как говорила мама, «пофыркать». Затем быстро собирался и, торопливо выпив чашечку кофе, хватал свой огромный серый саквояж с заготовленным с вечера дождем и уносился в управление. Но как бы папа ни спешил, он никогда не забывал чмокнуть просыпающуюся дочурку в конопатый носик и пожелать ей светлого утра. Поливанна тоже просыпалась очень рано, но оставалась ждать в своей кроватке папу и его обнимушки и вкусно пахнущего кофе чмока в нос. Она могла бы встать и одеться самостоятельно, но ведь гораздо приятнее, если тебе помогают любящие и теплые мамины руки. Госпожа Громм знала эти маленькие уловки своей дочурки, но позволяла ей немного побаловаться с утра, если на это находилось время. Когда же его не было, то все шутки отметались в сторону, и тогда приходилось все делать быстро и самой. Но иногда случаются такие дни, когда все идет вверх ногами...
Этим утром все началось с того, что они проспали. Господин Громм не услышал будильника. Это кажется невероятным, но все случилось именно так — папа проспал! Мама тоже, но удивительнее всего, что и Поливанна, встающая всегда ни свет ни заря, в этот раз проспала. Наверное, все потому, что вчера были гости допоздна. Полли уснула на кресле в гостиной, а когда пошли отдыхать родители, вообще неизвестно!
Наутро папин рокочущий голос поднял всех, и началось! Оба родителя бегали с совершенно потерянными лицами, Полли никак не могла справиться с колготами, которые путались в ногах. Как назло, и волосы не хотели покоряться расческе, и резинки тянули их до слез. Полли орала и сопротивлялась, чем сумела довести маму и папу до белого каления, что в такой день совсем не сложно. Надо отдать должное, они долго держались, но когда часы в гостиной пробили семь раз, папа прекратил описывать круги по квартире и буквально завис, умоляюще глядя на маму.
— Дорогая, я больше не могу задерживаться! У нас собрание через час! Я горю!
Полли с любопытством посмотрела на него, ища, где же папа дымится, но, как ни странно, дыма не было.
— Наверное, он только начинает гореть, — подумала малышка, — папа никогда не обманывает, и раз он говорит, что горит, значит, так оно и есть! Может, у него температура?
Она решила, что нужно срочно спасать папу, и помчалась за водой на кухню. Как назло, воды не было, Полли заметалась в поисках подходящей жидкости и тут заметила чашку остывшего какао. Ну, правда же, ради спасения папы стоит ли жалеть даже очень вкусное какао?! Конечно, нет, и Полли, подхватив обеими ручками, чтобы не расплескать, большую чашку, помчалась к двери. Где «горящий» папа пытался трясущимися от нетерпения руками попасть ключом в замок. Полли радостно заметила, что огня все еще не видно, она явно успеет, подлетев к папе, — и опрокинула ему на костюм какао.
Сказать, что папа удивился, это не сказать ничего... Он посмотрел на Полли таким взглядом, что ей срочно захотелось по-маленькому. Затем он почернел и стал раздуваться.
— Ты… ты… ты!!! — вырывалось у него изо рта с хлопьями пены, а глаза… ооо… глаза!!!
— Ты потух? — пролепетала Полли, чувствуя, как ее подхватывают и тащат в сторону мамины руки.
— Дорогой, давай не сейчас, — пробормотала мама, утаскивая дочь с линии огня.
Ситуацию спас звонок папиного телефона. Звонил его начальник, и, судя по доносившимся звукам из трубки, он тоже горел.
Папа бросил саквояж и исчез в шкафу. Когда-то мама рассказывала Полли, что папа в молодости мечтал играть в театре. Похоже, он к этому серьезно готовился, потому что на смену костюма у него ушло времени меньше, чем у Полли на то, чтобы надеть правый ботиночек.
Она только услышала звук хлопнувшей двери и глубокий вздох мамы.Шторм продолжался, но, по крайней мере, теперь они могли уже выйти из дома.
До садика было недалеко, но почему-то в такие дни светофор всегда красный. И попадается особо медлительная машина, которую мама не может обогнать, и только тихонько шипит ей вслед; парковка переполнена, и все вокруг похожи на папу, который не мог справиться с замком. Полли тоже чувствовала, что все идет не так, и капризничала больше обычного. Уже в саду она начала просить маму остаться с ней и порисовать вместе или сделать открытку. Госпожа Бриз, воспитательница, попробовала вмешаться, видя, что мама облачка беспомощно озирается, ища помощи, но Полли ни в какую не поддавалась на уговоры, а затем просто уселась на пол, намереваясь закатить истерику.
— Ох, Бриз, дорогая! — сказала мама. — Я прямо не знаю, что с ней сегодня, Полли все время капризничает и не слушается, а стоит мне повысить голос — сразу слезы! У меня руки опускаются!
