Как в плохих балладах

Направленность: Слэш
Авторы: Таэ Серая Птица и Тай Вэрден
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, Фэнтези, Повседневность, Первый раз
Предупреждения: Элементы гета

Описание:
Альбин не верит в любовь. Ему всего семнадцать, но он практичный юноша, который готов сделать все, чтобы построить в грозящем ему браке отношения, основанные хотя бы на уважении.
Легард любил и потерял любимую, оставившую ему кроху-сына, был боевым магом - но стал героем войны и калекой, не способным полноценно магичить. Он не готов к новым отношениям и не желает искать мачеху для сына.
Добрые боги или насмешница-судьба свели их на балу дебютантов.

__________________________________________


1. Бал дебютантов


Альбин с самого детства в любовь и сопливые романчики не верил. Сложно верить в то, чему не видишь подтверждения ни вокруг, ни в собственной семье. Отец, барон Станис Лемарк, собственную супругу презирал и с трудом терпел, матушка, баронесса Августа, платила ему той же монетой. Старшие братья ни в грош не ставили весь женский пол, относясь к ним так, как видели это на примере отца. К Альбину, внешностью повторявшему матушку, словно зеркало… Можно себе представить, как относились к субтильному и очень миловидному блондину с наивными зелеными глазами, всегда распахнутыми чуть удивленно. Никому не было дела до того, что эту маску Альбин примерил уже лет этак в пять — и с тех пор не снимал. Иногда ему казалось, что она намертво приросла к лицу.
Нет, он был далеко не дурак и уж точно не наивный ребенок. Оставаться наивным не позволяла жизнь впроголодь и наблюдательность. А еще — хорошая библиотека, собранная силами предков. Пожалуй, единственная драгоценность, не разбазаренная дедом и отцом лишь по причине непонимания ее ценности. Альбин пропадал в ней все с тех же пяти лет, как только выучился читать. По счастью, то, что на него никто не обращал внимания, изрядно помогало в пополнении знаний в различных областях. Никаких окриков, главное — на глаза семье не попадаться. У Альбина были свои любимые авторы и книги, зачитанные едва не до дыр. Своды правил хорошей хозяйки замка, сборники законов, некоторые книги, а, скорее, журналы-дневники предков об управлении землями. Это не считая географии и истории.
Он безумно сожалел только о том, что магический дар в их семье угас еще три поколения назад. Впрочем, когда разразилась война с Плентом, он пересмотрел свое мнение. Как бы он ни относился к своим родичам, смерти он им не желал. А магов брали в первую очередь. И гибли они тоже в числе первых. В их замок маги-рекрутеры тоже приезжали, но убрались ни с чем: ни в одном из трех сыновей барона ни единой магической искры не нашлось.
Война была скоротечной, как и любая магическая заварушка, и завершилась, благодарение богам, победой Эллора. Из пятидесяти человек, которых барон смог отправить в армию, вернулись трое, и ни один не остался целым. Альбин специально ходил посмотреть на них, проникнуться. Проникся. До кошмаров, хотя и не был слишком уж впечатлительным подростком.

А тем временем наступила пора вывозить семью на ежегодный королевский бал. Первый бал Альбина.
— Приглянешься кому-нибудь, может, — бросил отец.
Иллюзий Альбин не питал — его будут выставлять, как призового жеребца, в надежде на то, что удастся спихнуть бесприданника какому-нибудь богатому извращенцу младшим супругом, у которого прав не больше, чем у ночной вазы. И отношение соответствующее. Требовалось брать собственную судьбу в свои руки, иначе останется только сбежать или удавиться. Насчет первого он тоже не строил воздушных замков: куда ему с такой мордашкой сбегать? В первый же бордель? Насчет второго… Он любил жизнь, несмотря на то, что она его не баловала.
— Но ты сам присмотрись тоже, — добавил барон. — Не стой столбом. Да поласковее гляди.
— Да, отец, — поклонился Альбин, как полагалось почтительному сыну.
— Надеюсь, к концу года нашу куколку уже просватают, — глумливо заметил Арнольд, старший брат. Ирман, средний, поддержал его смешком. Матушка промолчала, Илона, младшая сестра, посмотрела сочувствующе. Она оставалась в замке, но ее черед был следующий.
— А от вас я все еще невест не вижу, — гаркнул отец. — Эта немочь бледная хоть кому-то в мужья сгодится. Будешь ласковым, — обратился он к младшему, — проживешь без бед. Иди и выспись, чтоб к балу красивее был.
Альбин послушно отложил столовые приборы, хотя ужин был не закончен. Впрочем, водянистая каша не вызывала аппетита, а тощее куриное крылышко он обглодал в самом начале.
— И потренируйся перед оконным стеклом там, что ли, в призывных взглядах, — «напутствовал» Арнольд, когда он проходил мимо.
Альбин мимолетно пожалел о собственной радости от того, что старшего не забрали воевать.
В комнате было холодно, вытертое одеяло грело мало. Камин едва-едва теплился: дрова экономили. На ночь оставалось всего одно полено, его Альбин и подбросил на угли. Лучше согреться сейчас, одеяло хоть немного удержит тепло.

Проснулся он от холода, как и всегда, почти на рассвете. Вода в умывальном кувшине была ледяная, в ней даже колкие льдинки плавали. Но зато от такого умывания он никогда не знал проблем с кожей, как другие его сверстники из более богатых родов, которые и жрали пожирнее, и умывались, если умывались вообще, потеплее.
Завтрак ему принесли в комнату: горячая куриная ножка была крупнее, чем обычно, подогретого хлеба было три ломтя, да еще четвертый был присыпан сахаром. Негоже дебютанту на первом балу урчать желудком. Логика подсказывала припрятать хотя бы парочку ломтей хлеба «про запас». Если у него не выйдет на первом же балу найти приемлемую пару, отец будет зол. А это значило урезанный паек, а то и неделю на черством хлебе и воде. Альбин бережно завернул хлеб в тряпицу и спрятал в шкатулку на дно сундука, надеясь, что вездесущие мыши до него не доберутся быстро. Остальное с наслаждением съел, обглодав до последнего волоконца мяса и кусочка хряща ножку, разгрыз и кость, радуясь тому, что у него крепкие зубы. Кстати, их было бы неплохо почистить, у него все еще был запас толченого мела… Не успел. В дверь пару раз грохнули кулаком.
— Поторопись, братец, — Арнольд распахнул дверь, не дожидаясь разрешения, но был разочарован: Альбин к тому времени уже успел одеться.
Он и раньше замечал, что старший иногда посматривает на него странно. Сейчас же пришло понимание этих взглядов. Душу словно помоями окатило: если не выйдет, если после бала к нему не посватается никто, устраивающий отца…
— Альбин! — отец был легок на помине. — Арнольд, выйди. Мне надо дать отцовское напутствие младшему.
Старший недовольно скривился, бормоча, что следовало давать не наставления, а кое-что другое, но вышел.
— Отец, — Альбин поклонился, изображая готовность внимать.
— Кого приметишь — сперва скажешь мне. И если тебя кто прибрать решит — тоже со мной знакомь. Я хоть мало, но двор знаю.
— Да, отец, — Альбин был… наверное, удивлен. Это было похоже на заботу? Впрочем, какая разница.
— Если кого хорошего найдешь — после свадьбы знать тебя не знаю. Потом спасибо скажешь, когда поймешь, сейчас объяснять не буду. Да на кого попало не кидайся, приглядись хоть. У меня здоровья нет, тебя на второй бал вывозить.
Альбин против воли ощутил ком в горле. Наверное, все же забота. Барон Лемарк был жестким и даже жестоким человеком, но по-своему справедливым. И его забота была тоже своеобразной, так что руку ему Альбин поцеловал с искренней благодарностью.
— Я понимаю, отец. Мне следует сделать все, чтобы не вернуться в замок?
— Именно. Если постель брата согреть не хочешь.
Альбин содрогнулся и быстро замотал головой.
— Я могу собрать то, что хотел бы взять с собой, сразу? Это… книги, отец.
— Книги? — барон был удивлен. — Хоть весь хлам собери, мне до него дела нет.
— Благодарю, отец. Это не займет много времени, я клянусь.
— Поторопись, — бросил барон и вышел.
Альбин опрометью кинулся в библиотеку потайным ходом — ему совсем не хотелось встречаться с Арнольдом где-нибудь в коридоре. Пришлось сбегать туда и обратно трижды, надрываясь под тяжестью книжных стопок. Из сундука на постель полетели вещи, а книги плотно легли на дно, заняв большую часть свободного места. Впрочем, все остальное легко поместилось туда же — не так уж и много было у Альбина «приданого». Последним он аккуратно сложил парадный костюм, на который барону пришлось изрядно раскошелиться. Но все равно наряд оказался весьма скромным, а вместо золотого шитья и «фамильных» изумрудов было серебряное и мелкий жемчуг.
В дверь снова постучали, деликатно и тихо.
— Входи, Илона, — тут же отозвался юноша, узнав манеру сестры.
— Возьми, — Илона сунула ему что-то в руку. — На память.
Альбин раскрыл ладонь, ахнул, рассматривая небольшие серебряные подвески с овальными изумрудами на изящных колечках.
— Но ведь это…
— Оставь, Аль, на мой первый бал матушка нарядит меня в свои побрякушки, это же ясно. Да и без них меня все равно просватают сразу, я ведь девица, а не парень.
Альбин осторожно обнял сестру.
— Спасибо. Я обязательно надену их перед балом, на счастье.
— И найди себе хорошего мужа, ладно? Самого-самого хорошего. И чтобы любил.
— Любовь, — фыркнул Альбин. — Мне гораздо важнее будет другое.
Илона прислушалась к шагам в коридоре.
— Побегу. Чтоб с братьями не встретиться. Со старшими.
Альбин открыл для нее потайной ход и закрыл за ней. Сам же подошел к крохотному алтарю с грубовато вылепленными фигурками богов. Он не был так уж набожен, но изобразить волнующегося идиотика — отчего бы нет?
— Пора, братец, — позвали из коридора.
В комнату вошли слуги, крякнули, поднимая сундук.
— Камни вы туда напихали, что ли, вашмилость?
Альбин проигнорировал их недовольство, накидывая свой единственный теплый плащ и выходя следом. Он собирался проследить, чтобы никто из слуг не посмел порыться в его вещах по дороге.
Сундук погрузили, Альбин занял место в экипаже напротив родителей. Братья, слава богам, отправлялись верхом. Хотя бы в этот момент он был избавлен от их общества. Впрочем, матушка тоже была не куском сахара. Всю дорогу она оглядывала сына и сжимала губы в куриную гузку. Альбин мысленно оставил себе зарубку: никогда так не делать, эта гримаса убивает всю прелесть. И оставляет ужасные морщины.
Ехали в молчании. Внутри немного екало: он сюда не вернется. Не увидит дом. Может, увидит Илону, когда придет ее первый бал. Как бы там ни было, это был его дом, он семнадцать лет провел в нем и знал каждый камень и каждый ход, он любил древние башни и растрескавшиеся стены, да даже извечные сквозняки и ледяной пол, волглое белье и лед по утрам в кувшине… Почувствовав, как наворачиваются на глаза слезы, он крепко стиснул кулак, впиваясь ногтями в ладонь. Прекратить этот сентиментальный порыв. Он уже не ребенок.
— Ты еще перед будущим супругом заплачь, — презрительно бросила мать.
Альбин промолчал. Слезы высохли, словно по воле магии.

Ехали долго, экипаж немилосердно трясло. Альбин уже думал, что лучше бы и ему было отправиться верхом, но правила, правила. Проклятый этикет! На первый бал полагалось прибыть исключительно в карете. Он подумал, какими глазами лакеи у дворца посмотрят на эту древнюю безрессорную развалюху…
— Прибыли, — наконец, обронил барон.
Альбин, глядя на сияющий от магии дворцовый комплекс, вспоминал мельком прочитанные романы и теперь даже мог понять тех слащавых дурочек, что в них описывались, и их восторги. Несомненно, попасть сюда, стать супругой лорда, вхожего во дворец, было пределом мечтаний. Но не его. Он предпочел бы как можно реже появляться в этой позолоченной ловушке, полной таких же падких на смазливые лица вельмож, как его братья. Конечно, он, как и все сыновья аристократов, умел фехтовать, но обольщаться уровнем своих умений и не думал. Вряд ли он сумеет достойно защитить свою честь.
Встречали их так же вежливо, как и прочих — прислуга была вышколена. Дебютанта проводили в маленькую комнатку, где можно было освежиться и сменить дорожное платье на парадный костюм. Альбин немедленно воспользовался благами магии, нырнув в наполненную горячей водой купель, хорошенько отмыл волосы и тело предоставленным ароматным мылом, неистово обрадовался коробочке с мелко перемолотым мелом и губкой — дома он так и не успел почистить зубы. Наводя красоту, он размышлял, многие ли дебютанты пользуются этими благами цивилизации? Даже матушка брезгливо отвергала этот способ очищения рта, считая его плебейским. А зря.
Огромное полированное зеркало отражало его, красивого и слегка испуганного. Последнее было не слишком хорошо, но взять себя в руки никак не удавалось — от волнения сердце бухало аж в горле. Он высушил в тепле от камина и тщательно расчесал волосы, стараясь уложить их так, чтобы прическа не растрепалась и без драгоценных шпилек и заколок. Вдел в уши подаренные сестрой серьги, сняв свои простенькие медные колечки. Оправил манжеты сорочки, выпустив кружева, чтобы прикрывали пальцы и отсутствие на них украшений. Что ж, он готов.
Слуга словно ждал, возник на пороге и пригласил следовать за собой. Альбина объявили в числе прочих дебютантов, общим числом восьмерых.
— Веселитесь, — напутствовали их.
Альбин предпочел бы отойти к стене, чтобы немного оглядеться, но не успел. Его юность и прелесть — по сравнению с остальными тремя юношами, конечно, — не оставила равнодушными никого. Четверых девиц-дебютанток немедленно разобрали на первый танец, и к Альбину уже едва не выстроилась очередь тех, кого не интересовали будущие жены. Закон Эллора позволял взять младшего супруга при наличии законной супруги любому лорду, способному содержать их обоих, а также вдовцу с малолетними детьми — тут закон оговаривал причину как «ради телесного здоровья старшего супруга». И все это сплошь было лицемерием — младших брали единственно постельными грелками, ни в грош не ставили, имели право издеваться как угодно, разве что не убивать. Младшими становились только третьи сыновья. Иногда Альбин думал: зачем мать рожала его? Ведь уже были два сына, да и доходы баронства не позволяли иметь большую семью. Старая нянька однажды проболталась, что баронесса страстно желала дочь. Но что-то он не замечал такой уж горячей любви к Илоне. Должно быть, матушка наигралась с живой куклой годам так к трем. Вот только и «лишний» сын, и уже не такая и желанная дочь росли на редкость здоровыми детьми и в итоге выросли.
Альбин решительно не желал танцевать, но, боги милостивые, кто бы спрашивал о желаниях дебютанта? К тому же, спиной он чуял внимательный и ядовитый взгляд матушки. По нему скользили и другие взгляды: липкие, похотливые. Осматривали его как курицу на рынке. Он заставил себя оттанцевать обязательные три круга, почти не глядя на меняющихся партнеров и не слушая комплименты. Все это было ненастоящим, мишурой, которую пытались навешать на уши бедному провинциалу придворные сластолюбцы. Он больше не чувствовал себя чистым, твердо решив, что после бала обязательно всеми правдами и неправдами снова искупается.
Ускользнув после третьего круга от очередных рук в толпу, быстро прошел в самый темный угол зала, примеченный по дороге. Его затеняли колонны и какая-то статуя, и стоящего там же человека Альбин поначалу даже не заметил. Нервно провел по волосам, с силой потянул, приводя себя в чувства.
— Нелегкий первый бал? — голос говорившего был хриплым, словно он долго дышал морозным воздухом.
Альбин вздрогнул и испуганно развернулся в ту сторону, быстрым взглядом окидывая мужчину, замечая аккуратно подшитый на уровне локтя правый рукав, глубокие шрамы, еще совсем свежие, темные и страшные, уродующие правую половину лица, коротко остриженные темные волосы, поджарую фигуру — и медальон мага высшей ступени, вырезанный из темного камня, даже в полумраке отливавшего багровым. Боевик, значит. Впрочем, кем он мог еще быть — этот искалеченный отгремевшей войной маг?
— Вы правы, милорд.
— Ничего, все мы через это прошли. Справитесь.
Альбин вздохнул. Выходить из укромного уголка не хотелось, но если отец и матушка обнаружат его здесь — быть беде. Может быть… Он обдумал пришедшую в голову идею и мысленно кивнул сам себе: попытаться стоило.
— Милорд, хотите вина? Я видел слуг с бокалами.
— Я не пью на здешних приемах. И никому не советую. Хотя решать все равно вам.
— А почему? — удивленно распахнул глаза Альбин и тут же смутился: — Простите, если я навязываюсь, просто меня ни о чем таком не предупреждали…
— Вино подают паршивое, — пояснил собеседник, делая шаг назад в тень.
— О. Я вам мешаю, милорд? Простите, я сейчас уйду, — Альбин вздохнул: жаль, не вышло. Вот если бы маг согласился, можно было бы вернуться в спасительный закуток с полным на то правом. А так придется найти другой.
— Нет. Оставайтесь. Но если к началу следующего танца не выйдете, все решат, что мы вступили в добрачную связь.
Альбин густо покраснел.
— Но я не… То есть, почему? Здесь же попросту негде и вообще… Ох, простите…
— Да перестаньте вы извиняться! — хрипло рявкнула тень. — Если провинитесь — я сам вам об этом сообщу.
— Вы не успеете, — вздохнул Альбин, проглотив очередное «простите». — Четвертый танец скоро начнется, мне придется убраться из этого убежища. Не думаю, что вам нужен нежеланный младший супруг.
— Который похож на утонувшего в луже котенка? Точно не нужен. Не люблю несчастных забитых заморышей.
— Зато любите судить по первому впечатлению? — Альбин вскинул голову, зеленые глаза сузились, выдавая всколыхнувшееся раздражение. — А только что говорили, что все такими были на балу дебютантов.
— Я имел в виду усталость. Хм, мелкий белый мыш решил показать зубки змею?
— Не стоит загонять в угол мышей, они больно кусаются, — сравнение Альбина, вопреки всему, не разозлило, а позабавило. Значит, мелкий белый мыш? Ха! Интересно, а почему змею? Скорей уж Альбин назвал бы этого человека вороном. Говорит как каркает.
— Что ж, четвертый танец вот-вот начнется. Белому мышу пора плясать с котами.
— А что, змеи не танцуют? — с вызовом вздернул подбородок Альбин.
— Искалеченные — нет, — каркнула тьма и зашлась скрежещущим смехом.
— Ну вам же не хвост, то есть, не ноги оттяпали, — Альбин пожал плечами. — К тому же, как там было-то, в этом романчике… А, «шрамы украшают мужчину».
— Тогда я точно первый красавец королевства. Не хочу я танцевать, — в голос подпустили нарочито издевательскую жалобу, — я жениться хочу, а меня невесты не любят.
— Героя войны? — Альбин картинно всплеснул руками, так, что ответная нарочитость была заметна невооруженным глазом. — Правда, поди его еще найди в темном углу, этого героя, чтоб и полюбить, и отлюбить.
— Так вот зачем сюда прибежал белый мыш. Я-то думал, на огонек приманил… А ему сразу отлюбить.
— Да не нужна мне эта любовь. Все это сказки. Сказки для дурачков и дурочек, чтоб мечтали выскочить замуж.
Говорил Альбин сейчас спокойно и искренне, прекратив изображать разом все, приоткрывая на мгновение свое истинное лицо, дав себе глотнуть воздуха, сняв привычную маску.
— А на деле-то хорошо, если будет хотя бы равнодушие, об уважении я даже не заикаюсь.
— Уважение нужно заслужить, мыш. Любовь нужно заставить разгореться из искры симпатии. Ну или хотя б в постели быть искусным, привязать к себе телесно.
— Я и не говорил, что все это должно возникнуть из пустого места. Только на то, чтобы узнать, стоит ли результат усилий, нужно время. А у меня его нет. И придется довериться какому-нибудь коту… в мешке. Там, — Альбин повел плечом, намекая на зал, — как вы верно выразились, сплошь коты. Мартовские.
— Если не боитесь лечь в постель с чудовищем — оставайтесь на танец.
— Я не привык судить о клинке по ножнам. Но если я останусь, скомпрометирую вас. Отец, пожалуй, рискнет заявить о том, что вы соблазнили наивного дебютанта.
— Имею право. Пал жертвой прекрасных глаз. Сознаю вину, прошу меня, подлеца и мерзавца, срочно гнать к алтарю.
Юноша хмыкнул без тени веселья.
— Альбин Валент, баронет Лемарк, к вашим услугам, милорд?..
— Легард Огненный Змей, — усмехнулся маг. — В быту «дорогой», в миру «дражайший супруг мой». При дворе больше известен как пятый бастард королевской тетушки, герцог Зарберг, сволочь первостатейнейшая.
— Исчерпывающе.
Альбин вздрогнул и закусил губу. Сколько отец стоял тут и слушал их? Интересно, Змей его видел? Если и нет, то наверняка учуял, маги славятся тем, что к ним не подойти незамеченным. Он не знал, что сказать. И стоит ли теперь что-то говорить? Кажется, боги все решили за него, и нет смысла пытаться вывернуться из хитросплетения их нитей.
— Отец, — он развернулся и аккуратно, плавным движением переместился так, чтобы оказаться слева от мага.
— Альбин, — кивнул тот. — С этой минуты ты больше не сын мне. Отрекаюсь от тебя и лишаю права наследования. Все, что взял из замка — твое, не более.
Вопреки всему, всей мысленной готовности к этим словам, горло перехватило болезненным спазмом, отвечать Альбин бы не смог, да это и не требовалось. Он лишь поклонился, надеясь, что слезы не прольются, а руки не будут дрожать. Удалось и то, и другое не в полной мере, он чувствовал собравшуюся в уголках глаз влагу и почти незаметное подрагивание кончиков пальцев. Но маска встала на место, стоило припомнить слова ма… баронессы Лемарк.
— Если это связано с вашей семьей, барон, я мог бы…
— Не стоит, герцог. Я ценю ваше благородство, но знаю своих старших сыновей.
Барон кивнул им и удалился, не оглядываясь.
Альбин глубоко вздохнул и осторожно накрыл сжатый кулак будущего супруга прохладной ладонью.
— Вы обещали мне танец, милорд.
— Да, идем, белый мыш. На нас будут смотреть. Готов?
— Не особенно, но прятаться по углам недостойно будущего супруга боевого мага, не так ли?
— Именно так. Кольца с собой нет, увы, сделать предложение по всей форме не смогу.
— А вы прикажите лакею принести травинку и сплетите из нее, — в голосе Альбина проскользнула чуть ядовитая насмешка, но обращена она была не на герцога, а на самого себя: предложение это он вычитал в какой-то слащавой балладе, правда, там маг был не боевиком, а алхимиком, и в итоге колечко превратил в чистое золото.
— А к морю мне не слетать, обернувшись белым лебедем? — хмыкнул Легард. — Пойду по берегу, вскричу печально я: «Дай, море синее, кольца венчального. Был белым лебедем, взлечу я соколом, кольцом просватаю любовь далекую».
— Хм… Слетаете вы вряд ли. Можете, конечно, сползать, но я, так и быть, великодушно избавлю вас от этого подвига. Вы великолепно танцуете, кстати.
— Благодарю. Обнимите меня крепче, я вас прижать к себе не могу.
Альбин сжал руку на его поясе, уменьшая расстояние до совершенно неприличного между не состоящими пока еще в браке людьми. Интересно, оте… барон и баронесса уже уехали, или ждут именно что предложения по всей форме?
Шепотки раздавались из всех углов зала. Легард улыбался, пугающе кривясь.
— Вам тяжело наступать на правую ногу, милорд. Думаю, можно ограничиться одним танцем, — тихо заметил Альбин, распознав хромоту, хотя танцевал герцог Легард в самом деле великолепно, не показывая всей полноты увечья.
— Благодарю за великодушие. Трость сломалась, увы.
«Скорей, ее сломали вы. В приступе злости на собственную неполноценность. К тому же, тот, кто дарил вам трость, был идиотом — чем бы она вам помогла, находясь слева? Но этого вы не скажете и не покажете», — подумал юноша. Он мог бы предложить опереться на себя, но не стал: герцог был явно не из тех, кто рад продемонстрировать своё увечье. Значит, идти слева, всегда слева.
— Альбин, душа моя, сердце мое! — голос Легарда без труда перекрыл шепот и музыку. — Будь моим мужем!
— Я согласен, — чтобы это было услышано, уже Альбину напрягать горло не пришлось: кроме музыки, ему не помешал более ни один звук.
Легард подал ему руку, предлагая удалиться. Идя прочь из бальной залы, юноша краем глаза увидел растерянное лицо баронессы: та явно не могла выбрать, как отреагировать на подобного спутника ее бывшего сына, злорадствовать ли, завидовать? Барон чему-то улыбался с победным видом. Альбин хотел бы знать, чему, но теперь ведь не спросишь. Идя следом за герцогом по длинным анфиладам дворца, он раздумывал, как бы так аккуратно расспросить его о семье, есть ли у герцога супруга и дети.
— Мои покои. Располагайся, мыш. Твои вещи принесут сюда.
— Ого, — только и смог выдавить из себя юноша, рассматривая комнату, которая размерами превосходила большой зал в родительском замке. Теперь-то он мог сравнить: по прибытию во дворец дебютантов распихали чуть ли не по кладовкам. Потом спохватился и обернулся к будущему мужу: — Вам помочь, милорд? Вам нужно сесть, а еще лучше — лечь и дать отдохнуть ноге.
— Я могу о себе позаботиться, — отмахнулся Легард. — Мыш, ты детей любишь?
Альбин пожал плечами:
— Я никогда не сталкивался с детьми, милорд. Сестра была лишь на год младше меня, мы росли вместе, детей слуг я не видел, барон запрещал им появляться в замке. Но если у вас есть дети, я постараюсь как-то найти с ними общий язык.
— У меня сын. Ему два года.
— Такой маленький, — слегка растерялся Альбин. — Милорд, все же позвольте мне вам помочь, — заметил он, наблюдая, как герцог пытается избавиться от шейного платка одной рукой. — Я буду осторожен.
— Хорошо, — Легард уступил. — Снимай.
Альбин привык одеваться и раздеваться самостоятельно. В родном замке было слишком мало слуг, чтобы занимать их бесполезной работой, как говорил барон Лемарк, так что горничные были только у леди и сестры. Он отлично умел складывать вещи так, чтобы после можно было не опасаться наказания за помятый вид, снова натягивая их. Раздевая герцога, он поймал себя на мысли, что впервые прикасается к кому-то другому, вернее, к тому, с кем скоро ляжет в одну постель. Но это, к собственному удивлению, не обеспокоило, разве что слегка.
— Благодарю, мыш. Есть хочешь?
Альбин прислушался к себе. Завтрак был очень давно, а сейчас уже почти ночь.
— Да, милорд, не отказался бы.
Герцог остался в сорочке, на удивление очень простой и без кружев и прочих изысков, и полувоенного типа брюках, заправленных в высокие сапоги. И в таком виде, несмотря на шрамы и отсутствие руки, то и дело притягивал взгляд. Альбин старался не слишком явно глазеть на него, осматривая комнату более внимательно. Собственно, это было нечто вроде гостиной и кабинета одновременно, кровати здесь не наблюдалось, из чего он сделал вывод, что спальня скрывается за дверью в глубине комнаты. Он туда не рвался, но все же было любопытно.
— Колокольчик на столе, зови слугу и прикажи подать на двоих.
— Слуги знают, что именно вам подавать? — уточнил юноша.
— Да, знают, — кивнул Легард. — А ты выбери то, что тебе больше нравится.
— Я понятия не имею, что подают к столу в королевском дворце, милорд, — Альбин чуть улыбнулся и дотянулся до колокольчика.
Со слугами он общался ровно, вежливо и спокойно, как и в родном замке, привыкнув не показывать обиды на пренебрежение. Впрочем, здесь этого не было и в помине, лакеи были в самом деле вышколены идеально. Ужин принесли буквально считанные минуты спустя, словно ждали с ним где-нибудь за углом. Наверное, здесь вовсю пользуются магией и теми благами, что она дает, подумалось Альбину, пока он наблюдал за тем, как ливрейный лакей накрывает столик у камина и придвигает к нему два массивных кресла.
— Тогда будем есть утку в сливочном соусе. Присаживайся, мыш, сыра не завезли.
— Ну все, это теперь на всю мою оставшуюся жизнь? — с напускной печалью протянул Альбин, устраиваясь в кресле и повязывая салфетку. Дома такого изыска не водилось, однако он исправно штудировал в свое время «Зерцало юных душ», чтобы знать, как пользоваться и салфетками, и столовыми приборами.
— Конечно, — маг хрипло засмеялся.
— Я такое уж мелкое серое недоумение? — Альбин слегка покраснел, когда пустой живот, раздразненный ароматами, выдал голодное ворчание.
— Белое, я сказал «белый мыш».
— Разве такие бывают?
Удивительно, но беседовать во время еды было возможно, это отвлекало, позволяя держать себя в руках и не слишком поспешно глотать куски восхитительного белого мяса.
— Конечно. Они ручные. Изумительные белые мышки.
Альбин решил не заострять внимание на «ручных» и не протестовать, что его еще придется приручить. Вместо этого попросил:
— Расскажите о себе, милорд. Я был не слишком прилежным учеником и плохо знаю «Табель о рангах».
— Боевой маг тридцати четырех лет отроду, дальний родич короля, что порой приносит немало проблем. Родился в столице, вырос в столице. Закончил с отличием университет магических искусств, кафедра боевой магии. Профильная стихия — огонь. Герой войны.
— Это была выжимка из «Табели»? — усмехнулся юноша. — А если поподробнее?
— Нет, это я о себе рассказывал. А согласно «Табели», герцог — это почти король, только без ответственности правителя.
— Что вы любите, кроме утки в сливочном соусе и хороших вин? — решил расширить познания Альбин.
— Я люблю… Любил верховую езду и фехтование. Сейчас пока что не определился.
— Боец с ведущей левой рукой — куда более опасный противник, чем обычно, — заметил юноша. — А верховой езде ваша потеря и вовсе не помеха. Отчего же тогда «любил»?
— Нога болит, да и отсутствие руки ничуть не помогает. Ешь, мыш.
Альбин замолчал и занялся собственной тарелкой, доедая все, что было принесено. А после ужина понял, что не следовало так наедаться: мгновенно навалилась усталость и сонливость. Однако они улетучились, когда в дверь коротко и резко постучали.
— Кого там еще… Войдите!
— Кого-кого, — проворчал шагнувший через порог король. — Меня, кого же еще.
Альбин мгновенно вскочил и поклонился, на представлении дебютантов он не успел хорошо рассмотреть его величество, но запомнил и теперь сразу узнал, несмотря на отсутствие регалий и совершенно иной, гораздо более простой наряд.
— Я б тебя обнял, да у меня вилка в руке.
— И вставать не вздумай. И вы, юноша, сядьте.
Лакей мигом придвинул к камину еще одно кресло, поставил перед королем бокал, наполнил его рубиновым вином.
— Итак, знакомь.
— Мой жених, Альбин Валент. Мой кузен, Фиоран, правитель нашего королевства.
— Альбин Валент, значит. Кто-нибудь объяснит мне, почему барон Лемарк после бала подал мне официальное прошение об отречении от сына? — король хмурился и переводил взгляд с одного на другого, так что не смевший поднять глаза Альбин чувствовал его всем собой.
— Чтобы его семейство не прицепилось ко мне.
— Были предпосылки? Отвечайте, юноша.
Альбин вздохнул. Что отвечать, правду или пощадить братьев? Он решил не говорить ничего о невысказанной прямо угрозе Арнольда, ведь ничего и не было.
— Род Лемарк беден, сир, его глава горд и не стал бы требовать с зятя помощи, но остальные члены рода не столь принципиальны. Барон не желал давать им даже мизерную возможность. Сир, это было оговорено между мной и отцом заранее.
— Вот как… Что ж, могу ли я чем-то помочь?
Это был очень «скользкий» вопрос. Альбин был пока еще никем, даже меньше, чем здешний слуга, несмотря на статус жениха герцога. Он не имел права просить. Но так хотелось помочь сестренке. Отблагодарить отца за заботу.
— Если мне будет позволена нижайшая просьба…
— Разумеется, — с интересом кивнул король.
— Барон платит необоснованно завышенный налог на пахотные угодья, сир. Земли баронства Лемарк каменисты и не способны давать высокие урожаи. Зерна едва хватает на весенний сев и чтобы дожить до лета, затягивая пояса.
— Баронству Лемарк снизят налог, — король усмехнулся.
— Благодарю, сир. С остальным отец справится сам, — Альбин медленно выдохнул.
— Что ж, больше не стану мешать вам. Наслаждайтесь отдыхом.
Король ушел, допив свое вино, и Альбин заставил себя встряхнуться. Слуги унесли посуду и исчезли, отосланные повелительным жестом герцога.
— Что ж, думаю, стоит лечь, — он внимательно посмотрел на юношу.
Альбин нервно сжал сцепленные в замок пальцы, не торопясь подняться из кресла.
— Милорд, я должен быть с вами честен и предупредить: мои познания в альковных делах стремятся к нулю, они сугубо теоретические и укладываются ровно в трактат «О соловье и розе».
К концу этой краткой речи Альбин не знал, куда деваться от смущения и стыда, но все же поднял голову, чтобы прямо взглянуть на герцога. Тот ухмылялся, лицо кривилось и искажалось, словно смазанная второпях картина.
— Это еще не все. Милорд, я прошу понять меня правильно… Баронство Лемарк отправило на войну своих людей. Из пятидесяти вернулось трое. Я видел их, и они меня… напугали. Дайте мне время привыкнуть к вам.
— Я не настолько отчаялся, мыш. Мне есть, с кем переспать для удовольствия, да и одна рука все еще при мне.
Альбин вспыхнул густым румянцем.
— Благодарю, милорд. Я не смел и надеяться на такое великодушие.
— Ступай спать, тебе стоит отдохнуть от бала.
— Вы уступаете мне свою постель? Но… это неправильно, милорд, — растерялся юноша. — Я мог бы переночевать в кресле. Это вам необходимо лечь и дать отдых телу.
— Здесь огромная кровать, мы не увидимся до утра.
Альбину ничего не оставалось, кроме как согласиться. Слуги уже принесли в спальню лорда его сундук, там, оказывается, была своя дверь. Альбин вынул ночную сорочку и отправился освежиться перед сном. Купальня его поразила. Она была раз в пять больше той, которой он воспользовался перед балом, купель была огромна и утоплена в пол, в нее вели пологие ступени, выбор мыла и прочих средств заставлял разбегаться глаза. Альбин взял первое попавшееся. Пахло лесной земляникой, ему понравилось.
А после купания сил хватило лишь на то, чтобы кое-как просушить волосы у камина и доползти до кровати, в самом деле огромной, под тяжелым бархатным пологом. Альбин упал в постель, мимолетно отметив ее сухость, чистоту и то, что простыни теплые, должно быть, согреты магией. И мгновенно уснул.


2. Нелегко быть герцогом...


Легард налил себе вина, устроился с бокалом в кресле напротив кровати, рассматривая спящего. Красив. Умен, только вот прорезается временами лишняя робость, ну да это еще можно исправить. Главное, чтобы он смог понравиться Эрвилу…
Вообще, он не собирался являться на бал дебютантов, даже после настоятельной «просьбы», больше похожей на приказ, поступившей от матери. Та пошла к племяннику, а отказать королю Легард уже не имел права. И он вовсе не собирался искать себе жену или мужа, его устраивало нынешнее положение. И этого белого мыша он просватал просто потому что пожалел. А еще тот был начитанным, надо же, баллады опознает, причем довольно редкие, их менестрели знают немногие.
Вино было допито, а любопытство не утолено в полной мере. Мальчишка что-то лепетал о договоренности с отцом об изгнании? Интересно, если так, что у него в сундуке? И есть ли там хоть что-то? Начинать отношения с проверки вещей будущего супруга Легард не хотел. Мыш был честный, признался в неопытности и страхе, не стал ничего изображать. Возможно, он будет неплохим супругом, раз уж ему не нужна любовь, которой Легард в себе не находил после смерти Беатрис Алиеноры. Разве что он любил сына, но совсем не так.
За окном расцвели праздничные огни. Легард подошел к окну и задвинул штору поплотнее. Не любил он вспышки в небе.

