Ласковое теля трех маток сосет. Ч. 2

Елена Ахмедова
   У каждой из сестер Деева была своя, пусть и небольшая квартира, Катя жила с дочерью, ее заработков швеи-мотористки категорически не хватало, чтобы удовлетворить  растущие запросы Шуры.

   Дмитрий предложил своим сестрам взять на себя заботу об его хозяйстве, а также работу «литературных рабынь». Он давал «идею» своих криминальных повестей, а Маша с Катей должны были вести линию дальше. Сам же «писатель» осуществлял общее руководство, милостиво принимал или отвергал  предложения по развитию сюжета. В доме была купленная еще матерью пишущая машинка, на курсы машинописи отправили Шуру, которой все было «по барабану».

   Как ни странно, написанные «сообществом», но под именем «маститого писателя», детективы расходились как горячие пирожки. Мария и Катя осуществляли покупку продуктов, на которые Деев выдавал деньги, уборку и готовку пищи, контактировали с ЖЭУ при необходимости, Катя занималась порядком в доме, починкой одежды, каждая из них получала какие-то деньги на личные расходы, количество которых никогда не оговаривалось, принималось то, что Деев считал нужным платить, всю домашнюю бухгалтерию вела Маша, она же предоставляла Дмитрию счета на проверку.

   Мария была как бы старшей по команде, исполняла роль старшей жены  в сообществе, подобном мусульманскому. Иногда Деев предлагал ей задержаться, якобы для проверки счетов, ночевать же у него никому не предлагалось. Как само собой разумеющееся, Мария приняла  и то, что Дмитрий не часто, но укладывал ее в постель. Деловито, сухо, как и все, что он делал, он удовлетворял свою сексуальную потребность и принимал готовность Марии ему услужить,  спокойно. Единственно однажды он сухо обронил, что Катя и Шура об этом знать не должны.

   Казалось, что все и всех устраивает, никто не задумывался о будущем.

   Гром грянул, когда Катя обнаружила, что у ее дочери « пузо на нос лезет». Разразился внутрисемейный скандал, Екатерина требовала назвать отца будущего ребенка, сроки для аборта были уже упущены. Пофигистка Шура, обычно не прекословившая матери, лениво выдувая жвачку, имя отца назвать категорически отказалась. Катя прекрасно понимала, что «глава сообщества» Деев никаких новорожденных не потерпит. К слову сказать, и она иногда выполняла роль «сексуальной рабыни»  при «шефе», и ей было предложено не сообщать об этом Марии, и уж тем более, Шуре.

    Когда мать пригрозила Шуре, что выгонит ее из дома с ребенком, что работу машинистки у Деева она потеряет, так как терпеть «чей-то грех» у себя под носом  он не станет, ему для творчества покой и тишина нужны, тут Шура в запале и раскололась:

  - Не чей-то грех, а его собственный ребенок, пусть сам и терпит, и содержать нас будет, я и вообще с ребенком перееду к нему, мы поженимся, а вы с теткой, как хотите!

   Мать онемела.Придя в себя, ведь ситуация сама собой не рассосется, она спросила:

    - Ты ему сказала, что беременна? Сам-то он ничего не заметил?

 Нет, сказать она Дееву ничего не успела. Думала, что время еще есть. Пригласили на семейный совет тетку. Обливаясь слезами, Катя призналась сестре во всем, также и в том, что сама грешна. Ярости Марии не было предела, она не выдержала и сообщила сестре, что и она поработала « в этом сексуальном сообществе».

   Сестры, посовещавшись, на следующий день, прихватив сопротивляющуюся Шуру, отправились к Дееву.

   Услышав их, прерывающийся вскриками «Как ты мог?!» и  рыданиями рассказ, Деев лишь высоко поднял одну бровь:

  -  Все вы совершеннолетние и раз были согласны, значит и вам это было нужно, я никого из вас не принуждал.

  Что же дальше? Родилась девочка, Деев согласился доплатить за обмен и расширить жилую площадь Кати, где она и проживала теперь с дочерью и внучкой. Лишь однажды на вопрос Кати, как назвать девочку, он поморщился и сухо обронил:

   - Елизаветой, в честь моей матери.

    И вот уже подросшая Лизочка принимает посильное участие в «семейном сообществе»: она подает «дяде» тапочки, приносит книжку или очки. Называть себя «папой» Дмитрий Деев не разрешил.