На одном американском теле-шоу некий комический персонаж говорит, что является «сам себе дедушкой». Он убедительно раскрывает схему такого своего родства с самим собой. При этом поёт куплеты.
Моё родство с дядюшкой Мерабом (со сводным братом отца) не такое запутанное, как у того американца, и в комические куплеты не всегда укладывается, но с сюрпризами оно связано.
Мой овдовевший дедушка со стороны отца женился второй раз. Старик скоро умер. Мачеха отца вышла замуж вторично. Дети разбрелись по свету, жили в разлуке. После войны папа старший из всех - офицер-фронтовик самостоятельно принялся собирать братьев и сестёр и знакомить друг с другом. Постепенно число родичей росло. Одним из последних в очередности оказался сводный брат Мераб. С ним отец познакомился незадолго до своей ранней смерти. Тот пришёл на похороны и произвёл впечатление - молодой, преуспевающий, элегантно одетый, прибыл на новом авто. Ещё то, что жена у него была из Прибалтики, почти иностранка. И ребёнок у них был иностранистый – беленький, говорил на «прибалтийском» языке. Мама умилялась тому, как дядюшка стоял вместе с супругой. Получалась весьма идиллическая композиция – она впереди, он сзади, выше неё на голову, нежно держит её за плечи, лицо умиротворенное. Лет через сорок на панихиде одного из родичей супруги изображали тот же статичный пластический этюд.
Нашу семью поначалу считали зажиточной. Мы жили на зарплату отца-военного. Потом стали поднимать голову некоторые из родственников. В предпочтительном положении оказались те, кто был занят в торговле. Например, Мераб. После смерти отца мать начала изображать гордость, наметившиеся было связи с его разбогатевшей роднёй ослабли.
В один из визитов к нему я стал свидетелем разговора. Хозяин рассказывал о новинках, поступивших на склад, о диковинном в не тучные 60-е годы дефиците - о французских духах, платьях, итальянских плащах, швейцарских часах, английских костюмах. Чувствовалось его глубокое, почти религиозное почтение к этим вещам. Шло ли оно от его профессии работника прилавка?
Я пересекался с ним случайно, но с высокой степенью вероятности. Он работал в центральном универмаге, где приходиться бывать всем, независимо от наличия или отсутствия работающей в нём родни. Мераб заведовал секцией радиотоваров. Однажды он посодействовал мне в покупке «Спидолы», тогдашнего советского бренда.
Как-то я увидел его «при исполнении». Какой-то деревенский покупал телевизор. Мераб обслуживал его. Он предстал в своей красе – выпрямившийся, движения уверенные, когда пересчитывал деньги, будто священнодействовал. Покупатель тоже приосанился, принял торжественный вид. Проходившие мимо люди оглядывались и наблюдали сценку - «человек при деле». Переждав эпизод, я подошёл к родственнику. Он ещё не вышел из роли и, как бы в шутку, протянул мне руку в ожидании, что я положу в его ладонь деньги. В его исполнении они точно увековечивали действо с продажей теле-приёмника.
Позже дядюшку назначили директором первого в Грузии магазина «Электроника». Случилось это после его поездки в Японию. Он рассказывал, что у японцев принято снимать обувь перед тем, как войти в дом. Его позабавило, что не у всех гостей носки были первой свежести, а у некоторых вовсе дырявыми.
- Не плохо для человека, который мальчиком зарабатывал тем, что продавал на базаре холодную воду в бутылке, - вспоминали родственники по разным поводам, когда речь заходила о его преуспевании.
Любили они посудачить и об амурных историях, в которые Мераб влипал, проявляя неосторожность. Но с другой стороны... О нём ходила легенда. Его несколько раз ловили на факте ревизоры, но каждый раз, «не отходя от кассы», он погашал недостачу. Был бдительным в определённом смысле. Со временем он осознал, что полезные связи важнее, чем деньги, и риска меньше. Вехами в его трудовой биографии стала работа в ведомственных магазинах. Вот, где было средоточие полезных связей! Он подсобил сыну в начале его карьеры. Благо, миссия выдалась несложной. Кузен проявил способности и стал крупным юристом.
Сюрпризы начались с момента, когда я решил воссоединить наши родственные узы, после того, как устроился работать в парламенте, где курировал права человека. Дядюшка тоже работал здесь, занимался гос закупками. В нерешительности я стоял перед кабинетом, который принадлежал сотруднику с моей фамилией. Смущало имя – Николай. Тут дверь открылась и появился «родненький». «Как вас теперь называть?» - с вопрошающим видом я взглянул на него. Меня ввела в заблуждение одна грузинская особенность - по паспорту ты мог быть, на примере дядюшки, Николаем, а для народа, Мерабом.