Утро принесло с собой удивление.
Лег он далеко за полночь, когда прекратился фейерверк, уснул и того позже, привыкая к ощущению чужака в постели, с которым не трахаться, а просто спать. Дамы в его спальне появлялись только на то время, что было необходимо, чтобы снять напряжение в чреслах, ночевать не оставалась ни одна. Так что прошло около часа, прежде чем он привык и уснул.
Мыш, видимо, встал очень рано, потому что был полностью одет и не казался сонным. Он сидел в том самом кресле, где и сам Легард вчера провел полночи, забравшись в него с ногами, и увлеченно читал. Степень увлеченности можно было отследить по его живой мимике.
— И во что ты так погружен, белый мыш?
Альбин вздрогнул и оторвался от книги.
— Доброе утро, милорд. В «Жизнь и славнейшие деяния сэра Готтфрида Артаутского, записанные с его слов хронистом аббатства Всемилостивого Вароха», милорд. Презабавнейшая книга, несмотря на наивность.
— Перестань меня через каждое слово называть «милорд», у меня есть имя.
— А как же «дорогой»? Или после венчания имя исчезнет? — съязвил мальчишка, отрываясь от книги, чтобы взглянуть на будущего мужа. — К тому же довольно тяжело заставить себя называть практически незнакомого человека по имени, памятуя, что при ненадлежащем исполнении этикета обычно полагается розга.
— Можешь обращаться «дорогой», я не возражаю.
— Звучит, как в слащавых романчиках для малолетних дур. Легард, если вам будет так удобнее и проще. Но взамен и вы зовите по имени, я ведь уже не дитя, чтоб давать мне детские прозвища.
— Хорошо, белый мыш Альбин, как скажешь.
Альбин покачал головой, улыбаясь едва заметно.
— Вы неисправимы, милорд.
— Увы, каюсь. Но ты очень похож на очаровательного белого мыша.
— Будете называть мышом, в ответ я буду мерзко пищать и съем все запасы сыра в округе.
— Лопнешь, мыш, мы в королевском дворце.
— Что ж, такова моя судьба. Пи-и-и-и!
— Это война? — ухмыльнулся Легард, внимательно рассматривая мальчишку.
— Скажем так, это дипломатия.
— А не боишься, что я тебя съем?
— Боюсь, тогда лопнете вы, хотя, скорее, мои кости застрянут поперек горла, я не слишком упитан.
— Я их разгрызу. Иди сюда, дай хоть рассмотреть тебя получше.
Альбин отложил книгу на столик, аккуратно заложив страницу чистым пером. И осторожно присел на край постели, явно с трудом контролируя смущение, но очень стараясь его не выказывать. Легард протянул руку, погладил его по волосам. Как и у многих блондинов, они были очень легкие и мягкие, а пышность им придавало то, что они слегка вились от природы, обрамляя лицо юноши нежными локонами. Легард видел вчера в зале баронессу Лемарк, Альбин был очень похож на нее. Точнее, на баронессу в молодости.
— Мне нравится. Ты такой красивый и приятный на ощупь, — ладонь переместилась ниже, погладила щеку Альбина. Та немедленно потеплела, краснел мальчишка быстро, ярко и тоже красиво, что было редкостью именно среди блондинов. А еще он замер так же, как замирают под ладонью пойманные белые мышки.
— Само очарование, — лицо Легарда исказилось в улыбке.
Альбин удивил его в очередной раз, в свою очередь протянув руку и очень осторожно накрыв перепаханную шрамами щеку.
— Вам не больно? Я не стану касаться, если это неприятно.
Кончики пальцев у него дрожали.
— Нет, они давно зажили.
Легард прекрасно знал, как выглядит теперь, после того, как каменный шар разорвался прямо рядом с ним, оторвав руку и искалечив всю правую половину тела. Маги-лекари несколько суток боролись за его жизнь, из него вытащили добрую сотню каменных осколков. Щитовика, который обязан был прикрывать боевика-огненного, но по какой-то причине не сделал этого, казнили по приговору Трибунала сразу после боя. Легарду никто ничего не сказал, но уже то, что маг был казнен, говорило отнюдь не в пользу того, что он просто выдохся.
Хорошо хоть сын не испугался. То ли по малолетству не понял, что отца надо бояться, то ли разницы не увидел между тем, каким он ушел и каким вернулся. Хуже всего было то, что его карьера мага-боевика закончилась после ранения навсегда. Нет, он и левой мог выплести нужное заклинание, но сила всегда истекала через обе руки, это придавало заклятьям точность и убойную мощь. Сейчас же из обрубка правой поток изливался неконтролируемо, сбивая прицел, не позволяя дозировать силу. Будь он хотя бы алхимиком, ему бы немедленно создали протез, почти неотличимый от настоящей конечности. Но основой такого протеза все равно должен был стать металл, а от магических потоков огненной магии он раскалялся добела.
Повезло с происхождением, не нужно было заботиться о деньгах и пропитании. Другим так не повезло, впрочем, благотворительный комитет помощи пострадавшим огненным магам был основан, остальные школы все-таки могли управляться с протезами, даже ледяные. Легарду предлагали заблокировать магические каналы в остатке руки, но тогда и протез был бы всего лишь муляжом конечности, не имеющим никакого смысла, кроме сомнительной эстетической ценности. А сам маг чувствовал бы себя наполовину мертвым.
— Это было страшно — воевать? — между тем мальчишка не отдергивал руку, продолжая очень осторожно поглаживать его щеку, прослеживая рубцы. Не самое приятное ощущение, почему-то под его пальцами их начало покалывать. Камень, изрешетивший Легарда, был насквозь пропитан магией, так что лекарям пришлось признать поражение: шрамы стереть не могли никакие их ухищрения.
— Не очень. Бояться было некогда, нужно было драться.
— Помочь вам умыться? Я знаю, как тяжело делать все одной рукой. В детстве я упал с дерева и сломал левую.
— Помоги, — отказываться Легард смысла не видел.
Почему-то с мальчишкой такого неприятия чужой помощи не возникало. Тот все делал аккуратно и осторожно.
— Посидите смирно, Легард, — он кивнул на застеленную полотенцем козетку у стены. — У вас щетина, и я не думаю, что вам хочется звать слуг, чтобы побрили вас.
— А ты и такое умеешь делать? Талантливый белый мыш.
— Милорд, — тут же парировал юный наглец, — не болтайте. Иначе на вашей нежной шкурке появится лишняя отметина.
Легард предпочел замолчать, не улыбаясь, чтобы не гримасничать.
Опыта в бритье у Альбина было немного. Просто отец считал, что любой уважающий себя мужчина должен это уметь, и лично заставлял всех сыновей учиться. Если старшие делали это уже на собственных лицах, то Альбину пока просто не было нужды скоблить тот невидимый белесый пушок, что пробивался на его щеках, он отрабатывал движения на клочке свиной шкуры.
Рука у него была легкой, Легард это оценил в полной мере. А еще мальчишка не слишком церемонился, аккуратными движениями пальцев заставляя его поворачивать голову.
— Вот так. Сейчас смою мыло, и готово.
— Спасибо, белый мыш. А ты уже поел?
— Нет, я не рискнул вызвать слуг и потревожить ваш сон.
— Тогда вызывай сейчас. Что ты любишь из еды?
— Должно быть, еду, я не привередлив. Козий сыр люблю. И это не повод снова называть меня мышом, — Альбин изобразил суровость, хотя смотрелось, должно быть, смешно — на лице его будущего супруга снова возникла та пугающая гримаса, что теперь заменяла ему улыбку. Впрочем, если судить по уцелевшей половине лица, до ранения герцог был если и не красив, то уж точно симпатичен.
— Ничего, белый мыш, могу называть своим мышонком, если так хочется.
— Что ж, вскоре первая часть этой фразы станет реальностью, — пожал плечами юноша. — К слову, мне предстоит как-то… подготовиться?
— К свадьбе-то? Конечно. Костюм, украшения — все продумать.
— Мне, к сожалению, продумывать нечего, Легард. Мой единственный парадный костюм вы видите сейчас, как и украшения, — ничего зазорного в констатации этого факта Альбин не видел. Зато заметил взгляд, брошенный на крышку его сундука, и счел необходимым пояснить: — Мое приданое несколько… скудно. И по большей части это вовсе не одежда.
— И что же в твоем приданом?
Вместо ответа Альбин откинул крышку сундука и аккуратно вынул оттуда сложенную стопками одежду, коей было в самом деле немного — три относительно новые сорочки без изысков, шерстяной колет и немного великоватые ему штаны, такой же комплект из более тонкой шерсти на лето, бриджи для верховой езды, аккуратно скатанные шоссы и пара брэ из тонкого льна.
Легард заглянул в сундук.
— Книги… Что ж, можно было догадаться.
— Позвольте познакомить вас. Милорд — мои наставники. Наставники — мой жених, — с иронией улыбнулся Альбин.
— Весьма рад знакомству, — серьезно сказал Легард. — Думаю, вам выделят достойные полки в моей библиотеке.
Взгляд, брошенный на первый и наверняка не последний ряд корешков выхватил несколько названий книг, которые Легард и сам был бы не прочь прочесть. Откуда такое богатство, настоящее сокровище, в замке захолустного барона?
— Ирвинг Аллерик, «Чертоги разума»? Разве этот труд не для магов?
— Думаю, вы совершенно правы, Легард. Это пособие для развития ментальных умений начинающего мага. Но и для обычного человека тоже весьма и весьма полезен.
— Кто в вашем роду был магом?
— Мой прадед. Сэр Роберт Сигилл Лемарк.
— О, вот как… Тот самый Сигилл Щит? Теперь понятно, откуда такая богатая коллекция книг.
— К сожалению, магические способности его детям не передались. Сигилл Щит остался единственным магом в роду Лемарк.
— Что ж, может быть, у твоих племянников пробудится что-либо.
Альбин пожал плечами, укладывая вещи назад.
— Разве что у детей, рожденных сестрой. Насколько мне известно, бастарды братьев никакой магической силы не проявили, а им уже пять и три года.
— Может быть. Что ж, позавтракаем, а потом, если нас отпустят, вернемся в мой особняк, я скучаю по сыну.
— Я буду рад познакомиться с ним, — нейтрально заметил Альбин.
Пока вызывал слуг, ждал, когда накроют стол к завтраку, он обдумывал линию поведения с ребенком жениха. Хотя… мальчику всего-то два года, какая уж тут линия? Играть, пытаться понять лепет ребенка, не оставлять одного надолго, чтобы привык к чужаку поскорее.
— Надеюсь, проблем с пониманием не возникнет. Он славный.
— Я приложу все усилия к тому, чтобы понравиться ему, — уверил Альбин. — Приятного аппетита, Легард.
— Приятного аппетита, Альбин.
Одной рукой Легард управляться со столовыми приборами уже привык, хотя бы здесь ничья помощь не требовалась. Во время трапезы он то и дело поглядывал на Альбина. Милый мыш. Услужливый. Ласковый. Повезло же такое сокровище найти. В то же время независимый, и его услужливость не пересекает границ угодливости. А попытки язвить и иронизировать придают некую перчинку разговорам. Конечно, до высот придворных бесед мальчишка пока не дорос, точнее, не был обучен искусству лавировать в словесной шелухе и прятать отраву в меду комплиментов. Но это наживное. Из него получится отличный аристократ, придворный любимец всех дам и старых дворян, у первых за красоту и обаяние, у вторых за ум и начитанность. Отличная парочка выйдет — жуткое чудовище и умненький красавец. Как в тех самых слащавых балладах, которые мальчишка так не любит. Жаль только, что чудовище не расколдовать никакими силами.
Лакей предложил еще вина, но Легард качнул головой: одного бокала вполне хватило. Жаль, что здесь не подают травяные чаи, придворные предпочитают запивать пищу вином. А насчет организации свадьбы следовало подумать на свежую и трезвую голову. Кого пригласить, насколько пышно все обставить. Небольшой праздник или такой, чтобы все королевство вздрагивало. Второй вариант наверняка смутит Альбина. Вряд ли он привык к пышным празднествам. Нужно будет обсудить с ним это. Может быть, у него есть друзья, которых мыш захочет пригласить.
Именно этим он и решил заняться после завтрака. Все равно из дворца их не выпустят до официального бракосочетания, дабы не плодить слухи. Репутации самого Легарда уже ничто не повредит, а вот подставлять мальчишку не стоило.
— Итак, мыш. Кого ты хотел бы видеть на свадьбе?
Альбин ответил, не задумываясь:
— Сестру, милорд. Но это невозможно — я больше не Лемарк, а ей еще нет семнадцати.
— Хм… Думаю, моя матушка вполне может пригласить ее. Все-таки юная девица нуждается в хороших связях.
— Но Илона еще даже не была представлена на балу дебютантов… Впрочем, вы правы, Легард, с бала она вполне может уехать уже помолвленной. И отнюдь не с тем, кто стал бы ей добрым мужем и господином. У бесприданницы невелики шансы на подобный подарок богов.
— Думаю, что вполне можно приютить ее в имении моей матушки, как воспитанницу.
Альбин соскользнул с кресла, опустившись на колени перед ним, и коснулся губами не успевшей отдернуться кисти.
— Милорд, я буду безмерно благодарен вам за участие в судьбе сестры. У меня нет никого дороже и ближе нее.
— О ней позаботятся, мыш, не волнуйся.
— Теперь — не буду.
Смотреть на коленопреклоненного мальчишку было неожиданно волнующе. Кажется, он, совершенно ненамеренно, преодолел сразу несколько ступеней в завоевании доверия своего будущего супруга.
— Расскажи о том, что ты любишь читать, — мягко сказал Легард.
Альбин снова устроился в кресле, подтянув одну ногу к груди и поджав вторую, и принялся рассказывать, постепенно увлекаясь и раскрываясь с совершенно иного ракурса. Маска была отброшена, глаза блестели, щеки слегка разрумянились… Легард неприкрыто любовался им. Такой юный и такой порывистый. Поймав себя на желании провести пальцем по губе, которую Альбин только что облизнул, он внутренне напрягся: совершенно не хотелось напугать жениха неуместным проявлением заинтересованности в нем, не как в собеседнике. Ведь Альбин честно попросил немного времени на привыкание, и Легард обещал ему это. Чтобы преодолеть это, он поднялся, решив пройтись по саду.
— Вам неинтересно, милорд? — разочарованно спросил Альбин, прервав фразу на середине.
— Очень интересно, продолжим на прогулке?
Альбин взглянул в окно и неосознанно поежился. После бала он и не вспомнил о своем плаще, сюда его не приносили, возможно, его забрал барон, а может быть и слуги, если не выкинули вовсе — потрепанный и довольно старый.
— Я дам тебе свой плащ, белый мыш.
— Хорошо, я согласен на прогулку, милорд.
Плащ принесли быстро, теплый и просторный, к счастью, не настолько, чтобы Альбин в нем утонул. Волчий мех, которым была подбита толстая шерсть, должен был не дать мальчишке замерзнуть. Но сперва стоило переодеться самому, а звать приставленного к нему королем камердинера отчаянно не хотелось. Мерзнуть, впрочем, тоже.
— Альбин, помоги одеться.
Тот с готовностью подчинился. Легард видел мимолетное смущение в его взгляде, когда тот раздевал его до сорочки и брэ, а потом помогал одеться потеплее. И только выдержка мага позволила ему не проявить своей заинтересованности. Стоило заняться этим вопросом в ближайшее же время. Кажется, он непозволительно расслабился.
— Пройдемся до аллеи фонтанов, покажу самый красивый.
— Они магические? — глаза Альбина любопытно разгорелись.
— С чего ты взял?
— В такой мороз только магия может заставить воду течь по замерзающим трубам.
— Они не работают, Альбин. Просто очень красиво выглядят.
— О. Ясно, — разочарования Альбин не показал, хотя наверняка хотел бы увидеть в действии что-то большее, чем простейшие бытовые чары, согревавшие воду в купели или постель.
— На таком морозе водные брызги малоприятны.
Альбин молча согласился, застегивая пряжку его плаща.
— Готово, милорд, мы можем идти.
— На встречных внимания не обращай, пускай смотрят.
— Мы ведь не собираемся совершать ничего предосудительного?
— Нет, конечно же, мы просто прогуляемся.

Мороз пощипывал щеки и вполне справлялся с охлаждением головы и прочих частей тела. Альбин шагал рядом, невесомо касаясь локтя затянутой в перчатку ладонью, продолжая рассказывать о сокровищах баронской библиотеки, вплетая в рассказ воспоминания о детских проделках — своих или сестры. Легард слушал его и смеялся, распугивая немногочисленных встречных. Если так подумать, то это был первый раз, когда он смеялся, вернувшись с войны. Второй, если считать бал. И оба раза его смех вызывал Альбин. И самого мыша этот скрежещущий смех не пугал. Легард предпочитал не вспоминать о том, что раньше он неплохо пел. Как и играл на лютне. Прошлого уже не вернуть. Зато можно голосом ворон распугивать в поместье поутру.
Кстати о поместье. Если он желает оказаться там как можно скорее и обнять сына, стоит поторопиться с организацией свадебного торжества. А значит, сперва навестить матушку и выслушать… Много чего выслушать за его выбор будущего супруга. Герцогиня Флорис жаждала видеть рядом с ним отнюдь не отреченного сына провинциального барончика. Интересно, удастся ли рассказать о внезапной любви достаточно убедительно? Зная матушку, в этом он крупно сомневался. Герцогиня была не из тех женщин, кто верит в сказки. Хотя, на что она рассчитывала? Что он потащит под венец любую, кто соблазнится его деньгами? Таких было много, только разве что не из дебютанток — те еще не понимали выгоды и в самом деле до истерик боялись его лица. А вот девицы постарше, успевшие помариноваться при дворе с год и обойденные предложениями о помолвке, те да, крутились вокруг, пытались даже пробраться в постель. Легарду они не нравились — какие из них матери? Да и не хотел он искать мачеху для Эрвила. И со дня смерти Алиеноры прошло всего два года, он не был готов забыть девушку, которую в самом деле любил. Жаль, что ее здоровье оказалось таким хрупким. Лекари старались как могли, но увы. После рождения сына Алиенора угасла, словно свеча на ураганном ветру, не прошло и недели. Приводить чужую женщину в этот дом, который Алиенора с такой любовью обставляла? Нет… Брак с Альбином будет хотя бы не прямой изменой ее памяти. Никаких вторых детей, никаких женских вещей в комнате Алиеноры.
— Вы о чем-то тревожитесь, Легард? — тонкие пальцы сжались на локте, Альбин внимательно заглянул ему в глаза.
— Немного, мыш, но это мои проблемы, нелегкий разговор предстоит.
— Мне не стоит вас сопровождать? — догадался юноша.
— Пока что не стоит. Матушка у меня женщина суровая.
Альбин понимающе кивнул.
— Вернемся во дворец? Вы не надели перчат…ку.
— Да, вернемся. Фонтаны покажу в следующий визит.
— Мне понравилась прогулка и без них, — уверил Альбин.
— Хорошо. Пока меня нет, посиди, почитай. Или поброди по апартаментам. Или погуляй по дворцу, если хочешь.
— Я почитаю, с вашего позволения, милорд.
— Конечно, мыш, конечно.

Легард отвел его в комнату, переоделся — снова с его же помощью, постепенно привыкая к ней, и направился к матушке. Благо, времени было уже час пополудни, значит, герцогиня уже давно встала и сможет принять его. Если не занята помощью его величеству, конечно.
Тридцать лет назад по королевству прокатилась волна магически вызванной болезни, которая должна была уничтожить всех сильных магов — очередной «подарочек» соседей. Но на границах уже тогда стояли мощные артефакты-башни, и проклятье изменилось, уничтожив только слабейших магов. Король Брайан и королева Маргарет были именно такими. Сестра короля — сильнейший алхимик — выжила и стала регентом при малолетнем короле Фиоране. Что интересно, власть была ей не нужна, по сути, пока Фиоран не вырос и не сумел принять бразды правления, регент тяготилась своим положением. Но при этом вырвать из ее клыков хотя бы крошку власти не смогли ни два заговора, ни наемные убийцы, то и дело посылаемые по ее душу. Фиоран тетку ценил и из дворца не отпускал.
Легард мать любил, ровно в той мере, которая требовалась, чтобы их отношения были теплыми. Герцогиня Кларисса Флорис, Рисса Яд, как звали ее некогда в Академии, любила всех своих детей. К сожалению, двое старших погибли вместе с законным мужем в эпидемии, а вот пятеро бастардов, по иронии судьбы и богов, выжили.
— Матушка, — Легард вошел в кабинет.
Кларисса, не отрываясь от бумаг, махнула ему рукой в направлении камина, где стояло одно-единственное кресло и столик с бокалами и винным кувшином.
— Располагайтесь, сын мой. Я скоро освобожусь.
Легард уселся в кресло, прижал правую руку к боку. Рисса сама выхаживала сына после ранения. Она могла делать сколь угодно занятой и безразличный вид, но младший из оставшихся в живых двух — после всех перипетий жизненного пути — детей был ею любим. Его увечье мать переживала тяжело, прекрасно понимая, насколько ему нелегко и больно потерять часть способности творить магию.
Легард сидел, любуясь ею. Все-таки герцогиня была все еще красива, пленяла мужчин. Но внимания никому не оказывала. Поговаривали, что она до безумия любила законного мужа, но тогда в эту стройную схему не укладывалось существование аж пятерых бастардов. Легард давно прекратил попытки понять, зачем матушка рожала сыновей раз за разом, причем, не ограничиваясь помощью супруга в этом благом деле. Это ее дело, может, просто нравилось наполнять дом детским смехом.
Для тех, кто знал герцогиню только официально, это была жесткая до жестокости, холодная, наглухо закрытая дама, не позволявшая в свою сторону ни единой вольности и небрежения. Для семьи Кларисса открывалась с иных сторон, хотя всегда была требовательна, но справедлива.
Наконец, она оторвалась от дел.
— Итак, сын мой…
На попытку встать махнула рукой, и Легард остался сидеть.
— Я весь внимание, матушка.
— Что там за история со свадьбой?
Уж будто ей не донесли первым делом. Но матушка всегда выслушивала все стороны. Легард кашлянул и кратко пересказал все, что случилось на балу, благоразумно решив опустить все и всяческие мысли о любви и прочей мишуре.
— Он мне понравился, — закончил он рассказ.
— Вот как… — Рисса задумалась.
— Я не могу теперь отказаться от собственных слов, — Легард только на мгновение представил, что случилось бы, выстави он Альбина прочь, содрогнулся и выкинул страшную картинку из головы.
— Надеюсь, ты не пожалеешь потом о своем выборе.
— А что мне остается?
— Ты мог бы выбрать одну из дебютанток.
— И всю оставшуюся жизнь смотреть, как ее корежит от одного взгляда на меня или звука моего голоса?
— А эту беленькую мышку, значит, не корежит?
— Знаете, нет. Ничуть.
— Ладно, выкладывай, какая у него просьба.
Изобразить невинность и непонимание Легард не мог по понятным причинам, так что пришлось «выкладывать», гадая, от кого и сколько она знает.
— Значит, приглядеть за его сестрой? Что ж, давненько я не воспитывала молодежь.
— Если судить по рассказам Альбина, девица умна, хорошо воспитана, начитана, в должной мере образована в тех пределах, что требуются будущей хозяйке замка и леди. Ну, и чиста, само собой.
— Что ж, если она и впрямь такова, я стану ее патроном.
— А если судить по словам барона Лемарк, это все хорошо было бы провернуть как можно раньше. Есть там… то есть, было у Альбина два старших брата, — голос Легарда прозвучал еще более хрипло и скрипуче, чем обычно.
— Хорошо, постараюсь ускорить процесс, насколько это будет возможно.
— И что до свадебных торжеств… Только без помпы, матушка.
— Ровно в тех границах, которых требует твой титул, дорогой.
Легард скрипнул зубами.
— Хорошо. Портного для моего жениха вы пришлете своего?
— Разумеется, — кивнула Рисса. — И тебе тоже не помешает новый гардероб.
— У меня достаточно нарядов, которые я ни разу не надевал, — возразил он. «И не надену», — читалось по глазам.
— Но свадебного — ни одного.
Легард опустил голову.
— Поменьше рюш и кружев, умоляю.
— Мода требует своего, Легард. Ты герцог.
— Полгода назад я бы согласился с превеликой радостью, матушка. Никаких лишних финтифлюшек, иначе на церемонию я приду в парадном мундире.
— Ничего лишнего, — кивнула герцогиня. Проще было уступить, чем переубедить. Младший сын упрямством пошел в нее саму.
Легард поднялся из кресла, поклонился.
— Я могу быть чем-то полезен в подготовке, кроме примерок?
— Нет, я сама всем займусь, — усмехнулась Рисса.
Проводив сына взглядом, она задумчиво побарабанила пальцами в тяжелых перстнях по столу. Что же, младший супруг — это все же лучше, чем вообще никого. Дотянувшись до колокольчика, приказала явившемуся секретарю:
— Найдите Ястреба. Он нужен мне срочно.
Тот кивнул и вышел. Рисса снова принялась отстукивать боевой марш. Один из лучших ее шпионов проверит все, что было сказано, тогда она и будет заниматься устройством будущего этой девочки, Илоны.
Ястреб явился буквально считанные минуты спустя, почтительно замер посреди кабинета, припав на одно колено.
— Мне нужно узнать все о семье барона Лемарка. Даже то, чего они сами о себе не знают.
— Как скоро это нужно, миледи?
— Действуй по обстоятельствам. Защити девочку, если понадобится.
— Да, миледи. Я отправляюсь немедленно, — Ястреб поклонился и исчез, как тень.
Рисса кивнула. Что ж, хоть какие-то перемены в жизни.
В следующие четыре часа в ее кабинет и из него то и дело спешили посыльные, курьеры, подмастерья магов и сами маги. Попробуй не явиться к августейшему куратору Академии.

Легард вернулся в свою комнату, задумчивый и погруженный в размышления о грядущей свадьбе. Альбина в гостиной не было, он обнаружился в спальне, дремал, уткнувшись головой в книгу, видимо, не смог выспаться в чужой постели за ночь. А сейчас устроил себе уютное гнездо из подушек и одеяла, свернулся в нем и читал, пока не уснул, так и не выпустив книгу из рук. Легард полюбовался им, затем тронул за плечо.
Альбин вздрогнул и поднял голову, просыпался он очень быстро, через пару мгновений в глазах уже не было сонной мути, они четко просканировали пространство и чуть потеплели, остановившись на герцоге.
— Простите, Легард, я, кажется, задремал. Что-то случилось?
— Да, ты забыл пообедать перед сном.
— Не забыл. Дома было не принято садиться за стол одному.
— Тогда я составлю тебе компанию.
— Это будет весьма кстати, — Альбин улыбнулся и поднялся, отправляясь сразу в купальню, чтобы умыться и прогнать сон вовсе.
Кормили в королевском дворце хорошо. Легард отдельно подчеркнул, что нужно побольше овощей и нежирного мяса — жениху требуется окрепнуть. Больно четко ночная сорочка прошлой ночью облегала худые ребра и бедра. Худые-то худые, но жилистые, Альбин не был совсем уж заморышем. И кожа у него была покрыта легким загаром, в отличие от других дебютантов на том балу. Значит, не сидел безвылазно в замке. Наверняка все окрестности облазал. Легард усмехнулся этой мысли.
Он хотел бы, чтобы для сына этот, по сути, еще мальчик стал первым достойным товарищем по играм и другом, с которым можно поделиться всем, от занозы до первой любви, проигрыша в кости или сданного экзамена. По возрасту они вполне подходят. К первому балу сына Альбину будет всего лишь тридцать два. Младше, чем сейчас Легард. Думать о том, сколько будет ему самому, даже не хотелось. Это сейчас ему тридцать четыре, он пока что молод. Надо бы успеть вырастить сына. И мужа заодно.
Маги-боевики, не имеющие возможности постоянно прокачивать резерв и заставлять магию циркулировать, долго не живут. Кровоизлияние в мозг — и на погост. Пока что он справлялся, просто скидывая резерв на полигоне, наблюдал, как неуправляемая магия хлестала из обрубка руки. Но сколько еще это сможет продолжаться? Лет за пятнадцать он мог поручиться. Но вряд ли больше. Значит, перед заключением брака стоит составить официальный контракт, разрешающий овдовевшему младшему супругу по истечении срока траура получить, при желании покинуть род Зарберг и при условии достижения Эрвилом совершеннолетия, приличное состояние, небольшой замок и земельный надел, и устраивать собственную жизнь так, как пожелается. Нужно будет связаться с нотариусом, чтобы заверить все требуемые экземпляры завещания. Герцог не привык соваться в трясину, не перестраховавшись. А новый брак виделся ему штукой еще более зыбкой. Неизвестно ведь, каким мыш будет впоследствии. Какой у него характер сейчас на самом деле.
— Что-то случилось, Легард? Легард! — Альбин отложил столовые приборы и осторожно коснулся сжавшегося до белизны костяшек кулака мужчины. — С вами все в порядке?
— Да… Уже в порядке, не обращай внимания, мыш.
— Ну уж нет, дорогой будущий супруг. Что значит — «не обращай внимания»? Если вам плохо, тяжело, больно, это будет моей обязанностью — поддерживать вас! — совершенно искренне возмутился Альбин, насмотревшийся на отношения матери и отца и жаждущий чего-то совершенно иного.
— Я думаю о будущем. Это довольно тяжело, мышонок.
— И почти бесполезно, — фыркнул тот. — Ешьте, Легард. Все остывает, пока вы предаетесь тяжким думам, а холодная пища не способствует пищеварению.
Герцог прикончил обед и перебрался размышлять в кресло. Какое имение отписать мужу?
— Альбин.
Юноша насторожился мигом, откладывая книгу. Должно быть, успел привыкнуть к тому, что по имени его будущий супруг называет весьма редко.
— Да, Легард?
— Что вам больше по душе — холмистые равнины или лесные угодья? Или, может быть, Озерный Край?
— Я привык к горам на горизонте, Легард. И кроме родного поместья, не бывал ранее нигде.
— Что ж, придется объехать их все. Выберешь.
Альбин сел идеально-прямо, сложив руки на коленях, словно примерный мальчик, и ласковым голосом, в котором под медом таилось нечто горькое, спросил:
— Вы не соблаговолите посвятить меня в свои планы, дражайший будущий супруг?
— Я хочу подарить тебе поместье. Твое собственное.
— Но зачем? — удивление заставило его лишь слегка приподнять брови. — Я объясню вам, милорд, отчего считаю эту затею несвоевременной и лишней, если пожелаете.
— Желаю, — кивнул Легард.
— Обязанности хорошего младшего супруга или же леди — вести дела майората и по мере сил помогать супругу в ведении дел иных территорий, находящихся под его сеньоратом. С позволения сказать, я не слишком опытен в этом, а подаренный лично мне земельный надел потребует не меньшего внимания, нежели майорат. Что же мне, разорваться на части, пытаясь успеть все и всюду? — почти жалобно закончил Альбин. — Дайте время хотя бы с основными делами обвыкнуться и разобраться.
— Это подарок долгосрочный и в перспективе, мыш.
— Легард, — Альбин поднялся со своего места и аккуратно устроился на мягком пуфе, куда герцог иногда пристраивал болезненно нывшую после ранения ногу. — Не стоит торопиться с подарками. Вы не знаете меня, не представляете, чего я стою, и стою ли вообще. Мы еще даже не заключили брак. Прошу вас, не торопитесь. Не давайте пищи для сплетен. Собственное поместье, подаренное младшему еще до свадьбы, даст понять, что вы во мне не заинтересованы и готовите почву для моего удаления.
— Это все после свадьбы, мыш. Лет через десять.
— Хорошо. А…
В дверь постучали, явились присланные герцогиней Клариссой портные с подмастерьями, и поговорить не удалось. После той кутерьмы, что устроили эти люди, тысячи просмотренных образцов тканей, тесьмы, кружев и прочего, Альбину хотелось только тишины и покоя. Легард был с ним полностью солидарен в этом.
— У меня в глазах кружева, в голове шелест ткани, а сам я — булавка.
— У вас болит нога и ноет спина, — сердито заметил Альбин. — Здесь есть какое-нибудь масло с экстрактом саблелиста или бальзам Катулла?
— Разумеется, непременно должно быть. Позови слуг, мыш.
Через несколько минут Альбин вернулся с небольшой шкатулкой, в которой в тесных бархатных гнездах таились хрустальные флаконы с маслами и лечебными бальзамами.
— Раздевайтесь, Легард, и ложитесь. Только не на постель.
Он сам снял толстое покрывало и сложил его вчетверо, уложив на пушистый ковер у камина. Легард послушно улегся. Как велел — милостивые боги! — Альбин, он разделся, оставив оплотом нравственности лишь брэ. И отвернулся к камину, не желая видеть страх в глазах жениха при виде искалеченного тела, а потому не видел, что страха в них почти и не было, лишь сострадание и опасение сделать не хорошо, а больно. Но Альбин, пусть и с трудом и невольной дрожью, преодолел это и опустился на колени рядом.
— Расслабьтесь. Я только нанесу бальзам и постараюсь разогреть спину.
И он очень старался не причинять боли, втирая густую субстанцию с острым мятным запахом в рубцы, перепахавшие всю правую половину тела. Потом, чуть помедлив, перекинул ногу и устроился на бедрах Легарда, принимаясь за спину. Понадобилось согласное усилие всего тела — все же он был слишком легким, — чтобы хорошенько промять каменные мускулы тренированного воина.
Легард блаженно вздыхал.
— Как же хорошо, мыш. Наполняюсь бодростью.
Альбин только устало отфыркнулся, прощупывая расслабившуюся спину.
— Теперь немного полежи, потом я помогу перебраться в постель и займусь ногой.
— Откуда такие познания в медицине?
— А как ты думаешь? — чуть ядовито хмыкнул Альбин.
— Много читал?
— И это тоже. А еще, я же рассказывал, ломал кости, получал растяжения, обжигался. Я не был столь уж послушным ребенком, каким меня желали видеть.
— Зато получил ценный опыт.
— Еще какой. Ну, вставайте, Легард, обопритесь на меня.
— На «ты» было лучше.
Альбин чуть покраснел, но кивнул:
— Как скажешь.
— Вот, отлично, мыш. Еще шаг к общему будущему.
— Ложись. И говори, если будет неприятно или больно. Нога была сломана? — тонкие пальцы Альбина оказались довольно жесткими и сильными, хотя он очень старался не слишком нажимать на самые крупные рубцы.
— Перебита… Да, была.
— Здесь… и здесь, верно? — Альбин отметил две точки чуть ниже колена и почти у тазобедренного сустава. — Сейчас. После бальзама будет полегче.
К собственному удивлению, отвращения при виде безобразно сшитых, кривых и уродливых шрамов, Альбин не испытал. Он прекрасно помнил, как отреагировал на тех калек, что вернулись с войны, позорно извергнув содержимое желудка под ближайшим кустом. Может быть, дело было в том, что им не повезло попасть под удар огненного мага? Ожоги превратили их в чудовища с поплывшими, словно куски воска, телами и лицами. А здесь были всего лишь следы ран и разрывов. Хотя приятного тоже не было в этом зрелище ничего. Альбин не представлял, как бы смог коснуться этого тела с вожделением. Да никак, милостивые боги! Только не сейчас, и еще неизвестно, сумеет ли он привыкнуть в достаточной мере к этому виду. Впрочем, всегда оставался вариант «закрыть глаза и думать о благе рода».
Легард ни о чем таком в данный момент не думал, просто лежал, чувствуя, как тело обнимает теплом. Потом сверху накрыло одеялом, а рядом кто-то пошевелился, и он понял, что умудрился задремать. Не ко времени было, но открывать глаза и вставать не хотелось. Только не сейчас, когда почти нигде не болит, не тянет и не ноет.
— Все хорошо, ва… тебе лучше поспать. Бальзам Катулла же, — и волос коснулась ладонь, провела и исчезла.
Легард не стал возражать, сомкнул веки, отдаваясь сну.
Альбин раздумывал, будить ли жениха к ужину, или дать телу восстановить силы, пусть спит себе до утра. Хотелось есть, но намертво вбитые правила запрещали. Да и хорош же он будет, если закажет ужин только для себя, а герцог проснется тоже. Так что Альбин заглушил голод водой и тем самым хлебом, что так и лежал в шкатулке в сундуке. Почитал в кабинете, пока не догорела свеча, умылся и осторожно устроился на противоположном краю кровати, завернувшись в покрывало и надеясь, что к утру не окоченеет без одеяла, когда погаснет камин.
Легард во сне, должно быть, зачуял присутствие чужого тела, подполз поближе. Просыпаться не хотелось, но сложить на него руку было необходимо — удобнейшая подставка. Альбину пришлось привыкать к этой тяжести, но он сам не заметил, как это случилось: пришел сон, и в нем не было холодно.


3. Ах, кружева! Ах, эти тайны!


Он проснулся, как привык — на рассвете, правда, в этот раз было тепло и удивительно уютно, в полудреме он слышал потрескивание дров в камине и шелест страниц. Именно это заставило Альбина распахнуть глаза и потом уже вспомнить все, что произошло за последние два дня.
— Легард? — прозвучало хрипло со сна и немного настороженно.
— Доброе утро, белый мыш. Хорошо выспался?
Он лежал, завернутый в одеяло как в кокон.
— Прекрасно, благодарю. А вы…
— Ты, мы ведь договорились.
— Прости. Ты давно встал?
— С час примерно, самочувствие прекрасное. Уже успел заказать специально для тебя одно из блюд, которыми нас угощали в путешествии по континенту. Там четыре вида сыра, тебе понравится.
Альбин фыркнул, изобразил мышиный писк и завозился, выпутываясь из одеяла.
— Завтрак очень кстати. Я быстро умоюсь, — щеголять старой и вытертой сорочкой перед будущим мужем было стыдно, и он постарался юркнуть в купальню как можно скорее, схватив стопку своей одежды. Кто-то — слуги, должно быть — за ночь освежил ее, хотя бы не было неприятно надевать. Он все еще носил костюм, пошитый к балу, как единственное приличное платье.
Легард проводил его взглядом. Ничего, вскоре гардероб супруга пополнится новыми нарядами. Да, свадьбы еще не было, но это было решенное дело, и называть Альбина женихом не поворачивался язык. Все равно предстояло привыкать, и он, как всякий военный, предпочитал не затягивать с этим. За час, который провел, сидя в кресле и лениво перелистывая страницы, он успел обдумать вчерашнее… происшествие, так сказать. Забота кого-то чужого, кто не был целителем и не был пока еще обязан заботиться, была непривычна. Но ему понравилось все. Особенно нежный запах от волос супруга, носом в которые он проснулся. Понравился настолько, что прежде чем умыться, пришлось заняться другой насущной проблемой.
Жаль, что с супружеским долгом придется повременить — не принуждать же Альбина. Вряд ли он вот так сразу воспылает страстью на ровном месте. Для успокоения тела существовали фрейлины матушки. Зрелые женщины, спокойно ложащиеся в его постель, чтобы доставить удовольствие. Он знал, что герцогиня Флорис специально оговаривала это с ними, они получали даже довольно крупные денежные подарки, как от него самого, так и от нее. И были достаточно опытны, чтобы справиться даже с одноруким калекой, не заставляя его перенапрягаться в постели. Об этом стоило подумать. К примеру, показать Альбину королевскую библиотеку, а пока он будет поглощен ее сокровищами, устроить себе немного приятностей.

Принесли завтрак, тонкие лепешки с мясом и сыром. Еда бедняков, но сытная. Любил ее Легард. Альбин сперва внимательно смотрел, как он сворачивает лепешку трубочкой и обмакивает в незнакомый красный соус, потом повторил действо сам и восхищенно вздохнул.
— Это вкусно! А где именно вы… ты попробовал это блюдо?
— В Эрани. Пока наши послы беседовали с правителем, я отправился прогуляться по городу. И увидел, как пекут вот эти лепешки, а потом складывают на них разные овощи. Это «тарелка бедняка», они кладут туда все, что найдется: овощи, сыр, обрезки мяса, а потом едят вместе с лепешкой. Разумеется, мне готовят все из лучших продуктов.
— Эрани… Там ведь море, да? И горы. И холмы, покрытые виноградниками и фруктовыми рощами. Я читал об этом, всегда хотелось побывать где-нибудь за границами Эллора.
— Да, там море. И белые и розовые мраморные дворцы. Очень красиво.
— Главное, там тепло, — Альбин встал, собираясь подвинуть кресло поближе к огню, но его опередил лакей, угадав желание по одному движению. Альбина такое отношение слегка забавляло, он не привык к подобному, но не позволял себе этого выказывать. Кивнув, сел и продолжил завтрак.
— Да, это тоже хорошо. Тепло и влажно — идеальный климат.
Разговор за завтраком был легким и привел Легарда в доброе расположение духа. Отдохнувшее тело, после расслабляющего массажа и хорошей порции бальзама, не доставляло неудобств, так что можно было провести мышу небольшую экскурсию по дворцу и оставить его на попечении библиотекаря, заодно и со старшим сводным братом познакомить. Антонию мальчишка должен прийтись по душе, оба — книгочеи, каких поискать.
— Идем, мыш, сейчас ты увидишь еще одного представителя моей семьи.
Заинтригован. Но хорошо держит лицо, старается не показывать робости, ведь знакомство с членом королевской семьи — не шутка. Легард ухмылялся все время, пока вел мальчишку дворцовыми анфиладами, даже не обращая внимания на взгляды придворных и шепотки за спиной.
— Антоний, старый лис, я привел своего жениха для знакомства. Если книгами не завалило, очнись.
— Ты решил взять младшего?
Откуда-то из-за огромных резных стеллажей, наполненных книгами, свитками, связками пергаментных листов, на которые Альбин смотрел, словно нищий на золотые россыпи, вынырнул высокий мужчина в строгой монашеской сутане, украшенной лишь тонким кружевом на рукавах и подоле виднеющейся из-под нее альбы, да медальоном мага из темно-зеленого камня на резной золотой цепи. С одного взгляда становилось понятно, что они родственники, к тому же если и не близнецы, то точно братья. Антоний был красив той безупречно выверенной мужской красотой, что отличала аристократа от простолюдина. Так же, как был красив до ранения сам Легард.
— Да, решил, что в одиночку не справлюсь с тем, чтоб вырастить сына. Альбин, это Антоний, мой брат. Антоний, это Альбин Валент — мой будущий младший супруг. Книжный мыш.
Альбин поклонился мужчине, оторвавшись с немалым трудом от созерцания сокровищницы знаний.
— Весьма польщен знакомством, милорд, — но все внимание его было обращено к книгам, он лишь мимолетно отметил похожесть братьев.
— Я вижу, что книжный, — усмехнулся Антоний. — И что ты решил отдать ему на растерзание мою скромную обитель, тоже вижу.
— Ну прям на растерзание, да вы друг друга даже не увидите.
— Я вижу и знаю все, что творится в библиотеке, — Антоний коснулся медальона. — Юноша, не забивайте себе голову этикетом, ступайте уж, любопытствуйте.
Альбин исчез, устремившись к дальним стеллажам. Антоний провел брата в уютный уголок, где иногда отдыхал с книгой и сам.
— Похоже, я слишком зарылся в книжную пыль и пропустил твой роман с этим юным очарованием?
— Да, похоже на то. Нужно было прийти позавчера на бал.
Антоний поморщился:
— И что я там забыл? Матушка уже оставила надежды сковать меня узами брака с кем-либо, и хвала всем богам за это!
— Я нашел его только два дня назад, сейчас перескажу эту грустную историю.
— Ну-ну, — Антоний внимательно взглянул на него, в темных глазах мелькнула лукавинка. — Я не вижу по тебе, что история так уж печальна.
Легард вздохнул и принялся живописно повествовать о найденном в темноте мыше.
— И где же печаль в сей басне, мой драгоценный брат? — к концу Антоний уже искренне веселился. — Он не боится тебя, не шарахается.
— Печаль в том, что матушка будет устраивать нашу свадьбу лично.
— О! О, как я сочувствую тебе! Пожалуй, мне тоже стоит подготовиться, ведь наверняка и меня постараются извлечь из моего убежища.
— Только попробуй не прийти, я тебя прямо сейчас приглашаю!
— Ты жесток, брат, — с деланой печалью возвестил Антоний. — Но я приду, так и быть. Я же обязан буду внести описание этого эпохального события в хроники.
— Присмотришь за моим мышом, ладно? Мне надо еще кое-что сделать, — Легард поднялся.
— Ступай, ступай. Здесь никто не потревожит мальчика, обещаю, — улыбнулся Антоний.
Легард кивнул и вышел, радуясь тому, что нога не болит. Не подведет в самый ненужный момент. Правда, возник вопрос, вести ли ему даму в свои покои, или уединиться в одной из гостевых комнат дворца. По размышлении, он решил, что второе будет честнее. Не хотелось укладывать великосветских шлюх в ту же постель, где теперь он спал с Альбином. А гостевые спальни видали и не такое.

Дама оказалась понятливой, милой и любящей денежные подарки. А еще соскучилась по ласке. Отличный вариант веселой вдовушки. Всего полчаса жаркой возни в шелках и кружевах, которые то и дело норовили упасть на его лицо, и тело затопила волна облегчения. Фрейлина, ничуть не скрываясь, даже наоборот, напоказ повернула одно из артефактных колечек камнем внутрь и провела им меж мокрых бедер. Легард понимающе усмехнулся: матушка великолепно вымуштровала их. Бастарды от бастарда были бы уже нонсенсом.
Возвращался в библиотеку он счастливым и благодушным. Интересно, мыша удастся оторвать от книг?
Антонию удалось, разве что отчасти. Уже войдя в библиотеку, Легард услышал их голоса, прислушался.
— Но Клавдий Благословенный писал…
— Юноша, труды Клавдия устарели на два века. Я дам вам работы Жерома из Келоны, и мы сможем продолжить наш спор более предметно.
— Согласен, милорд. Но мне потребуется время для их изучения.
— Все, слышу слаженный хорал.
— Иди к нам, причастись мудрости, — рассмеялся Антоний.
Легард давненько не видел брата в таком хорошем расположении духа. Когда Альбину были вручены обещанные труды, и герцог уводил его из обители пыльных фолиантов, брат шепнул ему на ухо:
— Береги мальчика, Легард, тебе досталось сокровище.
— Мыш, ты его очаровал, — рассмеялся Легард.
Альбин смущенно опустил глаза.
— Брат Антоний очень много знает, с ним бесконечно интересно вести спор. Признаться, я совсем забыл о времени и том, где я нахожусь.
— Ничего страшного, главное — что тебе было хорошо.
— Спасибо, Легард, — юноша открыто улыбнулся ему, пользуясь тем, что в зале, по которому они сейчас шли, не было никого, кроме замершей истуканами стражи.
— В моем поместье тоже есть библиотека. Не такая обширная, но тебя займет на некоторое время.
— Боюсь, это время будет весьма кратким, и мне придется изыскивать его среди повседневных забот. Я не собираюсь лишь пользоваться вашим расположением, Легард, ничего не давая взамен. Статус обязывает.
— Дел не столько, чтобы ты не мог выкроить время на свои любимые книги.
Альбин только кивнул, не намеренный спорить, собираясь обо всем судить по увиденному своими глазами. К тому же, ребенок. Ему понадобится время, чтобы познакомиться с малышом и постараться заслужить его доверие и любовь. О, вот в этом Альбин не сомневался ни секунды: первым шагом к уважению супруга станет именно хорошее отношение к ребенку.
Надо бы расспросить о том, какой он вообще, этот малыш. Именно этим Альбин и занялся после обеда, когда оказалось, что никуда идти нет нужды, а портные еще не закончили работу, чтобы представить на примерку свадебные и иные наряды.
— Расскажите мне о сыне, Легард.
— Мыш, ты кое-что забыл.
Альбин недоуменно захлопал глазами, но очень скоро понял свою ошибку.
— Трудно привыкнуть обращаться столь фамильярно, когда вне твоих покоев я этого делать попросту не имею права. Прости, я буду стараться, но…
— Привыкнешь. Итак… Сын, — Легард тепло улыбнулся, вернее, скривился в привычной гримасе. — Ему два года, он любит птиц, яркие перья, мягкие подушки и не любит слишком приторные сладости.
Альбин внимательно слушал, задавая наводящие вопросы, но понимал, что с Эрвилом отец проводил не много времени. Сперва, должно быть, слишком горевал от потери супруги, потом время отнимала служба, потом случилась война. Для него было внове и странно замечать по кратким оговоркам, что герцог действительно любил свою жену. Неужели такое возможно? Не только в сентиментальных романчиках и плохих балладах?
— Вот такой он у меня, — завершил рассказ Легард.
— Уже хочу скорее познакомиться с ним.
— Подожди пару дней, мыш, и увидишься. Я так по нему скучаю, — Легард вздохнул.
Альбин осторожно коснулся его руки, успокаивающе улыбаясь.
— Как ты себя чувствуешь? Может быть, выйдем на прогулку и все же доберемся до фонтанов?
— Да, давай. Они заслуживают пристального внимания.
В этот раз никаких эксцессов во время переодевания не было, чему, признаться, Легард был искренне рад. И они даже добрались до аллеи фонтанов, полюбовались на замерзшие каскады по бокам от нее, на заиндевевшие ветви и покрытые инеем ягоды арники и белолист. Альбин по большей части молчал, Легард запретил ему много разговаривать, чтобы не простыло горло. Но и в молчании было удивительно приятно прогуливаться по заснеженным аллеям парка.
— Весной тут будет все еще лучше, намного.
— Вам часто приходится бывать при дворе?
Поправлять Альбина Легард не стал — им навстречу шли.
— Да, как минимум четыре раза в год, на каждом открытии сезона балов. Кузен говорит, что ему легче переносить их, когда семья рядом.
— Его величество — добрый король… — задумчиво сказал Альбин, вероятно, вспоминая обещание Фиорана снизить налог для баронства Лемарк.
— Справедливый, — поправил его Легард. — Это немного иное.
— В людской молве он все же добрый. «Наш добрый Фиоран-король, храни его судьба», — негромко напел юноша. — Менестрели разносят баллады о его доблести и мудрости по всему Эллору. Правда, мне отчего-то казалось, что его величество будет старше.
— Ему тридцать пять, он меня старше на год, — Легард засмеялся.
На одной из аллей их и нашли слуги с вестью, что прибыли портные.
— Что ж, новый гардероб тебе не помешает, мыш. Хорошая удобная одежда добавляет счастья.
Альбин совершенно искренне согласился с этим.

