Роковой выстрел

   
Все имена и события в произведении вымышленны, любые совпадения с реальными людьми и событиями чистая случайность.

                Декабрь, 1971 год.

                «Взявши в руки ружьё – закладываешь душу дьяволу».

     Утро в Кедровке выдалось морозным и солнечным. Снег играл на солнце и отдавал синевой. Фёдор заглянул на конюшню и подбросил сена Гнедко, а потом стоял посреди своего двора и вдыхал эту утреннюю, морозную свежесть. Было ему в ту пору семьдесят четыре года. Каждое утро он начинал с зарядки, днём на лыжах бегал белковать в соседний лесок, осенью - по грибы, на тихую охоту. Многих его ровесников уже и в живых то не было, а он – нет, ещё в силе, хотя сердце в последнее время давало о себе знать. Нет, нет да и покалывает местами, перебои случались, поэтому без нужды Фёдор старался не нагружать свой «пламенный мотор».
     Был у Фёдора и «любимый барометр» – правое колено, зарубка с фронта, привет от немецкого аса, тогда Фёдор был ещё неопытным снайпером и подставился, но об этом позже. Пуля разорвала боковую коллатеральную связку (так сказал госпитальный хирург) и как итог, к непогоде травмированная коленка ныла и свербела. Сегодня он даже удивился, погода как на заказ, а колено ноет.
     Неделю назад заходил Алексей, родной племянник Фёдора. Он пригласил дядю совместно поохотиться на кабана. Алексей работал егерем, поэтому лес знал назубок и звериные повадки, тропы, берлоги ему были также знакомы. Как – то даже он хвастался, что может по звериному выть, изображал филина и громко ухал, потом шипел как рысь, но пуще всего удавалось ему взвизгивать по кабаньи и тонко выть по волчьи.
     Фёдор ещё немного постоял во дворе и зашёл домой. Дом был добротный, пятистенный, крыша крыта железом и окрашена в красный цвет, этакий кумач на окраине деревни. В доме была квадратная шведка с духовкой, на которой постоянно стоял трёхлитровый, эмалированный чайник. Чаёвничать хозяин любил, в навесном шкафчике на кухне стояли разноцветные пачки цейлонского, мелколистового чая. Рядом в небольшой картонной коробке хранились сушёные травы – клевер, чабрец, душица, мелисса, зверобой. Фёдор смешивал в определённых пропорциях травы и заварку, получался некий купаж, который в магазине не купишь и заваривал чай. Вот и сейчас, он решил побаловаться чайком на дорожку, в ожидании Алексея. За чаем с баранками нахлынули воспоминания о войне.
     В ту пору было ему чуть за сорок. Глаз у него был по прежнему острый, по молодости занимался стендовой стрельбой в городу, да и охоту не забывал, белку бил в глаз, дабы шкуру не испортить. Поэтому и был направлен на обучение в школу снайперов. Учёба давалась легко, учиться было интересно, ветер в голове давно уже просвистел, не то, что у двадцатилетних… Фёдор научился вести рекогносцировку местности, скрытно выдвигаться на позицию, и также скрытно покидать её. Учили многому, учитывать розу ветров, влажность воздуха, стрелять на слух, мгновенно целиться, как хранить патроны, как работать в паре, в общем премудростей хватало, тем и интереснее было учиться.
     Своё первое задание Фёдор помнил отлично. Здесь он и получил своё первое ранение в ногу. Он уничтожил одного из немецких снайперов, но по не опытности, как – то не подумал, что они могут работать в паре. Он был почему - то уверен, что вражеский снайпер один, так ему казалось. После выстрела, Фёдор поспешил сменить позицию, обычно снайперы не сразу покидают лёжку, это и спасло ему жизнь. Второй немецкий ас, на выстрел Фёдора, почти сразу же выстрелил в ответ, но пуля прошила лишь правое колено, отползающему нашему стрелку.
     Воспоминания оборвались стуком в дверь, стучал Алексей, хотя дверь была не заперта. Племянник вошёл в комнату и поздоровался:
- Хлеб да соль, здорова ночевали.
- Спасибо на слове, слава Богу, садись попей «купца» на дорожку, согреешься и кровь шибче побежит по жилушкам, отвечал дядя.
