Это было в начале весны, когда города уже отпраздновали Восьмое марта. Отвисели вывески с тюльпанами и счастливыми женскими улыбками, отбегали мужчины с мимозами, отлежали своё открытки в форме восьмерок там, где совсем недавно лежали открытки в форме сердечек; и уже готовились к пасхе: баннеры, витрины, скидки, идеи.
- О, а тут дождь! - удивлённо и музыкально сказала светловолосая женщина с глазами, от которых к щекам расходились лучи-морщины, и все, кто стоял на перроне и у самого выхода из перехода, обернулись на мягкий свет её голоса. Этот свет был отдан задаром, потому что сказала она это, выйдя из черно-серого подземного перехода в бело-серую улицу, и, кроме этого, повторился:
- О, а тут дождь! - снова проговорила она, улыбаясь подруге и щурясь от мелких капель чёрными пушистыми ресницами. - Мы и не думали, что тут сейчас дождь...
И все снова посмотрели на неё, задерживая дыхание, чтобы не спугнуть прекрасное видение.
Как хороша она была, старея! Мужчинам захотелось подарить ей цветы, и они представили, как замечательно будет смотреться с её бежевой курткой букет тюльпанов, как вспыхнет на её лице улыбка. Женщины без зависти увидели, как молода эта женщина-солнце с её незатейливой песней: "О, а тут дождь!" - и каждая на миг стряхнула с себя тяжёлые мысли о грядущей старости и, вспомнив, что и она была такой же, про себя решила ещё пожить...
Чёрные её ресницы, впрочем, были нарощенными, причем не профессиональным косметологом-визажистом, а задёшево знакомой, пробующей себя в новом деле. Волосы она осветлила блондом, чтобы хоть как-то освежить свою внешность к 8 марта, потому что прочитала на kidstaff.ru, что со светлыми волосами можно выглядеть моложе. Глаза у неё лучились от того, что ей наконец-то удалось выспаться, а курточку подарил ей муж, покупая прощение и стараясь умаслить своё возвращение от любовницы. А у адресата той самой фразы, восторженно-удивлённой и звонкой, - у подруги солнечной женщины - на скуле красовался фиолетовый с жёлтым краем синяк.
Или родимое пятно, или остатки театрального грима - никто из тех, кто стоял на перроне, этого не знал. Но обе женщины выглядели счастливыми, освобождёнными, как будто только что перед ними открыли двери, долго остававшиеся замкнутыми, и это заставило всех усомниться в увиденном.
Под дождём, оставляющим маленькие тёмные отметины на болоньевых куртках, женщины удалились туда, где, по их мнению, должен остановиться нужный вагон. Уходя, они потешались над собой и беседовали, правда, никто не слышал, о чём, потому что в этот момент взялся откуда ни возьмись, гремя, заглушая и голоса, и мысли, синий поезд.
Будущие пассажиры прибывающего поезда подумали: "Ну вот... Уедут они, уедем мы, и забудется то, как она вышла и сказала о дожде удивлённо и радостно, а завтра кто-нибудь ещё обрадуется дождю и воскликнет: "О, а тут дождь!"" - так пассажиры проговорили себе её фразу в третий раз, и она погасла, стихая в ворохе их забот.