Примерка свадебного костюма и прочих нарядов вогнала его в смущение и трепет. Нет, праздничное платье, предназначенное для церемонии венчания, не было слишком обременено драгоценностями и шитьем, но то, что их было целых четыре! Портной пояснил, что так полагается. Для храмовой церемонии — одно, для представления его величеству и семье герцога — второе, для бала — третье.
— А четвертое? — Альбин с удивлением покосился на все еще укрытый шелком сверток.
— О, хотите увидеть, милорд? Сию секунду. Патрик, разверни.
Подмастерье бережно снял ленту и шелковый отрез, поднял целый ворох легкой полупрозрачной ткани и кружев. Это была ночная сорочка. Длинная, совершенно закрытая от ворота до пят, но сшитая из такой тонкой ткани, что просвечивала насквозь. Бесстыдство и безумие, как он сможет это надеть?!
— Для первой брачной ночи, — невозмутимо пояснил портной. — Чтобы вызвать в супруге желание.
Альбин, признаться, совершенно забыл о том, что супругам полагается консумировать брак в первую же после венчания ночь. Он не посмел бы отказаться, просто не имел такого права. И он наденет этот кружевной кошмар.
Щеки горели, горели уши. Мастер-портной невозмутимо подкалывал шелковый белоснежный дублет, расшитый золотыми и алыми цветами.
— Вы будете прекрасны в ваш самый главный в жизни день, милорд.
— О, не сомневаюсь…

Примерки свадебного костюма герцога проходили в других покоях — будущим супругам не следовало видеть друг друга в венчальных нарядах до самого дня свадьбы. Когда портные ушли, Легард со стоном облегчения упал в кресло в гостиной. С ним закончили явно быстрее, чем с Альбином, интересно было, долго ли еще будут мучить мальчишку? Но ему нужен был приличный гардероб, а то это просто позор: у герцога жених в одном и том же тряпье третий день ходит. Ничего, вскоре у Альбина будет все, что необходимо. От этого его красота только выиграет.
Он с нетерпением ожидал, когда же мыш вернется, чтобы… нет, сперва перекусить, а потом можно и попросить снова нанести бальзам на уставшую ногу. Двойная польза: и Альбин постепенно к его уродству привыкнет, и сам Легард сможет расслабиться. И надо бы ужин заказать, кстати.
Альбин появился в покоях только к тому моменту, как слуги третий раз обновили согревающие чары на блюдах.
— Простите, милорд, я задержался, — заметив герцога в кресле, то и дело бросающего взгляды то на дверь, то на столик, покаянно склонил голову.
— Ничего страшного. Садись ужинать, мыш. Не замучили?
— Как сказать, — Альбин улыбнулся. — Я чувствую себя портновским манекеном.
— То ли еще будет. Это только пополнение свадебного гардероба.
— А что может быть еще? — удивился юноша. — Ну, куафер, возможно, но ведь это только в день свадьбы.
— Обновление гардероба на каждый сезон, мыш.
— Какое безумное расточительство, — покачал головой тот.
— Что поделать, статус требует.
Они закончили трапезу, и слуги удалились, унося посуду. Легард сидел и гадал, как бы попросить мужа о заботе, но Альбин опередил его.
— Идем. Тебе нужен бальзам и немного массажа.
— Ты волшебен, мой мыш!
— Нет, — рассмеялся юноша, — я просто прекрасно понял, каково это — работать манекеном во время примерок. Идем.
Легард раздевался с удовольствием, предвкушая тепло и заботу. Только вот снова не сумел заставить себя посмотреть на будущего супруга в момент, когда тот должен был увидеть его. Легард не верил в то, что юноша, признавшийся, что шрамы его пугают, сумеет спрятать свои чувства, а видеть в его глазах ужас и отвращение не хотел, желая оставить себе хотя бы иллюзию.
— Все, я весь в твоих ласковых руках, мыш.
— Они… уф… ласковые? — отдуваясь от усилий, Альбин работал, словно кузнечный мех, старательно проминая его спину. — Уф, каменный.
— Иногда ласковые. Ох-х-х, живодер! Палач!
— Ага, уф! Значит, все правильно делаю. Лежать-бояться… Уф!
Альбин мог только покачать головой на то, что никто герцогом не занимался. Или же он никому не давался в руки? Из-за больной ноги его спина перекашивалась, мышцы заклинивало, словно в дрянном корсете. Этак годам к сорока из крепкого мужчины стала бы горбатая развалина.
— О-о-о, ты решил оторвать от моей спины кусок?
— На долгую… светлую… память! — Альбин, наконец, удовлетворился тем, как расслабились хорошенько промятые мышцы, принялся успокаивать разгоряченную кожу нежными поглаживаниями.
— Все, я сплю, — решил Легард. — Как же хорошо.
— На коврике у камина? — рассмеялся Альбин. — Нет-нет, не засыпай. Сейчас перейдем в постель, и я еще не закончил. Но так гораздо лучше, правда?
— Да, намного. Я похож на пуховое облако.
Альбин помог ему встать, поддержав под локоть, когда у Легарда внезапно закружилась голова. И уложил в постель, берясь за массаж ног. А после, укрыв одеялом до пояса, устроился справа и взялся за обрубок руки, нанося бальзам и на него.
— Сейчас немного поспишь, я разбужу тебя к ужину.
— Хорошо, мыш. Если не проснусь — ужинай сам, ладно?
Альбин помолчал, вздохнул и согласился.
— Ты не обязан от меня зависеть в вопросах еды.
— Не обязан, просто это неприлично. Спи, я обещаю, что, если не добужусь, поем один.
Легард кивнул и отдался объятиям теплого сна.

Подготовка к свадебным торжествам заняла две недели. За это время Легард привык к тому, что Альбин почти всегда рядом, а когда нет, когда он лично отводил его в библиотеку и оставлял на попечении брата, навстречу обязательно попадалась одна из матушкиных фрейлин. Это очень помогало держать себя в кулаке. Особенно потому, что он каждое утро просыпался носом в мягкие локоны на затылке жениха, а после обеда, прогулки и очередной примерки-подгонки нарядов следовал беспощадный массаж, а за ним — до мурашек приятное и расслабляющее поглаживание. Легард боялся, что все это — слишком затянувшийся сон. Боялся поверить. Возможно, именно поэтому однажды, вместо гостевой спальни в компании фрейлины, отправился в кабинет матушки.
— Что-то случилось, дорогой? — герцогиня окинула его проницательным взглядом.
— Расскажите мне, матушка. Все, что узнали.
— Присаживайся, рассказ будет не самым коротким.
Легард почти упал в кресло, боясь и одновременно желая слышать все.
— Семейство Лемарк ничем особенным не отмечено, вот разве что нынешний барон — кровосмесок, о чем, разумеется, никому не сообщается.
— Что вы имеете в виду, матушка? — нахмурился мужчина.
— Его матерью была сестра его отца.
— В любом случае покарать виновных в этом преступлении мы уже не сможем, а сам барон тут не виноват. Что остальные?
— Легард, ты забыл, почему это преступление считается таковым? — голос матери похолодел и приобрел нотки звенящей стали.
— В роду Лемарк маг был только один, у детей барона ни обычный, ни темный дар не проснулся, — возразил он.
— А ты уверен в этом? Что, если он дремлет?
— Тогда он может быть только у Альбина или его сестры. Их старшие братья уже давно не девственны.
— Если пробудится темный дар…
— В Академии снова откроется кафедра Никтус, — Легард упрямо сжал губы.
— Учителей нет! — вознегодовала герцогиня.
— Но остались книги, — парировал Легард.
— Учебной программы нет! Финансирование не выделено!
— Я справлюсь как-нибудь с обучением одного или двух никтеро. И потом, еще неизвестно, есть ли он в самом деле, или все это были бредни темных веков о рождении никтеро от кровосмесков.
— Следующий вопрос. Эту девочку, Илону, Ястреб буквально выкрал… Барону стало совсем плохо после возвращения, он слег.
— Значит, барон был прав насчет старших сыновей. Что ж, кузен не откажет в маленькой просьбе. У них есть бастарды. Женить на их матерях и признать детей законными.
— Коварен ты, сынок.
— Я справедлив. Имели наглость насеять дикий овес — пусть его и пожинают. Что до Илоны… Вы ведь примете ее воспитанницей, матушка?
— Разумеется, — кивнула герцогиня. — Я ведь уже пообещала. Завтра Илона будет здесь.
— Мыш будет счастлив. Но… как — завтра? Уже завтра? — Легард сжал кулак.
Неужели уже завтра эта проклятая свадьба? Он не готов! Хотя… зачем себя обманывать, он никогда не будет готов, но сына хотелось увидеть все сильнее, и чем скорее пролетят два дня торжеств, тем лучше.
— А ты бы предпочел дождаться, когда внуки пойдут на свой первый бал?
Герцог только тяжело вздохнул.
— Я понял, матушка. Завтра. Значит, сегодня Альбин будет ночевать в западном крыле?
— Да. Готов к первой брачной ночи?
— Когда это старшему требовалось как-то особенно готовиться? — шутка вышла неуклюжей и плоской, он отвел глаза.
— Морально готовься, — не поддержала шутку мать.
— Да, матушка.
Это будет очень долгая ночь.
Легард напомнил себе, что брак у него уже не первый, так что волноваться особенно и не о чем. И что в постели он все еще кое-что может, так что приласкает младшего… Главное, не сделать ему больно. Пусть он толком и не верит в то, что в Альбине спит никтеро, но, если древние трактаты не врали, проснувшийся дар может обернуться против того, кто причинит темному боль. Но это не главное, нет! Он просто не желал причинять боли своему маленькому белому мышу. Главное, чтобы он потерпел. Не боялся.
— Ступай, мой дорогой. Тебе нужно хорошо отдохнуть перед завтрашним днем. Вечером отправлю своих фрейлин за Альбином, они помогут ему устроиться в «единорожьих» покоях.
Легард поднялся, поклонился и направился в сторону своих апартаментов, таких пустых без мыша.
Он привык. Уже можно признать очевидное, хотя бы перед самим собой.


4. Свадебная суета


Альбин удивился, когда вместо будущего супруга в библиотеку явились незнакомые ему светские дамы. Еще больше удивился, когда брат Антоний, едва услышав их голоса, поспешно извинился и попросту сбежал в самый дальний угол, укрывшись за стеллажами. И совершенно не обрадовался тому, что фрейлины герцогини сообщили, что по традиции жених герцога должен провести ночь и утро в специально отведенных для будущих младших супругов покоях. Впрочем, он быстро взял себя в руки, хотя напоминание о его статусе стало неожиданно болезненным. Мысленно обругав себя всеми известными нехорошими словами, Альбин понял, что снова натягивать привычную маску оказалось не так просто, как он того ожидал. Слишком расслабился в обществе Легарда? Похоже, так и есть, расслабился и привык к тому, что с этим человеком можно и нужно забывать о маске: неискренность герцог чуял, словно гончая — зайца. Однако это дворец, и что позволено за дверями покоев Легарда, то там и должно оставаться.
Фрейлины щебетали, утомив этим в первые же минуты. Альбин улыбался, тоскливо надеясь, что они просто проводят его в те самые «Единорожьи покои», о которых говорят, и оставят в одиночестве. Но его надеждам не суждено было сбыться.
— Мы должны составить вам компанию, дабы рассказать то, что вам надлежит знать о первой брачной ночи.
— А также утешать вас и не давать предаваться меланхолии.
Альбин ощутил, что против собственной воли заливается краской. Как он и сказал Легарду, все его познания в альковных делах были ограничены достаточно старым трактатом для будущих супругов, переполненным иносказаниями и метафорами. Ну, и, конечно же, тем, что юноша сумел подсмотреть и подслушать в отцовском замке, бродя по потайным ходам и заглядывая через смотровые щелки и окошки. Если ранее он не строил иллюзий в том, что касалось своей первой брачной ночи, то сейчас он был несколько в растерянности. Просто не знал, чего ждать от герцога.
— Мы все вам расскажем, итак, слушайте, молодой человек… — фрейлины улыбались понимающе.
Уже какой-то час спустя Альбин догадывался, что герцогиня Флорис неспроста прислала за ним этих женщин. Они все прекрасно знали Легарда, его привычки, трудности и прочее, что определяет поведение человека в постели. Они абсолютно не стеснялись в словах, хотя и хихикали, жеманничали и прикрывались веерами. Он слушал, замерев, впитывал каждое слово. Это ведь ему предстояло завтрашней ночью лечь с герцогом в постель, доставить ему удовольствие и… испытать его самому? Он был почти шокирован одним лишь предположением, что и его старший супруг должен будет сделать все, чтобы от этой ночи у Альбина остались не только болезненные воспоминания.
— Он даже с одной рукой весьма умел, так что не волнуйтесь, юноша — вам будет хорошо с герцогом. В первый раз, возможно, не так хорошо, как могло бы быть, но дальше все пройдет…
— Как по маслу.
И они снова захихикали.
— После бала вас проводят в спальню герцога, — самая старшая и серьезная из фрейлин, леди Аннабель, как она просила себя называть, махнула на остальных веером. — Там вы найдете все, что потребуется для подготовки. У вас будет время, около часа, чтобы все сделать. Мне не кажется, что вам будет приятно воспользоваться помощью слуг.
Альбин кивнул, покраснев. Хотя куда уж больше? Он и без того пламенел щеками все то время, что женщины проводили свое «обучение». Привычно пропустить мимо ушей не получалось, он был здесь в центре внимания и, что немаловажно, внимания доброжелательного. Они, может быть, и не по собственной воле и инициативе, но пришли помочь ему. И не считали соперником, претендующим на то, что принадлежало им.
Альбин понимал, что достаточно молодому, относительно здоровому мужчине невозможно не испытывать некоторых желаний. И в распоряжении Легарда был целый штат раскрепощенных, спокойно относящихся к его недостаткам женщин. К которым он будет обращаться и дальше, вне зависимости от статуса свободного или состоящего в браке человека. Так что не был Альбин этим дамам никаким соперником. Но это ведь женщины, понять их логику почти невозможно. Он был искренне рад тому, что они не сочли его опасным.
— А теперь отдыхайте, — над ним сжалились.
Промаявшись в одиночестве несколько часов, никогда прежде не знавший, что такое скука, Альбин понял, чего ему не хватает. Точнее, кого. Легард обычно всегда был рядом. Даже когда спал. При нем было спокойно. Альбин мог быть уверенным, что никто не прервет его уединение с книгой, не войдет требовать чего-то. Всегда ли так будет, или же его ждет ужасная перемена в человеке, которому он вверил свою судьбу?
Покои были прекрасны, но Альбину не хотелось их осматривать. К чему, если это лишь на одну ночь? Возможно, раньше, когда традиции соблюдались полно и строго, он проводил бы здесь все эти две недели до свадьбы… Не слишком заманчиво: вместо теплого дерева и шелка, стены здесь покрывала сплошь драгоценная каменная мозаика. Несмотря на полыхающий в камине огонь, было прохладно, и Альбин завернулся в одеяло и сел, поджав ноги, в глубокое кресло у камина. Взгляд против воли пробегал по стенам, отмечая, что некоторые части мозаики тихонько испускают свечение, то молочно-белое, то серебристое. У изображенных на мозаике единорогов светились рога, гривы, бородки и хвосты, золотистые глаза и, как ни странно, изображенные у их копыт темно-фиолетовые цветы, похожие на мелкие лилии. Наверное, девственника зачуяли. Если верить балладам, единороги это умели. Он невесело фыркнул и встал, чтобы потрогать мозаику. Светящиеся камешки были столь же холодны, как и обычные, при его касании разгорались лишь чуть сильнее. Красиво. Холодно. Неуютно без Легарда.
Ему не оставили книг, кроме молитвенника. При том, наверняка, следили, так что он снова устроился в кресле и со сборником священных текстов. Хоть повторит с самого детства намертво затверженные слова брачных клятв. Он рос и воспитывался с полным осознанием грядущей судьбы. Никто не скрывал от него, кем станет третий сын барона. Клятвы его учить заставляли. Чтобы при венчании не опозорился. Ранее ему претили эти полные унижения и раболепства слова. Они должны были показать всем вокруг, что он осознает собственное ничтожество и мало того — обещает впредь быть таким. Сейчас он отчаянно надеялся, что в отношениях с Легардом ничего не изменится. Даже после клятв. Но повторить их все равно было необходимо.
С молитвенником он и уснул, проснувшись от того, что слуга тронул его за плечо.
— Милорд, ужин подан. Его светлость особенно просили, чтобы вы поужинали, ни в чем себе не отказывая.
Альбин невольно улыбнулся: заботится. За две недели совместных трапез герцог все же выяснил, что нравится его жениху из пищи больше всего, и сегодняшний ужин баловал обилием именно этих блюд. Тающее во рту мясо с сырной корочкой, запеченные овощи, свежие булочки с медом, взбитые сливки и терпкий ягодный отвар. Альбин, от души поев, взбодрился, почувствовав себя гораздо лучше. И теплее стало в комнате.
Слуги приготовили постель, заложили дрова в камин: здесь никто не экономил на них, никто не собирался морозить будущего супруга герцога. В купальне лежали согретые магией полотенца. Альбин улыбался. Может, не все так плохо и будет в семейной жизни? Вскоре он уснул и спокойно проспал всю ночь, не ворочаясь и не вскакивая. Ему попросту ничего не снилось.

Утро началось с деликатного стука в дверь, хотя к тому времени Альбин уже проснулся, умылся и почистил зубы. Мыться не стал — все равно у слуг приказ. С ним сегодня будут обращаться, словно с серебряной статуэткой, которая не в состоянии сама о себе позаботиться. Так и вышло: его омыли самым деликатнейшим образом, вытерли и принялись одевать.
Венчальный наряд был в цветах рода Зарберг: белом, алом и золотом. А оставайся он баронетом Лемарк, шел бы к венцу в темно-сером и изумрудном.
— Вы сегодня прекрасны, как сама весна, милорд, — отметила леди Аннабель.
Фрейлины герцогини пришли украсить жениха и привести его прическу в надлежащий вид. Вообще, младшие супруги не стригли волос и к семнадцатилетию щеголяли порой куда более густыми косами, нежели их сверстницы. Но Альбин в четырнадцать лет под корень отрезал свои волосы и заявил, что больше не станет растить «эту удавку». После этого он полмесяца мог только стоять и спать на животе, но волосы это не вернуло. Его мягкие локоны доходили лишь до лопаток, несмотря на всю свою мягкость, они были непослушны, выбивались из-под лент, растрепывались дуновением легчайшего ветерка.
— Придется повозиться. Воск… Ленты…
На жалобный взгляд Альбина женщины принялись уверять, что все куаферские ухищрения прекрасно смоются после водой и мылом. Два часа спустя Альбин смотрел в поднесенное ему зеркало и не узнавал отражение. Разве это он?
В ушах покачивались тяжелые рубины в золоте, они же украшали пальцы, волосы, камзол. Он был похож на безвинно зарезанную овечку: весь в белом и алом. От сравнения захотелось нервно смеяться, и пришлось изрядно искусать себе губу, чтобы прийти в чувство.
— Ничего. Легарду еще хуже, — посмеялась леди Аннабель.
— Что с ним? — вскинулся Альбин, сразу подумав самое худшее: у жениха снова болит спина и нога, они ведь пропустили сеанс массажа.
— Он тоже в белом и алом. С его цветом кожи и волос…
— Да, — хихикнул Альбин. Вот и тот, кто зарезал «овечку». Весь в крови невинной жертвы.
— Выглядеть будете как две рябины в снегу.
Альбина заколотило в нервной дрожи, и леди Аннабель отослала всех остальных, аккуратно усадила жениха в кресло и прижала к пышной груди, лишь подчеркнутой корсажем платья.
— Если тебе нужно, поплачь сейчас. Я успею снять красноту с глаз примочками.
— Я не хочу плакать. Мне просто страшно.
— Ну-ну, бояться нечего. Это просто красивый праздник.
— Который закончится утром.
Женщина понимающе кивнула.
— И ты боишься, что вместе с ним закончится и доброе отношение Легарда к тебе?
Альбин все-таки всхлипнул.
— Не думай глупости, мальчик. Наш герцог не таков. Уж если ты сумел расположить его к себе, он в лепешку ради тебя расшибется. Только ты и сам не разочаруй его, — леди Аннабель приподняла голову юноши, осмотрела, провела подушечками пальцев по ресницам, стирая крохотные капельки слез.
— Я постараюсь.
— И улыбайся на празднике. Свадьба — это весело.
— Вот в этом я сомневаюсь.
Леди Аннабель рассмеялась, мазнула по чуть припухшим векам и губам каким-то легким кремом с нежным запахом трав.
— Все, милый, ты готов. Сейчас за тобой придут.
Альбин перевел дух.
— Развлекайся, — напутствовали его. — У меня было пять свадеб. Поверь, первая всегда самая смешная.
Она ушла, посмеиваясь над тем, как юноша таращил на нее глаза. Пять свадеб?! От чего ж у нее мужья померли-то? От первого же пришедшего на ум предположения бросило в краску. Он отругал сам себя: что за испорченный мальчишка! Но не мог не подумать, что при своих пышных, сочных формах леди наверняка пользуется успехом среди придворных.
В дверь вошла еще одна дама. Королева-мать, не иначе, настолько царственно она себя держала. Альбин посмотрел в ее темные глаза, похожие на глаза хищной птицы или змеи, и медленно опустился на колени, чувствуя, что сейчас его душа лежит на чужих ладонях, как невесомое перо. Не королева — герцогиня. Ее светлость Кларисса Флорис.
— Встаньте, — голос звенел как сталь.
Альбин поднялся, не помня себя. Он не боялся Легарда, не так боялся короля. Но леди Кларисса была несомненно самым могущественным человеком в Эллоре: ей подчинялся иногда даже король.
— Что ж, вы весьма недурно выглядите. Надеюсь, мой сын будет с вами счастлив.
Он мог лишь поклониться. И потому не заметил внимательнейшего взгляда герцогини на стены комнаты. Ее лицо на краткий миг дрогнуло, но бесстрастная маска вновь скрыла его выражение, и только ярко сияющие золотом глаза единорогов отражались в зрачках.
— Что ж, ступайте за мной. Пора вам вступить в брак и занять подобающее положение в обществе.
Альбин сумел взять себя в руки, снова навесить на лицо привычное за столько лет выражение. Разве что на побледневших от переживаний губах улыбка казалась несколько неестественной, да пальцы дрожали, он то и дело ловил себя на том, что сминает кружева манжет.
— Успокойтесь. Это свадьба, а не жертвоприношение.
— Простите, миледи, — чуть слышно ответил он.
Замечание не помогло расслабиться, но зато помогло взять себя в руки, собрать нервы в кулак. В конце концов, ее светлость герцогиня была совершенно права: это не жертвоприношение, а он не жертвенный агнец.
Перед входом в зал герцогиня остановилась.
— У вас есть три варианта. Первый: мы чинно и с достоинством входим, вы счастливы и улыбаетесь. Второй: я тащу вас за ухо, вы кричите и упираетесь. Третий: я волоку вас к Легарду за шиворот.
Альбин опешил и распахнул глаза в непритворном удивлении:
— Простите, миледи, зачем? Я сам пойду, не надо меня тащить!
— Надо как-то оправдать ваш вид описавшегося на мое платье щенка, — отрезала Кларисса.
Юноша вспыхнул. Герцогиня с удовольствием заметила, что так он выглядит куда лучше: глаза блестят, в осанке появилась твердость и гордость.
— Да, так лучше. Вашу руку, юноша.
Альбин невесомо опустил пальцы на подставленное запястье, затянутое в черный атлас. Стражи распахнули высокие створчатые двери. Из них выплеснулась торжественная музыка и легкий гул голосов. К Легарду герцогиня подвела Альбина медленно и величественно, вручила и отошла вбок, к своей новой воспитаннице. Илона стояла под вуалью, так что никто не мог бы сказать, что видел юную леди Лемарк до ее первого выхода в свет. Альбин, заметив ее, просиял искренней улыбкой, сразу успокоившись. Легард сдержал свои обещания, так о чем же ему волноваться?
— Дорогой, — нежно сказал Легард. — Ты так прекрасен.
Глаза смеялись.
— Вы тоже, милорд, — Альбин внимательно смотрел на него и заметил бы сразу напряжение ноющего от боли тела. Но, должно быть, двух недель каждодневного массажа хватило, чтобы за одну ночь с герцогом ничего не случилось.
— Что ж, приступим.
Священник пришел венчать их в залу дворца — герцог вряд ли одолел бы путь до собора пешком, а экипажи по традиции были запрещены брачующимся. Альбин совершенно успокоился, едва только величественный старец в золотом праздничном облачении начал читать брачный канон. Он и сам от себя не ожидал подобного спокойствия, но все было к лучшему. Он не заметил в толпе, заполонившей одну часть зала, родителей и братьев, хотя мог просто не увидеть их — слишком много людей, чтобы рассмотреть нужные лица. Или же их там попросту не было — кто бы позвал провинциального барона на свадьбу третьего лица королевства? Отношения к Альбину барон и баронесса Лемарк больше не имели после отречения, подписанного королем.
Слова клятвы Альбин проговаривал четко, твердым голосом. Да, он клялся в безоговорочной верности и полном подчинении старшему. Легард клялся оберегать младшего, любить его и заботиться обо всех его нуждах. Гости умиленно ахали или завистливо косились на новобрачных. Леди Аннабель всей грудью вздыхала и прикладывала к глазам платочек.
Церемония завершилась традиционным наложением магической брачной татуировки на руки молодых. Простолюдины, как знал Альбин, пользовались бесплатно накладываемым простеньким плетением в один ряд. У отца и матушки татуировка трижды обвивала запястье. Их накладывали на правые руки, и прежнюю татуировку Легарда уничтожила война. Сейчас он подставил под ладонь священника-жреца левую. Золотые узоры легли на их руки, связывая навечно. Ну или до конца жизни одного из супругов. Да и во втором варианте татуировка не исчезала, только теряла краски, выцветая и становясь почти невидимой. Менестрели, бывало, пели о том, что влюбленные клянутся лечь «с золотом на запястье в одну могилу». Альбин всегда фыркал, услышав это.
— Поздравляю вас, супруг герцога, — Легард усмехался.
Альбин улыбнулся ему и склонился, чтобы поцеловать золотую вязь на специально обнаженном для церемонии запястье. Это было предписанное ритуалом действие. Чего он никак не ожидал, так это того, что герцог, дождавшись, когда он выпрямится, поднимет его руку к губам и повторит поцелуй. Воздух в зале всколыхнулся в слитном «Ах!». Герцогиня и король пристально смотрели на пару, старший супруг в которой прилюдно пообещал младшему шанс на равные права. Возможно, простые люди и позабыли значение каждого жеста венчальной церемонии, но не аристократы. Альбин изо всех сил прикусил щеку, чтобы не разреветься прилюдно и сохранить лицо.
Первой их поочередно обняла герцогиня-мать, затем король, показывая, что Альбин принят в их семью. Потом обоих разом прижало к очень мягкой и пышной груди леди Аннабель.
— Я так рада за вас! Так рада! — старшей фрейлине и доброй подруге герцогини позволялись еще и не такие вольности.
Священник ушел, алтарный помост, крытый золотой парчой, убрали слуги, его величество взошел на трон, рядом с ним в более скромном кресле разместилась герцогиня. Новобрачных увели, чтобы переодеть в подобающие наряды. Еще более пышные, призванные показать красоту и статус супругов. И если в случае Альбина это было чистой правдой, то в случае Легарда… Нет, портные чрезвычайно старались. Но никакие кружева не могли скрыть шрамы на лице и отсутствие руки.
Гостей стало поменьше, или это только показалось Альбину. В зале зазвучала торжественная музыка, под которую им с Легардом предстояло пройти три круга обязательного танца.
— Держи меня за левую руку. Как-нибудь, — герцог улыбался. — Или за кружева на правой.
— Все будет хорошо, — преисполнившись внезапного бесшабашного веселья, пообещал Альбин. — Вы великолепно танцуете, муж мой. Я уже знаю это.
— Так не ударим в грязь лицом.
И они танцевали, кружились под восхищенные вздохи толпы. Один, два, три круга.
— Как ты? — прижавшись к Легарду, тихо спросил Альбин.
— Я счастлив, мой белый мыш.
— Тебе нужно отдохнуть.
— Еще немного, будет праздничный обед, потом тебя отведут в твои покои, а я сразу в спальню, вытяну ногу.
— Пусть принесут бальзам. С супружеским долгом можно повременить и до утра, я обещаю не сбегать из постели.
— Посмотрим, мыш, может быть, совместим.
Альбин лукаво улыбнулся:
— Если мы совместим массаж с бальзамом и все остальное, вы уснете в процессе, мой дражайший супруг.
— Ты ведь об этом и мечтаешь, коварный мыш?
— Обсудим это после бала? На нас смотрят.
— Конечно. Что ж, свадьба вышла неплохой?
— Ну, сперва меня напугали, потом дали выспаться, потом разодели, словно куклу, потом пригрозили втащить в зал за ухо…
— То есть, все было очень даже весело?
— Разве у меня были причины предаваться унынию?
— А вдруг тебя что-то напугало или расстроило?
— Но я ведь уже не ребенок. Легард, мы танцуем уже целую вечность, музыка сменилась трижды, и я бы не хотел, чтобы в первую брачную ночь тебе было больно.
Герцог с трудом удержался, чтобы не расхохотаться.
— Мыш! Это я должен был тебе говорить!
— Ты понял, о чем я, — Альбин слегка покраснел.
— Ладно, ладно, ты прав. Как очаровательно ты краснеешь, Альбин, — Легард наклонился к нему, едва не поправ все приличия вовсе и не коснувшись губами губ.
— Легард, — тот слегка перепугался. — На нас смотрят!
— Пусть завидуют.
Однако жалобному взгляду Альбина Легард все-таки внял, перестал балансировать на грани приличий. Они отошли к тронному возвышению. Спрятаться в темном углу на собственной свадьбе герцогу бы никто не позволил, пришлось изображать из себя украшение зала, терпеть чужие взгляды. Легард гадал, понимает ли Альбин, что за ними стоит? Видит ли эту душную, липкую похоть, плещущуюся в иных глазах через край? Он был красив, белая птица в золотых и алых узорах. Его будут пытаться соблазнить. Что младшему делать в постели калеки? Будут задаривать драгоценностями, осыпать комплиментами, стараясь сделать это так, чтобы не увидел он. Легард знал — его боятся. Боялись до войны, боятся и после, кажется, еще сильнее. А ну как Огненный Змей плюнет неконтролируемым пламенем? И пепла не останется. А постоянно находиться рядом с Альбином он не сможет. Это сейчас, перед свадьбой, кузен милостиво дал роздых. Потом будет месяц-два в поместье — и снова высочайшая просьба, которую не проигнорируешь. Быть куратором подразделений огненных магов непросто. Сплошные разъезды.
Двери соседней залы распахнулись. Предстоял свадебный обед все под теми же взглядами. Слуги увели Альбина переодевать, Легард тоже поплелся в отведенную для него комнату неподалеку, с тоской думая, что сейчас опять его будут касаться чужие руки… В комнате ждал сюрприз. Зеленоглазый и немного нервничающий — еще бы, он же сам нарушил целую кучу приличий.
— А кто-то еще меня упрекал, — не упустил случая Легард. — Иди сюда. Хочу супружеский поцелуй.
— Я не умею, — Альбин залился краской. — И надо поспешить, и слу… — больше ничего не успел сказать, только судорожно выдохнул в губы Легарда, невольно хватаясь за отвороты его камзола.
Целовал Легард его нежно, показывая, что все хорошо, бояться нечего. Он и не ждал, что мальчишка ответит или хотя бы расслабится — и опять ошибся, Альбин обнял его обеими руками и буквально растекся по груди, приоткрыл рот, позволяя делать с ним все, что пожелается. Бешеный стук его сердечка Легард и слышал, и чувствовал. И закрытые глаза видел. Но Альбин не вырывался, не отстранялся и не пищал, он словно бы… слушал? Прислушивался к себе, отчаянно борясь со своими страхами.
— Ну как, не съел тебя злобный супруг?
— Н-нет… только попробовал, — Альбин ткнулся ему в блонды лбом и тяжело дышал, приходя в себя. — Есть меня страшный-престрашный Змей будет чуть попозже…
— Не есть, а облизывать, — поправил его Легард. — Переодеваемся, мышонок.
— Я затем и пришел, — Альбин нахмурился, принимаясь раздевать мужа, не заботясь о том, как бросал в кресло предметы его гардероба. — Ты сильно устал? Что там еще впереди?
— Нет, я не устал. Впереди у нас еще свадебный обед. Принятие поздравлений.
— А потом?
— А потом снова бал, и только к ужину нас отпустят с миром. Выдержишь, Альбин? — серьезно глянул на юношу Легард.
— Я — да, а ты? Сядь, я прикажу принести саблелист. Он хотя бы уберет боль на несколько часов.
Легард опустился в кресло, вытянул ногу. Расторопный лакей принес уже знакомую шкатулочку с лекарствами, и Альбин, не заботясь о своем наряде, поддернув рукава, опустился на колени и принялся втирать ему в ногу густую коричневатую жидкость.
— На балу нам можно не стремиться перетанцевать всех, хотя бы это успокаивает.
Альбин фыркнул. Вот будто бал только для танцев!
— Легард, расскажешь мне, кто есть кто при дворе?
— Конечно. Та милая дама, чьи прелести все еще ощущаются на мне теплыми подушками — Аннабель Вивьен Варинг, самая веселая вдовушка двора.
— О, она пережила пятерых мужей, я уже знаю, — Альбин тихо рассмеялся. — И сказала, что первая свадьба — самая смешная. Боюсь представить.
— На первой свадьбе, как мне рассказывали, ее супруг мог укрыться за ней, как за колонной.
— Она мне понравилась, — признался Альбин. — Тебе легче? Нужно одеваться.
— Да, стало получше. Давай переоденемся. И пойдем.
Слуги принесли костюм Альбина в эту же комнату. Юноша помог одеться мужу и быстро переоделся сам, пусть и недоумевал, зачем все эти излишества. Конечно, наряды были разные, но он не видел смысла в том, чтобы сменить одну чистую сорочку на другую, а шоссы с вышитыми лилиями на шоссы с розами.
— Показать достаток, — пояснил Легард.
Альбин тронул уже до боли оттянувшие мочки тяжелые серьги, вздохнул, но не посмел просить снять хотя бы их. Протокол, этикет. У Легарда серьга была только одна, слева — на правом ухе начисто отсутствовала мочка. Темный рубин казался каплей крови, повисшей и все никак не падающей, чтобы расплескаться по кружевам.
— Потерпи, мыш. Просто потерпи.
— Я терплю, — согласился Альбин.
Легард осторожно погладил его по волосам, на секунду прижав к себе.
— Маленький, но сильный мышонок. Идем.

Обед был скучен, чопорен, и Альбину не лез кусок в глотку, если выражаться просто и прямо, как солдаты в замковом гарнизоне. Слишком много взглядов. Слишком многие хотели бы оказаться на его месте, по левую руку от короля. За столом Альбин видел молчаливую поддержку только от двух людей: сидевшего напротив брата Антония и леди Аннабель.
На балу Легард сразу отвел его поближе к своему семейству около трона — туда точно никто просто так не приблизится. Они танцевали еще дважды, все остальное время Легард коротко, рублеными фразами, рассказывал о придворных.
— Густав Эрвин Ларош, казначей. Ворует, но мелко, потому еще не казнен, — одышливый толстяк в напудренном парике, с угодливым бегающим взглядом. — Виллем Ангус Апаш, законник, маг, принципиальный, честный до мозга костей, обладает безоговорочным доверием матушки и кузена, но не пользуется им, — седой, крючконосый, с широченным разворотом плеч, то ли бывший военный, то ли просто с безупречной выучкой аристократ в полном трауре. — Стефан Габриэль Моро, старайся не встречаться с ним взглядом. Маг, менталист, глава контрразведки. Тварь беспринципная, — лощеный франт с завитыми каштановыми с проседью локонами, в облаке кружев и шелка.
— А хоть кто-нибудь тут… дружелюбный есть?
— Эмеральд Кирин Батор. Глава дипкорпуса, умный, образованный, вежливый, — указанный мужчина походил на медведя, объевшегося медом перед спячкой.
— Твой друг? — уточнил Альбин.
Легард усмехнулся.
— Мой отец.
— Твой… О… — Альбин изучил внимательнее обоих.
— И Антония тоже. Мы похожи… были.
— Он выглядит милым, — осторожно сказал Альбин. — И рад за тебя.
— Он всегда выглядит милым, мыш, не обольщайся. Даже когда держит чужих послов зубами за глотку, в переносном смысле, конечно. Но он, думаю, в самом деле рад за меня.
— А у тебя нет больше братьев или сестер?
Альбину было любопытно узнать о своем теперь уже супруге все.
— Насколько мне известно, старшие законные дети матушки умерли во время мора тридцать лет назад. Сестра и два брата, тоже бастарды, погибли во время Киннской кампании, защищая долину Кинн. Они были старше нас с Антонием. Это было шесть лет назад. Вся моя семья — это матушка, брат и кузен. Ну, и отец, но ты сам понимаешь, маркиз Батор официально мне никто.
— Понимаю. У меня вот теперь семьи нет вообще.
— О, кстати об этом. Идемте, муж мой, я хочу познакомить вас с воспитанницей матушки. Правда, ей пока еще не исполнилось семнадцати, и ее прелестное, как я думаю, личико будет скрывать вуаль, но это нам не помешает, — усмехнулся Легард.
Альбин последовал за ним, крепко держа за руку. Илона — а сестренку он узнал бы даже в мешке, не то, что в скромном платье воспитанницы, превосходившем все ее прежние наряды стоимостью в десятки раз, — изобразила перед ними элегантный реверанс. Протокол обязывал их «познакомиться», словно чужих, поэтому герцог представил ей своего мужа.
— Юная леди, мой супруг, Альбин Валент, младший герцог Зарберг. Альбин, леди Илона Агнес Лемарк.
— Рад знакомству, леди Лемарк, — это Альбин выговорил без труда, даже улыбнулся.
— Взаимно, лорд Зарберг, — а вот ее голос чуть дрогнул, но Илона быстро взяла себя в руки.
— Вы станете королевой вашего первого бала, я уверен.
— Благодарю вас, милорд.
— Оставлю вас пообщаться, — Легард обозначил вежливый поклон. — Развлеките юную леди, мой дорогой супруг.
— Да, мой дорогой супруг, — с готовностью откликнулся Альбин.
Стоило герцогу отойти, Илона зашептала, быстро, сбиваясь и сжимая в тонких пальчиках веер так сильно, что края спиц врезались в кожу:
— Аль, как ты? Я так волновалась… Отец ничего не сказал, где ты и с кем, а потом слег…
— Свадьба и прекрасный муж, — тихо ответил Альбин. — Как ты сама?
— Наставница и новая жизнь, братик, — так же коротко ответила девушка. — Миледи очень строгая, но…
— Но тебе нравится, верно?
— Верно. Она многому меня учит.
— Учись, сестренка. Ведь мы, несмотря ни на какие отречения, все еще родные друг другу люди, правда?
Илона закивала, явно жалея, что не может обнять брата.
— А отец… Арнольд и Ирман…
— Щенки, возомнившие себя волкодавами, — хмыкнул Альбин. — Барон размажет их, выпорет на конюшне и заставит ходить на задних лапках и тявкать по команде. Он все еще силен. Я уверен, Арнольд еще долго не получит баронскую корону.
— Отец заболел сразу по возвращении. Он ведь поправится?
— Думаю, он уже поправился. Вспомни сама, он никогда ничем не болел, но при этом вечно жаловался на все, от прострела до головокружений. И при этом спокойно объезжал границы баронства, сутками не вылезая из седла. Даже если баронесса и пыталась его травить… Родовой перстень — артефакт, подарок нашему прадеду от тогдашнего короля.
— Помню, — Илона улыбнулась под вуалью. — Надеюсь, он приедет на мой первый бал.
— Обязательно приедет. Ведь от тебя он не отрекался. А его болезнь… спектакль, не более. Спроси наставницу, сестренка. Она, думаю, не откажет.
Вернулся Легард, и Альбин вежливо раскланялся с воспитанницей герцогини, принял приглашение супруга на еще один танец.
— Все хорошо, мой белый мыш?
— Илона говорит, что отец болен, но мне в это не верится, — Альбин прижался чуть крепче, ища опору в том, кто обещал быть ей. — Отравить его невозможно, родовой перстень защитит от яда, отец не снимает его никогда. Но кроме яда есть еще и просто болезни… Я не знаю, что и думать. Арнольд или Ирман не удержат баронство в руках.
— Я расспрошу кое-кого, — пообещал Легард.
— Благодарю, Легард, — искренне улыбнулся ему Альбин.
Спустя полчаса после танца король жестом приказал им подойти.
— Думаю, мы можем отпустить вас отдыхать и наслаждаться обществом друг друга.
— Благодарю вас, ваше величество, — никогда еще Легард не был столь искренен в благодарности.
На шквал шепотков и взглядов в спины не отреагировал — он давно к этому привык. А вот Альбин… Мыш крепко-крепко, до боли, вцепился пальцами в его руку. Ничего, скоро все закончится. Завтра они примут подарки и уедут в имение.
— Что ж, у тебя есть время… кхм… мысленно приметить все места, которые подвергнутся попытке отделения от меня.
— Да, и первой будет спина. Я не шутил, говоря о массаже. Ты едва стоишь, — Альбин взглянул почти сердито.
— Все-все, я уже почти лежу, мыш.
До облюбованного коврика перед камином он едва дошел. Фиоран был безжалостен, ну что ему стоило отослать их хотя бы час назад? Нет же, протокол будет соблюден добуквенно. Из имения кузен его теперь не выцарапает минимум три месяца!
— Сейчас будет лучше, потерпи, — Альбин раздевал его, и Легард почти бездействовал, только послушно приподнялся, чтобы дать стянуть с себя бриджи.
— Ты ведь тоже устал…
— Не настолько, насколько ты. Я сейчас, лежи пока.
— Да я лежу-лежу. Даже уползти не смогу, мой прекрасный палач.
Альбин вернулся быстро, Легард даже не успел задремать на этом восхитительно мягком теплом ковре. После испытаний танцами изуверский массаж в исполнении мужа был не таким уж и изуверским. О расслабляющих поглаживаниях и говорить нечего.
— Альбин, я сейчас усну…
— Потерпи, еще чуть-чуть, нельзя спать на ковре, неприлично.
— Я старый, больной Змей, мне все прилично. Мыш, ты надорвешься, я еще и тяжелый.
— Я молодой мыш, наглый, и целого Змея поймал.
— Поймал-поймал, — Легард повалился на кровать, так и не разжав руку, которой держался за своего юного мужа. Альбин весил совсем немного. Еще не отъелся, да и не происходит такое быстро. Но как же он мило краснел, оказавшись сверху. Их лица были слишком близко, чтобы не воспользоваться этим, но Легард удержался.
— Иди, переодевайся. И спать укладывайся.
— А ужин?
— Мыш, я усну над тарелками.
Альбин посмотрел на мужа и решил, что да, уснет.
— А ты ужинай, слышишь? Не вздумай лечь голодным, — договаривал Легард уже в полусне.
— Да-да, я поужинаю, не волнуйся, — теплая ладонь успокаивающе коснулась щеки, и герцог позволил себе уснуть окончательно.