     За чаем Алексей ещё раз повторил накануне сказанные слова. Мол кошеву брать не будем, слишком приметно, свиней освежуем на месте убоя. Ещё недели две назад, он заприметил новую кабанью тропу, доходила она до речки Медянки и обрывалась, по всему видать у кабанов здесь водопой.  Фёдор слушал его в пол уха, всё это ему знакомо, не в первой на кабана. Алексей слыл человеком словоохотливым, любил поучить людей, но заносчивым не был. Шёл ему пятьдесят первый год. Двое детишек, любимая жена из соседней Бекетовки, мотоцикл с коляской, вот и сейчас копили деньги на «Москвича». Отдышавшись и выпив третью чашку чая, племянник тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя негу и разморённость от выпитого напитка, стал одеваться, его примеру последовал и дядя.
     Шли они по узкой тропинке цугом. Алексей ведущий, за спиной блестела новенькая «Тулка», на поясе патронташ, обут в унты. Следом Фёдор, со старым видавшим разное – армейским вещмешком и трофейным немецким «Зауэром», в отличии от племянника, он предпочитал носить валенки – самокатки из белой шерсти. Идти было немного мятежно, местами снега было много, до околицы дошли быстро, дальше темп умерился. Брели молча, берегли силы.
     Охота всегда придаёт человеку некое тревожно – приподнятое настроение. Для бывшего фронтовика - это как снова в азарте, снова рука на цевье, и на мушке прыгает цель! Но сегодня всё было как - то не так, не отпускала тревожность чего - то неизбежного, фатального, если хотите. Фёдор вновь почувствовал, то фронтовое, далёкое, забытое предчувствие беды, но он гнал от себя эти мысли - страхи. Алексей – напротив, был беспечен, он из тех людей, что смеётся над суевериями. Вот и сегодня посмеялся над дядей, когда тот сказал, что забыли присесть на дорожку.
     Вскоре вышли на исходную позицию, как выразился в шутку Алексей. Он помог Фёдору занять удобное место среди кустов, которые росли рядом с тропой. Место было выбрано с подветренной стороны, так что свиньи не могли заранее учуять охотника. Алексей же, пошёл проведать окрестности, пошуршать валежником, спугнуть «клыкастых» с лёжки и направить их на «первый номер», как окрестил он дядю. Погода, в свою очередь благоприятствовавшая охотникам в начале дня, начала безобразно портиться. Закружила лёгкая метель, задул влажный пронизывающий ветер, так что, «барометр» Фёдора и в этот раз не подвёл.
     Фёдор стал устраивать свою лёжку, по всем правилам снайперского искусства. Он чувствовал, как закипает кровь от адреналина и это хоть как - то заглушало неотступное чувство беды. Он с сознанием дела достал из вещмешка бинт и быстро замотал в него ствол «Зауэра», старая снайперская привычка – маскироваться, изменять он ей не собирался. Лёгкий овчинный полушубок на нём был жёлто – песчаного цвета, на голове – лисья шапка – ушанка, издалека так сразу и не разглядишь человека. Фёдор лежал на лапах ельника, который он предусмотрительно подстелил под себя, на тропу не смотрел, больше полагался на слух, благо проблем  с ним не испытывал. Он прикрыл глаза, и попытался понять, что же его тревожило с самого утра.
      За день до охоты, припомнил он сон. Будто сидит он за большим, длинным столом, а кругом идёт веселье. Оглянулся Федя и никого знакомых не видит, сплошь чужие лица. Во главе стола сидит женщина в белом платье, на голове венец из цветов, а глаза закрыты – слепая, догадался он. И непонятно ему, что за веселье такое, то ли свадьбу играют, то ли поминки перешли в гулянку – вакханалию. А гульба усиливается, «Тальянка» рвёт меха, заливается в пересыпку с колоколами, гул стоит, местами рёв. Вдруг всё разом смолкло. Женщина та встала и сама начала разливать вино по бокалам, дойдя до Фёдора и наливая ему в бокал, сказала: « И у тебя будут звонить колокола, когда ослепнешь», и снова поднялся рёв и тост «За слепоту!». Жутко, не по себе стало Фёдору, настенные ходики пробили шесть утра и шесть раз прокуковала кукушка в часах, тут он и пробудился. Холодный пот течёт со лба, и сердце бежит из груди. Поскорей забыть. Чур меня чур и Фёдор наскоро перекрестился на Образ  Пресвятой Богородицы Казанской.
