Поезд нёсся на скорости временных лет по подземному перегону, проносясь мимо станций, на которых оставлял позади себя стоящих в недоумении людей. Им тоже надо было попасть домой. Они даже спрыгивали вниз, на рельсы, ещё кипящие от только что произошедшего прикосновения металлических колёс и с гулом пронесшегося последнего вагона, и пытались идти по шпалам за удалившимся железным составом, уже даже не светящимся вдалеке неоновым холодным внутренним светом.
А внутри вагонов тем временем прибывала глухая мёртвая тишина, наполненная не удивлёнными, не возмущёнными и не отчаянными лицами, а впечатанным в тёмные окна равнодушием тех, кому больше повезло и они оказались внутри этого бегущего на всех немыслимых скоростях подземного состава. Он нёс их в не проходящую даль, обещая привезти их в уют и тепло, в их дома с горящими теперь уже мягким жёлтым светом лампочками под соломенным или пластмассовым абажуром. И потому их лица абсолютно ничего не выражали, ни печаль, ни радость, ни бурный восторг, а больше они походили, эти их лица на жутко устрашающую небрежность по отношению к тем, кого так успешно миновал железнодорожный состав.
Они, те, чья небрежность и равнодушие впечатались в ночные окна вагонов, смотрящих почти пустыми глазницами в темноту окружающей шахты и на тех пассажиров, что случайно оказались внутри, даже знали всех тех, кто остался давно позади, на том каменном гранитном перроне. Но они, те, что были внутри, не хотели по-настоящему и до конца их узнавать, и потому поезд оставил их там одиноко стоять, отобрав всякую надежду, когда-нибудь вернуться домой.
Но на самом деле это было не так. И толпа, только что сирот, скинув по дороге громоздкую обувь с уставших ног, кинулась сначала вниз, на дребезжащие, звонко скрипучие рельсы, за тем составом, что унёс с собой уже груду разбитых от равнодушия лиц, чья небрежность и их отношение к миру, не поспособствовали его ясному пониманию, а главное, навсегда оторвали от тех, кто сейчас догонял последний вихляющий металлическим задом вагон.
Им, этим бегущим по огнедышащим рельсам, словно по разгорячённой кратерной лаве, предстояло пройти не простой и длинный путь, идя по шпалам, спотыкаясь и падая, больно ударяясь коленками и разбивая их в кровь, но минуя ту небрежность, и повисшее на каменных стенах бездушие, и те лица, что уже не впечатались больше, а хлипко и постно расплылись во тьме, и разбились о своё отношение к тем, что только что стоял и ждал и сильно недоумевал.
Но они же их знали! Тех, кто сейчас нагонял железнодорожный состав. Это были такие же люди. Но плюнув небрежно на тех, кто являлся их соратником по уму, они двинулись в поезде дальше, подгоняя его своим равнодушием, ибо были внимательны, но, как всегда, только к самим себе и своим равнодушным персонам.
И потому, одни теперь нагоняли состав, с желанием всё же попасть домой, успев на последнюю электричку метро, и было им суждено, достичь своей цели, оказавшись однажды среди близких и родных им людей, а вторые, так ничего и не поняв, не оценив своей жуткой небрежности, с тупыми лицами так и останутся в том подземелье, того же ночного метро.
А ведь надо было только всего, попросить машиниста, остановиться на станции Косино и забрать того, кого они всё же знали, ну, не как себя, ну и что. И такая небрежность не привела их к добру, всех тех, кто желал в этой жизни учитывать только себя.
Хорошо, что допущенный этот неверный шаг или два не заставил их всех, сцепившись в немой борьбе, словно катаясь в клубке безразличия и собственной ненависти, перебить всех тех, кто такой же, как ты, или просто остаться без них, и уже никогда не пришлось бы им всем победить общего их врага в слепой вере только в себя.
А поезд понёсся дальше, небрежно гремя металлическими колёсами, чуть шурша вагонами и гофре между ними, бьющимися друг о друга и о стены нескончаемой шахты, где в туннеле не виднелся даже просвет, дающий надежду на то, что когда-нибудь, что-то изменится в мире людей, и они станут более бережно относиться друг к другу, не плюя на тех, кто тоже хотел попасть домой, живя почти рядом, а, не рассредоточившись по разным углам, потому что планета земля на самом деле очень мала, просто не надо своей небрежностью и отсутствующей аккуратностью, делать её больше чем она есть, оставаясь, при этом, как на том, неизменном перроне, в жутком одиночестве собственных невостребованных никем амбиций, но названных кем-то же - небрежностью, или простым пренебрежительным отношением, правда, в первую очередь, по отношению к себе самому, как показывает практика и опыт прожитых всем человечеством лет.
20.02.2018 г.