Свеча горела или новый год Опытовой Тани

Марина Аржаникова
                "СВЕЧА ГОРЕЛА"
                или
                НОВЫЙ ГОД ОПЫТОВОЙ ТАНИ

Таня Опытова шла и оставляла после себя большие следы. Крупная была Таня девушка, высокая, дылда. Выше всех, наверное, в деревне, ну, только Кабанов с Мельниковым выше, ну те ж мужики, а Опытова - девушка, со своими странностями, и все знали, что девица, и совсем наглые возле клуба приставали, дескать, правда что ли девица, давай мы тебе, типа, поможем, ситуацию выправим, но Таня и не слушала, улыбалась, и не липло к ней, это чувствовали, и особо не цеплялись.

Иногда просили денег:

    - Опытова, - займи чирик.

- Не займу,- говорила Таня, и улыбалась.

Она и вправду никогда не давала, знала,  на водку, "на бухло", как говорили сбившиеся на дороге, молодые подпухшие мужики, шарящиеся в карманах и вечно оглядывающиеся.

Вечерами Таня с бабушкой пили чай. Бабушка заваривала в чайничке, Таня клала в чашку конфету, растворяла, любила так, как бабушка, и скручивала фантик, задумавшись. О чем мечтала Таня - никто не знал.
Только вздыхала бабушка.
После чая мыла Таня ноги, в тазу, мылом, вытирала долго, мягкой тряпкой, приготовленной бабушкой. И засыпала, вытянувшись, счастливая, трогала рукой холодные прутья на кровати, расправляла рубашку, и мечтала.
Мечтала Таня, что влюбится в неё инженер из города, и приедет он в село на мотоцикле, румяный, улыбающийся, в белой рубашке, и обязательно с люлькой чтобы мотоцикл, и люлька - это место для Тани, и они помчатся вместе по кривой деревенской дороге, по ухабам, и проедут мимо клуба, и всем помашет Таня Опытова, жена инженера!
На столе валялись танины шпильки для волос, клипсы из местного ларька, лёгкий платочек, который Таня повязывала на шею.

Бабушка укладывалась долго, расчесывала волосы, охала, глядела в потолок, на трещины, ворчала, чесала расческой спину, просила баньку, и жалела Таню.

- Горюшко ты моё, в кого ж ты, у меня, така громадина-то, - переживала  бабушка, но Таня привыкла.

Ну и что? Вон манекещицы! Какие высокие, - думала Таня. - Так их по всему миру специально собирают... Ищут.

Весной бабушку похоронили. Приезжала родня с города. Был дядя Валя, (он работал в НИИ Курортологии), с влажными глазами, и узкими, женскими  запястьями: "Надо тебя вытаскивать отсюда, Татьяна", - говорил дядя, вздыхал, держал Таню за огромные ладошки и обещал ещё приехать. Но не приехал. Только подарил Тане крем, "с витаминами", импортный.
Таня мучилась, она понимала, что живёт неправильно, но не понимала, как, с чего начать жизнь новую, листала старые журналы, переключала черно-белый телевизор, вечером густо мазала лицо белым кремом, смотрелась в зеркало, и текли ручейки по белым щекам, как по дорожкам, останавливаясь, задерживаясь, чуть меняя направление.

А вечером у клуба толклись парни, пили вино, девчонки тоже, и курили все, а Таня записалась в клубе в библиотеку, брала книги.

- Тебе про любовь?- спрашивала устало библиотекарша.

И Тане было обидно, хотя и про любовь тоже хотела, но ей было интересно все, откуда мир, почему снежинки такой формы. Она сглатывала, и отвечала.

 - Про любовь...

Таня шла и смотрела на валенки. Тупые носки смотрели в разные стороны,  или внутрь, как не меняй, не было "право-лево". Так и у Тани в жизни, что ни делай - все одно. Иногда Таня тянула шаг, и тогда оставались следы, как от лыж. Таня смотрела.  Уже никто в деревне не носил пимов, бабушки только, а Таня носила. Не любила каблук. Высокая очень. Дылда.

Однажды Таня решила устроить себе красивый, особенный Новый Год. Она завела тетрадь, и почти год вписывала себе туда свои новогодние  мечты и рецепты. И в июль, жаркий, с обвисшими от зноя подсолнухами, вырезала, когда была свободная минута, снежинки, сложные, сворачивала вчетверо бумагу, крутила ножницы.

Таня хорошо подготовилась, купила в городе платье, все из круглых блесток.
И туфли купила на высоком каблуке. Все гуляли в клубе, а Таня не пошла.

Утром соседка принесла ей огромного налима.

- Разруби, на месяц хватит, - сказала она Тане.

Налим скользкий, Таня рубит его на пороге, складывает назад, в таз.

А дома тепло, с утра натопила Таня, телевизор, икра, шампанское, коньяк, все есть на столе у Тани. И книга, Пастернак, на любимой странице -  "Свеча горела"..
И Таня танцует, в новом платье, с книгой в руках, её обнимает новогодний дождь, а на столе красивый фужер.

- Ах, как же прекрасна, эта новая жизнь, - думает Таня, кутаясь в дождь, и раскидывая руки.

Она почти достаёт головой белёный потолок. Сыпятся шпильки.

               

В одиннадцать залетела Дашка, румяная, расстегнутая.

- Пойдём к нам, давай, - уговаривала Таню.

Дашка маленькая, сбитая, "есть за что потрогать"- говорила бабушка.
Её и потрогал один, сейчас она в положении, говорят, всё  родители уладили, с дракой правда, но сговорились, и дело к свадьбе, и сейчас за стенкой шумно, и жених, и Кабанов с Мельниковым там, и зачем туда Тане?
Таня не пошла, обманула, вернее, сказала, что позже придёт. Ей было хорошо одной. Она понимала, что не такая, что какая-то другая, а какая - не могла объяснить.  Она пила шампанское, задерживая глоток, закусывала икрой, с тонкой вилочки, танцевала, слушала Пугачеву. Свою любимую, где Алла вся в снегу, в белом, и стол в снегу,  и телефон, и свеча.
 
А Танина изба в блёстках.  Таня счастлива!

               Метель лепила на стекле
               Кружки и стрелы..
               Свеча горела на столе
               Свеча горела..


Утром Таня просыпается на бабушкиной кровати, нерасплавленной, и сполз подзорник, а Таня в новом платье, оно колется, и Таня большая, больше кровати, она лежит и видит трещины на потолке, и вздыхает.
Таня встает, глядит в окно.
Возле колонки топчутся мужики, разбавляют спирт. Падают большие, резные снежинки, почти такие же, как вырезала Таня, у Тани болит голова, и ей стыдно, Таня заправляет кровать,  выбрасывает бутылки, шампанское, коньяк, вытирает со стола, "Больше этого не повторится"- говорит себе Таня.

Она сидит у окна,  блестящая, и одинокая.

От соседей бежит по снегу Дашка, она простоволосая, волосы растрепались, платок волочится по снегу, Дашка плачет, и за ней большими шагами жених, и Мельников.

- Уеду, - думает Таня, уеду к дяде, в Курортологию.

И Таня представляет эту дивную страну, где воды, зонтики, солнце и крем для лица.
Налим, глазастый, нетронутый, глядит на Таню Опытову, и, кажется, соглашается с ней.
И Таня смотрит на снег, мечтает..

               Как летом роем мошкара
               Летит на пламя
               Слетались хлопья со двора
               К оконной раме..