      Из забытья его вывел треск сучьев, и хрюканье зверя. Метель уже разыгралась не на шутку. Белой пеленой покрыла она божий день, своей снежной рукой застилает глаза Фёдору, но слух не дремлет. Натренированный за годы войны слух, чётко различает шумы и их дальность, вплоть до нескольких метров. И вот кабан. Матёрый секач показался на тропе. Бежит скоро, прямиком на ловца, голову держит низко, прикрывая грудь, пятаком пашет землю взвизгивая, тут уж медлить нельзя, всего несколько метров между ними. Глаза застилает снежная круговерть, Фёдор припал на одно колено и выстрелил на слух! Кабан неестественно вскрикнул и упал навзничь широко раскинув руки.
      Жакан пробил Алексею четвёртое ребро слева, повредив левый желудочек. Кровотечения практически не было, и это хоть как - то успокаивало Фёдора. Он нагнулся к племяннику, тот был ещё в сознании, но  находился в глубоком шоке. Фёдор нёс его на себе уже третий час, пурга не утихала. Эта снежная вакханалия вновь напомнила о себе. Фёдор про себя проклинал племянника за такую несусветную глупую, неуместную выходку, вот эти сомнения, эти предчувствия его снова не обманули! Хотел рассмешить, по кабаньи визжал – пятидесятилетний шалопай, и дядя в сердцах плюнул в снег. Но потом пожалел племяша, родная кровь как никак. Ах, если бы он настоял на своём и они отправились бы на охоту в кошеве, запряжённым Гнедко, то сейчас уже давно были бы в больнице. Хирург у них рукастый, пулю вынул бы быстро, а там и до поправки не далече, так рассуждал фронтовик. Он всё ещё верил, что это только ранение, ведь  кровотечения нет, и что жакан не задел сердце, такое редко, но случалось на фронте. Но видимо не ссудилось.
      В этот раз они шли браконьерничать, так как сезон  охоты на копытных уже прошёл.  И уж совсем некстати вдруг закололо под сердцем, сказывалась тяжесть ноши. О последствиях Фёдор старался не думать, для сердца сил этим не прибавишь. Нести стало совсем невмоготу, сердце уже жгло палючим огнём, ещё десяток метров, подумал он и передохну. Зимний день короток, особенно в метель, стало смеркаться. На счастье Фёдора их подобрали проезжавшие колхозники на двух кошевах с сеном, он почти дошёл до околицы, но из – за пурги этого не видел. Счастье же Алексея было не долгим, но спокойным – он умер на спине своего дяди пригревшись, как в детстве мальцом,  когда с ним играл ещё молодой дядя  Федя. Позже выяснится, что смерть наступила от тампонады сердца, поэтому и не было обильного кровотечения. Фёдора же, увезли в областную больницу с инфарктом сердечной мышцы, о смерти племянника родные ему не сообщили, дабы  лишний раз не тревожить пожилого больного. Сердце его было порядком изношено, подорвано войной и рецидива в ближайшее время, оно бы не выдержало.
      Больной шёл на поправку, когда в морозный солнечный день, также как на сборах на охоту, в палату вошёл немолодой гладковыбритый мужчина в сером костюме в полоску с галстуком и чёрной кожаной папкой в руках. Он представился – следователь районной прокуратуры Чернин Юрий Владленович и сообщил, что на него – Беклетова Фёдора Ивановича возбуждено уголовное дело. После разговора со следователем, ближе к вечеру, Фёдор Иванович почувствовал себя хуже, прилёг на койку и прикрыл глаза. Перед ним снова возник образ женщины в белом, только вместо рук были уже крылья. Она позвала его ввысь, в лазоревую даль, там лился солнечный, тёплый свет и было упоительно тихо. Он без тени сомнения устремился за ней, душа просила покаяния, а тело его так и осталось лежать на больничной койке, как следственный факт.

4 февраля 2018

Фото из интернета