5. Всем сестрам по серьгам


Проснулся Легард задолго до рассвета, чувствуя себя очень даже неплохо. Альбин тихо сопел, пригревшись у его бока. Запах чистого юного тела смешивался с ароматом земляники и резким, терпким запахом бальзама, пропитавшим простыни. Спал его Мыш очень умилительно, теплый и легкий. Легард не удержался, поцеловал в плечо. Кружева вычурной ночной сорочки, расшнурованной и немного сбившейся, очень кстати обнажали его, оттеняли нежную кожу своей молочной белизной. Легард мысленно рассмеялся: мальчишка все же вырядился в нее, не смог отступить от приличий. Сорочка выглядела глупо, стоило это признать. Так же, как и его собственная. Протокол, чтоб его злые боги разорвали! Он даже не потрудился распаковать свою, не то, что надеть. И, уже немного узнав Альбина, подозревал, каких трудов моральных тому стоило натянуть на себя это кружевное убожество. Снять ее, что ли — мелькнула игривая мысль. Следующая отрезвила: одной рукой и со спящего? И перепугать до полусмерти, разрушив все, чего уже добился? Нет. Не сейчас. Пусть Альбин спит, пока не проснется сам. Он слишком ответственен, чтобы забыть о необходимости подтверждения брака. Легард только обнял его, чтобы насладиться теплом.
Когда за пологом засерело утро, Альбин заворочался, замер и принялся осторожно выпутываться из-под одеяла.
— Не бойся меня разбудить, я уже давно не сплю.
Легард успел встать, умыться, кое-как искупаться, высохнуть и снова лечь в постель. Золотая вязь татуировки слегка пульсировала, напоминая, что время подтверждения брака истекает. Альбин тоже покосился на свое запястье, потянул с себя сорочку. Легард не останавливал его. Просто смотрел, не торопясь касаться. Альбин был красив. Умен. Смел. Осторожен. Рассудителен. Все вместе делало его необычайно привлекательным. Решающим моментом был их брак, конечно же. Легард никогда не стал бы давить на мальчишку, но вместо него с этим прекрасно справлялась магия брачного ритуала.
— И не бойся. Это не так больно, как может показаться.
— Но все же больно? — Альбин помял сорочку в руках и бросил ее на сундук в изножье кровати, разворачиваясь к мужу. — Я подготовился, как меня научили, но… перед сном. Может быть, нужно снова?..
— Не нужно. Если ты расслабишься, то все будет хорошо. Так, — Легард задумался. — Прозвучит странно, но вот со своим полом я сплю впервые.
— О, до этого ты спал со своим потолком, и все было в порядке? — не смог не съехидничать Альбин.
— Конечно, он был таким красивым и мраморным.
— Какой ужас, должно быть, еще и холодным!
— Мыш! Я волнуюсь, будь милосердным!
— А уж как я-то волнуюсь… — Альбин обнял себя руками. Камин давал ровное тепло, но его бил озноб вовсе не от холода.
Легард оперся на искалеченную руку, ложась набок.
— Просто ляг рядом, укройся. Согреешься и сможешь успокоиться. Ну, давай же, я не съем тебя, обещаю.
Альбин поспешно нырнул под одеяло, повозился там и затих, не поднимая глаз на мужа.
— Я, правда, волнуюсь. Закрой глаза, если тебе неприятно видеть меня.
— Я…
Альбин не знал, что сказать. Было стыдно. Легард так хорошо относится к нему, выполняет все желания. Спас Илону. Не потребовал немедленной отдачи супружеского долга.
— Тише. Все хорошо. Просто закрой глаза и позволь себе расслабиться, — Легард опустил руку ему на плечо, провел до шеи, вдоль нее, коснулся жесткой ладонью щеки.
Альбин послушно зажмурился. Теплая постель, ласковый супруг. Что еще надо? Легард медленно привлек его к себе, поцеловал в лоб, в скулу, в кончик носа, зарываясь пальцами в легкий шелк волос, перебирая их и поглаживая. Это было приятно, Альбин вздохнул. Чужие губы поймали этот вздох, напоминая Альбину о том поцелуе во время переодевания, что так взволновал. А пальцы уже скользили по спине, оглаживая лопатки, выискивая самые чувствительные места, чтобы провести подушечками или коротко обрезанными аккуратными ногтями. Альбин невольно прижался к мужу, чувствуя тягучее тепло в низу живота. Легард и не думал останавливаться, он и сам прикрыл глаза, изучая юного супруга наощупь. Ему нравилась бархатистая кожа, нравилось слушать, как срывается дыхание Альбина, как частит его сердце. Легард собирался довести его ласками до потери страха. Чтобы только желание — и ничего больше. Если бы магия венчального обряда могла удовлетвориться простым выплеском, он бы так и сделал. Но, увы, это было невозможно. Именно поэтому сейчас он старался лишить Альбина последних крох стеснения, чтобы не помнил о нем, извивался от желания, не слыша себя и мир вокруг.
Так и вышло, Альбин вскоре тихо застонал, сам вцепился в Легарда. Проснувшееся юное тело подталкивало к последней грани, само жаждало освобождения. Рука Легарда метнулась под подушку, нашарила почти открытый флакон с маслом. Резкое движение пальцев сорвало колпачок, а искорка магии согрела густую жидкость.
— Потерпи, мышонок, надо немного подготовить тебя, чтобы потом мы оба насладились.
Альбин задрожал, всхлипнул, ощутив, как теплое масло потекло по коже. Как же Легарду не хватало еще одной руки! Но муж, словно прочтя его мысли, внезапно поднял ногу и обвил ею его бедро, раскрываясь перед ним и прижимаясь крепче.
— Давай, я не боюсь…
Легард старался не говорить много, искалеченное горло позволяло только хрипеть, как удавленнику в петле. Главное — действовать. Он обругал себя мысленно всеми возможными словами, когда почувствовал очень четко различимое усилие всего тела Альбина, заставляющего себя не шелохнуться и даже расслабиться. Ничего-то у тебя, старый Змей, не вышло. Но палец уже скользнул в тугую жаркую плоть, уже сорвался с губ мужа приглушенный вздох, прошла по его телу первая, вызванная этой откровенной лаской, дрожь.
— Закрой глаза и не думай, мышонок. И не открывай их.
Он старался целовать его в плечо, в шею, куда получалось, пока готовил. В Академии им читали курсы анатомии, да и сам он на себе в юности экспериментировал, так что знал, что и как нужно сделать, чтобы заставить мужчину забыть обо всем. Альбин стонал все громче, подставлялся под ласку. Наконец, Легард счел, что супруг готов. Сам себя он не считал таким уж выдающимся экземпляром. Его тело было соразмерно, а что он достаточно крупный мужчина сам по себе… Ну это же хорошо? Сейчас оказывалось не совсем хорошо. Хвала всем добрым богам, осколки камня как-то обошли пах, ничего там не повредив. Но в данный момент он едва не подумал, что был бы не против оказаться усеченным в половину.
Альбин надрывно, сквозь закушенную губу, застонал, когда Легард вошел в его тело.
— Тш-ш, сейчас привыкнешь.
Он снимал дрожащие на плотно сомкнутых ресницах слезы губами и пытался вспомнить самые худшие моменты приграничной бойни, чтобы отвлечься. Это было почти невозможно. Потом Альбин выдохнул:
— Давай уже.
Юное тело вскоре потребовало своего, когда Легард как-то умудрился вывернуться так, чтобы все было правильно и под нужным углом. Угасшее от боли возбуждение Альбина снова проснулось, Легарду не было нужды смотреть — они слишком плотно соприкасались, чтобы он не почувствовал. Альбин выгибался, требуя свою долю удовольствия, прижимался, только что голосом не просил еще. Легард смотрел в его раскрасневшееся, вспотевшее лицо, целовал раскрытый в стоне рот и умолял собственное тело потерпеть еще немного, не дать ему опозориться, кончив, словно подросток. Ласкать Альбина он не мог, рук не хватало. Сравнивать то, что происходило сейчас, и привычную ему возню в шелках и кружевах с фрейлинами, не получалось никак. Это были совершенно разные ощущения. Вроде, движения-то те же, но все иначе.
— Альбин… Аль… Аль…
Муж выгнулся в его хватке, забился, вскрикивая ломко и хрипло. Брызнуло на грудь горячим, пара капель попала даже на губы Легарда, он машинально облизнулся и ухнул в собственное удовольствие, как в беспамятство.
Потом Альбин прижался к нему, тяжело дыша, горячий и счастливый. Легард гладил его по спине и молил богов, чтобы он не открывал глаза. Пусть не видит, пусть привыкает не смотреть на него.
— Мне так хорошо, Легард.
— Ну вот, а страху-то было…
Альбин улыбнулся, не открывая глаз. Он больше не боялся. Пусть сперва и было больно до слез, которые он не сумел удержать, но потом, как и было обещано, стало хорошо. Очень. Внутри словно что-то развернулось, распрямилось, подарив возможность дышать полной грудью.
— Все хорошо? — уточнил Легард.
— Да, только… я сейчас, кажется, усну… — Альбин зевнул и опустил голову ему на плечо.
— Вот и спи, мышонок.
Через минуту юный муж уже тихо посапывал ему в шею, лишая возможности встать и привести обоих в порядок. Легард знал, что долго такой сон не продлится, но тоже закрыл глаза, крепче сжимая руку. Когда Альбин пробудится, он разбудит и его.

Новобрачные были не единственными, кто не спал в такую рань, во дворце. Не считая слуг, всю ночь не сомкнула глаз герцогиня Кларисса, смотрела на лежащий в черном бархатном гнезде медальон из полупрозрачного густо-фиолетового камня. Но его нутро оставалось темным. Медальон последнего никтеро не проснулся.
— Отлично, — выдохнула она.
Хотя бы год можно не волноваться ни о чем. Артефакт, настроенный на сына и его младшего, подсказал, что брак подтвержден. Можно было лечь и поспать два часа, пока готовятся праздничная трапеза, приемная зала, просыпаются и готовят подарки гости. Даже любопытно, сколько злобных фраз над подарками было произнесено. Конечно, сперва их проверят маги, на все, что только возможно. А потом уж можно будет позволить новобрачным заняться рассматриванием даров. Она прекрасно помнила, как хохотал Легард, разбирая подарки со своей Алиенорой. Как он был тогда счастлив.
Рисса вытерла глаза, подозрительно заслезившиеся. Ей просто нужно поспать. Уже не в ее возрасте устраивать такие ночные бдения. Герцогиня разделась и улеглась в постель. Слуги знали, когда ее разбудить. Глаза закрылись мгновенно, сон поглотил ее, словно огромное морское чудовище — утлую лодочку.

Утреннего разговора у супругов не получилось, протокол требовал соблюдать его. Обсуждать постельную жизнь в присутствии слуг Легард себе не мог позволить.
— Пообщаемся потом, мышонок, — успел шепнуть он, прежде чем отдаться в руки слуг, наряжающих его.
Альбин закивал. Он пока что не знал, что сказать. Болеть ничего не болело, неприятных ощущений тоже не было, наверное, благодаря мази, которую ему вручили, перед тем как он удалился омыться перед выходом. Он бы и вовсе этой темы не касался. Им было хорошо? Так о чем еще говорить? Он не думал о шрамах, не думал о том, что у мужа нет руки, только о том, как дать ему понять, что хочется еще больше. Если так будет каждый раз, если, конечно, Легард вообще захочет это повторить, а не предпочтет сходить к умелым и спокойно воспринимающим его женщинам, все будет отлично в их жизни.
— Готов к подаркам? — шепнул Легард по пути.
— Готов. Только не к подаркам, — Альбин нервничал. Сейчас на них скрестятся все взгляды. Как сохранить лицо? Или, может быть, к злым богам его, показать, как ему хорошо?
— А к чему же? — удивился Легард.
Альбин покосился на него укоризненно. Неужели такой умный человек, как его муж, не поймет?
— Завидовать будут?
— И это тоже. Особенно это, — Альбин решился, крепче стиснул пальцы на запястье Легарда, вдохнул, выдохнул — и засиял искренней улыбкой чистого счастья.
— Ты так светишься, мой белый мыш, — восхитился Легард.
— Потому что у меня лучший супруг в мире.
Сказано было достаточно громко, чтобы услышали все, стоявшие рядом с дверями праздничной залы. Снова понеслись шепотки, в которых звучало что-то про магию и чары. Чушь, конечно. Менталисты стихиями не владеют, равно как и наоборот. Легард был чистым стихийником, так что изощряться царедворцы могли, сколько угодно.
— Завидуют, — довольно отметил Легард.
Как и вчера, он провел мужа к тронному возвышению, отметил уставшие глаза матери: волновалась за них? Фиоран окинул их быстрым внимательным взглядом и почти зримо расслабился тоже. Даже губы чуть дрогнули в улыбке.
— Хоть кто-то за нас радуется.
Радовались за них во всей зале только от силы десять человек: король, герцогиня с воспитанницей, леди Аннабель и ее дамы, брат Антоний — и маркиз Батор. Остальные смотрели или недовольно, или недоумевающе, или с затаенной завистью.
— А на балу хоть бы кто-то подошел, — проворчал Легард. — Я не прятался…
Альбин с трудом удержался от смешка:
— Неправда, ты именно что прятался.
— Но ты же меня как-то нашел.
— Легард, я тебя и не искал, правда. Просто влетел в первый же попавшийся темный угол и сперва даже не заметил, что там кто-то есть.
— Подумать только, мышонок не увидел змея.
— Да у меня едва сердце не выскочило, когда ты заговорил.
— Ничего, теперь ты в моей пасти. Утащу в свое логово к вечеру.
— В этой пасти вполне комфортно. Тащи, куда хочешь, только не ешь, — Альбин рассмеялся, погладил пальцами по запястью, по яркому золоту татуировки. Магия отозвалась пульсацией.
— Ничего не обещаю, — Легард снова перекосился в жуткой гримасе.
Альбин уже потихоньку начинал разбираться в оттенках этих гримас. То есть, уже бы не спутал неудовольствие и улыбку, а теперь еще и мог понять, насмешка в ней, ирония, радость или что-то еще. Сейчас там таилось лукавство.
— Не обещай, просто делай, — согласился юноша, снова и снова касаясь символа своего брака на запястье мужа.

***

Королевский указ прилетел с нарочным — или магической почте такую бумагу не доверили, или же нужен был свидетель от короны. Барон Станнис внимательно окинул взглядом гонца, глаза под кустистыми бровями сверкнули довольно и усмешливо, встретившись с его глазами. Как бы ни таился Ястреб, а от барона в его собственном замке укрыться очень непросто.
Станнис Лемарк был очень умен и хитер. Он прекрасно видел потенциал своих сыновей, но вынужден был больше времени проводить в делах, поднимая баронство, чем уделять его старшим — и упустил. Зато младшего, Альбина, он воспитывал так, чтобы как можно лучше подготовить его к взрослой жизни. Он был строг, даже жесток, не баловал ни лаской, ни вниманием, заставлял привыкать к наказаниям, стараясь при этом не сломать сына. Не мешал учиться. Альбин по сугубой юности своей не видел: отец прекрасно знает цену библиотеке, иначе отчего бы за ней следили, не допуская сырости и плесени? И когда он пропадал в книгах, никто не смел его тревожить там вовсе не потому, что отец не знал, где он, а именно что по приказу барона.
Барон отчаянно сожалел, что Альбин родился третьим. Из него вышел бы прекрасный наследник, но насмешница-судьба распорядилась иначе. Будущему младшему супругу досталась изящная внешность и острый ум. Его закалили и выковали характер. Барон мог им гордиться. Выстроенная им многоходовка увенчалась просто оглушительным успехом. Конечно, во многом пришлось полагаться на волю случая. К примеру, он не мог быть уверен, кого из придворных выберет сын. Но он истово верил в удачу проклятых, и она не подвела. Альбин выбрал лучшую кандидатуру на роль старшего, не забыл о сестре. Сейчас вот, видимо, и братьям «по серьгам подарить» решил.
— Что ж, приеду на первый бал дочери. А пока что… Позвать моих сыновей, — приказал он слуге. Следующий отправился в деревушку неподалеку от замка с приказом привезти хоть силой, хоть волей двух конкретных холопок с отпрысками-байстрюками.
— Заартачатся, скажи, что барон их на свадьбы зовет. Пускай оденутся понаряднее. Да сперва их с сыновьями ко мне приведите. Посмотрю на внуков.
Барон был твердо намерен удалить жену в одну из башен замка и не допускать до воспитания внуков ни на полет стрелы. Хватит, старших он упустил, больше такого не случится. А вместо первой брачной ночи Арнольда и Ирмана ждет порка на конюшне.
Слуги привели к нему двух женщин, прижимающих к себе мальчишек. На барона они смотрели со страхом и любопытством разом.
— Как зовут?
Женщины ему понравились, сразу видно, что обе хозяйственные, сами одеты чисто, мальчишки обихоженные. И на отцов похожи, все в породу Лемарков.
— Жанна, милорд, — поклонилась та, что постарше.
— Лиона, ваша милость, — последовала за ней ее сестра по несчастью.
— Сколько сыновьям лет? И от кого из моих двух они у которой из вас?
— Эрику пять, милорд, — Жанна покраснела, но все же продолжила: — Наследника вашего байстрюк, не извольте гневаться…
— Ивэну три лета, милорд, — Лиона испуганно прижала к себе сына. Бастард среднего баронета, как водится, был вообще не пришей кобыле хвост, барон был вправе приказать хоть удавить мальчика.
— Что ж, значит, Эрик и Ивэн. А скажите-ка мне, любезные, — барон немного помолчал, оглядывая обеих, — сможете ли вы, такие вот молодые, красивые и сочные, мужей приструнить оплеухами?
Они были простыми крестьянскими девками. Они были опозорены сыновьями хранителя здешних земель, но все же выжили и растили байстрюков, и жили, судя по всему, неплохо, дети не были голодными, не ходили в обносках. Жанну барон и вовсе узнал — единственная дочка местного кузнеца, небось, деревенским сплетникам только кулак показал — и заткнулись, открыто помоями не обливали. А судя по тому, как жалась к ней Лиона, девки были подругами.
— Да кто нас замуж возьмет теперь, милорд, — покачала головой Жанна. — Хучь какие мы там сочные ни будь.
— А вот мои сыновья и возьмут. Да по всей форме, с венчанием и признанием наследников. Только вот и остался вопрос, сумеете ли мужей в кулаке держать.
Они переглянулись, и барон уверился: эти приструнят. В глазах уже огоньки заиграли, пусть пока и не верят обе в такую-то милость старого хозяина.
— Портного сейчас позову, обсудите там с ним подвенечные платья и все такое. Да вот, — он открыл шкатулку с украшениями, которые собирал как раз для жен сыновей. — Немного, но что уж есть.
Серебро и изумруды. Пусть и не лучшие камни, мутноватые, слишком светлые, с включениями, но фамильные камни. Девки, как по команде, бухнулись на колени, целовать ему руки. Мальчишки смотрели любопытно, слегка испуганно, но не шарахались, когда барон, позволив их матерям выразить свои чувства, шагнул к ним, присел рядом.
— Ну, знакомы будем. Меня называть на «вы», «дед» или «лорд Станнис». Это ясно?
— Да, лорд Станнис, — ответил Эрик.
— Умница. Сразу видать, чья кровь, — довольно ухмыльнулся барон и тут же гаркнул, аж гобелены заколыхались: — Розен! Марта!
В кабинете материализовались слуги.
— Девиц проводи в гостиную, туда же проведешь мастера Галя. Розен, мальчишек — накормить, искупать, переодеть. В сундуках посмотришь, что от Альбина осталось, может, и от старших кого.
— Да, ваша милость.
Оставалось только избавиться от дражайшей супруги. Сколько раз камень в его перстне вспыхивал злыми зелеными огнями — он уже и считать замаялся. Но на этом все, хватит. Младшего сына и дочь он обезопасил, можно не бояться, что эта сука на них отыграется. В башню супругу он спровадил быстро и решительно, даже рта раскрыть не дал, сослал ее вместе с ее вещами. Пускай сидит в башне, вышивает. Может, кого из слуг соблазнит, если восхочется. Приживалы были выкинуты из замка еще быстрее, им барон не позволил взять вообще ничего. Пусть проваливают и радуются, что остались живы. Внукам будет кусок хлеба посытнее без этой вороньей стаи. Сыновьям он и возмутиться не дал, втолкнул их в гостиную, гаркнул:
— Молчать, щенки! Девки, воспитать! — и закрыл дверь на ключ снаружи.
Внуков он перед этим отправил погулять в компании Розена по окрестностям, подальше от места налаживания семейных отношений. Старого жреца из деревенской церкви навестил сам, положил перед ним кошель с серебром:
— На две свадебные татуировки, брат Якоб. Сыновей женю.
— На ком же? — жрец прищурился. — Что-то невесты не приезжали вроде как.
— Чего им приезжать? Все уже тут давно, — ухмыльнулся барон. — Уже и внуков мне нарожать успели.
— А, вот оно что… А сыновья, что, согласны?
— А я их еще спрашивать буду? Приказ нашего доброго короля.
— Что ж, приводи, обвенчаю.
Мало кто знал, кем барону приходился этот человек. Даже шпион короля не раскопал. Предыдущий барон эту тайну хранил, как зеницу ока, особенно то, что его внебрачный сын оказался не просто магом, а менталистом, да из сильнейших, недаром в мор выжил. Воспитывался он далеко от баронства Лемарк, отец Станниса привез его уже взрослым, дипломированным магом. Деревенские, впрочем, свято верили, что у брата Якоба вовсе нет дара, а магические татуировки он накладывает с помощью старого артефакта, который уже больше чем полвека был не более чем ломом.
— Там как раз девки женихов… уговаривают на свадьбу. Чтоб покладистые были, послушные.
— Сам-то тоже, небось, руку к уговорам приложишь?
Станнис расхохотался:
— И любимую нагайку, а как же. Якоб, посвети у них в мозгах, очень тебя прошу. В долгу не останусь, знаешь же.
— Посвечу, Станнис, посвечу. Не переживай. — Он помолчал и осторожно спросил: — За младшего не переживаешь?
Барон усмехнулся:
— Я оставил его в надежных руках, Якоб. Легард Огненный Змей, знаешь такого?
— Ох… Все, теперь уж точно не переживаю.
— Альбин — мальчишка умный, целеустремленный. Даже если и проснется в нем проклятая кровь, я уверен — все будет хорошо.
— Даст судьба — не проклюнется. Ты же обошелся.
— Так у меня и кровь только первая. Они же с Илоной — вторая.
— В общем-то, в столице и магов побольше, обуздают дар.
— Ох, ладно, поеду я, мне еще сыновьям ума в задние ворота вгонять. Свадьба завтра, как все готово будет. Король приказал не тянуть, ну я и не буду.
Якоб простился с братом. Барон вернулся в замок, ухмыляясь от уха до уха.
Жрец-священник еще долго стоял у дверей церкви, глядя ему вслед. С того дня, как из замка пропала Илона, Станниса словно подменили. Или, скорее, словно расковали, позволив вернуть подвижность телу и душе. И наследничек с братом взвыли, не понимая, что произошло, и где тот отец, который сквозь пальцы смотрел на все, что они творили.
Барон не то что повод подтянул — висельную петлю затянул обоим на шеях.
Так что сейчас Якоб не сомневался: Арнольд и Ирман не посмели и рук поднять, чтоб защититься от своих «невест», если те вздумали вразумить их оплеухами. Насколько он знал, это было первое, за что оба молодых человека получили по сорок плетей на конюшне — за рукоприкладство. Не знал Якоб о том, что потом барон добавил сыновьям еще по двадцать плетей для лучшего запоминания уроков и радости от свадьбы.

В столице скромно праздновали свадьбу герцога Зарберга, а в замке барона Лемарк готовились к венчанию сыновей барона и девиц, что были ими обесчещены. Арнольд, словно зверь в клетке, бегал по крохотной полутемной комнатушке, где отец запер их с Ирманом перед тем, как под конвоем замковой стражи — вот позорище-то! — отвести в церковь.
— Он не может так с нами поступать!
Ирман философски пожал плечами:
— Это приказ короля, ты сам слышал.
— Это все мелкий сучонок Альбин, не иначе! Нужно было вытрахать из него мозги, когда была возможность, зря ты меня отговорил.
— Еще хуже бы стало. Да угомонись ты. Подумаешь, свадьба.
— Убью эту шлюху! — прорычал Арнольд, сжимая кулаки. Он просто не мог поверить в то, что какая-то деревенская девка посмела влепить ему оплеуху. Ему, наследнику барона! Какая-то тварь, которую он шесть лет назад завалил в кусты, задирая подол!
— Альбина-то? — Ирман никогда умом не блистал. — За что? И почему он шлюха?
Арнольд сперва махнул рукой на него, но упоминание ненавистного младшего было для него как жалящий кнут для быка.
— А то ты не понимаешь! Лег под первого попавшегося мужика, чтобы только остаться у сладкой кормушки! Сколько раз он дал, чтобы и Илону забрали у нас, и в каких позах, я и думать не хочу!
— А что плохого-то? Он же в браке давал.
Лиона жениха приласкала не особо, он и без того был умом не то что совсем скорбен, но простоват. Но и этой оплеухи хватило. Арнольд подскочил к нему, но на двери громыхнул засов, и она распахнулась, вынуждая его отойти.
— Готовы? — барон при полном параде, регалиях и в самом торжественном облачении стоял рядом с невестами. Ирман против воли расплылся в улыбке, рассматривая свою. Когда никто не знал, он приезжал в деревню, чтоб посмотреть на нее и сына.
— Готовы, — сразу закивал он.
Арнольд бросил на брата уничижающий взгляд.
— Я никогда не признаю эту девку своей женой, а пащенка — сыном.
Станнис Лемарк смотрел на него и, несмотря на очень похожую на собственную внешность, видел баронессу. Характер, упертость, превышающая все возможные рамки, неспособность переломить себя и сиюминутные желания ради чего-то более важного.
— Значит, королевскую волю признавать отказываешься?
Арнольд замер. Желание пойти наперекор отцу — это одно, а вот отказ подчиниться воле короля — совсем другое. Но все же личное возобладало над разумом, стоило представить, что всю оставшуюся жизнь, точнее, годы, пока не умрет отец, а он не станет бароном, придется видеть перед собой деревенскую потаскуху, что ни ступить, ни молвить не умеет.
— Это Альбин, шлюшонок, подстроил! Это все он!
Барон врезал старшему от всей души, так, что кольцом щеку вспахал. И тут же, не сходя с места, отрекся от старшего сына, понимая, что это единственный шанс спасти свой род и хотя бы остатки чести.
— Выкиньте его за ворота. И проследите, чтоб ушел.
Ирман, жалостливо вздохнув на вопли вытаскиваемого из замка брата, задумчиво оглядел обеих женщин. Племянника было жалко. Да и как-то не по совести получается, тоже родная кровь, старше его сына. А получится безотцовщина. И девка тоже красивая. И Лиона красивая… Что ж делать-то?
— Выходи за меня замуж, — выродил он после раздумий.
Барон мысленно облегченно выдохнул: ну, хвала добрым богам, хотя бы у средненького сердце не каменное. Пусть мозгов и не густо, но ему и наследником не бывать. Сегодня же напишет бумагу с признанием Эрика наследником и передаст с королевским нарочным. И отречение от Арнольда.
Жанна изумленно смотрела на Ирмана. Она уже устала от смены событий. Сперва готовилась к свадьбе, потом — к позорному возвращению домой с байстрюком, теперь и вовсе не знает, что сказать и сделать.
— Брат Якоб ждет уже, пора идти, — Ирман подал обеим руки.
Переглянувшись, девушки вложили ладони в его руки, принимая предложение и свою дальнейшую судьбу.
Брат Якоб ничего не сказал, глядя на эту слегка поредевшую процессию. Только внимательно посмотрел на барона, дождался его кивка и начал свадебный канон. Собравшиеся у церкви деревенские шушукались и обсуждали небывальщину: баронский сын за себя холопок берет, да еще и двух сразу.
— Ума у него никогда не было.
— А что, девки ядреные, сынок не старший — пущай забавляется.
— Да ты чо, старшего-то барон погнал. Вона там теперь старший.
— Вот беда-то, умишка-то как у зайца.
— А как же барон теперича? А наследник же как?
— А вона, мальчонку кузнецовой Жанны назовет, чай старшенького сын.
— А ну, цыц! — гаркнул барон, выйдя из церкви. — У кого языки тут лишние — трепать ими попусту? Не вашего ума дело, кто корону баронскую наследует.
Все мигом примолкли и принялись вразнобой кланяться. Барон был крут и скор на расправу, пусть и справедлив.
— За молодых выпьете, бочку вина вам из подвала выкатят, — пообещал Станнис.
В замке спешно готовили праздничную трапезу. В башне злобно металась от окна к окну баронесса. В лиге от замковых стен отреченный баронет Арнольд продумывал план мести. А следящий за церемонией Ястреб решал, стоит ли ему, получив от барона бумаги, немного помочь и избавить не только Станниса Лемарка, но и свою госпожу от головной боли. Наконец, он решил, что стоит. Мало ли, что может случиться. Зачем плодить мелкие, но досадные проблемки, которые, к тому же, могут превратиться в большие?


6. Лиловые искры


На обратном пути в столицу Ястреб выследил и хладнокровно пристрелил бродягу, стащившего где-то дорогую одежду, что была бы по чину баронету. Госпожа будет довольна. Ястреб был беззаветно предан ей. Королю, конечно, тоже, но его верность, сердце, душа и магия всецело принадлежали только герцогине.

— Отличная работа, — кивнула Рисса, когда Ястреб отчитался и передал бумаги. — Ты хорошо потрудился, птенец.
— Миледи, — он прижал руку к сердцу, опустил голову, пряча улыбку. Когда-нибудь его назовут по-другому? Он сомневался. В этом герцог Легард в точности повторял матушку.
— Можешь отдыхать, пока что у меня нет поручений.
Мужчина откланялся и исчез из виду. Хотя она знала, что он всегда где-то неподалеку. Теперь можно было пойти и отдохнуть. И вспомнить лица новобрачных при виде подаренного королевского сервиза со сценами охоты.
— Матушка, это чтобы было, что во время скандалов бить? — невинно поинтересовался Легард тогда.
— Именно, сын мой, — кивнула Рисса.
Герцог не нашелся, что сказать. Зато Альбин поблагодарил совершенно серьезно, хотя глаза его и смеялись. Бить такую красоту, вот еще!
К вечеру второго дня им высочайше позволили покинуть дворец.
— Наконец-то, я увижу сына…
Легард был готов идти пешком и немедленно. Пришлось подождать, пока будет готов экипаж и целая вереница грузовых — с подарками.
— О, Эрвил немало посмеется, разбирая все это.
— Я очень жду встречи с ним, — уверил Альбин.
Легард нежно — насколько мог — улыбнулся.
— Здесь недалеко. Всего-то два портала.

Приближенные к его величеству аристократы имели право перемещаться между портальными арками бесплатно. Их гербы портальная стража знала назубок. Альбин вспомнил, почему еще отец скрипел зубами, готовясь к выезду: перемещение стоило дорого, а им приходилось проезжать аж четыре портала. Или же выезжать за месяц до бала.
— Приготовься, мыш. Вскоре увидишь наши владения. Надеюсь, не будешь разочарован.
— Легард, — Альбин с иронией качнул головой, обнимая пальцами его ладонь, — я не был разочарован этим утром, остальное не имеет значения.
Он все же решился поговорить об этой стороне их отношений. Может, это он разочаровал мужа? Бревно сучковатое в постели, которое только глазами хлопать умеет.
— Я не опозорился? — уточнил Легард.
— Ты спрашиваешь меня? — изумился Альбин. — Мне понравилось, об остальном судить тебе. И это мне следовало бы переживать, не был ли я чересчур неловок.
— Ты был прекрасен и соблазнителен, мыш.
— Настолько, чтобы это повторить? — осторожно спросил юноша.
— Настолько, — с улыбкой подтвердил Легард.
Альбин прикусил губу и кивнул. Он рискнет. Рискнет проверить, не было ли сегодняшнее утро таким прекрасным только потому, что протекало во дворце и под бдительным присмотром короля и герцогини.
— Но я не собираюсь тебя неволить…
— Нет, ты собираешься три месяца встречаться со своей рукой и спать со своим потолком, — фыркнул Альбин.
— Именно так, — кивнул Легард. — Пока ты не привыкнешь.
— Но как привыкать, если не в процессе? Это все равно, что показать лошадь и сказать, что посадишь в седло, когда научусь.
— Хорошо. Будем учить тебя. Всему.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Альбин.
Дальнейший путь проделали в молчании, но, добрые боги, как оно отличалось от того, в котором ехал Альбин на свой первый бал! Сейчас было тепло и почти уютно, удобный экипаж покачивался на мощных рессорах, не растрясая внутренности в кисель. Легард задремал, привалившись к плечу юноши головой, и тот обнял его, придерживая и согревая. Он старался не думать о том, как встретят его в поместье герцога. Конечно, придется заслужить одобрение слуг, доверие ребенка. Он все сделает. Все, что только нужно для этого.

В шкатулке, выстланной черным бархатом, мигнуло и на мгновение налилось лиловым огнем сердце вырезанного из густо-фиолетового камня медальона. Только никто этого не видел — шкатулка уже пару часов как покоилась в королевской сокровищнице.

В поместье их уже ждали, больше всех — Эрвил, которого едва удерживал воспитатель. Крупный для своих лет мальчик, непослушные темные волосенки, внимательные серые глаза, в детском личике уже сейчас заметна будущая породистая красота.
— Папа-папа-папа!
Легард остановился, припал на одно колено, вытянул обе руки, и здоровую, и обрубок, и отпущенный гувернером мальчик полетел к нему, без капли страха кидаясь в объятия и целуя в перепаханную шрамами щеку.
— Ты хорошо вел себя, малыш? — Легард смеялся, обнимая его.
— Нет, — мальчик спрятал личико у него на плече, но даже не подумал отстраниться. — Я оцень скуцал.
— Я тоже. И я привез тебе второго папу.
Эрвил настороженно поднял голову, уставился на слегка растерянного Альбина. В глубине его зрачков переливались всполохи внутреннего огня. Мальчишка явно был магом, будущим огненным, боевиком.
— Надеюсь, что вы подружитесь, — Легард поднялся. — Это Альбин, мой супруг.
С минуту они рассматривали друг друга, потом Альбин шагнул вперед и тоже опустился на одно колено, чтобы быть вровень с ребенком.
— Здравствуй, Эрвил.
— Здлавствуйте, сэл, — вежливо ответил ребенок.
Альбин почувствовал, как губы сами собой расползаются в улыбке. Надо же, а дети, оказывается, такие забавные.
— Хочешь ко мне на руки?
Это пришло воспоминанием из собственного детства, когда очень хотелось прижаться к отцовской груди, обнять, потому что отец же!
— Хоцу, — решил Эрвил.
Альбин поднял его, не слишком уверенный в том, что делает все правильно, но Легард не возражал, значит, он пока ни в чем не ошибся. Эрвил был увесистый, крепенький мальчишка. Альбин посадил его на локоть и почувствовал, как защипало глаза, когда детские ручонки обняли за шею.
— Знацит, вы — новая мама?
— Нет, я не мама, — Альбин смущенно кашлянул от такого предположения. — Я тоже папа.
— Два папы? — Эрвил задумался, пытаясь уложить это в голове.
— Так иногда бывает.
Да, думая об общении с Эрвилом, Альбин не учел, что это все-таки двухлетний малыш, который как раз сейчас активно познает мир. А значит, будут вопросы, лавина вопросов, в любое время суток, когда Эрвилу удастся до них с Легардом добраться.
— А вы не удете, как мама?
— Нет. Я останусь с вами навсегда.
Горло перехватило, словно обручем. Легард обнял его за плечи.
— Идемте в дом.
Первый день в этом поместье — огромном, немного запущенном, но уютном, — был занят взаимным осторожным обнюхиванием, если так можно сказать о поведении Альбина, Эрвила и слуг. Впрочем, будущий огневик-боевик уже привыкал доверять своей интуиции, поэтому с церемониями покончил довольно быстро.
— Папа! — заявил он и полез на колени к Альбину. — Сказку!
Тот немного запаниковал, но собраться помогла теплая ладонь Легарда, легшая на плечо. И он до хрипоты рассказывал сказку за сказкой, пока Эрвил не уткнулся ему в грудь носом, засыпая.
— Отнеси его в кровать, — зловеще прошипел Легард.
Альбин не понял, в чем провинился, но поспешил выполнить распоряжение сам, не доверив так и не разжавшего ручонки малыша слугам.
— Какой он милый, — шипел Легард все так же зловеще. — Посмотри, как сладко спит.
— Да, ты прав, очень милый ребенок. Мы подружимся, обещаю, — Альбин опустил ребенка в постель и осторожно расцепил его пальчики, высвобождаясь.
— Вы так смотрелись рядом, мыш, уютно и семейно.
— Но мы совсем не похожи. Ты злишься?
— Почему? — несказанно изумился Легард.
— Я… мне показалось… Боги, я просто не привык к твоему шепоту.
— Берегись, мышонок, Змей подползает, — насмешливо прошипел муж.
Альбин попятился к выходу из детской, потом развернулся и уже торопливо зашагал прочь, вопросительно оглядываясь. Легард следовал за ним, улыбаясь во весь изуродованный рот.
Слуга проводил их в покои герцога. Слуги тут ничему не удивлялись и ничего не боялись. Только не после периодических пожаров, которые они наловчились тушить очень быстро. Поклонился и исчез за дверью. И почти тотчас преобразился Альбин, пропала нерешительность и робость из глаз, распрямились плечи.
— Ну, а Змей готов к тому, что, прежде чем он поужинает белым мышонком, мышонок на нем попрыгает?
— Смотря, как именно, — ухмыльнулся Легард.
Альбин вспыхнул, укоризненно покачал головой:
— Сперва — массаж. Экипаж твоей спине даром не прошел, я ведь прав?
— Да. Но потом я тобой поужинаю…
— Все, что пожелаешь.
Альбин шагнул к нему и принялся раздевать, уже привычно и не смущаясь этим действом. Легард помогал ему, поводя плечами.
— Как тебе поместье, мыш?
— Прекрасное. Видно, что хозяйской руки не прилагалось год-два, но это ничего.
— Ты ведь разберешься со всем, правда?
— Разберусь, обещаю. Только сразу скажи, с чем мне разбираться категорически нельзя, чтобы я по незнанию не влез.
Легарду его юный муж, определенно, нравился все больше и больше с каждым днем.
— Пожалуй, что пока отказывайся от встреч с соседями. Остальным занимайся так, как можешь. И… Пока что не заходи в комнаты Алиеноры.
— Я понимаю, — Альбин мягко обнял его за плечи. — Эрвил знает, что она умерла? Я думал, такие маленькие дети еще не могут понимать…
— Нет, он просто думает, что она ушла на прогулку на небо.
— О, ясно. Где у тебя тут лекарства?
— Вон там, в шкатулке на каминной полке.
— Ложись. Сейчас будет больно, — Альбин попытался состроить самое злобное выражение лица, которое только мог, заставив мужа почти свалиться на толстый ковер у камина в приступе смеха. — А ему смешно, — сокрушенно вздохнул он.
Ответить Легард не мог — ржал. Как самый натуральный конь, с всхрапыванием, разве что копытом не бил за неимением оного.
— Ты же поплатишься за это, мой драгоценный супруг! — торжественно провозгласил Альбин и подтолкнул его перевернуться на живот. — Ну все, прекращай надо мной смеяться.
— Не могу, — простонал Легард.
Альбин хмыкнул и наклонился, не дав себе времени задуматься над тем, что собирается сделать. Его крепкие, острые зубы чувствительно укусили мужа за загривок, благо, никакие волосы не мешали это сделать.
— Агр-р-р, мыш! — рычание Легарда могло бы напугать, но Альбин не слышал в нем гнева.
— Знаешь, иногда и мыш может оказаться мангустом, — он укусил снова, ближе к левому плечу. — Лежи тихо. А то я тебя съем.
— Пощади, — простонал Легард. — Лежу дохлой змейкой, только не ешь.
— Я подумаю над этим.
Альбин смешливо фыркнул и взялся за дело. Пришлось изрядно попотеть: после почти целого дня в экипаже Легард был словно из узловатого дерева выточен, к тому моменту, как Альбину удалось размассировать его спину, он уже устал. Но все же справился и мог быть теперь уверен, что завтра муж поднимется с постели, не скрипя зубами и спиной. Легард на середине процесса согрелся, к концу массажа почти задремал. Будить его было жалко, но Альбин трезво оценивал свои силы и понимал, что попросту не поднимет его, чтобы отнести в постель. Поэтому, закончив с расслабляющими ласками, легонько потряс за плечо:
— Вставай, тебе нужно лечь в постель и под одеяло.
— Встаю, — Легард кое-как поднялся, зевая.
Разминал его в этот раз Альбин не с уже привычным бальзамом Катулла, а каким-то другим, и сонливость была лишь закономерным следствием усталости и накатившего расслабления. Он мог бы ее побороть, но не хотел. Им обоим следовало отдохнуть. Альбин был с этим целиком и полностью согласен, потому что разделся и спокойно лег рядом, не торопясь бежать в уборную и заниматься там «самоподготовкой».
— Доброй ночи, Легард.
— Доброй ночи, Альбин. Выспись, как следует, завтра будет много работы.
Юноша что-то пробормотал ему в плечо и вскоре уже тихо-тихо посапывал. Засыпал он мгновенно. Легард полюбовался на него, обнял, как получилось. Рисковый мыш. Он мог сегодня не сдержаться, слишком внезапной была вспышка удовольствия от его укуса. Впрочем, мыш даже не понимает, какое действие оказывают его поступки. А Легард еще не окончательно свихнулся без возможности полноценно магичить, чтобы не суметь себя удержать. В кулаке, да.
Это было немного странно, самоудовлетворяться рядом с мужем. Но что поделать. От Альбина пахло чем-то травянистым и терпкой ноткой пота — умаялся, пока трудился над спиной, бедняга. Красивые, такие яркие и манящие губы были приоткрыты, Легарду хватило просто смотреть на них. Просто смотреть и вспоминать их вкус.
Впервые за последние два года он засыпал с улыбкой.

