Как завлаб испанский учил

Елена Шедогубова
Предупреждение: все совпадения  абсолютно случайны!
Мощный и длинный сухогруз-рефрижератор  вышел из Новоталлинского порта  и уверенно взял курс  на дружественную Кубу. Научный груз сопровождали  директор института плодов и овощей, его жена, его дочь, заместитель директора по научной работе,  зав. лабораторией  и две лаборантки (надо же кому-то и  замеры делать!). Причем одна лаборантка была  «так себе» лаборантка  - молоденькая бухгалтер того же НИИ. Настоящую, «научную» лаборантку не ко времени настиг аппендицит и на выручку пришел  загранпаспорт юной бухгалтерши, мечтавшей попасть в  братскую Болгарию. Куба была вполне себе  братской  страной, поэтому замена была одобрена там, «где надо».  Умный мой читатель уже догадался, что  дело происходило в  милые сердцу восьмидесятые, в советскую эпоху.

      Сухогруз уверенно  резал  гладь  Атлантики, директор с семьей  наслаждался  видами бескрайних морских просторов, зам. директора оказывал им в этом посильную помощь, а завлаб и лаборантки  строго по расписанию  лезли в  холодильный отсек, снимали показания  датчиков на контейнерах с экспериментальной закладкой яблок: температура, влажность и прочее. Вылезали они из трюма замерзшие, злые и уставшие.  Думаете, что  потом они лениво лежали в шезлонгах и грелись на солнышке? Ни разу не угадали, ни одной буквы!

      Во-первых, все данные надо было  вручную кропотливо и трепетно  занести в таблицы, произвести  расчеты и подытожить. О компьютерах еще не было ни слуху ни духу. Ну, разве что  капризная ЭВМ  в бухгалтерии, которая время от времени  начисляла старшему научному сотруднику   зарплату уборщицы, но никогда (зараза!) не наоборот. Во-вторых, сухогруз - это вам не  круизный лайнер, здесь каждый сантиметр  палубы занят   с пользой для дела. В-третьих, в начале пути  строго-настрого было запрещено путаться под ногами у команды. Так что развлечений  предусмотрено не было,  развлекались сами. Девчонки  по вечерам играли в карты, читали, а завлаб учил испанский.

      Пожилой холостяк с лицом очень породистого коня, интеллигент  в энном поколении, обладатель редчайшей коллекции марок, человек увлекающийся (не то, что вы подумали!) и увлеченный решил за время длительной командировки выучить испанский. Было б сказано – будет сделано… Помогали благородному  дону  в этом нелегком деле потрепанный самоучитель испанского языка и Лексеич, боцман-интеллектуал с  двадцатилетним «заморским» стажем. В силу профессиональной необходимости (а может, и таланта – черт его знает!)  он овладел многими общеупотребительными фразами из разных языков и щедро делился своими испанскими запасами с благодарным слушателем. Следует отметить, что  общий язык был найден также на почве любви к Саперави – боцман был оригинал и понимал толк в  алкоголе.

      Белоснежная Гавана была прекрасна и ослепительна в полном смысле  этого слова. Глаза  болели от буйства солнечного света. Директор с семьей  наслаждался  экскурсиями  по достопримечательностям Гаваны  и  белоснежными пляжами, зам. помогал ему в этом изо всех сил.  Лаборантки исправно  ныряли в прохладные трюмы (счастье-то какое!), замеряя  температуру, влажность и дыхание теперь уже кубинских апельсинов и бананов. Завлаб руководил, не выпуская из рук записной книжки, куда заносил все услышанные  испанские выражения.  Он буквально купался в  языковом море.  По вечерам в гостинице он со свойственной ему тщательностью  записывал перевод незнакомых ему слов, восхищенно озвучивая какую-нибудь особо понравившуюся ему «карррамбу»: «Какой звучный язык!»

      Близился  день возвращения на Родину. Завлабу с лаборантками удалось-таки  взглянуть на знаменитую казарму Монкада и побывать на крокодиловой ферме. Накануне отплытия  все участники  научной экспедиции были приглашены на небольшой прием в  советское посольство. Участие в этом пафосном мероприятии запомнилось всем надолго.  Атмосфера была дружеской, теплой, точнее, прохладной, так как усердно работали кондиционеры.

      Любознательный завлаб направился к группе, где стояла их кубинский куратор-переводчик. Это была потрясающей длинноногости  и большеглазости  бронзовая мулатка – выпускница  Университета Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Она на всякий случай одарила   подопечного  белозубой нервно-паралитической улыбкой.
- Я могу вам чем-то помочь?
- Си, сеньора, вот здесь у меня  список  слов, перевода которых я не нашел в словаре. Вы мне поможете?
И громко, внятно начал озвучивать список, самыми мягкими и нейтральными  в котором были  «бесамэ куло», «бабосо» и «хихо де ла пута»… Тишина расползлась по залу, пока он дочитал  его до конца. Мулатка  приобрела цвет свежевыжатой свеклы.
- Простите… Извините…Но откуда… Откуда вы эти слова …Слышали… Взяли? – с трудом вспоминала русский язык  ошалевшая  переводчица.
- Я их постоянно  в порту слышал, - признался сей лингвист.
Далее – занавес!

     Жюльверновский Паганель  по ошибке выучил португальский  вместо испанского. Наш горе-Паганель  выучил самый настоящий испанский, но говорить ему на нем – увы! – не пришлось. Уж очень специфическая сфера  применения была  у этого  звучного и выразительного языка…