В перерыв я обычно обедал в столовой парламента. Блюда были дорогими, приходилось ограничиваться гречихой и бокалом сока. Во время одной из таких трапез на меня снизошло озарение-узнавание... С некоторых пор я обратил внимание на одного молодого человека. В определённое время он заносил в зал ящик-другой лимонада, усаживался на стул и громко говорил с коллегами. Часто шутил и бывал на подпитии. Звали его Альберт, темный на волосы и кожу. Армянин. Я вдруг почувствовал, что есть в нём нечто неуловимо знакомое. Встречались где-то за застольем? Я не мог вспомнить за каким. Я изводил себя догадками. Он поймал мой упорный взгляд и поёжился. Потом мы разговорились, подружились. Наводящие вопросы сделали мои предположения ещё более смутными. Ясность внёс Мераб. Я сидел у него в кабинете, когда он попросил секретаршу позвать его брата. Через некоторое время появился... Альберт.
В тот момент нас не представили друг другу. Я до сих пор в неведении, воспринял ли меня Альберт за своего племянника. Зато в ближайшем окружении в парламенте знали, что я прихожусь племянником Мерабу и так далее по цепочке до разносчика лимонада в парламентской столовой.
Однажды на лестнице меня остановил Симон, комендант этажа, где находился мой кабинет. Он сказал:
- Недавно, незадолго до того, как ты пришёл в парламент, у Мераба умер отец. Он пышно обставил похороны. Но почему я тебя не видел ни на панихидах, ни на похоронах... твоего деда?
Я чуть не поперхнулся от неожиданности. Придя в себя, я ответил:
- Деда по материнской линии расстреляли в 1938 году. Как троцкиста. Второй, с отцовской стороны, собственно батюшка Мераба, умер задолго до моего рождения.
Должен признаться, что я не знал, когда он умер. Но об этом промолчал. Симон сильно покраснел.
- Видимо, дядя отдавал почести отчиму, отцу Альберта. Я знал, что его мать была вторично замужем за армянином. Всё это время я не знал, что его отчим был жив, - сделал я вывод и ещё подумал, что надо бы уточнить жива ли мать Мераба.
Судя по физиономии, Симон как будто решал головоломку. Представляю, какой заворот мозгов случился бы у бедняги, спой я ему куплеты американца, «который был сам себе дедушкой».
- Если, что и есть армянское в Мерабе, то не потому, что мы - родственники, - предупредил я его вопрос и удалился.
Да, мы недостаточно хорошо знали друг друга. Но можно было сделать поправку и на скрытность дяди. В связи с этим ещё пример...
... С некоторых пор в парламенте я стал замечать девушку – беловолосую, светлоглазую, очень высокого роста. Она держалась со спокойным достоинством. Однажды я увидел её в компании с Мерабом и пристроился к ним.
- Знакомься, это моя дочь, - сказал он.
В тот момент я не почувствовал «ощущения узнавания-озарения» и решил, что со мной шутят. Девушка посмотрела на меня прямо, глаз не отводила. Её взгляд был мягким.
Через некоторое время на проспекте Руставели я встретил одного из кузенов. Завели разговор о той девушке. Кузен сказал:
- Гулянья дядюшки налево дали вот такой результат!
А потом добавил:
- Тайну о её существовании Мераб хранил тщательно. Аж 25 лет! Помогал девочке вовсю и незаметно от всех. Дал ей хорошее образование. Я сам только недавно о ней узнал. Мне кажется, что даже его сын не знает, что у него сестра есть. Сейчас он в Брюсселе, вот сюрприз для него! Жена Мераба тоже не в курсе.
Такая информированность собеседника не была случайной. Из всех родственников он, успешный предприниматель, был ближе всех к семье Мераба.
- В нашей фамилии прибывает! – сказал я, а про себя подумал: «Ещё не вечер! Мир полон неожиданностей!»
Воссоединение уз проходило неровно. Имел место сбой... Мераб был приближён к высшему начальству парламента. Я как-то попросил замолвить словечко перед ним. Получил отказ и без аргументов, из-за чего очень обиделся. Потому смекнул. В то время он устраивал в парламент дочь.
Правда, был ещё сбой - 40 лет назад. Мы тогда жили в провинции. Я был один в квартире, когда в дверь постучали. На пороге стоял долговязый молодой человек в потёртом костюме. Он представился младшим братом отца. Видно был, что парень очень волновался. Мне было лет 8. Я не знал, что у отца есть ещё родственники, кроме в тот момент мне известных, и прямо сказал об этом. Гость повернулся и быстро удалился. Кажется, обиделся. Когда вернулись родители, я рассказал о странном посетителе. Вызвал переполох. Меня тщательно допрашивали, но картину я не прояснил. Мои описания гостя не удовлетворяли. Лет через 7-8 дядюшка объявился снова. В нем я узнал Мераба.