Следующие дни были, как Легард и говорил Альбину, наполнены бесконечной суетой и делами. Сам он почти безвылазно торчал в кабинете, тренируясь писать левой рукой и диктуя секретарю документы. Голос мужа он слышал то из крыла слуг, то от конюшен, то со стороны детской. Мыш не третировал слуг, не устанавливал свои порядки — он расспрашивал. Но делал это так, что огрехи становились очевидны самим отвечающим. На третий день управляющий поместьем пришел к Легарду каяться. Легард внимательнейшим образом его выслушал, зловеще улыбаясь. Управляющий слезно молил простить и обещал все возместить, что было потеряно из-за его ошибок.
Гувернер, после разговора с Альбином, попросил отставки. Пришлось разбираться.
— Что не так с воспитателем?
Альбин молча выложил на стол список претензий и замечаний. Не зря он читал книги для магов, ой не зря. Воспитание маленьких магов должно было кардинально отличаться от воспитания обычных детей. Начиная от рациона и заканчивая тренировками самоконтроля. Ничего этого не делалось, именно поэтому в детской уже шесть раз делали ремонт.
— Прекрасно. Займётесь поисками нового гувернера, мой дорогой.
Альбин вздохнул: уважаемый супруг решил на мелкие задачи не размениваться.
— Я могу написать письмо вашей матушке, милорд? Все же ей гораздо проще отыскать воспитателя для будущего боевика, нежели мне.
— Конечно, любезный супруг, можете.
Секретарь, слуги, управляющий… На «ты» и по именам они могли говорить только наедине. Альбин изящно поклонился и вышел.
— И что с вами делать? — Легард устало взглянул на всех, кто присутствовал в кабинете. Уволь — так где брать других?
Слуги принялись каяться и уверять, что больше ошибок не допустят.
— Да кто ж вам даст их допустить, — ухмыльнулся герцог. — Все, теперь в этом доме есть кому присмотреть за порядком.
Про себя он решил, что побудет всепрощающим… до первой ошибки. Жестом отпустив всех, кроме секретаря, он продолжил работу, просматривая счета и письма. Уже пришли первые приглашения от соседей. Пока что не стоит, нужно немного выдохнуть, наладить отношения с мужем. Альбин тоже уставал в эти дни, они спали в одной постели, ели за одним столом, но почти не виделись днем, кроме трапез. Как уж тут налаживать? До кровати доползали полусонными, а Альбин и вовсе уже дважды уснул в детской, рассказывая Эрвилу сказки. Так что пока Легард отвечал вежливыми отказами всем соседям, объясняясь тем, что его юный супруг пока что учится ведению дел и занят. Плевать ему было на то, кто и что думал в этой связи.
А вот Альбина стоило немного притормозить.
— Если тебе тяжело, мыш, отдохни. Не надо все сразу делать.
Тот лишь улыбался и качал головой: ему было тяжело, это верно. Но еще ему было интересно. И он впервые реально мог сделать хоть что-то полезное, применить свои теоретические знания на практике.
— Герцогские владения обширны, тут ничего не поделать… — вздыхал Легард.
Альбин изредка приходил к нему в кабинет, приносил крепкий травяной отвар, изгонял секретаря, разминал уставшую руку, которую сводило до судорог от попыток писать. Пришел и в этот день.
— Тебе тоже нужно отдыхать. И Эрвил требует прогулку к пруду.
— Еще пара приказов — и пойдем, мыш.
— Я запишу, диктуй, — Альбин устроился на подлокотнике его кресла, проверил остроту пера и кивнул, обмакнув его в чернила.
Легард принялся диктовать скучные сводки и цифры. Пришлось прикрыть глаза, чтобы вид юного супруга не отвлекал. Перестать обонять и чувствовать его тепло он, к сожалению, не мог.
— Все. Ставь точку, и идем в спальню.
Альбин удивленно повернулся к нему:
— Почему в спальню?
— Я очень соскучился, мыш. Очень.
Щеки Альбина вспыхнули, он немного нервно прикусил губу, заставляя Легарда немедленно пожелать запретить ему так делать, иначе весь самоконтроль полетит к злым богам.
— Дай мне полчаса, Легард.
— Жду в спальне, мой белый мыш.
Легард никогда не считал себя чересчур темпераментным человеком. Львиная доля этого самого темперамента уходила в магию, в контроль за ней, который в самом деле прививался едва ли не с колыбели. Увечье нарушило привычный для него ход вещей, нарушило циркуляцию магии, всю кропотливо выстроенную схему жизни. Он заметил, что снова, как в бурной юности, испытывает по утрам некоторый… подъем. Особенно с появлением в его постели Альбина. Это заставляло задуматься, не была ли матушка права, требуя от него снова жениться, знала ли она, что магия будет искать любой выход, в том числе и такой? И поможет ли это? Магия снова бурлила и требовала. Он боялся навредить своему юному супругу, сыну, окружающим людям.
Подхватившись, он быстро зашагал прочь из кабинета. Полчаса, что попросил Альбин, были весьма кстати. Сбросить излишек магии в тренировочной зале, зарядить охранные амулеты — и можно будет не опасаться устроить пожар в спальне. Дикая магия хлестала из обрубка, впитываясь в стены. Становилось немного легче.
Полчаса спустя он смог вполне спокойно войти в собственные покои. И лишь там понял, что либо недостаточно усердно сбрасывал напряжение, либо его желание не имеет никакого отношения к огненной силе, кроме жара в крови. Вошел он достаточно тихо, чтобы стоящий спиной к двери у камина Альбин не услышал шагов. Тяжелые шторы на окнах были задернуты, и в полумраке, в отсветах каминного огня золотистое тело юноши казалось лучащимся собственным мягким светом. Он расчесывал еще влажные волосы, и с их кончиков на спину попадали капли воды, скатывались вниз, заставляя жадно следить их путь по бархатистой, как персик, коже.
— Как же ты прекрасен, как статуэтка из золотистого камня.
Альбин чуть вздрогнул, но не поспешил прикрыться или спрятаться. Этим он приводил Легарда в бешеный восторг.
— Ты всегда так подкрадываешься? — он медленно развернулся, позволяя любоваться собой.
— Я же змей. О… Чудесно. Закрой глаза.
— Нет. Легард, я вижу тебя каждый день, делая массаж, и тебя это не смущает.
— Ты меня не с той стороны видишь.
— Есть разница? — Альбин отложил гребень на каминную полку и шагнул к нему ближе.
— С той стороны шрамов меньше.
— Я уже привык к ним и не пугаюсь.
Еще шаг. Легарду самому захотелось зажмуриться, чтобы сохранить хотя бы остатки самообладания. Вместо этого он принялся гладить мужа по щеке.
— Такой нежный мыш.
Альбин поднял руки и принялся расстегивать булавку на вороте сорочки, потом и мелкие жемчужные пуговки, сосредоточенно и внимательно глядя на то, что делает. На обнажающуюся кожу. На шрамы, которых здесь было в самом деле больше. Частая сеть багровых рубцов, врезанная под кожу, напитанная чужой и чуждой силой, из-за которой они не рассасывались и не сглаживались под заклятиями целителей.
— Все хорошо, Легард. Расслабься, ты весь как струна.
— Продолжай, мыш, я справлюсь.
Альбин потянул ткань, вытягивая ее из-за пояса, потом с плеч, и полотно соскользнуло прочь, обнажая его до пояса. Пришлось переступить через сорочку, стиснуть зубы. Расслаблялся он, как же. С каждым мигом становилось все жарче. Тонкие, но, как он уже познал на своем опыте, сильные пальцы взялись за ремень, растягивая узел и освобождая пряжку. Легард улыбался. Ласковый мыш. Все-таки привык и перестал бояться. Он только рвано выдохнул, когда Альбин закончил с его одеждой.
— Жаль, у меня не было времени раньше изучить тебя без ничего.
Слова отдались в голове каким-то странным гулом, когда теплая, но на горячей коже самого Легарда кажущаяся прохладной, ладонь прижалась к груди и медленно заскользила вниз.
— Теперь меня можно изучать сколько угодно, мыш.
Альбин неопределенно угукнул, продолжая сосредоточенно оглаживать его. Ладонь спустилась ниже, и Легард пожалел, что стоит посреди комнаты, и некуда опереться. Он глубоко вздохнул. В голове слегка прояснилось. Легард попятился к кровати. Альбин вскинул голову, но понял, почему от него отступают, и шагнул следом.
— Вот так, — Легард обосновался на кровати.
Альбин устроился рядом, потом, подумав, перекинул ногу и сел на бедра, мгновенно вышибив Легарда из равновесия, с таким трудом пойманного, казалось бы, устойчивостью позиции. Второй руки отчаянно не хватало. Альбин же, словно издеваясь, лишил его возможности отвечать, переплетя пальцы и прижав руку к постели. И продолжил. Легард закрыл глаза, но так было все еще невыносимее. Прохладные влажные кончики волос касались груди, скользили вниз.
— Мучаешь бедного Змея…
— Должен же я отыграться за твое неслышное подкрадывание, — скользнули горячим выдохом по коже слова. И следом за ними — губы.
Легард откровенно наслаждался. Муж оказался весьма настойчив в познании нового. Огонь в крови даже как-то не казался теперь опасным, зато следовал за губами и ладонью Альбина, как жаркий сгусток под кожей. Вниз, вниз.
— О… Ого.
Где муж о такой ласке вычитал, интересно? Потом дошло: матушкины фрейлины! Ох не зря она отправила их перед свадьбой к мышу. Альбин явно не был готов к тому, что одна своенравная часть тела супруга буквально рванет навстречу его губам. Говорить «Не бойся» было глупо. Легард надеялся, что Альбин разберется, что делать. А еще — что у самого хватит выдержки не спешить. И нечем было вцепиться в простыни, нечего прикусить до боли, да хоть бы и до крови! Сжимать пальцы Альбина он не хотел — боялся сломать. Оставалось решать в уме задачи по расчету огневой мощности в условиях болота. Почти готовое решение вылетело из головы вместе с полузадушенным сиплым стоном, когда муж все-таки решился, обнял губами, осторожно вбирая в себя и придерживая пальцами. Он старался. Еще не особо умело, конечно, временами нечаянно сбивал возбуждение, неловко прикусив. И несмотря на это, Легард вскоре взмолился, не узнавая собственный голос, потянул его к себе за руку.
— Хватит, Аль, хватит, я же не из стали…
Альбин довел его до разрядки рукой. Видимо, не решился в первый раз полностью ублажить ртом, как рассказывали фрейлины. Перед накрепко зажмуренными глазами плавали алые и лиловые круги, пока Легард пытался отдышаться. Не то, чтобы позорище, но он себе такого давно не позволял. Не юноша уже, чтоб почти без передышки по два-три раза мочь.
— Все было правильно? — тихо спросил Альбин.
— Да, мыш… Да. Более чем.
Он не мог не отдариться лаской в ответ. Альбин постанывал весьма приятно для слуха, жмурился и часто дышал. Легард пробовал его на вкус, потом принялся готовить к соитию, потому что ласки возымели свой результат, снова пришло возбуждение.
— Расслабься, мыш. Смотри в потолок.
Человек во время соития и так-то не выглядит прилично, а уж он-то… Но Альбин смотрел на него, только на него. И в его расширенных зрачках вспыхивали лиловые искры. Легарду это не помешало отдать супружеский долг. Как можно нежнее и бережнее. И только потом, когда Альбин затих в его объятиях, уснул недолгим сном для восстановления сил, Легард вспомнил об этих самых искрах. Кажется, проклятая кровь никтеро может просыпаться и вот так, тихо, медленно, с ленцой. Стоит присматривать за мужем. И дать ему почитать про никтеро. Да и самому перечитать тоже. Они в академии изучали этот подвид магии только с точки зрения курьезов и легенд, по сути, никто не мог точно сказать, кто же такие никтеро на самом деле. Результаты их магии находились в большом разбросе, от работы с некротикой до темной менталистики. Придется перебрать несколько учебников. Жаль, что его магия лежит в иной плоскости, даже не помочь особо.
Опасаться собственного младшего он и не подумал. До первого их раза боялся, это было, и даже объяснимо: никто бы не взялся предсказать реакцию неуправляемой силы никтеро на боль и насилие. Но лиловые искорки в глазах Альбина зла не несли.
— Ничего, мыш. Справишься, — Легард поцеловал его в плечо.
Юноша вздохнул, что-то пробормотал и покрепче сжал руки. Легард принялся вспоминать, есть ли в его запасах та чудодейственная мазь матушкиного приготовления, что убирала все следы и нечаянную боль после соития. Вроде, была, в той же шкатулке. Надо будет воспользоваться.
— Эрвил вроде к пруду хотел?
Альбин утвердительно угукнул, уже начиная осознавать окружающее. Поднял голову от плеча Легарда, сонно моргая, и тот засмотрелся в его глаза. Лиловые искры переплавились в тонкие лучики, пронизавшие яркую зеленую радужку. Должно быть, пройдет еще какое-то время, и зелень вовсе исчезнет. Когда никтеро проснется и примет свою силу окончательно.
— А после прогулки тебя ждет учебник магии.
— Магии? — от удивления Альбин проснулся сразу и совсем. — Мне-то он зачем? То есть, да, я почитаю, конечно, надо же знать, как Эрвила учить.
— Не для него. Это ты маг, Альбин.
— Но ведь к нам приезжали королевские маги-поисковики перед войной… — растерялся юноша. — И ничего, ни искорки.
— Потом объясню, мыш. Попозже. Такое на ходу не расскажешь.
— Но хотя бы — с чего ты взял?!
— Потом расскажу. Обещаю.
Альбин вынужденно согласился: сейчас он все равно ничего не мог сделать и вытянуть из мужа.


7. Не пугайте необученного никтеро


На прогулке с сыном Легард категорически отказался разговаривать на тему какой бы то ни было магии. Поэтому Альбин терпеливо занимался ребенком, не пытаясь выспросить, но прислушиваясь к себе. И не находил совершенно никаких отличий. Ни единого! Он был все тем же семнадцатилетним младшим, что и ранее, ему не отзывалась вода, скованная толстой коркой льда, по которой Эрвил упорно тянул их обоих прокатиться, он чувствовал, конечно, огонь, но лишь потому, что был связан брачными клятвами с Легардом, а Эрвил был его сыном. Легард хмыкал и ничего не говорил. Только веселился вовсю.
В дом возвращались усталые, мокрые от растаявшего снега, но в удивительно приятном расположении духа. И Эрвил даже без возражений съел все, что приготовили для него по специальной диете повара, а потом так же покладисто позволил себя уложить на час поспать и уснул, едва коснувшись встрепанной головенкой подушки. Альбину не пришлось даже рассказывать очередную сказку.
— Идем, мыш. Посмотришься в зеркало.
Слова Легарда Альбина удивили. Он смотрелся, как раз, когда искупались оба и поспешно приводили себя в порядок, чтобы не заставлять слишком долго ждать сына.
— У меня что-то не то с внешним видом?
— Ты такой красивый сейчас, мыш. Особенно глаза.
В их покоях — когда-то они принадлежали только Легарду, у его супруги были свои, но сейчас он решил не отпускать от себя младшего, — Альбин целеустремленно прошел в гардеробную комнату, где висело огромное зеркало во весь рост. И изумленно замер, рассматривая изменившийся цвет глаз.
— Это… откуда?
— Глаза мага всегда меняют цвет после принятия своей силы. Ты должен был это читать и знать, если изучал труды Клавдия Благословенного. У алхимика всегда будут карие или черные глаза, у стихийников — сообразно их стихии, менталисты поголовно пугают прозрачно-серыми.
— Лиловые радужки были признаком только одной категории магов, существование которой академическая наука давно ставит под сомнение, — процитировал Альбин.
— Я знаю. А еще знаю, что ты у меня точно живой. И настоящий.
— Никтеро… — упавшим голосом пробормотал Альбин. — Этого не может…
Воспоминание о том, что однажды совершенно случайно нашел записки деда в архиве библиотеки, ударило внезапно, словно молния, осветив все нестыковки и недомолвки.
— Не может быть…
Легард обнял его покрепче.
— Ты знал? — Альбин стиснул отвороты его домашней бархатной куртки, поднял голову, чтобы посмотреть в глаза. — Ты знал, что я — проклятая кровь? И все равно принял меня младшим?
— Знал. А что такого? Необученный никтеро может быть обучен.
— Необученный никтеро в первую голову* может быть опасен! — Альбин с трудом удерживал себя в руках: злиться сейчас ему было ни в коем случае нельзя, он мог натворить дел, за которые только на плаху. — У тебя маленький сын. У нас маленький сын! О чем ты только ду…
Заткнул Легард его простым и очень надежным способом.
Успокоился Альбин быстро, прижался, обнял. В горле стоял ком, хорошо хоть удалось не разреветься, словно ему семь, а не семнадцать.
— Я обещаю… Я клянусь своей жизнью и силой никтеро, что никогда не причиню вреда тебе, Легард Огненный Змей, и тем, кого ты назовешь своими.
Лиловые искры брызнули во все стороны, впитавшись в них обоих, проявляясь на брачных татуировках новыми элементами, похожими на инкрустированные в кожу аметисты.
— И будешь раскидываться магическими клятвами аккуратнее, — Легард поцеловал его в нос.
— Обещаю. Но эта… Ты сам понимаешь, она была необходима.
Легард кивнул.
— Дам учебники по общим дисциплинам. Изучишь.
Альбин вздохнул: время! Как выкроить время на все, что требовало его внимания?
— Пока учишься, никаких домашних дел, — добавил муж.
— Но я…
— Альбин, взгляни на эти замечательные темные круги под этими прекрасными чистыми глазами, — Легард развернул его к зеркалу. — И поймешь, что я прав.
Альбину оставалось лишь повиноваться и принять с благодарностью заботу супруга. Но это не значило, что он совершенно забросил все остальные свои обязанности. Просто теперь экономка приносила список закупок и меню в библиотеку, где он все просматривал и подписывал или исправлял. Присланный спустя две недели ее светлостью отставной маг-преподаватель с кафедры Общей подготовки успевал заниматься и Эрвилом, и азами магического образования с великовозрастным учеником, который, к тому же, еще даже не принял силу. Проявлений магии никтеро, кроме того зримого после клятвы, больше не было. По крайней мере, им так казалось.

Герцогиня Рисса нервно постукивала по столу пальцами, глядя на амулет, который, после письма сына, срочно извлекла из сокровищницы и постоянно держала при себе уже пару недель. Он то вспыхивал, то гас, то переливчато сиял, словно в темной глубине камня заключена была целая галактика. Легард писал, что дар в Альбине пробуждался совершенно не так, как это было испокон веков во всех обычных магах любого направления, в конце осторожно заметив, что утверждение не голословно: он наблюдает за ним уже два месяца. Пришлось послать Ястреба проследить за сыном и его супругом. Кто, как не он, мог бы рассмотреть мельчайшие нюансы и в случае опасности утихомирить взбесившегося никтеро? Только сильный маг-менталист. Конечно, до последнего доводить не хотелось бы, выжечь разум супругу сына — это было все равно что вогнать ему нож в сердце, герцогиня видела, что за краткое время Легард успел привязаться к младшему. Но если на кону будет стоять жизнь сына и внука — лучше это. Ястреб получил четкие инструкции.

— Да!
— А я говорю — нет!
— Да, и можешь говорить все, что угодно.
— Мыш-ш-ш! — злобное шипение заставляло слуг шарахаться прочь от хозяйских покоев.
— Лежать!
Легард со стоном прикрыл лицо ладонью.
— Это, между прочим, больно…
— Терпи. Ты взрослый мужчина, ветеран магической войны…
— Ай!
— Я, в конце концов, предупреждал, что в оранжерее не закончена реконструкция! И просил, вспомни, просил туда не ходить!
— Ар-рш-ш-ш!
— Еще пара десятков заноз и колючек.
— У-у-у! Я хотел принести тебе цветов…
— Добрые боги, каких? Для роз еще не время, астерии как раз отцвели.
— Не подумал. Аш-ш-ш! Ну больно же!
— А падать с мостков в розовые кусты было не больно?
— Маленький злобный мыш…
— Все уже, все. Сейчас протру настойкой, еще чуточку потерпи, будет щипать. И все.
— Да терплю я…
Ястреб посмеивался, слушая их перепалку. Хорошо, что все у этих двоих наладилось. Когда голоса стихли, он аккуратно подобрался к смотровому глазку, но вскоре отпрянул, не слишком желая смотреть на взаимные ласки супругов. Именно взаимные и именно ласки. Осталось послушать разговоры слуг, чтобы составить полную картину происходящего.
Хватило всего лишь суток на все наблюдения. И за уроками маленького Эрвила, и за тем, как Альбин штудирует учебники и учится медитировать под руководством опытного мага. Это, конечно, не значило, что он ничего не натворит, но Ястреб по обмолвкам и кое-каким разговорам понял, что юный никтеро дал магическую клятву не вредить герцогу и его близким. Следовательно, магия сама воспрепятствует его действиям, если что-то случится. Может и выжечь дар, если он только вздумает обернуть его против тех, кому поклялся не причинять зла.
Он уже намеревался выбираться из сети потайных ходов этого древнего поместья, когда сердце словно сжало невидимой ледяной рукой. А потом одна из панелей сдвинулась, и в узкое пространство вошел огненный маг с ярким желтовато-белым сгустком магического пламени в ладони.
— Так-так-так, и кто тут у нас? — его шипящий тон не предвещал ничего хорошего, а Ястреб сидел под стеной, не в силах шевельнуться.
— О… — Легард уставился на него. — Во имя Стихий! Ты когда-нибудь научишься входить в дверь и сообщать о себе?
— Я прошу… прощения… милорд, — Ястреб задыхался, по вискам катился холодный пот, а глаза застилала смертная пелена.
— Мыш, отпусти его. Мыш… Альбин, это свой. Давай, отпусти его. Аль, ты убьешь его, — магу пришлось погасить боевое заклятье и вернуться в кабинет, осторожно закрыть ладонью пылающие лиловым огнем глаза юного никтеро.
Только тогда ледяная лапа смерти отпустила шпиона, а Альбин обмяк в руках мужа. Легард отнес его в спальню, уложил, взял за руку. Ястреб сам исчезнет, ему не впервой. Сам виноват — напугал необученного никтеро. Пусть скажет спасибо, что не убили. Альбин почувствовал чужака, догадался без слов сообщить о нем мужу, примчавшись от детской. Наверняка Ястреб наблюдал и за Эрвилом, так что ничего странного, что Альбин испугался.
— Учить и обучать… Отвезу тебя в столицу, мыш.
— Я не убил его? — слабо спросил тот.
— Нет, не успел. Отдыхай.
— Ты сказал — свой… Кто это был?
— Ястреб. Шпион матери. Он увез твою сестру во дворец.
Альбин удивленно приподнял брови:
— Но почему он не явился официально? А если бы я все же убил?
— У него проблемы с появлением на людях.
— А у меня возникли бы с палачом, — сердито шмыгнул носом Альбин, представив, как была бы недовольна герцогиня потерей своего человека.
— Не возникли бы. Попавшийся шпион — мертвый шпион.
— Я не поеду в столицу один, — осмыслив его замечание, сказал Альбин.
— Я поеду с тобой.
— Эрвил будет очень скучать. Я вообще не хотел бы оставлять его одного.
— Его можно взять с собой. Бабушка ему обрадуется.
Альбину пришлось смириться с тем, что ехать все равно придется. И с тем, что в столице его явно крепко возьмут в оборот, никто не позволит отговориться от бесполезного занятия по какой-нибудь истории заклинаний делами поместья. Хотя вот на уроки по концентрации внимания и основы менталистики он бы походил с радостью.
— Тебе там понравится, мыш. С сестрой увидишься.
— Хорошо. Сходи к Эрвилу, я, боюсь, мог его испугать, очень резко сорвался с урока.
Легард отправился к сыну, который ничего не понял и терпеливо ждал Альбина. Пришлось объяснять, что тот немного занят сейчас, и с ним позанимается воспитатель. А вообще — они едут в столицу. Урок был сорван, Легард проклял свой длинный язык, но пришлось отвечать на бесконечные вопросы маленького почемучки. Почему уезжают? Все вместе? Правда? А что там? Что такое столица? Что такое дворец? Кто такой король? А к нему можно будет на ручки? Легард отболтал себе весь язык. Лучше бы он доверил рассказать о поездке Альбину.
Оставалось надеяться, что поездка пройдет удачно. Думать о том, на какое время придется застрять в столице, не хотелось вовсе. Альбину придется учиться. Точка. Значит, нужно собирать вещи и готовить дворцовые покои для всей семьи. Второе придется отдать на откуп матушке. Она внука еще ни разу не видела, вот и полюбуется. Вещи… он как-то ни разу в жизни не перебирался во дворец надолго. Тут бы Альбина попросить… Но было совестно: мыш ведь и без того тащит на себе все дела поместья, да и не только его уже, потихоньку и остальных ленных земель проблемы узнает. С другой стороны, жена или младший супруг как раз этим и должны заниматься. Так что совесть утихла мигом. Пусть всего опыта Альбина — два месяца, это его обязанность. И он не неженка.
Младший, словно услышав, появился в дверях детской классной комнаты. Еще бледный, но уже улыбающийся:
— Как я и думал: никакого урока без меня?
— Именно. Собери наши вещи для переезда в столицу.
— Хорошо. Сколько времени на сборы?
— До завтрашнего полудня.
Альбин коротко поклонился и исчез, а через считанные минуты забегали слуги, словно деловитые муравьи, собирая все, что могло понадобиться в столице. Тащить с собой сундуки и баулы? Не имеет смысла — все равно герцогиня снова приставит своих портных, и гардеробные комнаты всех троих наполнятся подобающими при дворе нарядами. Игрушки Эрвила? Только на первое время. Книги? Библиотеки замка и магической академии будут в их полном распоряжении. Вот и выходило, что командовал Альбин, в основном, уборкой и закрытием большей части поместья на неопределенный срок. Штат слуг здесь был невелик, все они останутся на своих местах, присматривать за порядком.
Легард писал письма. Соседей предупредить об отъезде, арендаторов — о том, что общаться они будут с управляющим. К полудню следующего дня все было готово.

Эрвил извертелся волчком уже за пять минут в экипаже, пока Альбин не взял его на руки и не приказал строгим голосом:
— Успокойтесь, молодой человек, иначе останетесь без сладкого за обедом.
Мальчик мгновенно утих, засопел слегка обиженно: ну как это — без сладкого? Нет, он не согласен! А потом мерное покачивание убаюкало его, и Альбин переложил его на сидение, укрыв своим плащом.
— Жду не дождусь, чтоб он подрос. Хоть немного, — заметил Легард.
— Зачем торопить время? — Альбин пересел к нему, устраиваясь привычно слева, притираясь плечом к его боку. — Пусть взрослеет потихоньку.
— Очень хочется посмотреть, каким он станет.
— Потерпи еще лет пятнадцать, — тихо рассмеялся юноша. — И все увидишь. Он будет таким же самоуверенным и ядовитым, как ты, я уверен. Покорителем сердец.
— И найдет свою мышку.
— Обязательно найдет. Хотел бы я посмотреть, как ты поведешь его к алтарю.
— Посмотришь, мыш. Куда денешься?
— Говорят, никтеро долго не живут. Проклятая кровь — ударит в голову, и радуйся, если не доведет до плахи. Я вчера это ой как хорошо почувствовал.
— Что за ерунда, мыш? Обучишься. Та же магия… Думаешь, стихийникам в голову не бьет?
— Расскажешь? — тут же просительно заглянул в лицо Альбин.
— Что рассказать? Как я спалил гардеробную матушки?
— Все. Мне все интересно. Рассказывай.
Легард принялся вполголоса повествовать о том, как именно страдали от его магии вещи и родственники. Ну не был он никогда послушным, не старался стать «хорошим» для всех. Огонь же, куда ему. Первое время на любой запрет, требование, приказ вскидывался, словно укушенный. А уж статус бастарда чего стоил! Пусть и признанного, пусть и введенного в род — но ведь бастарда!
— И ты испепелил все платья матери?
— Вместе с обувью.
— Ух… Сильно досталось?
— Задница ныла долго, это точно.
Альбин безотчетно погладил его по руке, по золоту и аметистам. Лиловые «камешки» моргнули и вроде бы нагрелись, а внутри, по жилам, колко пронеслась короткая обжигающе-ледяная волна, как это бывает перед первым ударом в бою.
— Мыш? — Легард уловил всплеск.
— А? — Альбин очнулся, дернулся, запоздало соображая, что сделал опять что-то не то.
Дар, проснувшись, всплескивался в нем внезапно и бесконтрольно. И основываясь на его эмоциях. Учитывая то, что юноша он был в принципе довольно эмоциональный, хотя и старался, очень старался держать себя в строгих рамках… Нелегко придется наставникам в академии.
— Дыши. Главное — дыши, мыш. Сосредоточься на дыхании.
— Я… что? Опять? — Альбин пытался считать вдохи и выдохи, но это было нелегко, когда накатывала паника: не сделал ли он что-то ужасное с теми, кто за короткое время стал ему очень дорог?
— Просто дыши, ладно? Ни о чем не думай больше.
Можно было его отвлечь, и даже нужно, не разбудить бы только Эрвила. Впрочем, поцелуи — это же не что-то большее. И они действительно помогали в отвлечении никтеро от магии. Потом проснулся Эрвил, немного раскапризничался, проголодавшись, пришлось остановиться в первом же городке у приличного трактира, перекусить и дать малышу размять ножки. В столичные ворота въехали уже поздно ночью, сделав в пути еще две остановки. Эрвил спал на руках у Альбина, тот и сам зевал, отворачивая голову к плечу.

Погода в столице и окрестностях в первый месяц весны не баловала: здесь выл ледяной ветер с Остранского залива и нес колючую крупу. До тепла было еще далеко.
— Потерпите, — Легард обнимал обоих. — Скоро будем в теплой комнате, в мягкой постели.
— Никаких детских, пока Эри не привыкнет, — сдавленно от прорывающихся зевков пробормотал Альбин. — Поспит с нами, хоро-о-о… ох, чуть челюсть не вывихнул… Хорошо?
— Хорошо, мыш. Давай, собери силы. Уже почти у дворца.
Альбин только кивнул, медленно поднимаясь по широкой, пологой и ужасно длинной лестнице. Хорошо хоть не скользко было — мраморные ступени согревала и очищала от ледяной крупки магия, она же защищала идущих, словно купол. Но от тепла только больше хотелось спать.
В комнате Легард кивнул на кровать.
— Укладывайтесь, мышата.
Сил на умывание и все такое уже попросту не осталось. Альбин переодел сына в длинную теплую ночную сорочку, натянул такую же сам и упал, засыпая еще прежде, чем коснулся постели. Легард решил, что общаться с родственниками будет попозже, тоже рухнул рядом. Их никто не потревожил ни ночью, ни ранним утром.

Обычно Альбин просыпался на рассвете, особенно, если ночью они с Легардом не были близки. В противном случае солнце успевало все же взойти. Но сейчас дорога с беспокойным и пока еще слишком маленьким для такого ребенком порядком вымотала, и он проспал почти до полудня. Его извиняло то, что и остальные спали, словно сурки зимой. Даже обычно поднимающийся не намного позже Альбина Эрвил. Он и сейчас, стоило младшему герцогу покинуть постель, немедленно открыл глаза и принялся потягиваться, словно котенок. Приведя себя в порядок, Альбин помог ему встать, умыться и одеться.
— Только тихо, Эри, тихо, пусть папа спит, не будем его будить. Сейчас вызовем слуг, пусть принесут нам завтрак.
— А где бабуска? — поинтересовался ребенок.
— Не знаю пока. Но мы прикажем, чтобы ей передали наше желание увидеться с ней. Ее светлость может быть занята делами, поэтому придется немного подождать. Согласен?
Эрвил закивал и затребовал погулять по дворцу.
— Завтрак. И ты съешь все до крошечки. А потом я покажу тебе дворец и все, что захочешь.
Эрвил на такую сделку согласился сразу, он очень хотел увидеть дворец. Слуги, явившиеся на зов магического колокольчика, беспрекословно принесли завтрак. Альбин не сомневался, что о нем герцогиня Рисса распорядилась сама: Эрвилу подали именно то, что следовало подавать такому маленькому огненному магу, чтобы достало подпитать его силы, но не перекормить. Ну и любимые блюда самого Альбина, конечно же.
— Завтрак для его светлости подадите, когда он проснется. Не будить, не тревожить. Сообщите мне, когда мой супруг встанет.
— Да, милорд, все будет исполнено.
— Идем, Эри. Погуляем. Познакомимся с братом Антонием. Это твой дядя, — Альбин поднял мальчика на руки, подумав, что скоро придется просить мужа хоть как-то разминать ему плечи одной рукой — Эрвил был довольно увесистым, а еще предпочитал лезть на руки, а не топать своими ногами. Но сейчас, в незнакомом ребенку месте, Альбин был согласен на это.
— Дядя? — уточнил Эрвил.
Он в силу возраста некоторые родственные связи не понимал.
— Брат твоего папы. Еще один сын бабушки. Впрочем, не суть, он просто очень хороший человек. Очень умный, — Альбин на секунду приостановился и лукаво усмехнулся, прежде чем продолжить: — И, наверняка, он знает очень много сказок.
Глаза Эрвила вспыхнули — много сказок. Сказки он очень любил. А Альбин внутренне смеялся, представляя, как будет мальчик теребить невозмутимого мага-жреца, который боялся только фрейлин своей матушки, не оставлявших попыток заполучить столь выдающийся экземпляр мужчины в постель. Впрочем, может, Антонию понравится пересказывать все прочитанные истории?
Дворец Эрвила не впечатлил. Большой, красивый дом, да, но слишком много людей, которые так и смотрели на него, а ко всеобщему вниманию мальчик не слишком привык. Заглянули они и в приготовленную для Эрвила детскую, где ему не слишком понравилось. Он привык к своей просторной и светлой комнате в поместье, здесь же было слишком много всего: мебели, украшений, позолоты.
— Папа, сколо сказки?
— Скоро, милый. Мы почти пришли. Это библиотека, как у нас дома.
— Книзки, много книзек?
— Именно, много-много интересных книжек. Пойдешь ножками? Все руки папе оттянул, сокровище мое.
— Нозками? Не хоцу.
— Хочешь превратиться в шарик? Если не будешь ходить сам, станешь толстеньким, как осенний сурок, и будешь перекатываться. Это нехорошо.
— Сулок? Сулок класивый!
— А ты ленивый, — Альбин рассмеялся, но снова поднял Эрвила на руки. — Ладно уж, идем, сурчонок.
В библиотеке, как всегда, царила тишина, прохлада и сероватые сумерки: за цветными витражами окон мела пурга, так что день превращался в безрадостный вечер. Но в уютном уголке для чтения потрескивал камин, и горели магические светильники.
— Добрый день, брат Антоний, — с улыбкой поприветствовал жреца, устроившегося в кресле с книгой, Альбин.
— Добрый день, Альбин, — мужчина поднял голову от книги и улыбнулся в ответ. — О, неужели это мой племянник?
— Позвольте представить вам, Эрвил Тамир, наследник Зарберг, — Альбин все-таки поставил мальчика на пол, тот немедленно отодвинулся за него, крепко вцепившись в штанину. — Эрвил, это брат Антоний, твой дядя.
— Котолый знает много сказок? — уточнил Эрвил.
Антоний негромко рассмеялся.
— Самая лучшая характеристика, да?
— Я бы сказал — идеальная, — согласно склонил голову Альбин. — Ну же, Эри, не бойся.
Мальчик, подумав, все же шагнул к брату Антонию.
— На луцки?
— Ты слишком тяжелый для такого старика, как я, малыш. Садись вот сюда, на скамейку. И я расскажу тебе сказку.
Эрвил подозрительно оглядел библиотекаря:
— Сэл, какой зе вы сталик? У сталика волосы белые! — но все же сел, и даже попытался придать себе благопристойный вид, сложив руки на коленках.
— Слушай, — Антоний отложил книгу. — Давным-давно…
Альбин с облегчением устроился в соседнем кресле и даже чуть прикрыл глаза. Кажется, ему выпала честь тоже послушать сказку? Ему-то их рассказывали только в совсем раннем детстве, кормилица-няня, а потом не стал никто. Все, что он знал — он прочел сам. Антоний рассказывал сказку о принцессе, которая уснула на сотню лет из-за проклятия. Эрвил завороженно внимал рассказу. Как раз к моменту, когда глашатаи объявили, что принцессу может спасти поцелуй истинной любви, а Альбин мысленно хмыкнул, так же мысленно скорчив гримасу, в библиотеку вошла герцогиня.
Антоний поспешил представить ей Эрвила. На ручки к герцогине ребенок не просился, просто рассматривал ее во все глаза.
— Бабуска? — нерешительно протянул он, когда рассматривать ее строгое траурное платье и тяжелые украшения ему надоело.
— Здравствуй, дорогой, — Рисса даже улыбнулась внуку.
— Здлавствуйте… — обращение Эрвил не помнил и в панике обернулся к Альбину.
— Миледи, — тихонько подсказал тот.
— Миледи, — ребенок широко улыбнулся.
— Как тебе нравится во дворце?
Альбин уступил леди Риссе свое кресло, встав за спиной сына и опустив руку ему на плечико, по себе помня, как даже в более старшем возрасте хотелось поддержки и одобрения отца.
— Класиво, — сказал Эрвил.
— Тебе не понравились твои покои?
— Блестят, — пожаловался ребенок.
— Хорошо, я прикажу убрать все, что блестит. А что понравилось?
Альбин видел, что ей хочется позвать мальчика на руки, но она… боится отказа? Он пока не мог понять причин нерешительности герцогини. А потому наклонился к сыну и тихонько шепнул ему на ушко:
— Хочешь к бабушке на ручки, Эри? Иди, не бойся.
— Бабуска понлавилась. На луцки хоцу! — радостно заявил тот.
В темных глазах Риссы на мгновение промелькнуло что-то, чего Альбин не успел понять, и она усмехнулась, протянув внуку руки:
— Ну, иди на ручки, огонечек, иди.
Эрвил забрался ей на руки и принялся рассказывать, какая она красивая. Дверь в библиотеку хлопнула, по наборному паркету неровно прогрохотали шаги, и Альбин встрепенулся: вот и супруг пожаловал. Почти вся семья в сборе, не хватает его величества и сестры.
— Матушка… Брат… Супруг… Эрвил, ты опять на ручках?
— Я не муцаю папу, я у бабуски на луцках! — сделал попытку оправдаться ребенок.
Альбин тихо рассмеялся, прикрываясь ладонью.
— Ты тяжелый, Эрви.
— Свое сокровище не тяжело, сын мой, — усмехнулась герцогиня. — И, раз уж мы все здесь собрались, обсудим семейные вопросы. Антоний, распорядись принести еще кресел.
Брат Антоний поклонился, отошел куда-то за стеллажи. Через минуту в библиотеку вошли слуги, несущие тяжелые мягкие кресла с бархатной обивкой, такие же, как те, в которых размещались герцогиня и немедленно занявший «теплое» место Легард.
— А что именно мы будем обсуждать, матушка?
— Для начала то, отчего ты так поздно сообщил мне о проснувшемся даре твоего супруга, — Рисса испепелила сына взглядом.
— Не был уверен, что он не уснет снова.
— Что же мне со всем этим делать? — она на миг запнулась и продолжила: — Альбина придется проверить, на каком уровне его магия, к какому виду и роду она тяготеет. Завтра его будут ждать в академии.
Альбин напряженно замер, переводя взгляд с нее на супруга.
— Хорошо. Завтра все сделаем, — спокойно согласился Легард.
— Об Эрвиле не беспокойтесь, с ним побуду я или Антоний. Не так ли, сын мой?
Антоний несколько торопливо кивнул: спорить с матерью он осмеливался только в одном вопросе, а Эрвил ему и самому понравился, смышленый мальчуган. Очень похожий на брата.
— Что ж, Эрвил, не побоишься остаться?
Мальчик подумал, посмотрел на всех, деловито слез с бабушкиных колен и столь же деловито забрался на колени подхватившего его Альбина.
— Нет. С дядей Тони.
— Хорошо, малыш, — согласился Легард. — С дядей Тони.
Антоний смешливо прищурился, глядя на брата.
— Не разнесите академию по камешку!
— Это вы не разнесите библиотеку и дворец.
— Думаешь, есть предпосылки? — глаза Антония расширились, а Альбин уже откровенно смеялся, прикрываясь ладонью.
— Это огненный маг.
Теперь смеялась и герцогиня.