Воспитательница посмотрела на заплаканное облачко и ее маму, нервно перекладывающую сумку из руки в руку, и ничего не сказала, давая маме выговориться.
— Сегодня весь день кувырком, просто кошмар! Вы поможете с Полли?
— Конечно, госпожа Громм, вам абсолютно нечего беспокоиться! Мы справимся, верно, Полли?
Полли исподлобья взглянула на маму и воспитательницу, но решила не спорить.
Но стоило госпоже Громм выйти — и облачко пошло вразнос!
Для начала Поливанна поссорилась со своим другом Тучкуном, не поделив с ним альбом наклеек. Затем стала дразнить детей и показывать язык, в общем, ее «несло».
Полли чувствовала, что хочет расплакаться на всю группу, чтобы вышли эти напряжение и утреннее недовольство, но не могла.
Госпожа Бриз внимательно наблюдала за ней, лишь изредка подходя и нежно пытаясь успокоить, но не лезла ни с расспросами, ни с выговорами. Полли чувствовала, что Бриз ее не осуждает, а от нее исходит тепло, как от мамы или бабушки.
Наконец, она подошла и опустилась на пол рядом с воспитательницей и уткнулась ей в ладони раскрасневшимся лицом.
— Госпожа Бриз, у меня всё прыгает изнутри! Меня все злит! Началось с самого утра! И это все сильнее, я боюсь, что скоро лопну!
— Мое ты сладкое облачко! — сказала госпожа Бриз, нежно гладя Полли по голове. — Я так тебя понимаю, представляешь, у меня тоже так бывает.
— И что вы делаете?
— У меня есть один магический способ, — произнесла воспитательница тихо-тихо, — хочешь, я тебя научу?
— Да, да, да! Волшебный способ?!
— Меня ему научила одна очень древняя волшебница. Нарисуй весь день, как он был, все, что тебя злило, хорошо? Как закончишь — позови меня. Вот тебе большой лист бумаги и акварельные краски. Хватит места? — Бриз положила перед Полли большой чистый лист.
— Да! Вау! Тут хватит, а если у меня не получится? — спросила испуганно малышка.
— Не беда! Главное — ты нарисуешь то, что тебя злит и мешает, а дальше нам поможет волшебство.
Полли долго трудилась над листом, высунув кончик языка от усердия. Она нарисовала и папу, облитого какао, и его трезвонивший телефон, и маму, и себя во всем этом. Бриз старалась, чтобы остальные облачка ей не мешали и дали выплеснуть на бумагу все чувства. Наконец, Полли сделала последние штрихи кисточкой, придирчиво посмотрела на свой «шедевр» и позвала:
— Госпожа Бриз, я закончила!
Воспитательница сразу подошла и присела рядом.
— Ну как? Все там? Ты чувствуешь, что твое недвольство перешло на бумагу?
— Ага! — ответила Полли, ей было очень интересно, какому волшебству научит воспитательница.
— Для начала надо вернуть день с ног на голову! Ты умеешь кувыркаться? Давай всех позовем и покажем, как можно изменить даже самый неприятный день!
Полли радостно кивнула. Госпожа Бриз собрала облачка вокруг Полли и сказала:
— Дети, сейчас мы с Полли покажем настоящее волшебство и поменяем плохой день на хороший, капризы — на улыбки, а упрямство и злость — на веселье и послушание. Для этого нам понадобятся шляпа и, конечно, волшебная палочка, — произнесла она таинственным голосом.
— Шляпа с карнавала? — спросил Тучкун.
— Да, да, та самая! Так, Полли, для начала перекувыркнись, чтобы все пошло в обратную сторону, и сразу же надевай шляпу! — сказала Бриз, доставая из шкафа видавшую виды карнавальную остроконечную шляпу. — Теперь берем твой чудесный рисунок, проводим волшебной палочкой и произносим заклинание: «Все, что было нам с утра, смоет чистая вода. Новый день начнем сначала, как его нарисовала». Берем и смываем рисунок водой, видишь?
— Да!
— А теперь возьмем новый лист и рисуем день таким, каким мы хотим, чтобы он был. Радостный, смешливый, чтобы все в нем улыбались. Справишься?
— Конечно! — обрадовалась Полли, она очень любила рисовать.
— Отлично! — улыбнулась воспитательница. — Кто то еще хочет рисовать?
Все дружно подняли руки и, звонко хохоча, кинулись к столам.
Полли почувствовала, что настроение стало хорошим и утреннее раздражение совсем исчезло. Она подлетела к воспитательнице и, обняв ее, сказала:
— Госпожа Бриз, можно я возьму на сегодня волшебную шляпу и палочку домой? Мне кажется, они очень понадобятся вечером моему папе…