День прошел прекрасно, правда, немного омрачало его то, что Альбин не смог увидеться с сестрой и ожидание завтрашней проверки. Он понятия не имел, что там выявят маги в академии. И ему было страшно. Легард утешал мужа, как только мог.
— Это просто проверка, ничего более.
Держаться и держать лицо за два месяца, особенно, после того, как едва не убил Ястреба, Альбин кошмарно устал. Но все равно старался улыбаться мужу, не показывая своего страха. Хотя и знал, что это бесполезно: Легард видит его насквозь.
— Не переживай, Альбин. Тебя всему научат… Ну же. Это просто магия, ничего больше.
— Если это просто магия, отчего же тогда все так ее боятся? Боятся никтеро? Это так неприятно чувствовать — как липкую мерзость, холодную и склизкую! — не сумел сдержаться Альбин, обнимая мужа и пряча лицо в его плече.
— Потому что никтеро было мало. И основа вашей магии все еще не совсем понятна, — Легард обнял его.
Должно быть, утраченный самоконтроль и то, что за Эрвилом в этот день присматривала герцогиня Кларисса и брат Антоний, сыграли свою роль. Нервозность переросла в желание отыскать защиту у того, кому Альбин уже научился доверять, а то — в желание близости. Он приподнялся на цыпочки, чтобы дотянуться до губ супруга, цепляясь за него, словно за единственную твердую опору в хаосе жизненных перипетий. Легард поцеловал его.
— Все будет хорошо, мыш.
Альбин взялся расстегивать булавку на его шейном платке, изрядно удивив и даже обрадовав его: до сих пор инициатива в постели все же исходила от старшего, Альбин лишь принимал ее. Но сейчас, хоть его пальцы и дрожали чуть заметно, хоть он и кусал губу, свое занятие не прекращал. Платок капитулировал, заняв место на рабочем столе, сейчас пустом. Следом за ним туда же отправился расшитый шелком камзол. Легард с интересом следил за действиями супруга. Было интересно, насколько хватит решимости того. Жилет, сорочка, пояс — все полетело следом за камзолом. Альбин поднял голову. В его глазах лиловые лучики занимали все больше места, вытесняя зелень, сейчас же от ставшей почти полностью лиловой радужки разливалось мерцающее сияние, заполняя глазницы. И тонкие кисти окутывались таким же сиянием, безостановочно лаская плечи, вызывая острое, но на удивление не приносящее неприятных ощущений, покалывание в шрамах. Даже не покалывание — Легарду казалось, что каждое движение ладони по бугристой глянцево-багровой коже что-то вытягивает из нее. Однако анализировать происходящее сейчас не хотелось. Хотелось любоваться мужем.
Альбин прикрыл глаза и поцеловал его в плечо, лизнул, словно пытаясь ощутить вкус. А в следующую минуту укусил, легко и почти нежно.
— Зубастый мыш, — умилился Легард.
Зубки мужа он на себе испытал пока только однажды. Но и в этот раз ощущения оказались сходными — и очень острыми. Штаны и прочие предметы гардероба, еще остававшиеся надетыми на нем, стали раздражающими элементами. Альбин словно учуял это, его руки потянулись к завязкам штанов, распустили узел. Легард попытался снять их. Одной рукой получалось плохо. Альбин опустился перед ним на колени, помогая, заставив зашипеть от одного только вида. Из штанов, спущенных шоссов и сапог, которые помог снять муж, Легард вышагнул с желанием немедленно сделать хоть что-то.
До постели они все-таки добрались прежде, чем Альбин принялся снова его оглаживать и покусывать. Легард мысленно смеялся над тем, что слугам придется собирать предметы гардероба с пола: Альбин вопреки своей извечной аккуратности в этот раз не задумывался, где оставляет сорочку или туфли. Просто в кровать оба рухнули уже обнаженными, не прекращая ласк. Легард, как мог, успокаивал мужа, ото всего отвлекая. Тот должен был выбирать сам, что ему делать и как вести себя. И Легарду нравилось то, что происходило. Его собственная огненная сила под руками никтеро мурлыкала и ластилась, превращая любое прикосновение в нечто невообразимое. Альбин ласкал его немного неумело, все еще не полностью привыкший проявлять в постели то милое бесстыдство, отличающее любовные ласки от простого соития. Но радовало уже и это, и проявленная инициатива, и без робости касавшиеся кожи губы. И даже то, что он не попросил свои полчаса на подготовку. Альбин и без того был чрезвычайно чистоплотен, Легард упивался нежным запахом его кожи и волос.
Его мыш. Такой очаровательный. Такой открытый. Альбин устроился на нем и не желал прекратить целоваться. Это Легарда совершенно устраивало. Альбин не протестовал, когда на его кожу пролилось согретое магией масло, только выгнул спину, прижавшись еще теснее. Из-под полуприкрытых век вырывалось лиловое сияние, никтеро явно наслаждался всем происходящим.
— Оседлать змея хочешь? — шепнул Легард.
— Никогда не катался на змеях… — зацелованные губы изогнулись в лукавой улыбке. — Согласен попробовать.
— Только держись крепче. Я зверь своенравный.
Альбин рассмеялся и вцепился в его плечи до подстегнувшей все желания боли. Его магия смешивалась с огнем, как два смертельно-опасных яда в чистейшем хрустале алхимика.
— Давай…
Легард надеялся, что в этой позе Альбину будет удобнее все контролировать. Пусть мыш сам решит, какой темп хочет. И еще теперь он мог ласкать его хотя бы одной рукой. Он не остался разочарован. Слишком прекрасным был вид раскрасневшегося, отпустившего себя Альбина. И удовольствия было еще больше. Отчего-то он совсем не удивился, когда магия никтеро окутала их коконом в тот момент, когда Альбин излился, и впиталась в их тела бесследно.
— Как ты, мыш?
Тот только что-то тихо пробормотал, распластавшись по его груди. Не стоило и тормошить: скоро придет в себя. Легард пока отдыхал и улыбался. Его счастье, мелкое и белое. Правда, уже не такое мелкое, Альбин немного отъелся и перестал щеголять выпирающими ребрами, а постоянное таскание увесистого ребенка сделало его еще и крепче. Но по сравнению с самим Легардом… Все равно — маленький, хрупкий и нежный. Легард обнял его, принялся поглаживать по спине.
Минут через пять юноша вынырнул из своей дремы, чуть потянулся, распахнул глаза, свечения в которых больше не было и смущенно заалел, осознав, где он и в каком виде.
— Мыш, тебе не кажется, что краснеть поздновато?
— Управлять этим я как-то не научился, — парировал уже совершенно пришедший в себя Альбин.
— Ты был великолепен, — Легард улыбался, гримасничая.
— Только сегодня?
— Всегда. Но сегодня… О, как ты был прекрасен.
— Мне кажется, или восхищаешься ты чем-то иным, нежели моими альковными подвигами?
— Ими в том числе. Ты так мил в своем возбуждении.
Альбин снова покраснел и не нашел ничего лучшего, чем заткнуть фонтан сомнительных комплиментов поцелуем. Больше в тот вечер они не разговаривали — было категорически некогда. Без силы никтеро, без ее волнующей раскрепощенности Альбин был тем, кого Легарду нравилось учить. И он не жалел ни своего опыта, ни ласки, чтобы в итоге оказаться в выигрыше, когда Альбин решится попробовать изученное.

Лишь поздним вечером, приводя себя в порядок, Легард очутился перед зеркалом и замер, не донеся полотенце до лица. Шрамы, весь последний год так резко и страшно выделявшиеся на его лице и теле из-за наполнявшей их чуждой магии, поблекли. Теперь это были очень давние на вид рубцы, почти сравнявшиеся цветом с остальной кожей.
— Но этого не может быть… — пробормотал он.
Приходилось или не верить своим глазами, или верить им и… радоваться? Но одного Легард не понимал: как? Как магия никтеро могла загладить их. Или мыш разрушил остатки магии, питавшие шрамы? Припомнилось и то ощущение — словно кто-то что-то вытягивал из его тела. Значит, вот она, еще одна сторона таинственного дара проклятой крови. Очень опасная, надо признать, сторона, в первую очередь для самого Альбина: маги любой силы будут небезосновательно опасаться его. Но если взглянуть объективно, Альбин каким-то образом изгнал из его тела не огненную силу, а чужеродную магию, природу которой лучшие умы королевства не могли постичь. Значило ли это, что на службе у короля Плента состоят такие же никтеро? Если это так, то… То что им противопоставить? Альбина? Нет, внутри все переворачивалось только от одной мысли о том, что Альбин, его маленький белый мышонок, может попасть в ад передовой. Нужно изучить донесения шпионов. Собрать сплетни, в них может быть крупица правды. Если он не может быть полноценным боевиком, никто не в силах помешать ему стать консультантом и аналитиком. Хотя с этой ролью всегда отлично справлялись менталисты, с ними, пожалуй, и стоит объединиться. И начать с… пожалуй, с Ястреба.
________________________________________
*"в первую голову" - да-да, именно так. Да, это значит то же, что и "в первую очередь".


8. Университет как квинтэссенция хаоса


Университет магических искусств столицы делился на несколько академий: Ремесленную, в которой обучались слабые маги, уезжая затем в провинции по распределению, отрабатывать обучение, бесплатное для всех; Высшую, которую заканчивали сильные маги, что, впрочем, не спасало их от того же распределения; и Жемчужную, занимавшуюся не столько обучением, сколько исследованиями магии во всех ее проявлениях. Там работали самые сильные, умные и продвинутые маги. Университет старался оставлять эти «жемчужины» себе. Легард закончил в свое время Высшую, магические исследования его не привлекали, а вот военная служба очень даже. Мужа он намеревался пристроить в «жемчуг». Сперва, конечно, там побегают, поорут, поразмахивают древними трактатами. А потом начнут обучать юного никтеро всему, что требуется знать и уметь сильному магу. Он был уверен, что Альбин — маг сильный.
Но сначала следовало как-то показаться на глаза матушке. Намного симпатичнее он, конечно, не стал, шрамы-то никуда не делись, просто потеряли цвет и сильную выпуклость, он все так же гримасничал вместо улыбок, а голос все так же сипел и хрипел. Но герцогиня заметит перемены, это как пить дать, и опять отправит к целителям. Интересно, если его ощущения правдивы, то теперь те смогут убрать шрамы? Легард глубоко вздохнул, потер щеку. И пошел к матери, сдаваться.
Конечно же, он оказался прав: первым делом, бросив на сына только один взгляд, герцогиня вызвала лейб-медика.
 — Мама! — Легард слегка возмутился.
— Сядьте и помолчите, сын мой. Когда и как это случилось?
— Супружеский долг…
— То есть, это дело рук никтеро? А что с татуировкой? — зоркий глаз матери уловил изменения в рисунке брачной татуировки, новые «аметистовые» украшения в золотых переплетениях рун и узоров.
— Никтеро, матушка, мой супруг — никтеро.
— Он уже управляет своей силой?
— Нет, матушка. Не умеет.
Явился лейб-медик, величественный, седой и полноватый мастер Иринмар. Поклонился с несуетным достоинством:
— Что-то случилось, миледи, милорд?
— Осмотрите меня, мастер, — Легард повернулся к нему.
К своей чести, мастер Иринмар не выказал ни удивления, ни восторга, только зашевелил унизанными перстнями-накопителями пальцами, выплетая узоры диагностирующих заклятий. Поглядел на выстроенную ими проекцию, кивнул и одним движением свернул ее.
— Все в полном порядке, милорд. Остаточная магия заряда рассеялась, теперь мы сможем наложить долгосрочные исцеляющие конструкты. Со временем шрамы рассосутся, но, боюсь, на это теперь уйдут годы, а не недели, как если бы мы начали сразу после ранения.
— Но все сгладится? — уточнил Легард.
— Почти. Если и останутся следы — то уже далеко не столь заметные. Однако повторюсь: на это уйдут годы. Восстановление голоса я тоже не могу гарантировать в полной мере. Тембр изменится, скорее всего. Но такого сипа больше не будет. К наложению конструктов желательно приступить как можно скорее.
— Хорошо. Можем прямо сейчас этим заняться.
— Прошу в мою лекарскую, — поклонился мастер Иринмар.
Мужчины вышли, не видя, как за закрывшейся дверью ломает в волнении пальцы герцогиня Рисса. Как и любая мать, она желала своему ребенку скорейшего выздоровления.
— А руку вы мне отрастить сможете? — уточнил Легард.
Лейб-медик покачал головой:
— Увы, милорд.
— Хорошо, хотя б сгладьте шрамы окончательно. Чтоб я улыбаться мог.
Мастер кивнул ему на каменную плиту в центре зала, исчерченного вырезанными в камне магическими фигурами.
— Раздевайтесь и ложитесь. Говорят, милорд, ваш супруг достоин того, чтобы ему улыбаться?
— Более чем, мастер, более чем.
— Я искренне рад за вас. Теперь терпите, будет немного больно.
Лейб-медик удивленно приподнял брови, не переставая активировать нужные плетения лечебных магоструктур, когда в ответ на его слова герцог не заворчал, а засмеялся.
— Больно? Это вряд ли, мастер. Вот когда мой драгоценный супруг массаж делает — вот тогда больно.
Мастер предпочел промолчать, но взять на заметку. Неровная, похожая на частую сеть, светящаяся структура зависла над ним и немного сбоку, от нее потянулись тонкие лучики к каждому шраму, потом вся конструкция резко ухнула вниз, впитываясь в тело пациента. Каждый луч — в свой шрам. Легард выдохнул: магия царапала, неприятно и усердно. Как-то, когда Альбин вытягивал чужую, было не так мерзопакостно. Но пришлось в самом деле молчать.
— Еще немного, милорд. Потерпите.
— Куда мне деваться? Я же хочу однажды порадовать супруга нормальным голосом и улыбкой.
— Ходят слухи, — осторожно заметил мастер, — что он маг?
— Слухи? И откуда они взялись?
— Это нетрудно додумать. Вас видели уже многие сегодня. И видели вчера. Вчера шрамы выглядели совсем иначе. А с лекарями вы не общались.
— Да. Он маг… Необученный.
Мастер задумался. Легард знал, о чем он думает: не надо было и менталистом быть, чтобы это понять. Перед войной королевские вербовщики прочесали частым гребнем всю страну, все, даже самые слабые маги, были выявлены и поставлены на службу. И если супруг герцога оказался ненайденным и необученным магом, то он мог быть только никтеро — только эта магия, если не пробуждалась сразу, спала до момента потери носителем невинности.
— Но об этом пока никто знать не должен.
— От меня не узнает никто, ваша светлость. Я давал клятву.
Легард согласно кивнул. Через полчаса его отпустили.
— Вы можете заниматься всеми своими делами без ограничений, постарайтесь только не заработать никаких серьезных ран и прочих телесных повреждений — вплести исцеляющие контуры в готовую структуру будет весьма сложно.
— Ничем таким заниматься не планирую, — уверил Легард.

Теперь можно было собираться и отправляться в университет, в «жемчужную» академию. Как он и предполагал, Альбина ждали именно там, матушка прислала посыльного.
— Мыш, собирайся. Готов?
— Да, я уже готов, — Альбин вышел из спальни, одетый, причесанный, немного бледный от волнения.
— Не бойся, это просто собеседование.
— А что за проверка будет? — Альбин выглянул в окно и прихватил приготовленные для себя и мужа перчатки.
— Замерят уровень твоей магии, если смогут — направленность дара.
Карета уже ожидала, в ней было тепло, хотя вознице и лошадям Альбин бы не позавидовал: над столицей бушевали последние зимние бури.
— Только не переживай, ладно? Ничего болезненного не будет.
Альбин, вместо ответа, взял его руку и принялся натягивать перчатку, не поднимая глаз. Легко сказать «не переживай». Но супругу он доверял.
— Мыш, я буду с тобой.
— Спасибо. Если так, то я ничего не боюсь.
— Правильно. Не надо.
Альбин сдвинул с окна тяжелую штору и пытался рассмотреть в белой круговерти улицы и дома. Потом бросил это бесполезное занятие, прижался к Легарду и замер, обнимая его руку. Настраивался на неудобные вопросы, которые ему наверняка станут задавать.
— И спасибо за то, что ты сделал, мыш.
— Я сделал? — удивленно посмотрел на него юноша. — Что?
— А ты ничего не замечаешь?
Так вышло, что шрамы супруга Альбин перестал видеть примерно через месяц после свадьбы. То есть, не видеть — цепляться за них взглядом и обращать внимание. Чтобы понять, что изменилось, пришлось усилием воли сбросить эти «шоры» привычки. Он осторожно коснулся щеки Легарда.
— Значит, это я?
— Да, ты разрушил магию никтеро.
Альбину не понадобилось много времени, чтобы сложить два и два.
— На стороне Плента воюют никтеро? Значит, тридцатилетней давности мор — это было порождение их магии?
— Мы с этим разберемся. Для любой магии есть своя антимагия.
— Легард, если я смогу помочь — я в полном распоряжении его величества.
— Пока что тебе нужно выучиться владеть собой и контролировать силу.
— Я сделаю все для этого, — твердо пообещал юноша, заставив супруга немного грустно улыбнуться. Его маленький мыш с горячей кровью…

Карета остановилась, проехав вычурные кованые ворота и широкую аллею, у длинной, как в королевском дворце, пологой лестницы, ведущей ко входу в главный корпус Университета Магических Искусств. Он был настолько монументален, что крылья здания терялись из виду в снежной круговерти, а поддерживаемый статуями фронтон был где-то невообразимо высоко. Да и сами статуи, казалось, просто кричат: «Пади ниц, смертный, перед могуществом магии!». Всего их было восемь: четыре с одной стороны олицетворяли магов стихий, с другой стороны Альбин, поднимаясь по лестнице, опознал Алхимика, Целителя и Менталиста. Восьмая же не несла никаких знаков и отличительных черт, являя собой фигуру человека в глубоком капюшоне и лежащем тяжелыми складками плаще. Единственное, что можно было сказать — под плащом не было ни мощного разворота плеч, как у воинов-стихийников, ни инструментов, как у целителей или алхимиков, не просматривалось лицо, как у открыто и очень пристально вглядывающегося в мир менталиста.
Легард поднялся вместе с супругом. Он прекрасно помнил все эти гулкие переходы, каменные стены, украшенные барельефами великих ученых-магов, событий, открытий. Проходя мимо выставленных в ряд бюстов выдающихся магов и магесс, машинально дотронулся до носа «Селены Удачи», словно шел на экзамен.
— А что ты делаешь? — удивился муж.
Легард — неслыханное дело! — смутился и отдернул руку. Но все же объяснил:
— Когда мы шли на экзамен или зачет, была примета: потянуть Удачу за нос, чтоб вытянуть легкий билет.
— И как — помогало?
— Не всегда, — вынужден был признать герцог, ухмыляясь. — Но студент, особенно если вместо зубрежки конспектов накануне он пил, дрался и трахался, готов хвататься и за соломинку, и за нос госпожи Удачи.
— А ты… вот это все… вместо учебы?
— Всякое бывало, — дипломатично увернулся от прямого ответа Легард. — Смотри, мы почти пришли. Это кабинет проректора Жемчужной академии.
— И не бойтесь, юноша, — добавила появившаяся откуда-то из-за поворота герцогиня, распахивая дверь кабинета и входя. — Еще никто от бесед не умер.
— Надеюсь, ваша светлость, — Альбин поклонился ей и не так глубоко — стоящему во главе стола мужчине с прозрачно-серыми глазами менталиста.
— Итак, талантливая жемчужина… Присаживайтесь. Я — Валериан Дан Атвел, проректор этого…
— …богоугодного, — чуть слышно вставил Легард, почти не шевеля губами.
— Кхм… учебного заведения.
— Альбин Валент, младший герцог Зарберг, сэр, к вашим услугам, — представился юноша, устроился в жестком и холодном кресле.
— Что ж, расслабьтесь, я взгляну на ваш дар.
Альбин мысленно пожал плечами: что можно увидеть в разуме? Нужно изучать кровь, недаром ведь вторым именем никтеро всегда было «проклятая кровь». Но он, доверившись проректору, позволил заглянуть себе в глаза и взять контроль над разумом. Правда, и сам его тоже не отпускал. Поэтому, стоило только ментальному щупальцу проректора метнуться к личному, к тому, что Альбин не собирался показывать никому, глаза никтеро заволокло лиловым свечением, оно двумя острыми лучами впилось в глаза менталиста.
Щупальце мягко ушло вбок.
— Не проявляйте агрессии, юноша.
— Не лезьте в мою память, — зашипел Альбин. — На это я вам позволения не давал.
— Проверка подразумевает и то, в каких условиях ярче всего проявился дар. В каком эмоциональном настрое вы были. Это влияет на всю вашу магию и последующее обучение.
— Вы могли спросить, я бы ответил. Соваться в память я запрещаю, — лиловое свечение из глаз никтеро не ушло полностью, но затаилось в зрачках.
— Хорошо. Начинайте описывать, — такое поведение было здесь не в новинку. — Прошу нас оставить, милорд, миледи.
Герцог и герцогиня покинули кабинет, причем сына ее светлости пришлось буквально выталкивать — он явно не хотел оставлять супруга одного. Но Альбин кивнул, и герцог Зарберг вышел.
— Пик всплеска дара приходится на те мгновения, когда я испытываю самые яркие эмоции. Удовольствие или страх, в мощности посыла роли не играет, только в направленности.
— То есть, в моменты супружеской близости ваш дар раскрывается ярче? Не стесняйтесь, вы в этом совершенно неуникальны, у половины магов дар срабатывает при любовных утехах… Кхм… С разными последствиями.
Альбин сидел абсолютно прямо, держа непроницаемое выражение на лице, но с алеющими щеками ничего не мог поделать.
— Вы правы.
— Итак, никтеро. Как у вас с контролем дара?
— Не слишком хорошо. В случае, когда эмоции слишком ярки, я не способен контролировать дар.
— Значит, дополнительные занятия по контролю. У вас лучше развито ассоциативное мышление на вкус, цвет, запах, звук или осязание?
— Осязание. Затем запах, вкус и остальные.
— Самое прекрасное, что вам нравится трогать? Волосы или кожа супруга тоже в списке. Подумайте и ответьте.
Говорить было трудно, потому что Альбин внезапно для себя понял, что супруг, весь целиком, со всеми его шрамами, без руки — в этом списке. На первом месте. Но на вопрос менталиста он ответил сдержанно:
— Мне нравится касаться мужа и сына. Лепестков ларанских роз — они на втором месте. Меха.
— Запечатлеем тепло руки герцога, — маг сделал пометку. — Самый ненавистный звук?
— Смех, — в ответе на этот вопрос Альбин не колебался ни секунды. — Смех моего старшего брата и свист розги.
— Это, пожалуй, чересчур. Хорошо. Просто неприятный звук?
— М-м-м… скрежет ветки по стеклу.
— Пусть будет. Самый приятный звук?
— Пение сестры.
— Неплохо, — маг сделал еще несколько пометок. — Теперь об обучении. Работать будем как с сидящим на пороховом складе огненным магом высшей категории и с сорванными «якорями».
Альбин чуть кивнул. Ему было все равно, как именно проректор обозначит степень его опасности, главное, научили бы контролю за даром.
— Место в общежитии, или будете приезжать из дома?
— Я состою в браке, какое тут общежитие, — хмыкнул юноша.
— Что ж, воля ваша… Расписание подготовим индивидуально.
— Позвольте вопрос? — На кивок проректора Альбин спросил: — Зачем вам все это было нужно знать?
— Это ваши ограничители, юноша. И «якоря».
— О «якорях» я читал, — кивнул Альбин. — Я умею выстраивать их. Но из-за приоритета осязания задействовать их гораздо сложнее.
— Будем учить вас заново, пробовать разные методики. Готовьтесь к очень жестким ограничениям.
— Например? — без особого интереса спросил юноша. Дома он привык к ним. И их отсутствие в поместье мужа… немного даже напрягало. Слишком хорошо было.
— Сейчас мне сложно сказать, вы уникальны. Например, к частичному использованию антимагии. Вы в курсе, что силы никтеро — многосоставные?
— Только намеками. То, что не было вымарано за века из трудов Ксантиппа и Эунхерия.
— Частично будем ограничивать ту или иную составляющую, смотреть, к чему у вас больше склонность.
Альбин кивнул, попрощался и вышел. Все равно до появления расписания ему здесь делать нечего. А вот когда оно будет… Стоит попросить у Легарда лошадь, чтобы добираться до университета от дворца и обратно. Не всегда же будет холодно?
— Поговорили? — Легард поймал его в коридоре. Герцогиня ушла, у нее были свои дела здесь, и не было времени, чтоб тратить его впустую.
— Да, — Альбин переплел с ним пальцы и успокоился так резко, словно кто-то извне вылил на его нервы ведро ледяной воды. — Мне предлагали комнату в общежитии. Наверное, чтобы далеко не бегать, когда очередное издевательство-эксперимент надо мной вздумается проводить, — ядовитая ирония так и капала.
— Думаешь, они рискнут проводить над тобой эксперименты?
— Легард, мне это почти прямо пообещали. Они не знают толком, кто такие никтеро и как меня обучать, поэтому будут пробовать. Все, что придет на ум.
— Я уверен в главе «Жемчуга». Он и не с такими случаями справлялся.
— Хорошо. Ты уверен в нем, а я доверяю тебе.
Легард кивнул.
— Нужно взять учебники. Общие основы.
— Покажешь, где здесь библиотека? — Альбин улыбнулся ему и крепче сжал пальцы.
— Идем, — Легард повел мужа в библиотечную башню. — Подожди… Надо антимагию накинуть.
Альбин только вопросительно глянул. Он пока не понимал, что это, зачем и как.
— Студенты, — пояснил Легард. — Не хочу бегать подожженным и орать.
О чем он, Альбин понял, когда через пару минут ударил колокол, и пустые гулкие коридоры наполнились толпами студентов. Которые прямо там же отрабатывали какие-то практические навыки, не обращая внимания на то, что от них может во все стороны хлестать ледяной воздух или струи горячих искр, а разлитая под ноги вода мгновенно покрывается ледяной коркой или размывает какого-нибудь глиняного голема до состояния неопрятной кучи. Легард окутал себя и супруга красивой полусферой, похожей на мыльный пузырь.
— Хочешь, я их сейчас разгоню? — спросил, ухмыляясь.
— Скажи честно, тебе просто хочется покрасоваться, — рассмеялся его муж, потом плавно сменил диспозицию, переместившись вправо и придерживаясь за обрубок руки, внутренне готовясь не столько к зрелищу, сколько к тому, чтобы почувствовать магию герцога.
Легард прокашлялся.
— ПОДНЯТЬ ЩИТЫ! — гаркнул он так, что стены покачнулись.
И коридор затопило ревущее пламя, хлестнувшее во все стороны. Герцог особо не переживал: старшие курсы… Кто сгорит — сам идиот. Кто покалечится — идиот вдвойне. На поверку, не сгорел никто, но те, у кого щиты просели, изрядно подкоптились. Альбин завороженно смотрел на пляску огненного потока, вылизывающего стены и потолки, отмечая, что те остаются целенькими, словно пламя — это всего лишь иллюзия. Наверное, здание университета зачаровывалось на совесть архимагами.
— Сразу видно, кто в кабаке сидел вместо занятий по защите.
Пламя утихло, оставляя чувство умиротворения и опустошенности. Это не полигон, конечно, зато нервы пощекотало куда круче.
— Милорд, разрешите вопрос? — кто-то из студентов, особенно смелый, наверное, рванул к ним, правда, у кромки защитной сферы остановился, церемонно склонил голову, прищелкнув каблуками.
— Разрешаю, — Легард стряхнул с пальцев последние искры.
— Вы придете к нам на практику, милорд? Как в прошлом году?
— Разумеется. Все еще обожаю хорошо прожаренных и равномерно закопченных студентов.
Взгляд студента, точнее, курсанта, если судить по форме, скользнул по скромно держащемуся сбоку Альбину, в нем мелькнуло презрение: младший. Красивая и бесполезная кукла для постели. Легард приподнял бровь, пламенный язычок лизнул штаны курсанта — целенаправленно пробить щит труда военному не составило. Альбин фыркнул, он-то заметил, что штаны у курсанта тлеют в самом интересном месте, но говорить не стал — презрительную гримасу он тоже видел. А уж всепрощение его добродетелью и вовсе не являлось.
— Дорогой супруг, может, мы уже отыщем библиотеку? Здесь слишком воняет копчеными задницами, — негромко, но так, что курсант услышал, сказал он.
— Идемте, дражайший супруг.
Студенты ржали над незадачливым сокашником.
— Опять стихийники кого-то приморозили, — с легким оттенком презрения промолвили сбоку.
По коридору царственно прошествовал полуседой аристократ с военной выправкой, которого под руку держал явно супруг, судя по вязи брачных браслетов на запястьях. Или эксперимент — алые волосы и белые глаза на человеческую природу не указывали.
— Граф… — прошипел Легард.
— Герцог, — рыкнул тот.
Было видно, что эти двое друг от друга не в восторге.
— Вы снова третируете студентов, герцог? — на груди у графа висел белоснежный медальон целителя.
— Небольшой урок, граф, только и всего.
— Вижу, вам гораздо лучше. Вы все еще отказываетесь принять мое предложение и вшить в культю ограничитель?
— Совершенно верно, граф.
— Зря… Но мое дело было предложить.
— Кассандр, нас ждут, — негромко, ровным и невыразительным голосом напомнил белоглазый.
Альбин успел все-таки сравнить татуировки на запястьях графа и его спутника и заметил, что они одинаковые. А это было возможно только в том случае, если младшему супругу было позволено стать равным старшему.
— Легард, кто это? — любопытно покосился Альбин, когда обе пары разминулись, и его точно никто бы не услышал.
— Кассандр Розуэлл Алор. Тварь та еще. Исцеляет как бог, но только мужчин, к женщинам даже прикасаться отказывается.
— А почему тебя не исцелил?
— По той же причине, что и остальные — в моих шрамах было слишком много остаточной магии никтеро.
— А кто это с ним?
— Его супруг. Что он такое — никто не знает.
— Он такой… неживой, — Альбин невольно обернулся в ту сторону, куда ушли граф с супругом.
Легард тоже взглянул туда.
— Да. Кажется, он преподает здесь что-то.
— Преподает?
Альбин представил себе, как этот, похожий на оживленного идеального голема человек читает своим сухим шелестящим голосом лекцию, и передернул плечами. Он не привык судить по первому впечатлению, но сейчас оно было на редкость тягостным.
— Идем, нас ждет библиотека. Тебе там понравится. Она волшебная. Есть даже иллюзорные книги… Если их поймать, можно прочесть то, что не написано больше нигде. Я любил за ними бегать. Попробуешь сам, если такая тебе покажется, — Легард открыл дверь.
Альбин осмотрелся. Занятый своими мыслями, он не заметил, что снова пробил колокол, и студенты разошлись по аудиториям, только ощутил волну мощной магии, очищающую коридоры университета от остаточных проявлений чужой силы. Очень знакомую волну.
— Легард, а сколько столетий существует Университет?
— Примерно пять тысяч лет.
— Последние упоминания о никтеро датированы всего лишь пятью столетиями давности.
— Может, они тут и учились. Потом вымарались упоминания. Учитывая условия происхождения…
— Они участвовали в строительстве университета. Та магия, что очищает коридоры… Это сила никтеро.
— Отлично же. Восьмую статую у входа видел?
— Видел. Ни единого атрибута магии, — усмехнулся Альбин. — Ни одного намека на то, кем должны быть единственные темные маги мира.
— Основатели Университета. Имена стерты и забыты.
— Почему? Разве не должно было быть наоборот?
Легард покачал головой.
— Они — символ.
— Ой, смотри…
Неподалеку возник золотистый полупрозрачный гримуар, помахал страницами.
— А что, если поймаю? — поинтересовался Альбин, осторожно делая пару шагов к иллюзии.
— Прочитаешь. Они уникальны.
— Ты читал? О чем там?
Гримуар не торопился упархивать, поводил полураскрытыми страницами, как уставшая от жары бабочка. Альбин подошел почти вплотную, протянул ладонь…
— Мне попались истории о морских змеях и способы их выманивания.
Книга рассыпалась искрами и возникла в шаге от Легарда.
— А они на самом деле существуют? Ну, и змеи, и книги эти?
— Существуют. Я выманил детеныша. Забавный.
Альбин снова подобрался к книге, рывком цапнул… впустую. Легард хрипло хохотнул:
— Не думай, что я поймал свою книгу с первого раза. Придется долго ходить сюда, чтобы удалось. Мне кажется, эти иллюзорные фолианты как-то распознают уровень сил и способностей. И даются в руки тем, у кого они достаточно высокие.
— А по каким еще параметрам они даются?
— По тайному желанию. Я морского змея хотел погладить…
Альбин кивнул. Он очень тщательно поразмыслит над своим тайным желанием.
— Развлекаетесь, курсанты? — недовольный голос и шаркающие шаги прервали их разговор. — Пара уже идет!
— Простите, мастер Лар, — смиренно сказал Легард. — У меня освобождение от уроков по причине возраста и инвалидности.
Седой сгорбленный старик остановился напротив них, добыл из-за ворота жреческой сутаны очки с толстыми стеклами и нацепил их на крючковатый нос.
— Кто тут у нас? О… Герцог Зарберг, прошу прощения, что не признал. А этот юноша? Прогуливаем? — взгляд библиотекаря переместился на Альбина. — Почему без формы или хотя бы нашивок?
— Мой супруг только что зачислен вольным слушателем «жемчуга».
— О. Прошу прощения. Вам понадобятся учебники, юноша. Идите за мной, — старик развернулся и зашаркал вглубь библиотечного лабиринта. — Какой факультет?
— Никтеро, — ответил за Альбина Легард.
Библиотекарь приостановился только на пару мгновений, потом снова заторопился куда-то, бормоча:
— Идемте-идемте, юноша. Что-нибудь и для вас отыщем.

Из библиотеки возвращались, нагруженные книгами так, что Альбин перед собой вообще ничего не видел — стопка фолиантов разной степени древности перекрывала обзор. Легард посмеивался и придерживал книги в меру своей возможности. Альбин бурчал, что, не урони он последнюю, его бы там мастер Лар под книгами и погреб.
— Зато много будешь знать.
— Это при условии, что в этих книгах содержится хотя бы несколько крупиц истинного знания о никтеро.
— Прочитаешь — узнаешь. Но мастер Лар абы что не выдал бы.
— Интересно, почему в библиотекари чаще всего идут жрецы? — задался вопросом Альбин.
Легард, если и знал ответ, выдать его не успел, его окликнули:
— Ваша светлость! Ректор Радан просил вас подойти к нему.
— Все, мне конец… Выдадут тебе горстку печального праха.
— Не шути так, — нахмурился Альбин. — Мне подождать тебя здесь?
Книги можно было положить на подоконник, да и самому там же устроиться и начать читать.
— Да, подожди. Надеюсь, что вскоре вернусь.
Альбин с облегчением сгрузил стопу книг на каменный подоконник, выбрал себе ту, что показалась самой интересной и собрался погрузиться в чтение, когда рядом прошуршали шаги.
— Здравствуйте, младший герцог Зарберг, — голос был знакомый, недавно слышанный: чуть шелестящий, тихий и вкрадчивый.
Альбин поднял голову. Тот красноволосый «эксперимент» стоял в паре шагов от него и улыбался. От такой улыбочки кровь в жилах стыла. А уж от его взгляда… Ладно бы у него были серые глаза, как у любого менталиста. Но они же белые…
— И вас уже мною напугали? — спросил этот… нелюдь.
— Нет, что вы, младший граф Алор, — вежливо ответил Альбин.
— Не совсем, — снова растянул губы в неживой улыбке мужчина. — О, простите, это моя вина, я не представился. Верлинн Этьен, второй граф Алор.
— Прошу прощения, второй граф Алор.
— Это хорошо, что вы не напуганы, — голос был ровным, но что-то подсказывало Альбину, что внутренне граф насмешничает. — Потому что проректор «Жемчуга» поставил мне в нагрузку основы простейшей алхимии с вами.
— О… Так вы преподаете алхимию?
Зачем она ему, Альбин не понимал, но обучиться чему-то новому желал отчаянно.
— Верно, — граф вытянул из-за ворота толстую серебряную цепь с медальоном из золотистого камня, в сердце которого пульсировал огонек. — Мы с вами пройдем только стандартный курс зелий.
— Это, должно быть, весьма интересно.
— Алхимия — прекрасная наука, — в улыбке мага не было ничего живого, но Альбин чувствовал, что тот свою стезю любит. — Единственная из ветвей магии, первые ступени которой доступны магам иных направлений. Сварить простенький заживляющий эликсир, бальзам на травах или отвар от кашля должен уметь каждый уважающий себя маг.
— А еще каждый уважающий себя маг должен знать правила безопасности в лаборатории и не проводить рискованные эксперименты наудачу! — рявкнуло из-за спины так, что Альбин подскочил.
— Кассандр, не пугай моего будущего студента, — граф плавно развернулся к неслышно подкравшемуся супругу.
— Чем это я его пугаю?!
— Ты снова повышаешь голос, — монотонно и на полтона тише ответил Верлинн. — Не бойтесь, юноша, он не злится. Это его обычное состояние после небольшого инцидента в лаборатории. Двадцатишестилетней давности.
— Я повышаю голос?! Да я всегда так общаюсь!
— Ты закончил здесь? — Верлинн обхватил длинными, тонкими и костистыми пальцами его ладонь, заставив графа Алор судорожно втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. Кивнул граф молча, таращась на мужа.
— Как только утрясется вопрос с расписанием, — продолжил Верлинн, — мы с вами увидимся, юноша.
Кассандр потянул его за собой.
— Расписания еще нет, сэр…
— Я буду весьма ждать, — четкий, выверенный поклон, в котором участвуют уже трое, и Альбин остался один. Правда, ненадолго.
Легард явился через четверть часа, выглядя как разозленная попытками потыкать в нее палкой горная мантикора. Расспрашивать его Альбин рискнул только в карете, когда сгрузил книги и выдохнул.
— Что случилось, Легард?
— Мне попытались вменить в вину сожженные штаны студента. Оказалось, это внук ректора…
Оставалось только развести руками. Альбин, даже получи он степень магистра никтеро, все равно был, есть и будет в глазах многих лишь младшим супругом. Мало кого будет волновать то, что он добьется всего своим трудом. Точнее, в это поверят единицы. Исчезающе-малое количество людей в Эллоре.
— Но я сказал, что ты — мой супруг. И я никому не позволю тебя обижать.
— Легард, ты читал балладу «О храбром рыцаре Ламарре, по зову сердца объехавшем весь подлунный мир во имя леди Далиции»?
— Читал. А что?
— Ты сейчас стоишь против ветряка. Ему плевать на твое мнение, а вот тебя может снести крыльями. Мнение большинства людей о младших не изменить.
— Но отдельных — вполне возможно.
— Это не имеет смысла. Но все равно спасибо, — Альбин улыбнулся ему и прижался виском к плечу.
Легард поцеловал его в макушку. Его мыш…
— Что-нибудь полезное прочитал?
— Не особо, я только начал, — рассмеялся Альбин. — Зато пообщался с будущим преподавателем начальной алхимии. И понял, что был не прав: мне будет очень интересно на его уроках.
— Тебе нравится алхимия?
— Еще не знаю. Но мне… понравился преподаватель. Хотя сперва почти напугал.
— Чем напугал? — Легард обнял его крепче.
— Тем, что он — второй граф Алор, — это объясняло все.
— О, ясно. А чем понравился?
— Он вовсе не такая бесчувственная кукла, каким кажется. Не знаю, что с ним произошло, граф, его супруг, намекнул на инцидент в лаборатории больше двадцати лет назад. Но, даже если он не может выражать свои чувства внешне, это не значит, что их нет. Мне кажется, я что-то такое от него сумел уловить. Очень смутно, но…
— Что ж, отрадно слышать, что он тебя больше не пугает.
Мыш, его маленький сострадательный мыш. Где-то внутри больно уколола ревность, стоило на одно только мгновение представить, что Альбин может увлечься кем-то, пусть и не из романтических побуждений. Но ведь и они вместе тоже не поэтому: мыш в романтику не верит. Легард не хотел верить в то, что возможен подобный исход. Но Альбину всего семнадцать, он так молод, рано или поздно он влюбится, не может быть, чтобы это проклятье богов миновало его сердце. Если уж даже сам Легард был любим и любил ответно… Альбин красив, умен, он умеет располагать к себе, его необидная ирония и тонкий юмор привлекают уже сейчас, а что будет, когда он станет взрослее, выдержаннее? Словно прекрасное вино, будет пьянить своих собеседников и очаровывать красотой…
Легард ревновал, отчаянно и бесцельно, и от этого было только хуже ему самому.


9. Грани дара


Читать книги Альбин начал со следующего утра, а через неделю курьер привез расписание занятий, список необходимых к прослушиванию предметов, список литературы, перечень того, что обязан был иметь студент Жемчужной академии к каждому практическому и теоретическому занятию.
— Я буду тебя сопровождать, — прочтя список предметов, заявил Легард.
— Нет, ты будешь заниматься с Эрвилом, — Альбин коснулся его запястья, смягчая отказ. — Я уже взрослый, Легард.
— Взрослый… Но маленький.
— Как это помешает мне учиться? — удивился Альбин.
— Выглядишь слабым. Таких обижают всегда.
— Я постараюсь не допускать этого.
Легард глубоко вздохнул.
— Ну, а если все-таки я с кем-нибудь подерусь, ты же мне залечишь синяки? — Альбин поцеловал его в щеку и подхватил сумку с книгами и письменными принадлежностями.
— Конечно. Но ты все-таки помни, что ты дворянин.
— Хорошо, я буду вызывать на немагическую дуэль, если меня оскорбят.
— На магическую. Выходить все равно должен я.
— Почему? — нахмурился Альбин.
— Потому что мы в ответе за младших супругов.
Альбин не стал протестовать, но Легард прекрасно видел, каких трудов это ему стоило.
— Я постараюсь не инициировать дуэлей. Займись с Эрвилом счетом, хорошо? Мне пора.
Дверь чуть стукнула, закрываясь за юным никтеро.
— Удачи, мышонок. Удачи, — прошептал герцог.

Первым занятием у Альбина была ознакомительная лекция. То есть, даже не лекция, а просто его знакомство с теми, кто будет обучать единственного пока в своем роде темного мага.
— Магистр Сароха, — представилась высокая красивая женщина в голубой мантии. — Основы построения магических плетений.
— Магистр Дерени. Менталист.
— Магистр Алор. Основы алхимии.
— Магистр Лекаен. Медитация и самоконтроль.
Альбин очень внимательно взглянул на сухощавого старичка с цепким взглядом таких же, как у Легарда, темно-багровых глаз. Огненный маг? Впрочем, кому еще учить самоконтролю, как не огневику.
— Начнем работать со мной, — продолжил тот.
— Да, сэр, — согласился Альбин.
Это было логично. Сперва следовало подготовить почву для новых знаний и умений. Остальные маги вышли. Магистр Лекаен предложил пройти к разложенному у камина ковру, на котором горкой лежали подушки.
— Присаживайтесь, студент, расскажите, что вы уже умеете и знаете о медитации и контроле над своим сознанием.
— Я два месяца занимался, но не могу оценить свои умения.
— Тогда просто покажите, чему научились.
— Да, магистр.
Вообще, странно это было — показывать медитацию. Но Альбин решил, что преподавателю виднее, потому принял удобную позу, сложил руки на коленях и прикрыл глаза, прислушиваясь к своему дыханию. Вроде бы все именно так, как учил наставник маленького Эрвила, только в поместье им не мешали заниматься, а здесь то и дело кто-то пробегал за дверью, потом вообще пробил колокол, и началась обычная для перерывов в академии кутерьма.
Магистр терпеливо ждал.
— Простите, сэр, я не могу, — вынужден был признать юноша.
— Ничего страшного. Мне ясно, что вас учили именно что медитировать в тишине и покое. А нам придется начать с концентрации внимания и научить вас отсекать любые раздражители. Все поправимо, юноша. С этого и начнем следующее занятие.
Альбин кивнул.
— А сегодня мы уже закончили урок?
— Сегодня мы только познакомились, — магистр улыбнулся. — Так же познакомятся с вами и остальные преподаватели, проверят ваши навыки и возможности.
— Мне куда-то нужно перебираться?
— За вами придут.
Огненный маг ушел, а вскоре в аудиторию заглянул магистр Алор.
— Идемте, юноша, посмотрите, где вам предстоит учиться началам алхимии.
Альбин последовал за ним, по пути размышляя, какие именно умения и навыки понадобятся.
— Вам доводилось что-нибудь готовить своими руками?
Верлинн придержал студента за плечо, нажал на камень в кольце, активируя артефактный щит, и как раз вовремя — мимо них, едва не сбив с ног, пронеслась волна воды, следом за ней, на ходу извиняясь, промчался какой-то кадет-стихийник.
— Да, я делал чай, магистр Алор.
— Не совсем то, что нужно, но ничего, научитесь.
Им пришлось спуститься вниз, в подземелья, где мощные стены и перекрытия гарантировали безопасность от взрывов. Правда, не самим алхимикам, а, скорее, от результатов их экспериментов.
— Ничего опасного не будет, — успокоил его Верлинн.
В огромной лаборатории было пусто и светло от множества магических светильников. На каменных столах располагалось оборудование, на стеллажах, защищенных артефактами от взрывов — ингредиенты.
— Пока что просто покажу основы. Как что наливать, как насыпать и какие цвета самые опасные.
Урок начался с правил безопасности. Несмотря на монотонный голос, рассказывал Верлинн очень интересно, иллюстрируя каждое правило примерами из практики — своей или коллег по магической ветви. Альбин внимательно слушал и запоминал. Все было не таким уж и сложным. Конечно, если не нарушать эти правила.
— В зелье не должны попадать частички вашего тела, поэтому обязательно ношение перчаток, специальной одежды, шапочек. Нельзя работать, если у вас на теле есть ранки или порезы, а в процессе работы возможно выделение едких паров.
— Понятно, магистр Алор.
— В университете есть своя мастерская, после занятия я провожу вас к ее коменданту, закажете все, что потребуется. И обязательно — артефакт для очистки воздуха.
Магистр продемонстрировал странную конструкцию из вычурно изогнутой золотой проволоки с несколькими камнями, показал, как она крепится двумя тонкими ремешками, облегая по периметру нос и рот.
— Потом не будете мучиться с сожженными легкими.
— Сэр, вы говорите так, словно…
— Я через все это проходил, да, — магистр Алор снова растянул губы в неживой улыбке. — Правила безопасности пишутся кровью первопроходцев.
— Я закажу… — тихо сказал Альбин.
— Вы молодец, — Верлинн мягко коснулся его плеча. — Другим приходится долго и нудно повторять.
— Я вообще понятливый, магистр Алор.
— Это замечательно. Практические занятия у нас начнутся, когда защитный комплект для вас будет готов, а до этого проведу пару лекций по свойствам самых распространенных ингредиентов. На сегодня все. Есть вопросы?
— Нет, магистр.
Следовало уложить в голове все полученные знания.
— Идемте, провожу вас к мастерской.
Альбин последовал за ним. Как же тут интересно учиться, оказывается. Страшно. Но интересно.
— Магистр Алор, а вы давно преподаете? — он предусмотрительно не отходил далеко от преподавателя, потому что колокол должен был вот-вот прозвонить.
— Не так давно, десять лет.
— Вам нравится? — от колокола Альбин шарахнулся, едва не налетев на магистра. Тот придержал его под руку.
— Нравится, юноша. Для экспериментов я уже слишком стар, а вот на вдалбливание в пустые головы студентов основ алхимии моего здоровья еще хватает.
Альбин мог бы поклясться, что магистр смеется где-то там, внутри своего неспособного на выражение эмоций тела.
— И не бойтесь, к кадетам вы привыкнете.
— А кадеты и студенты…
— Различаются формой и нашивками. Кадеты — в основном стихийники, наша будущая защита и опора, — и снова Альбин уловил насмешку в словах магистра. — Некоторые целители, алхимики и менталисты тоже. У них на нашивках — меч и символы их магических сил. Студенты — в основном из Ремесленной академии, некоторые и из «Жемчуга», но такие в коридорах не бесятся, а сидят, как правило, в библиотечных залах.
— В общем, студенты просто учатся.
— Именно. Как и вы. В университете закладываются фундаменты будущих отношений, дружбы или вражды — все зависит от вас. Мы пришли, младший герцог Зарберг. Отыщете дорогу к той аудитории, откуда я вас увел?
— Да, конечно, магистр Алор.
— Тогда я вас оставлю. Запомнили перечень? Маска-артефакт, перчатки, костюм, фартук, шапочка, набор инструментов алхимика, защитные очки.
— Запомнил, магистр Алор, — кивнул Альбин.
— Тогда до встречи завтра на лекции. Я читаю ее у первого курса, посидите вместе с остальными алхимиками. Всего доброго, юноша, — магистр кивнул, развернулся и плавно зашагал прочь, неся себя так, словно был хрупким сосудом с опаснейшей алхимической смесью. Альбин посмотрел вслед. Кажется, алхимия ему очень понравится.

Остальные ознакомительные лекции тоже прошли в доброжелательной атмосфере, кроме последней. И вины Альбина в том не было — магистр-менталист, который ее проводил, ему не понравился сразу. Во-первых, тем, что с самого начала был настроен «показать младшему его место». То ли просто потому, что презирал всех младших, то ли потому, что Альбин был никтеро, а чего боишься, то пытаешься подавить. Во-вторых, магистр Дерени действовал нарочито грубо, вторгаясь в разум, раскидывая свои ментальные щупы во все стороны разом.
— Защищаться нужно уметь, — он усмехался на редкость неприятно, готовясь всласть покопаться в чужих мыслях и памяти.
Альбин задохнулся от фантомного вожделения, душной эйфории, сопровождающей вторжение. Это было насилие, и куда более грязное, нежели бы изнасиловали его тело. Ярость взметнулась густой пряной волной, ментальные щупальца магистра охватило лиловое пламя. В памяти сразу всплыли строки прочитанных книг: «Светлые менталисты одурманивают разум жертвы, заставляя ее думать, что исполнение их приказов составит счастье всей жизни, принесет высшее блаженство». Альбин вышвырнул магистра из своего разума и нанес ответный удар, вламываясь в структурированный, упорядоченный разум менталиста, не задействуя никаких дурманных посылов.
Сигнал о нападении прозвучал моментально, в аудиторию влетели еще несколько магов. Зрелище, представшее перед ними, было достойно запечатления его в анналах университета: посреди аудитории магистр Дерени с перекошенной от ярости физиономией выплясывал нечто невообразимое, высоко задирая ноги. Студент-никтеро, держащий над ним контроль, наоборот, прижался к стене, словно желал в нее врасти.
— Что тут происходит? — гаркнул самый быстро сориентировавшийся.
Альбин потерял концентрацию, сполз по стенке на пол. Магистр, выпавший из пируэта на четыре конечности, потряс головой, взвился на ноги и заорал, брызжа слюной:
— Эта тварь напала на меня!
— Всем успокоиться! — ректор явился лично. Его магия напоминала теплый кисель — завязли все, замерли. — Студента в лазарет, бегом.
Двое магов подхватили безучастно сидящего на полу Альбина, понесли прочь.
— А с вами я разберусь попозже, магистр. К себе в кабинет. Сидеть там.

Альбин очнулся от прикосновения сухих теплых ладоней.
— Все в порядке, просто истощение, — рычащий голос был ему знаком, память, немного поскрипев, выдала имя: Кассандр Розуэлл, граф Алор. Целитель.
— Он…
— Будет в полном порядке через полторы минуты.
— Хвала добрым богам, — выдохнул другой голос, недавно слышанный Альбином.
От рук целителя в тело лился немного колючий, прохладный поток силы, возвращая способность мыслить четко. Альбин открыл глаза. На него смотрели два графа Алор, один безэмоционально, второй еще более равнодушно, но за этим равнодушием крылось нечто темное и страшное.
— Как вы себя чувствуете, Альбин? — алхимик кивнул супругу, тот приподнял юношу, чтобы Верлинн мог влить в него тонизирующий эликсир.
— Уже достаточно хорошо, — ответил Альбин, проглотив кисловато-мятную жидкость. — А что случилось?
— Это мы хотели бы узнать у вас, — в поле зрения Альбина возник еще один мужчина, незнакомый, но очень внушительный. — Меня зовут Келейран Эдерих Радан, я ректор университета.
— Я… Я просто защищался.
— Это, безусловно, ваше право. Вы позволите взглянуть на воспоминания об этом досадном инциденте?
— Да, если вы будете аккуратны, ректор Радан.
— Обещаю, я не стану касаться ничего, кроме этого. Вы можете сами показать мне. Просто вспоминайте, что произошло в аудитории.
Альбин принялся вспоминать, внутренне содрогаясь от ощущения мерзости. Ректор был превосходным менталистом — его проникновения в разум Альбин не отследил вовсе.
— Достаточно, юноша. Вы действовали в полном соответствии с приказом преподавателя — защищались от ментальной атаки, как могли и умели. Итак, благодаря недальновидности магистра Дерени, с одной гранью вашего дара мы определились, — разорвав контакт, сказал ректор. — Вы — темный менталист. Так же, осмелюсь предположить, основываясь на древнейших знаниях, дошедших до нас, что этот дар идет в связке с «мастером тел». Это еще более темная грань никтеро, и методики, по которым обучаются целители, вам будут просто бесполезны…
— А что это за грань? — уточнил Альбин.
Заговорил, как ни странно, Кассандр:
— Светлая грань этого дара называется целительством, и она ограничена некоторыми законами. Я назвал бы их законами естества: невозможно заставить двигаться и функционировать мертвое тело, прирастить утраченную конечность и вырастить потерянные коренные зубы. Однако мастер тела может обойти эти законы. Легенды гласят, что настоящие магистры-никтеро могли поднимать в бой мертвых воинов, придавая им подобие жизни и управляя, словно марионетками. Но с той же легкостью они могли останавливать сердца и ломать кости, не прикасаясь к жертве, заплетать кишки в косички и высушивать легкие.
— И я это должен уметь?!
— Вы пока не магистр, — рыкнул целитель. — Но в перспективе — да!
— Кассандр, — Верлинн сжал его руку, успокаивая. — Альбин, вы позволите вас так называть?
— Да, конечно, магистр Алор.
— Видите ли, Альбин, всему этому вам придется обучаться буквально наощупь. За пятьсот лет, когда никтеро были объявлены вне закона, было утрачено очень многое, гигантский пласт знаний. То, что передавалось только от учителя к ученику. То, что осело в книгах — это лишь крупицы теории. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, но стать мастером, а затем и магистром вы сможете, лишь приложив к этому все свои силы. Если захотите.
— Если захочу? Да…
Альбин не знал, хочет ли он становиться таким вот магистром.
— Магистр Алор напугал вас снова, — Верлинн мягко коснулся его запястья, голос не выражал никаких эмоций, но Альбин уже научился интуитивно задействовать свой дар, пока только с этим человеком, чтобы понять, какие чувства прячутся под сухой и невыразительной оболочкой. Сейчас алхимик пытался его успокоить и ободрить. — Подумайте о другой стороне этого дара, Альбин. Вы сможете помогать тем, кто потерял конечности, ваш дар бесценен при родовспоможении, при сложнейших операциях, когда необходимо удержать жизнь пациента, а светлые целительские заклятья не справляются. Во всем есть свои плюсы.
С этой точки зрения Альбин на свой дар не смотрел. Это было интересно. Он испытал прилив жгучей благодарности к человеку, который, несмотря на натянутые отношения между старшими супругами, за два дня смог несколько раз успокоить его, поддержать и помочь. Он теперь был уверен: алхимик точно станет его любимым преподавателем.
— Послать вестника вашему мужу? — рявкнул Кассандр из угла, где стоял стол со снадобьями.
Альбин прикусил губу, пытаясь взвесить все «за» и «против» такого поступка. Если послать вестника Легарду, он примчится и вызовет менталиста на дуэль. И либо сожжет его в пепел, либо получит страшный ментальный удар. Альбин еще недостаточно хорошо оценивал соотношение сил магов различных ветвей.
— Нет, я… я сам ему расскажу, когда вернусь.
— Хорошо, — целитель отвлекся на работу.
— Сэр, — Альбин взглянул на сидящего рядом с его кушеткой алхимика, — спасибо вам за заботу. Я заказал все по перечню, мастера уведомили, что все будет готово через неделю, но маска — только через месяц.
— Попрошу их поторопиться, — уверил Верлинн.
Альбина терзало любопытство и желание расспросить его о том, каким образом их с Кассандром брак стал равным. Это ведь было безумной редкостью в Эллоре, даже книги родов, прочитанные им в библиотеке поместья, говорили о том, что равный брак — нонсенс, два равносильных партнера не уживутся, всегда будет существовать соперничество и желание доказать свое главенство. В обычном же браке старшим всегда признавался мужчина, исключения лишь подтверждали правило. Главой рода женщина могла стать только в том случае, если она была вдовой и сильным магом одновременно. Альбин чувствовал здесь подвох, неправильность, но пока не мог сформулировать свою мысль. И расспрашивать Верлинна было рано — не те у них отношения пока, чтобы задавать столь животрепещущие вопросы. Но возможно, возможно позже…
— Вы здоровы, юноша, — намекнул Кассандр.
Все это время Альбин чувствовал на себе его давящие, недовольные взгляды. Особенно, когда Верлинн сел рядом. Но, к собственному удивлению юноши, это не напрягало так, как презрение и страх в глазах других людей. Причин он не понимал. И задумываться пока не хотел. Но и лишние минуты испытывать терпение вспыльчивого целителя тоже не хотелось. Он поднялся с помощью протянувшего руку алхимика, чувствуя небольшое головокружение.
— Кассандр, было бы нелишне сопроводить юношу к экипажу, — заметил Верлинн.
— Так сопроводи, дорогой! — чуть ли не с ненавистью взрявкнул целитель.
— Я дойду сам, благодарю, магистры, — Альбин схватил в охапку свою сумку, плащ и сюртук, осторожно отступая к двери.
— Я скоро вернусь, — ровно ответил Верлинн, не обратив внимания на его слова, открыл дверь и предупредительно придержал ее перед Альбином.
Тот поторопился добраться до экипажа чуть не бегом.
— Осторожнее, не спешите. Вы еще не оправились от слабости, — алхимик придерживал его под руку.
— Сэр, я не хотел бы, чтобы у вас с супругом из-за меня возникли… разногласия.
— Не возникнут, — Верлинн не улыбнулся этой своей неживой усмешкой, но Альбин почувствовал его улыбку внутри. — Не волнуйтесь. Увидимся завтра на лекции, Альбин.
— До встречи, магистр Алор.
Алхимик кивнул ему, развернулся и неторопливо прошествовал обратно в здание университета. Альбин откинулся на подголовник сидения и прерывисто выдохнул. Следовало собраться. Продумать, что сказать Легарду, а чего говорить не стоит.

Вернувшегося Верлинна встретили хмурым взглядом и звоном склянок.
— Твоя злость на мальчика неконструктивна и бессмысленна, — алхимик подошел и устроился на пустой части стола, откинувшись на стену спиной и не глядя на супруга.
— Вокруг меня все бессмысленно с самого возвращения с границы.
— Ты в любой момент можешь туда вернуться.
— А ты все бросишь и поедешь следом?
— У ректора нет замены для меня. Пока нет.
— Так что останусь тут, — подытожил целитель.
— Тебе же скучно, Кассандр. Со скуки ты придумываешь себе причины для злости, — Вер протянул руку и поймал прядь его волос, потянул к себе.
Кассандр повернулся к нему, подался ближе.
— Твоя ревность… — Верлинн накрутил прядь на палец, заставляя целителя сделать еще шаг. — Очнись, Касс. Для всех вокруг я чудовище. Но стоит хоть кому-то проявить ко мне интерес — и ты делаешь все, чтобы он исчез. За что ты так со мной?
— Я ничего не делаю, они сами куда-то деваются.
— О да, ты ничего не делаешь… Этот мальчик, Альбин… напоминает мне меня в семнадцать.
— Ты был другим. Я помню.
— Зато ты не изменился.
— В моем возрасте поздно меняться.
— Ты твердишь это уже тридцать лет.
— Так я тридцать лет и не меняюсь, не так ли?
— Да, мой «стаж» в этом немного меньше.
Кассандр внимательно осмотрел мужа, потом потрогал его щеку кончиками пальцев. Гладкая, белая, словно полированная кость, теплая. Вечно юный футляр для души. За двадцать шесть лет Верлинн сумел научить свое тело только улыбке. Он не хмурился, не округлял глаза и рот в удивлении, не смеялся. Все это было — но там, внутри, не прорываясь наружу. Проклятое зелье!
— Когда-нибудь у меня получится взаимодействие с этой магией, — Кассандр продолжал гладить.
Верлинн покачал головой и прижался к его ладони щекой.
— Ты не мастер тел, Касс. Кстати, вот тебе веская причина не отталкивать от нас этого маленького никтеро.
— Я его не отталкиваю.
— Кассандр.
— Но я…
— Пожалуйста.
Целитель снова зарычал.
— Ладно. Я буду с ним милым.
Верлинн качнулся к нему, прижимаясь лбом ко лбу, закидывая руки за голову мужа и сплетая пальцы в замок, чтобы не смог отстраниться.
— Проклятый собственник. Ревнивое чудовище. — Слова касались губ целителя теплом выдохов. — Злобный дракон.
— Потому что ты — сокровище, которое так и хотят украсть.
— Ты все равно успел первым, не забыл? — жесткие пальцы вплелись в волосы, потянули, вынуждая запрокинуть голову, подставить под безжалостные губы горло.
— Я тебя не украл. Я тебя купил.
Пальцы алхимика сжались сильнее, до боли.
— Разница невелика. Будь зелье покрепче или менталист посильнее…
Кожи коснулся теплый, влажный язык, провел по бешено бьющейся под кожей жилке.
— Ты — мое сокровище.
— Нет.
— Нет? — под губами Верлинна в горле целителя родился воистину драконий рык.
— Нет. Мы равны. Я тоже умею быть собственником. Если магистр Леада еще раз состроит тебе глазки, отравлю.
— Какие глазки? — удивился Кассандр.
— Соблазняющие. Не делай вид, что не замечал ее призывных взглядов.
Кассандр промолчал, потому что замечал, как бывший военный, он вообще многое замечал, привыкнув на границе постоянно отслеживать все, что творится вокруг.
— Меня или ее? — наконец, спросил он.
— Ее. Ты неприкосновенен.
— И на том спасибо, дражайший мой супруг.
— Не нравится? — Верлинн разжал руки и отпустил его, снова откинулся на стену спиной. — Я знаю, что она тебе нужна так же, как огневикам потоп. Ревность разрушает, Касс.
— Если бы я умел ее контролировать…
— Если бы ты хотел ее контролировать, думаю, ты бы справился.
Худощавое гибкое тело изящно соскользнуло со стола, протиснувшись мимо целителя.
— Я буду в лаборатории. У меня на сегодня больше нет пар, зайдешь, когда закончишь.
Кассандр знал, что его нельзя отпускать. Знал, что в лабораторию муж уходит не заниматься опытами — снова будет сидеть неподвижно, словно брошенная кукла, в темноте и полной тишине. Такие приступы на него накатывали все чаще, хотя целителю казалось, что они справились с ними тогда, год спустя после взрыва.
— У меня нет дел. Срочных вызовов не поступало.
Поймать за руку, притянуть к себе. Позволить ему уйти, после того, как раздразнил прикосновениями, ласками? Ни за что.
— Когда это драконы так легко выпускали свои сокровища?
Под легшей на спину ладонью чувствовалось, как быстрее забилось сердце Вера.
— Касс…
— Да? — Кассандр лизнул его под ухом.
— Заклятье. На дверь.
Целитель бросил магический замок на дверь и снова потянулся к мужу. Радовало уже хотя бы то, что после инцидента с зельем Верлинн не утратил способность получать удовольствие при соитии. Правда, сам мог доставить его только руками и ртом. Целовать и ласкать его тело было бесполезно — он почти не чувствовал прикосновений, поэтому и сам старался касаться мягко. Не всегда, правда. И он позволял делать с собой все, что угодно, если это приносит удовольствие Кассандру. Впрочем, графа Алор это вполне устраивало. У супруга был чувствительный рот, степень его возбуждения выдавало дыхание и зрачки. А если немного растянуть подготовку к соитию… довести Вера до того, чтобы он попросил… От этого супружеские утехи становились еще более жаркими. Они были нечастыми, целитель, как никто другой, понимал, что каждый раз прогибает Вера, доказывает ему его подчиненное положение, его полную и безоговорочную зависимость от себя, несмотря на магически закрепленный статус. Но кто в наше время смотрит на татуировки? Разве что на их наличие. Будь его супруг послабее, он бы уже давно отравился — возможностей при его работе было бесконечно много. Но Верлинн не был рожден и воспитан, как будущий младший. Он не сдавался даже сейчас, когда и добрые, и злые боги направили его судьбу по слишком жесткому руслу.
— Касс-с-с-с… — долгий, шипящий выдох.
Целитель тихо застонал в ответ. Его любимое сокровище, единственно ценное, что у него есть.


10. Купить свою звезду


Тридцать два года назад Кассандр увидел его на весеннем балу, где аристократы традиционно представляли наследников и вторых сыновей. Вместо отца семнадцатилетнего Верлинна Этьена привез старший брат. Тогда, в юности, у Вера были темные, словно обсидиан, глаза и огненно-рыжие волосы, а на коже золотились задорные веснушки. На балу он был сдержан и почти холоден, хотя и учтив. Второй сын провинциального барона, едва наскребшего денег на дорогу и плохонькие фамильные бериллы, совершенно не подходившие Веру. Вместо бального наряда на юноше была студенческая форма Высшей академии Университета магических наук, в дубовом венке на нашивке гордо красовалась золотая реторта.
Кассандр бросил взгляд — и пропал.
Он никогда не испытывал влечения к женщинам. Но и выбирать себе младшего супруга тоже не тянуло пока. Он был вполне доволен ни к чему не обязывающими связями с симпатичными офицерами там, где служил, или же нечастыми визитами в бордели. Здравый смысл, к тому же, вопил о том, что сейчас не зима, и вот этот юнец, холодно глядящий мимо его плеча — отнюдь не дебютант. Но Кассандр направился к нему и сходу предложил руку и сердце. Юный баронет взглянул на него с неподдельным изумлением и негодованием:
— Вы ошиблись, граф. Я не третий сын.
— Я в вас влюблен. Согласитесь! И я стану счастливейшим из смертных.
— Простите, я вас вижу впервые в жизни, в браке, каким бы он ни был, не заинтересован, меня ждет учеба. Всего доброго, граф.
— Не уходите, прошу, — Кассандр взял его за руку. — Подарите мне хотя бы один танец, моя ярчайшая звезда.
— Вы чересчур настойчивы, граф, — нахмурился юноша, порывисто отступая и отнимая у него свою руку.
— Потому что я люблю вас.
— Я не танцую с мужчинами.
— Баронет, прошу вас! Подарите мне танец. Один.
— И вы оставите меня в покое?
— На сегодняшний вечер — да. Клянусь. Удалюсь, и вы меня сегодня больше не увидите.
Баронет тогда, очевидно, уже несколько устал от шумного бала, потому что с неудовольствием, но согласился. Танцевал он довольно хорошо, отсутствие опыта компенсировала его прирожденная гибкость и отменное чувство ритма. Но стоило музыке утихнуть, как он вывернулся из рук и немедленно исчез в толпе.
В следующий раз Кассандр увидел его в университете, куда его пригласили прочесть несколько лекций. И понял, что сделает все возможное и невозможное, чтобы заполучить себе это сокровище. Верлинн шел куда-то вместе с товарищами по факультету и жарко спорил о чем-то своем, алхимическом. Спор увлек его так, что вчерашнего назойливого поклонника он попросту не заметил.
Лекцию по своему предмету Кассандр начал с того, что не отрывал взора от Верлинна. Студент на это отреагировал тем, что демонстративно писал, не поднимая головы. И из аудитории умудрился выскользнуть в толпе сокашников. После следующей лекции Кассандр попросил его остаться. Не выполнить распоряжение преподавателя студент не мог. Однако старался держаться на расстоянии.
— Я чем-то вас обидел на том балу, моя звезда?
— Сэр, я вам уже все объяснил. Меня не интересует ваше предложение, я не горю желанием быть чьей-либо звездой, тем более вашей. Я рожден и воспитан вторым наследником, и быть младшим мне претит. А теперь простите, я тороплюсь на следующую пару. Всего хорошего, сэр.

Кассандр решил, что действовать стоит по всем правилам этикета — сперва поговорить со старшим в семье. Чтобы добраться до баронства Арвин, пришлось ждать каникул, это время он потратил с несомненной пользой, разузнав все, что только было возможно, о своем избраннике, его предпочтениях, привычках, семье. Получалось, что в семье у того были крупные нелады с финансами. Вернее, в семье был игрок, в пух и прах проигравшийся. И был это как раз старший брат Верлинна. Ныне — барон, так как отец братьев Арвин умер за год до представления младшего сына ко двору. Барон Амальрик Этьен Арвин полгода назад скоропостижно женился в надежде приданым супруги погасить долговые расписки и векселя, но практически тут же снова спустил все за игорным столом. Это был шанс, и глупо было им не воспользоваться.
Кассандр воспользовался. Он явился в замок барона раньше самого Верлинна, которому пришлось добираться от портала до портала с тихоходным обозом. И был немедленно принят хозяином.
— Я богат, барон. И я погашу ваши долги в этот раз.
— Что вы хотите взамен, граф?
— Я хочу Верлинна в мужья. Уговорите его.
— Но его воспитание…
— Меня это не волнует, — Кассандр швырнул на стол барону внушительную пачку долговых расписок. — Вы уговорите его. Через месяц я приеду сюда со свадебным кортежем.
— А если он не согласится?
— Я сказал — уговорите. Вы же семья… Я люблю вашего брата, я все сделаю для него. Донесите эту мысль до Верлинна.
Он прекрасно знал, что выкрутил им руки, скупив векселя и расписки. Он уже купил себе младшего, и барон это понимает. Он видел в глазах этого мужчины, который был старше него на пять или шесть лет, одновременно и алчность, и безнадегу: отдавать долги было нечем, а тут такой выход, но ведь родственные связи… Но особой любви между братьями не было — слишком велик был временной разрыв, двадцать лет.
— Мне понадобится некоторая сумма… — намекнул барон.
— Разумеется. Одномоментно.
Кассандр решил, что если барон хочет и эти деньги проиграть — его право.
Однако барон распорядился полученными деньгами иначе. Когда Верлинн приехал домой на каникулы, Амальрик вызвал его к себе и пространно заговорил о том, что есть благо рода, и как каждому его члену должно поддерживать и приумножать его. Насторожившийся юноша попросил быть более конкретным, а, узнав, что от него требуется, отказался наотрез. Он хотел уехать в тот же день, но ему не позволили сбежать. До назначенного графом дня оставалось совсем немного времени, нанятый алхимик в учебной лаборатории замка варил что-то, призванное подавить волю строптивца, вскоре должен был появиться и менталист. Барон не собирался долго уговаривать брата. Он станет мужем графа Алора, даже против своей воли. А там уже проблемы графа.
Четыре дня мальчишку по его приказу не кормили и не поили. Воду с добавленным в нее эликсиром Верлинн выпил молча, хотя смотрел при этом с такой ненавистью, что у барона по коже мурашки пошли. А потом, когда алхимическая отрава подействовала, с безучастным ко всему юношей поработал менталист, вкладывая в его разум текст клятвы младшего супруга, что и когда говорить.
Уже много позже Кассандр докопался до того, почему его жених очнулся во время церемонии. Во всем виновна проклятая солидарность магов одной ветви. Узнав, для чего барону эликсир подавления воли, алхимик умолчал о том, что поить им жертву следует несколько дней подряд для закрепления эффекта внушения. Но как бы то ни было, во время ритуала Верлинн пришел в себя.
Свою часть клятвы Кассандр уже проговорил, и Верлинн начал читать свою, когда на полуслове прервался, тяжело повел головой, превозмогая дурман.
— Нет… я не буду младшим… Никогда…
— Что? — граф опешил.
— Я не буду вашим младшим супругом, граф Алор, — голос юноши хрипел и срывался, но слова звучали твердо.
— А равным? — взгляд графа обещал барону много неприятностей.
— Обряд должен быть закончен, — жрец сурово взглянул на обоих. — Иначе боги разгневаются, а магия незавершенных клятв ударит по обоим.
Верлинн молчал. Напряжение, повисшее в воздухе, можно было осязать. Кассандр ждал. Сейчас ничего сделать он не мог.
Через долгие, словно годы, мгновения баронет заговорил:
— Быть равным, не зависеть от воли супруга ни в поступках, ни в мыслях. Быть опорой и поддержкой, когда то потребуется. Клянусь и принимаю союз Кассандра Розуэлла, графа Алора.
Обряд был завершен. Кассандр злился: мальчишка хотел равенства, мальчишка его получит полной мерой. Он не учел упрямства теперь уже второго графа Алор. Упрямства и стальной воли будущего алхимика. Той, что позволила ему сбросить ментальный приказ и очнуться от дурмана. Впрочем, Кассандр делать снисхождения не собирался.
— Претендуешь — соответствуй, — сказал он и усмехнулся.
Младшего он бы любил и оберегал. Равного беречь не собирался. Сам о себе позаботится. Добрые боги уберегли его от того, чтобы ко всем прочим прегрешениям стать еще и насильником: магия клятвы равных супругов не требовала подтверждения брака немедленно. Он был готов ждать, пока мальчишка «дозреет».
Верлинн вызов принял. И соответствовал, как и было сказано. Учился, как проклятый, подрабатывал в университетской лаборатории, чтобы не зависеть от «благодетеля»-супруга. Через год грянул мор, выкосив большую часть магов. Верлинн выжил, выгрыз у судьбы свою жизнь. Закончил академию экстерном и с отличием. И уехал по распределению, выбрав город на другом конце Эллора, подальше от гарнизона, где служил супруг. Кассандр на это отреагировал хмыканием и многостраничным посланием с пожеланием удачи и обещанием наведаться в гости. А когда все же выкроил время и наведался — был почти приятно удивлен: о супруге не ходили слухи, он полностью отдавался работе, жил в бедненькой, но чистенькой съемной квартире, одевался скромно, как и полагается магу. И графа встретил учтиво, хотя и равнодушно.
— Рад, что у тебя все хорошо, моя звезда.
— Я вижу, что и у вас, дорогой супруг, все в полном порядке, — окинув его взглядом, кивнул Верлинн.
За те полгода, что они не виделись, он, казалось, окончательно повзрослел, превратившись из смазливого юнца в приятной наружности молодого мужчину. Отрастил волосы и завязывал их в тугую косицу, чтобы не мешались в работе. Красивые руки немного портили химические ожоги, еще не зажившие до конца.
— Более чем. Когда возвращаешься?
— Когда истечет срок контракта. Еще полгода, и вернусь в столицу за новым назначением.
— Надеюсь, ты помнишь, что состоишь в браке. И это накладывает на тебя некоторые обязательства.
Верлинн сжал губы, помолчал.
— Что я должен сделать?
— Как интересно… Откуда мне знать? Что сам хочешь?
— Именно это я и делаю, разве не так? Вы сами сказали, граф: претендуешь — соответствуй. Я должен отработать свое обучение и получить степень магистра. Думаю, года за три я сравняюсь с вами в этом.
— Ты понял, о чем я.
— А вы знаете, что я не жажду лечь с вами в постель, — отрезал Верлинн.
— Ничего не поделаешь, брачные узы.
— При равном браке магия не давит, — Верлинн усмехнулся. — Ни в первую ночь, ни в любую последующую.
— Как хочешь, — Кассандр поднялся. — Мне хватает войны в приграничье, чтоб вести ее еще и в семье. Жаль, что тот красивый юноша, похожий на снизошедшую ко мне звезду, который пленил мое сердце, оказался… звездой в другом плане.
— Ваше отношение мне известно, граф. И вы не правы, я не воюю… с вами, — в темных глазах плеснулась горечь.
— Да, должно быть, я ошибся. Каждый вечер встречаюсь с любимым супругом после службы, слушаю, как прошел его день, рассказываю про то, что случилось в лазарете. И спать ложусь не в одиночестве, постель вовсе не холодна. И ужинаем мы с супругом вдвоем. И мир и благоденствие царят в семье. Только вот что я тогда здесь делаю, раз у меня все прекрасно?
— Хорошо, — Верлинн коротко взглянул на него. — Через полгода я попрошу назначение в тот город, где расположен ваш гарнизон.
— Буду ожидать вашего визита, — Кассандр расправил плащ на плечах. — Надеюсь, что место моей дислокации не изменится. В приграничье снова неспокойно.

Верлинн сдержал свое слово. И даже более того — он попросил перевода в действующую часть, где служил супруг, и ему не смогли отказать. Тем более что там требовались алхимики, они вообще были весьма востребованы в армии.
— С возвращением, дорогой супруг. К сожалению, из ужина есть только теплый сыр и холодное вино, — заявил Кассандр, когда тот нашел его на офицерских квартирах.
Он был немного пьян, устал после рабочей смены в лазарете и оттого не торопился вставать и приветствовать супруга горячими объятиями. Письмо с уведомлением о приезде он получил как раз накануне и успел уже и накрутить себя, и успокоиться.
Верлинн кивнул, внимательно окинув взглядом практически холостяцкую квартиру целителя, вышел, чтобы через полчаса вернуться с корзиной продуктов, а еще через час молча выставить на стол запеченное мясо с овощами и еще горячий пирог.
— Приятного аппетита, дорогой супруг.
— Сокровище мое, ты еще и готовить умеешь?
— Я алхимик, супруг мой, — усмехнулся тот. — Я все умею — и суп сварить, и яд.
— А это что из двух вариантов?
— На ваш выбор, — Верлинн придвинул к себе тарелку и занялся пищей. Он был голоден, устал с дороги, жаждал поесть, выкупаться и лечь. С утра его ждал командир гарнизона и осмотр лаборатории, знакомство с непосредственным руководителем, и все прочее, что неизбежно ждет на новом месте. А еще слухи и пересуды за спиной. Никому не будет дела до того, одинаковые ли татуировки на руках графа Алора и его молодого супруга. Если вступил в брак с мужчиной — значит, заведомо младший.
— Постель перестелил. Ванна готова, — Кассандр обвел рукой пространство вокруг себя. — Располагайся, дражайший.
Верлинн не преминул воспользоваться благами магии и здешнего подобия уюта. Правда, его напрягало то, что кровать в квартире целителя была далеко не широка. Им придется спать буквально бок о бок. Правда, после долгой и не слишком легкой дороги он уснул сразу, едва навел безупречный порядок на кухне. Хорошо, что в академии их гоняли по бытовым магическим плетениям с жестокостью сержантов на плацу, руками он бы отмывал все до утра.
Верлинн безмятежно спал каменным сном уставшего человека с кристально-чистой совестью. Кассандр полюбовался на него несколько минут, затем улегся рядом. Вынужденно обнял. Они состояли в браке уже больше трех лет, но еще ни разу не делили постель… В голове не укладывалось. Зато там укладывались смешки сослуживцев, знавших, что он заводит скоротечные интрижки, меняя любовников, словно перчатки, вместо того, чтобы приказать младшему явиться в гарнизон и согревать постель на постоянной основе.
— Это глупо, магистр. Он же младший.
— Он не младший.
— Все равно, это глупо.
Они не верили в то, что целитель, за свою жесткость и бескомпромиссность носивший среди военных прозвище Волк, внезапно вступил в равный брак с каким-то молокососом, который еще и магистерскую степень не получил, только мастерство. И что этот молокосос смеет сопротивляться решениям своего старшего супруга. Наверное, Волк просто отпустил поводок подлиннее.
Стоило тогда задуматься, как воспримут сослуживцы перевод Верлинна в часть… Но он не дал себе труда, просто порадовался тому, что, кажется, супруг начинает смиряться и понимать свое положение.

Первый день в гарнизоне стал сущим кошмаром. Офицеры, воспринявшие появление целителя в компании молодого алхимика как повод для обсуждения, не скрываясь, этим и занимались. Причем, Верлинн обсуждался в его же присутствии и вовсе не на пониженных тонах.
— Какой рыжик, магистр! Огонь просто. Что ж вы так долго тянули, перебивались с одной жилистой задницы на другую, когда у вас такой младший? Говорят, рыжие в постели дадут фору кому угодно.
«Шлюхам» не прозвучало, но подразумевалось.
— Вам, смотрю, уже дали — носовая перегородка рушится. Под кем вы такое подцепили?
Водник, восхищавшийся «рыжиком», побагровел от унижения, но воздержался от ответа. Если целитель видит проблему, к нему же за излечением и пойдешь, в гарнизоне он один, подмастерья не в счет.
За делами и разговорами Кассандр не отследил, когда и где Верлинн пропал из-за его спины. Вспомнил о том, что мужа нужно было отвести к командиру гарнизона, только час спустя. И досадливо нахмурился: кажется, Вер решил заняться этим вопросом сам. Пришлось идти искать.
В кабинете коменданта мужа не было. Зато был сам комендант, раздраженно орущий на вестовых. Увидев целителя, он вообще побагровел, как будто его вот-вот настигнет апоплексический удар:
— Магистр Алор! Каких злых богов ваш младший шляется по крепости без сопровождения, смеет чего-то требовать от меня и быть недовольным лабораторией?! До него тут и магистры работали, и никто не вякал, что чего-то не хватает!
— Во-первых, второй граф Алор вправе требовать то, что ему надо! — рев пробуженного дракона огласил мало не весь гарнизон. — Во-вторых, мастер алхимии Алор точно знает, что ему надо. В-третьих, — дракон набрал воздуха побольше и взрявкнул от всей души: — мне все еще не хватает снадобий!
Должно быть, его рев тогда достиг и казематов, где традиционно располагались лаборатории и лазарет. Иначе Кассандр не мог объяснить то, что Верлинн встретил его чуть заметной улыбкой, когда он в тот день ворвался в вотчину алхимика с требованием очередной партии эликсиров и прочих отрав.
Сейчас, по прошествии десятилетий, почему-то яснее видно, с какого момента их отношения стали… теплеть? С того самого, когда Вер ощутил пусть и вынужденную, но поддержку, а Кассандр — столь же вынужденную, но заботу?

От Верлинна понемногу отстали — снадобья он варил хорошие, да и Кассандр так и норовил взрявкнуть из-за каждого угла. Кроме всего прочего, молодой мастер умудрялся как-то еще наводить уют в скромной квартирке целителя, писать научную работу и экспериментировать. Правда, после всего у него хватало сил лишь доползти до уборной, ополоснуться и упасть в постель, забываясь крепким сном. Украденных объятий и поцелуев он попросту не чувствовал. А Кассандр… потихоньку сходил с ума, вынужденный делить постель с ним, но не могущий сделать ничего большего. Стоило явиться в лабораторию, однажды дойдя до белого каления, и намекнуть о супружеском долге, мгновенно замкнувшийся Верлинн выставил на стол склянку с ядовито-зеленым зельем и баночку с непонятной прозрачной субстанцией.
— Вот это, — его рука, облаченная в странную прозрачную и чуть поблескивающую перчатку, указала на зелье, — охлаждающий эликсир. Снимает возбуждение без фатальных последствий для организма и дарует ясность мыслям. Это, — палец указал на баночку, — защитный бальзам. Наносится на половой орган в полной боеготовности перед, непосредственно, актом соития. Образует вот такую пленку, — он подцепил свою перчатку и позволил рассмотреть, что она тоньше любого ранее виденного Кассандром материала. — Чувствительность слегка снижается, зато позволяет продлить акт и защищает от дурных болезней. Выбирайте, что вам будет полезнее сейчас.
Кассандр опрокинул в себя эликсир и хлопнул дверью лаборатории.
Необычайное спокойствие, ясность разума и полное отсутствие возбуждения при том, что делил одну постель с супругом, продлились около недели. И навели на мысль, что и сам Вер употребляет свое зелье, иначе не был бы так отрешенно-спокоен. Кассандр, пользуясь этой кристальной чистотой в мыслях, разработал план по изъятию у супруга запасов его зеленой гадости. Вместо того чтобы лечь спать, отправился в крепость и обыскал лабораторию, прошерстил все журналы, которые Вер педантично вел. Изъял два самых важных компонента зелья. И перепрятал все это в собственном сейфе. Теперь осталось выждать время, чтобы эликсир вывелся из организма супруга. Не слишком долго — два дня всего, Верлинн записывал и это, видно, чтобы не ошибиться случайно.
Пропажу супруг обнаружил на следующее же утро. Такого ледяного взгляда у него Кассандр еще не видел ни разу. Казалось, вокруг алхимика образовалось облако сверххолодного воздуха, только тронь — превратишься в статую.
— А я что? Я ничего, — Кассандр развел руками. — Наставлять тебе рога я не собираюсь. А кроме телесной нужды, у меня и другие есть…
— Вам нет нужды наставлять то, чем я и без того, по мнению ваших сослуживцев, щеголяю, как осенний марал, — прошипел алхимик. — Вон отсюда. Готовые лекарства я занесу в лазарет сам.
Верлинн глянул на него так, что Кассандр понял — еще слово, и в него полетит какой-нибудь фиал с ядом.
— Как знаешь, — сухо сказал Кассандр.
И только дверь грохнула.
Через два дня граф мстительно порадовался тому, что в лаборатории алхимика не было никакого уютного уголка для отдыха, а в лазарет допускались только больные и раненые. Верлинн мог бы попроситься переночевать в казарме, но это был бы не просто позор — катастрофа. Ему поневоле пришлось вернуться домой. Устал он не меньше, чем всегда, так что после рутинных домашних дел, включающих приготовление ужина и небольшую уборку в квартире, искупался и лег. Эликсир, ко всему прочему, дарил спокойный сон без сновидений, в его отсутствие и тело, и разум вспомнили, что принадлежат очень молодому человеку и давно обделены вниманием. Верлинну никогда не снился в подобных снах кто-то конкретный, да и сюжета у них не было, просто жаркое марево и какие-то обрывочные видения, полные грез. В этот раз ему снились горячие, грубоватые руки, тихий треск ночной сорочки, жадные поцелуи.
Кассандр ласкал его самозабвенно, пытаясь вызвать отклик. И он добился своего. Его холодный и отстраненный супруг оказался чувствителен к любым, даже самым незаметным ласкам, он стонал в голос и выгибался, подставляясь под руки, пока не выплеснулся в долгом, бесконечно-долгом пароксизме удовольствия, едва не заставившем его проснуться. Кассандр обтер его, поправил сорочку и улегся досыпать. В этот раз он обошелся только руками, не рискнув разбудить супруга полноценным соитием. В первый раз не обойтись без боли, это точно заставит Верлинна проснуться, и что тогда случится — одни боги знают. Но если продолжать приучать его тело к своим рукам — однажды оно предаст Вера, и момент для этого выберет сам Кассандр.
Утром он делал вид, что ничего не случилось. Верлинн нервничал, прятал глаза и был явно выбит из колеи. Необходимых ингредиентов для зелья все еще не было, он не мог себя успокоить, хотя и наглотался другого зелья, позволившего на краткий срок отрешиться от воспоминаний о ночном сне.

Эта странная игра продолжалась добрую неделю, пока доведенный до отчаяния и едва не до нервного срыва, алхимик не совершил ошибку во время варки самого обычного бальзама Катулла. Слишком сильно выплеснул магию в процессе, в основной реторте началась неконтролируемая реакция, от напора ядовитых паров взорвались отводные трубки, и Верлинн, не успев среагировать, вдохнул.
Кассандр не собирался в лабораторию в этот день, но, когда вязь брачной татуировки заледенела, ноги сами понесли его туда.
— Что слу… О боги, — пальцы сами выплели первые жесты, поддерживая жизнь в супруге, пока магия очищала лабораторию.
Верлинн сжег легкие и все дыхательные пути, пострадал даже пищевод, глаза. Он был на волосок от гибели, но боролся за жизнь. Благодаря своим же зельям он поправился очень быстро — всего две недели провел в лазарете. И под неусыпным присмотром мужа. В первые дни, когда его приходилось держать под чарами наведенного сна, чтобы не мучила боль, Кассандр засыпал и просыпался рядом с его койкой, крепко сжимая его ладонь. Заполучил привычку рассказывать супругу о том, как прошел день, о том, как ему не хватает его «звезды». Так что не сразу опомнился, что ведет себя так же, когда в первый раз снял чары на ночь, чтобы организм, уже почти восстановившийся, привыкал к естественному сну заново.
-… а я ему и говорю: «У вас вообще-то перелом», а он мне: «А я думал, с похмелья чудится».
— И мне… тоже… с пох…мелья… — прошелестело едва слышно: говорить Верлинну было все еще больно. — Всякое… чудится.
— Так ты ж не пил вро… Вер! — Кассандр немедленно принялся накладывать чары исцеления дополнительно.
Супруг с некоторым трудом открыл глаза, все еще красные от полопавшихся сосудов, со слегка помутневшими склерами.
— Спасибо…
— Тихо-тихо, тебе вредно перенапрягать горло. Лежи и спи. Выздоравливай.
Он снова сжал кисть Верлинна в ладони и почувствовал, как чуть дрогнули в ответном пожатии его пальцы.
Через пару дней он рискнул поцеловать мужа в ладонь и в тонкое, изящное запястье, где под кожей билась жилка. И Вер не отнял руки, только смотрел очистившимися от мути глазами, внимательно и серьезно, с пониманием, но пока еще не принятием.
Потом Кассандр стал выводить его на прогулку. Сперва просто по комнате.
— Восстанавливай двигательные навыки.
Это был повод и возможность безнаказанно обнимать, поддерживать, прижимать к себе. Когда Верлинн перестал спотыкаться на каждом втором шаге, повод исчез, но Кассандр не прекратил это делать. Супруг не вырывался, словно смирился с тем, что ему не позволят вернуть личное пространство.
— Сегодня попробуем выйти на улицу. Дыши неглубоко, я заштопал легкие, но лучше не рисковать.
— Когда ты меня отпустишь? — голос уже восстановился, но говорил Вер все еще тихо. И непонятно было, имеет он в виду лазарет, то, что Кассандр ведет его под руку, то, что с каждым днем оказывает все больше знаков внимания, или все это вместе?
— Пока что не знаю, зависит от твоего здоровья.
— В городе есть артефактор? — они вышли из казематов, и первый же порыв прохладного весеннего ветра заставил Верлинна подавиться кашлем, сгибаясь пополам от боли в потревоженных дыхательных путях и легких.
— Да, есть. Тише. Неглубоко дыши, вот так, — Кассандр приложил ладонь к груди мужа.
Магия целителя успокоила тело, уняла боль. Кассандр обнял его уже обеими руками, наклонился и поцеловал в теплую от прилившей крови щеку. Чуточку колючую — наверное, эликсир, замедляющий рост щетины, вывелся из организма вместе с последними вредными компонентами дыма, которым Вер надышался.
— Постарайся поменьше говорить.
Было в этом что-то извращенно-утонченное. Не откровенная ласка, но и не случайное прикосновение. Главное, не выпускать из рук эту пойманную птицу, не давать свободы ее крыльям, а не то хлестнет так, что мало не покажется. Кассандр сам себя чувствовал хищным пауком, что водятся в далеких южных лесах и превосходят размерами собак. Опутать супруга сетями своей заботы, приручить, приучить к рукам. Действовал он тихо, исподволь, вился кругом. Восхищался тем, как алеют щеки Вера, когда он касается их, или целует в запястье. Как возмущенно блестят его обсидиановые глаза, отыскивая пути к отступлению и не находя их. Он понял, что победил, когда Верлинн совершенно выздоровел, а его тело однозначно и очень явно отреагировало на прикосновение к случайно найденной очень чувствительной точке — участку нежной кожи за правым ухом. Причем, только за ним.
Это Кассандра «обеспокоило».
— Чувствуешь, что я тебя трогаю? А здесь?
— Прекрати, — рассерженно прошипел Вер, пытаясь вырваться из его рук и одновременно сжать бедра, чтоб скрыть реакцию тела на эти прикосновения.
— Если я прикасаюсь здесь, чувствуешь?
— Да! — голос сорвался на стон.
Кассандр продолжал.
— Расслабься. Это же приятно?
Это не было насилием с его точки зрения. Он же не причинял боли, наоборот, доставлял удовольствие. То, что насилие было над сознанием самого Верлинна, он начал понимать лишь годы спустя, узнав его гораздо лучше. Когда единственным доступным выражением чувств для супруга стала речь, и они очень много разговаривали. А в тот момент он не мог и не хотел понимать, почему Верлинн злится и пытается отречься от желаний собственного тела.
— Что с тобой, звезда моя? Позволь себе получить удовольствие.
Остановиться он бы не смог и под страхом немедленной смерти. Тем более что Верлинн уже не мог сопротивляться, растратив все еще невеликие силы, только покорно принять все, что с ним происходит. Смириться, принять то, что разум может сколько угодно протестовать, а телу нравятся прикосновения этого мужчины, который, ко всему, имеет право на них, как супруг. Кассандр пытался быть с ним как можно нежнее. Нравилось ласкать супруга и наблюдать реакцию. Такой чувственный, такой яркий, так похож на цветок хищной нимфеи: жесткие створки чашелистика усеяны шипами, а внутри нежнейший шелк лепестков, покрытых нектаром с безумно притягательным ароматом. Но стоит насекомому их коснуться, как уже не вырваться, и чашелистик медленно сомкнется, отрезая жертве путь к бегству. Когда Кассандр впервые овладел супругом, он пропал полностью и бесповоротно. Никакие другие любовники не смогли бы сравниться в притягательности с Верлинном в его глазах. Никакая сила не могла бы заставить его отказаться от супруга.
— Мое единственное сокровище. Мой бесценный дар судьбы.
— Нет.
— Нет?
— Мы равные, — Верлинн смотрел с вызовом, чуть кривя губы в усмешке. — Так ведь, мой дорогой супруг?
— Да, — несколько удивленно отозвался Кассандр.
Верлинн, уже отдышавшийся, восстановивший силы, вывернулся из его рук и опрокинул лежавшего на боку Кассандра на спину. Устроился на его бедрах, внимательно изучая пока только взглядом. Кассандр не менее заинтересованно смотрел на него. Мальчишка… впрочем, нет, уже не мальчишка. Вер хочет равенства? Кассандр был не уверен в том, что он тоже хочет этого — равенства абсолютно во всем. Но… разве не сам он предложил равный союз? Впрочем, что было тогда еще делать?
— Тебе страшно? — Вер смотрел так понимающе, что у Кассандра поневоле загорелись под этим взглядом щеки.
— Немного. Ты без опыта и в настроении утвердиться в превосходстве, а не получить удовольствие.
— Я никогда не отвечу жестокостью на ласку. Ты, хоть и проигнорировал мое нежелание, больно мне все-таки почти не сделал, — пожал плечами Вер.
— В первый раз иногда бывает немного неприятно. На то он и первый.
— Так чего ты тогда боишься?
— Первого раза.
— Правильно, мне тоже было страшно, — ухмыльнулся Верлинн и наклонился над ним, чтобы изучить тело супруга на отклик.
Он, как и обещал, был ласков, а еще очень внимателен. Почти не допускал ошибок, угадывая, что больше всего понравится Кассу. Что заставит его забыть о том, что этот раз — первый. Постепенно Кассандр расслабился. Пусть месть, но это было приятно. Он никогда не думал, что может допустить кого-то до своих «тылов». Всегда занимал только ведущую позицию и слегка презирал тех, кто был под ним. Презрение это, пожалуй, не распространялось только на Верлинна. Оказалось, что с должной толикой терпения и внимательным любовником это вполне терпимо.
Отдышавшись, он открыл глаза и увидел во взгляде неотрывно смотрящего на него Верлинна тревогу. Тогда, наверное, и зародились в его супруге чувства, отличные от опасения, неприятия и равнодушия. С того момента они в самом деле начали разговаривать, приходя домой после тяжелого дня. Что-то делать вместе. Обсуждать. Вместе разработали алхимическую маску для работы с агрессивными ингредиентами и составами.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось еще, — сказал Кассандр.
Лучше бы промолчал, Волк могильный.

Год спустя Верлинн собрался в университет. Его магистерская работа была написана, опыты проведены и запротоколированы, образец новейшего зелья для сращивания тканей создан.
— Защита не займет много времени, — собирая дорожный сундучок, говорил он. — Зелий, эликсиров, мазей и декоктов я наделал на полгода вперед, а отсутствовать буду максимум месяц.
— Может, мне поехать с тобой?
— И кому ты доверишь лазарет? Подмастерьям?
— Ох, нет. Этим доверь…
— Хотя я не отказался бы, сиди ты в зале во время моей защиты, — раздумчиво проговорил Верлинн. — Ну, все, мне пора.
— Береги себя, сокровище.
Алхимик поставил сундучок на пол, подошел к нему и поцеловал.
— Обещаю.

Он вернулся, как и обещал, меньше чем через месяц, с магистерским знаком на груди, с горящими от восторга глазами: коллегия магистров предложила ему исследование одного из считавшихся ранее утраченными составов. Эликсир «Каменная кожа» даже сейчас, по прошествии столетий, был бы весьма полезен военным. Верлинн предвкушал работу над ним. От рецепта осталась в лучшем случае половина, предстояло кропотливо восстановить не только состав, но и дозировку.
— Звучит неплохо: «Каменная кожа», — оценил Кассандр.
— Если у меня получится, это будет весьма серьезная защита для наших воинов. И даже для магов! В идеале эликсир не блокирует магические каналы и свободное истечение магии.
— Но препятствует физическому урону?
— И магическому тоже. Восприимчивость к огню и холоду должна снизиться на девять десятых, к физическим повреждениям практически полностью. А если я сумею восстановить активатор к эликсиру, то добавлением его можно будет продлевать воздействие на любой срок.
— Звучит отлично, но не переувлекись. Есть не забывай!
Верлинн только фыркнул пренебрежительно и отправился в лабораторию. Сперва — пополнить запасы того, что было потрачено лазаретом, сварить микстуры от всевозможных простуд — в преддверии слякотной весны это было весьма важно. А через неделю вплотную начал заниматься заданием коллегии.
На кропотливую работу по восстановлению рецепта ушло примерно полгода, Верлинн пробовал, ошибался, менял дозировки, способы добавления, очередность. Пока однажды не влетел в лазарет, потрясая запечатанной колбой с маслянистой темно-коричневой жидкостью, больше всего напоминающей Кассандру выдержанное в дубовых бочках ячменное пиво.
— Касс, мне нужен доброволец! Ткни в того, кого ты ненавидишь!
— Нашего коменданта. Сойдет?
— Сойдет, — хищно прищурился алхимик. — Идем, поможешь мне уговорить его на испытания. Честь, долг, все такое. Тебе это ближе, ты военный.
— А последствия обратимы?
— Эликсир действует только десять минут без активатора. Но я уже начал над ним работать.
— Тогда давай сюда. Заодно попробую на вкус.
— Эй! А как же комендант? Я уже подговорил сержанта Ласкераса покидать в кого-нибудь ледяными копьями!
— Покидает в меня. О, с каким энтузиазмом…
Верлинн нахмурился, но колбу протянул.
— Идем, пить будешь на улице. После принятия эликсира должно пройти около трех минут, чтобы он полностью подействовал.
— Идем, — Кассандр взял эликсир. — Сможешь меня попинать.
— Я не приемлю физическое насилие. Если бы я хотел тебя помучить, сварил бы «слезы луны».
— А это что?
— Слабенький яд. Несмертелен, но неприятен. Симптоматику рассказывать не буду, вдруг приведется воспользоваться? — Верлинн ухмылялся совершенно бесстыже.
— Ничего, дорогой, я всегда могу придумать ответ.
— Это и прекрасно, — кивнул алхимик. — Пей. Вон уже сержант топает.
Кассандр залпом опрокинул зелье.
— Фух, на вкус как сто лимонов!
Вер хихикал, как провернувший удачную каверзу подросток, отсчитывая минуты, потом активировал артефактный щит и дал отмашку сержанту. В целителя полетели ледяные копья. Тот машинально шарахнулся в сторону.
— Стоять! Касс, да стой ты на месте! Вот лучше бы коменданта притащили.
— В меня тут кидаются невесть чем, а я стой?
— Если ты доверяешь моему искусству так же, как я — твоему, то да.
Кассандр замер на месте.
Копья изрядно попортили рабочую робу целителя, но вместо положенных обморожений и страшных ран нанесли лишь синяки, проявившиеся позже.
— Он это специально, — Кассандр стирал ушибы.
— О, и что ты сделал ему? Сержант добродушен, как древесный мишка! — удивился Верлинн.
— Не знаю. Но точно что-то сделал… Хотя… Да, просто ворчу, все еще этот вкус во рту.
— Ну, ко вкусу придется привыкать, хотя активатор должен нейтрализовать кислоты, из-за которых он появляется, если я верно понял механизм, — задумался Верлинн, вынул из-за обшлага своей робы маленькую записную книжку и свинцовый карандашик, принялся что-то черкать, и так и ушел к себе, погрузившись в работу. Кассандр, качая головой и посмеиваясь, отправился чинить робу и заниматься своими делами.

Через неделю, в которую Верлинна приходилось чуть ли не силой извлекать из лаборатории и кормить буквально с ложки, он немного пришел в себя и даже похвалился, что, кажется, нащупал правильные пропорции ингредиентов для активатора. А на следующий день до лазарета донесся глухой звук взрыва, а брачная татуировка налилась нестерпимым жаром. Кассандр метнулся в лабораторию, на ходу собирая все силы для исцеления, сходу окутал супруга чарами.
— Что?!
Говорить тот не мог, не мог и кричать. Только бился в луже остывающего эликсира, умудряясь складывать руки в универсальный жест «не подходи, опасность». Он в этом эликсире был с ног до головы, и темные маслянистые потеки с легким шипением всасывались в его кожу, волосы, изменяя их. Кассандр пытался снизить хотя бы болевые ощущения, пытаясь одновременно понять, что с Верлинном такое. Чары, в первые секунды еще проникавшие в тело алхимика, с каждым проходящим мгновением делали это все неохотнее, пока попросту не отразились. Тогда же замер и Верлинн, потеряв сознание то ли от болевого шока, то ли от отравления. Эликсира на его коже больше не было. Как и лужи. И даже мокрая роба высохла, отдав всю влагу телу алхимика. Кассандр поспешил вытащить его из лаборатории, отнес в лазарет. И только там, под ярким светом магических ламп, рассмотрел, наконец, все внешние изменения. С белой кожи, на которой не было и следа ожогов, исчезли все золотистые веснушки, которые он так любил пересчитывать губами, все мелкие родинки. Солнечно-рыжие, всегда блестевшие, как медная проволока, волосы приобрели матово-алый, неживой цвет, хотя и остались все такими же мягкими на ощупь. А когда очнувшийся Вер открыл глаза, Кассандр невольно отшатнулся в первую секунду: обсидиановые радужки выцвели до белизны льдистого халцедона.
— Касс… — прошелестел потерявший все обертона голос. — Касс… я не чувствую твоих рук…
— Так, успокойся, Вер, ладно? Ты жив. Я здесь.
— Почему я ничего не чувствую? Касс, пожалуйста… Что со мной? — если бы не монотонный голос, Кассандр подумал бы, что супруг сейчас готов впасть в истерику. Но Верлинн выглядел безмятежно-спокойным, а потом просто закрыл глаза. Только когда из-под ресниц потекли слезы, до целителя дошел весь ужас ситуации.
— Так, я тебя усыплю и осмотрю, хорошо, мое сокровище?
Вер слабо кивнул. Он пока еще своего состояния не понял, и надеялся, что оно обратимо. Кассандр погрузил его в сон, принялся осматривать, ощупывать и проверять. Магия не отвечала. Она попросту отражалась от его кожи, словно луч света от полированного металла. Единственный отклик он получил, приоткрыв рот мужа и запустив диагностирующее заклятье в горло. Проекцию внутренних органов он получил, изменения были только в голосовых связках, пострадавших больше всего во время отравления едкими парами в прошлый раз. В остальном Верлинн был полностью здоров. Ну, а кожа… Целитель тоже надеялся, что рано или поздно действие эликсира закончится.
— Ничего, мое алмазное сокровище… Рано или поздно ты снова станешь обычным.

Время шло. Состояние Верлинна не менялось. У него не росла щетина, волосы, его невозможно было поцарапать или порезать. Он не чувствовал прикосновений, холода и жара. На него не действовала никакая магия, даже ментальная — менталист просто не смог пробиться в его сознание, натыкаясь на безразличный взгляд белых глаз, как на щит. При всем этом внутри своего тела, как внутри жесткого кокона, был заключен довольно эмоциональный, живой человек, который только начинал познавать мир и многообразие его чувств и ощущений. Коих теперь был практически лишен.
— Это ничего, мое сокровище, — утешал Кассандр. — Рано или поздно эликсир выдохнется.
— Надеюсь, это случится до того, как я умру от старости, — говорил Вер теперь, почти не шевеля губами. И вообще казался ожившей куклой. От него шарахались. Даже те, кто немного дружил с алхимиком до инцидента, теперь обходили его десятой дорогой. Единственным способом выразить свою боль и одиночество у него были только слезы. Через пару месяцев и они иссякли. Он замкнулся в себе и часто сидел без движения, глядя в одну точку. Чаще всего — на шкаф с опасными реагентами и ядовитыми веществами.
— Ты же алхимик, придумаешь, как это развернуть.
— Никак. Я разобрался, где была ошибка. Активатор превратился в закрепитель. Воздействие необратимо, — шелестел монотонный голос.
— Должен быть какой-то эликсир размягчения или что-то вроде.
— Если он есть — я найду рецепт. Если нет — попытаюсь создать, — Верлинн повернулся к супругу, долго смотрел, не мигая, в его глаза. — Это зависит от тебя. Кассандр, нужен ли я тебе такой?
— Такой — это какой? — уточнил целитель. — Ничего особенного не замечаю, вроде вторая голова не отросла.
— Не увиливай от ответа. Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
— Нужен, Вер, ты мне всегда нужен.
Алхимик кивнул, попытался улыбнуться, но лицо словно забыло, какие мышцы следует задействовать для этого. Тогда он просто постарался мягко коснуться руки мужа. С тех пор этот жест стал самым частым в его пользовании.

Над деактиватором «каменной кожи» Верлинн бился и по сей день. Безрезультатно. Хотя искалечивший его эликсир все же закончил, и активатор для него тоже создал правильный. Удостоился орденской ленты из рук самой герцогини-регента. Десять лет назад, когда Кассандр уволился из рядов действующей армии, они перебрались в столицу и были приглашены преподавать в университете. Год назад оба были мобилизованы и отправились на границу с Плентом. Там, во время одного из боев, Верлинн своим телом закрыл мужа от мощнейшего магического разряда. И все равно Кассандр был не уверен в том, что же на самом деле чувствует к нему его прекрасная звезда. Сейчас, оглядываясь на прожитые годы, он понимал, насколько был жесток и самоуверен, насколько не желал считаться ни с чужим мнением, ни с чужими желаниями. Он влюбился в яркую, харизматичную личность, пожелал ее себе, заполучил, пусть и против воли — и был наказан богами. Но за что же они наказали и Верлинна заодно с ним? Кто может понять богов…


11. Первые шаги никтеро

— Он. Сделал. Что? — в голосе герцога даже сипения не было сейчас — настоящий рев лесного пожара, готового уничтожить все на своем пути.
Альбин жестом приказал слугам убираться прочь, вылетел из кресла и почти упал на колени супругу, обнимая и стараясь успокоить.
— Тише, все хорошо. Он не смог мне повредить. Легард, посмотри на меня. Все хорошо.
Легард крепко обнимал его, не желая отпустить даже на мгновение.
— Остальные преподаватели чудесны, а самый лучший из них — магистр алхимии, — заговаривал ему зубы юноша. — Он настоящий учитель, так все понятно объясняет, заботится о безопасности…
— Но менталист! Я его прикончу!
— Легард, его наверняка накажут и отстранят от преподавания…
— Этого мало!
Альбин не стал переубеждать дальше. Просто обнял и опустил голову на плечо супруга.
— Я немного испугался. Но все кончилось хорошо. И теперь я знаю, какой у меня дар.
— И какой же? — заинтересовался Легард.
— Очень темный, — печально вздохнул Альбин. — Страшный. Но магистр Алор сказал, что я должен не отчаиваться, а искать во всем плюсы, и что даже мой дар может служить людям. Ректор назвал это темным менталом. И сказал, что обычно вкупе с ним идет дар мастера тел.
— Что ж, не такой уж и страшный дар, поверь. Все можно обратить себе на пользу, равно как и во вред.
— Ну, сперва целитель Алор так это расписал… — протянул Альбин, насмешливо фыркнув. Насмешка была над самим собой: испугался, как ребенок, надо же. — Мол, мастер тел и кости крушит, и глаза выдавливает, и кишки косичками заплетает, не прикасаясь. А магистр Алор, который алхимик, и говорит: зато вы, Альбин, можете при родах помогать, и жизнь удержать, когда светлые целители не справляются.
— Ты все это сможешь, Альбин.
— Еще он сказал… — юноша сглотнул, вцепился в его плечо пальцами, отстраняясь и заглядывая в глаза. — Он сказал, что, научившись владеть своим даром, я смогу прирастить тебе руку.
— Не прирастить, мышонок. Прирастить уже нельзя, да я и не знаю, где моя рука.
— Любую другую. Главное, чтоб она тебе подошла по размерам, как-то так.
— А ты тренируйся и учись, — Легард поцеловал его в макушку. — И отрастишь мне жабью лапу.
— Я обязательно научусь, обещаю, — Альбин прижался к нему снова, еще теснее.
Можно было думать и пытаться понять, когда Легард стал для него не просто старшим, которого уважаешь. Когда он стал дорог Альбину? Он не хотел думать. И признаваться в том, что, кажется, испытывает к мужу нечто большее, чем уважение, не собирался.
— Мой белый мыш… Главное, не бойся, у тебя просто редкий дар, вот и все. Любым даром нужно уметь пользоваться.
— Кстати насчет пользования даром. Идем, я тебе массаж сделаю. Совсем забросил, а лучше не пропускать дни.
Альбин был счастлив: ему удалось отвлечь Легарда от смертоубийственных желаний.
— Да, мне понадобится вся моя выносливость.
Нет, не отвлек. Да что ж такое! Хоть иди и жалуйся матушке драгоценного супруга! А это идея, уж герцогиня-то сможет повлиять на сына. Альбин, пока трудился над спиной и конечностями Легарда, успел и так, и эдак повертеть эту мысль, прикинуть все плюсы и минусы. Что бы там ни говорили книги, а менталист против боевика сможет выстоять только в том случае, если успеет захватить контроль над сознанием в первые же мгновения дуэли. Не успеет — проиграет. Стихийная магия его просто снесет. Но какие-то защиты от ментальной магии быть должны.
Альбин коварно воспользовался снотворным эффектом бальзама Катулла.
— Вот так. А теперь поспи, к ужину я тебя разбужу, ее светлость обещала собрать всю семью за одним столом и пригрозила отказов не принимать.
— Мгм-м-м, — сонно пробормотал Легард.
Альбин укутал его в одеяло и быстро переоделся в более подобающий для аудиенции у герцогини наряд. И выскользнул из покоев, намереваясь поймать первого встречного лакея и приказать отвести к кабинету неизменного советника его величества.
— Младший герцог Зарберг, — вместо лакея его встретил какой-то придворный.
Альбин приостановился, старательно состроил на лице выражение хорошенькой белокурой куколки и обернулся к нему:
— Да-да?
— А что вы делаете здесь… в одиночестве?
— Прогуливаюсь, — мило улыбнулся юноша. — Вы что-то хотели, сэр? Мы не были представлены.
— Барон Филверт. Составить вам компанию?
— Благодарю… — Альбин видел, как этот человек уже подался вперед, предложить ему руку, и безжалостно закончил: — но нет, я хотел бы побыть один.
— Младший? Один?
— Вас это удивляет? — Альбин развернул плечи и холодно взглянул на него.
— Неужели старший супруг не в курсе, что такой цветок не должен быть в одиночестве?
— Неужели вы не знаете, что к чужим младшим навязываться не стоит? — Альбин попытался обойти прилипчивого барона, имя которого даже не запоминал.
— Если их отпускают одних, значит, не так уж и ценят.
— Об этом не вам судить, — Альбин все еще сдерживался, памятуя, что злиться ему нельзя.
— Почему же… Так я составлю вам компанию, — он даже не спрашивал, утверждал.
— Нет, или вы не расслышали, барон? Я не жажду вашей или чьей-либо иной компании. Отойдите с дороги.
— Какая дерзость…
Альбина поймали за руку. Глаза заволокло лиловой мутью. Он, все еще держа себя в руках и стараясь не смотреть на самоубийцу, потянул запястье к себе.
— Отпустите меня немедленно.
— Почему же? Старший вас отпускает без присмотра…
Альбин сжал кулак, мысленно представив, как на горле барона затягивается его щегольской шелковый платок в кружевах. Барон захрипел, хватаясь за горло. Альбин отшатнулся к стене, прикрыл глаза, вспоминая, что там говорил проректор академии о якорях. Тепло руки Легарда? Или жесткость его волос, обрезанных на затылке совсем коротко… Его кожа… «Вспоминай. Почувствуй. Ну же!» — мысленный окрик помог, Альбин сумел вспомнить, сосредоточиться на этом ощущении, заставить магию отступить и свернуться клубком под ребрами. Барон отступил в сторону, потом и вовсе куда-то пропал в переплетениях коридоров.
Альбин отдышался, превозмогая предобморочную слабость, осмотрелся. Анфилада высоких, длинных и узких залов была пуста, словно это крыло дворца внезапно вымерло. Нужно было идти, где-нибудь он найдет слугу или гвардейца. Почему он просто не позвонил в колокольчик? Дурак. Кажется, нужно идти в южное крыло, как в библиотеку.
Лакеев он так и не встретил, но навстречу ему попалась фрейлина. Вернее, сперва Альбину, глубоко задумавшемуся о том, что и как говорить герцогине, попалась обширная мягкая грудь, припершая его к колонне.
— Мальчик мой! Что ты делаешь здесь один?
— Леди Аннабель! — Альбин с облегчением позволил потискать себя, расцеловать в щеки и рассмеялся, когда понял, что совершенно не испытывает смущения от того, что фрейлина герцогини буквально впечатывается в него грудью. — Как вовремя вы мне встретились!
— Что я могу для тебя сделать?
— Проводить к ее светлости, о, великодушнейшая из прекраснейших, — Альбин поцеловал ей руку.
— Идем, конечно же. Как семейная жизнь? Легард тебя не обижает? — бюст грозно колыхнулся.
— Он чудесен, как супруг и как отец, — Альбин застенчиво улыбнулся, было немного странно хвастаться леди Аннабель такими вещами, но почему-то хотелось. Ему казалось, она поймет и разделит его чувства.
— О, как приятно слышать, что у вас все хорошо. А ко мне посватался граф Ставенор.
— М-м-м… кажется, его называют «лесным королем»? — припомнил Альбин.
— Именно. Я сказала «да». Игривый шалун, и не боится ведь, что помрет на брачном ложе.
— Ну, он достаточно молод, насколько мне помнится. Не должен бы, — Альбин чуть покраснел и покачал головой.
— Так это замечательно. Я уже дама немолодая, мужей хоронить поднадоело.
— Тогда я вас поздравлю первым, — Альбин улыбнулся и тут же снова нахмурился. — Леди Аннабель, можете мне объяснить, что за напасть или новая мода — не давать проходу чужим младшим?
— О, ты уже столкнулся, милый? Действительно, напасть! Считают, если старший не маячит рядом — можно приставать.
— И что же, никак не защититься? Они ведь знают, кто мой супруг, неужели не боятся?
— Возможно, боятся. Но трусливые шакалы всегда предпочитают подтявкивать исподтишка.
— Жаль, я не запомнил имя того барона, — Альбин зло сузил глаза.
— О, Легард бы его в пепел превратил.
— В пепел — это неопрятно. Вот удавить… Добрые боги, о чем я говорю, — Альбин прижал руки к щекам, внезапно перепугавшись.
— Ну-ну, — его погладили по плечу.
— Ее светлость заняты? — решительно отбрасывая все мысли о членовредительстве и прочих мерзостях, Альбин выпрямился и поправил кружева и волосы. — Она сможет принять меня сейчас?
— Я уверена, что сможет, не волнуйся, я все разузнаю для тебя, — леди Аннабель покровительственно приобняла его.

Герцогиня, если и удивилась приходу младшего супруга сына, то не подала виду. Решила, что может уделить толику своего времени храброму юноше, который умудрился пройти почти весь дворец без сопровождения Легарда.
Альбин вошел и опустился на одно колено, ожидая разрешения говорить.
— Поднимитесь, Альбин. Что вас привело ко мне?
Он изложил свои опасения, стараясь говорить четко и кратко.
— Вот как? — герцогиня задумчиво покивала. — Хорошо, я решу эту проблему.
— Миледи, посоветуйте мне, — Альбин взглянул на нее умоляюще. — Что мне делать? Я не могу подставлять Легарда под удар, значит, не должен больше рассказывать ему, в случае возникновения… подобных проблем?
— Нет, лучше рассказывать. Недоверие его ранит больнее.
— Но я тоже аристократ и мужчина. Меня учили держать шпагу в руках. Я могу сам защитить свою честь.
— В магической дуэли? Причем здесь шпага?
— Н-нет, в немагической. Разве мага можно вызвать только как мага?
— Нет, хотя обычно все стараются пользоваться именно магией.
— Значит, я не нарушу никаких неизвестных мне законов, вызвав того, кто меня оскорбит, на дуэль, не бегая жаловаться супругу, как будто я беспомощный ребенок?
— Нет, не нарушите, — герцогиня с интересом взглянула на него.
— Благодарю, миледи, — Альбин снова опустился на одно колено, ожидая разрешения удалиться.
— Была рада с вами повидаться, дорогой зять.
— Это взаимно, ваша светлость.
Альбин вышел, раздумывая, где бы теперь взять шпагу и партнера для учебных поединков. Конечно, можно было прийти в зал, где тренируются гвардейцы, вряд ли бы его выставили оттуда. Но что скажут гвардейцы? Да и что скажет Легард? О, дорогой супруг счастлив не будет. Но есть возможность уговорить его самого тренироваться и учить Альбина. Сейчас, когда его шрамы потихоньку начнут затягиваться, а перебитые кости перестанут болеть на погоду, есть шанс на успех уговоров.
Обратный путь занял меньше времени — никто приставать не решился. Альбин прошел сразу в спальню, присел на край кровати, слегка потормошил мужа.
— Легард, проснись.
— Уже ужин? — сонно поинтересовался тот.
— До него еще полтора часа. Прости, что не дал тебе доспать. Мне нужна твоя помощь.
Альбину нравилось смотреть, как супруг просыпается. Это было все равно, что смотреть на восход солнца. Сперва тьма, а потом рождается свет. Когда Легард открывал глаза, они меняли цвет — просыпалась его огненная сила. Темно-серые, графитовые, они наливались густым багряным светом, словно раскаляющиеся угли.
— Что-то случилось, мой мыш?
— Не совсем. Легард, мне нужна шпага. И возможность тренироваться.
— Что? — это Легарда пробудило мгновенно.
— Я забросил фехтование, а это совсем нехорошо. Моя магия небоевая, мне нужны уроки боя.
— Что ж… Я… Я постараюсь найти тебе учителя.
— Я его уже нашел, — Альбин ткнул пальцем в его грудь. — Догадываешься?
— Чему я тебя научу? У меня одна рука.
— Это твоя забота. Учи одной. Я знаю, что ты был одним из сильнейших бойцов Эллора.
— Хорошо… Я постараюсь.
— Вставай. Помогу тебе умыться, одеться, и пойдем в арсенал. Здесь ведь есть арсенал?
— Конечно. Но если ты собираешься мне помогать даже умываться… Чему я, калека, научу тебя?
— Перестань, — Альбин сердито прищурился, — мне просто нравится заботиться о тебе, неужели не ясно?!
— Почему тебе это нравится, мыш?
Альбин прикусил губу, но отвернуться ему Легард уже не позволил, осторожно удерживая ладонью.
— Потому что нравится.
— Мыш, это не ответ.
— Я не знаю другого ответа.
Легард выпустил его.
— Идем. Пора прогнать с меня остаток сна.
Оба были взаимно недовольны. Легард — неполученным ответом, Альбин — провокационным вопросом. Долго копить в себе негатив Альбин не мог и не хотел, поэтому, уже одевая супруга, на секунду прижался к нему.
— Прости, я…
— Все в порядке, мыш.
— Я отвечу тебе. Обязательно.
— Буду с нетерпением ожидать.
Альбин закрепил шейный платок булавкой с кроваво-красным рубином, расправил кружева.
— Все, ты готов. Идем?
— Идем, полюбуешься старинным оружием.
Альбин предвкушающе сверкнул глазами: оружие ему нравилось. Благородные клинки мейсинской стали, мерцающие, словно переливчатый шелк. В замке Лемарк хранился меч Сигилла. Его клинок был выщерблен и покрыт царапинами, но не тронут ржавчиной и патиной.
— Тебе понравится королевская коллекция, я уверен.
— Не сомневаюсь. Но сперва выберем боевой клинок, хорошо?
Альбин уже знал, что Легард прекрасно умеет саботировать то, что делать не хочет. И даже потихоньку научился с этим бороться. В этом отец и сын были удивительно похожи.
— Конечно, мыш, — покладисто согласился муж.
Альбин улыбался, краем глаза отслеживая выражение его лица. Легард выглядел хитрым как змея, задумавшая пакость. Или грустным. Или злобным. Шрамы мешали понять. Но в арсенал все же привел. Правда, гвардейцы, охраняющие его, хоть всеми силами старались сохранить бесстрастные лица, все равно явно недоумевали, что им обоим тут делать.
— Выбирай, дорогой.
Альбин прошелся вдоль стоек с всевозможнейшим оружием, от тяжелых раритетных двуручников времен Империи до современных облегченных боевых клинков, являющихся артефактами, и изящных шпаг, которыми обязан был владеть каждый мужчина благородного сословия, невзирая на статус. Глаза отыскали то, что нужно, почти сразу. Осталось только убедиться, что эта шпага ему по руке. У нее не было вычурного эфеса, чаша гарды была украшена только очень просто выглядящим клеймом, рукоять и ножны покрывала одинаковая темно-красная кожа. Легард не вмешивался, предоставляя ему право выбирать шпагу по душе. Альбин снял ножны с крюка, обнажил клинок. Сердце забилось быстрее и сильнее в странном ощущении узнавания-принятия. Это была его шпага. Она словно специально его ждала.
— Выбрал, дорогой?
— Да. Вот эта.
Альбин сдержал желание немедленно пристегнуть ножны к поясу. Этого делать было нельзя, во дворце с оружием имели право передвигаться только гвардейцы и сам король.
— Тогда идем в тренировочный зал.
Охрана проводила их возмущенно-ошарашенными взглядами. Ни Легард, ни Альбин не обратили на это никакого внимания.
— Тебя ведь учили владеть ей?
— Да, немного. С шести лет.
— То есть, что-то ты умеешь…
— Что-то — да. Но я не мастер боя.
— Сперва восстановим имеющиеся навыки.
Тренировочный зал был не то, чтобы совсем уж пуст. Но и не полон. Три пары королевских гвардейцев отрабатывали учебные поединки под надзором сержанта, еще двое — повторяли церемониальные движения. На вновь явившихся посмотрели с интересом и отвернулись. Легард подхватил со стойки более привычную ему шпагу, указал на свободный помост. Альбин сбросил расшитый золотой нитью камзол и жилет, снял шейный платок и взлетел на помост.
Шпагу в левой руке Легарду держать было явно непривычно, но он этого не показывал.
— В позицию.
Альбин поклонился, приглашая его начать первым. Действовал герцог вяло, рука слушалась плохо, запястье то и дело костенело в самый ненужный момент. Альбин старался только обозначать уколы и выпады. Супругу придется научиться владеть шпагой так же, как пером — а на это уйдет немало времени. Он все еще пишет с огромным трудом, корявый почерк выводит его из себя.
— Жаль, ничего не выйдет сегодня, — Легард опустил оружие.
— Продолжаем, милорд. В позицию.
Герцог усмехнулся, поднял шпагу, едва не выронив ее.
— Соберитесь. Это не сложнее, чем написать претензийное письмо на четырнадцать листов. Ангард!
Еще через четверть часа шпага все-таки вывернулась из руки старшего и упала на пол. Альбин поднял ее, отнес на место.
— Завтра продолжим.
— Конечно, дорогой.
Альбин не знал, что ему сказать и как поддержать. Легард должен был справиться с этим сам. Но он все равно сжал его пальцы, стараясь передать свою уверенность, что все у них получится. Легард улыбнулся ему.
— Я отнесу шпагу в наши покои, а вы зайдете за сыном?
— Хорошо, так и сделаем.
— Милорды, — окликнул их сержант. — Пусть кто-то из гвардейцев проводит младшего герцога.
— Альбин, тебе нужно сопровождение?
— Благодарю, нет, до собственных покоев я как-нибудь доберусь сам, — ядовито отозвался юноша.
— Будь осторожен, дорогой, — пожелал Легард.
— Проскользну опасными тропами тише мышки, — рассмеялся Альбин.
Он вышел и не слышал, как сержант говорит герцогу:
— Простите за дерзость, милорд, а все ж не стоило вам отпускать младшего в одиночестве. Обидят и понадеются, что смолчит.
— Его сложно обидеть, сержант, он у меня маг.
Вояка только покачал головой.
— И на мажонка найдется силок, как говорится. Воздушник, наверное? Только они такие растрепушки, — сержант чуть улыбнулся, вспомнив, как взлетали надо лбом легкие локоны юноши. — Что он сможет-то, ветерок, если зажмут в темной нише?
Герцог рассмеялся.
— Никтеро он.
Сержант охнул, коснулся груди, где, должно быть, под форменным камзолом прятался символ добрых богов.
— Ну… — и не нашелся, что сказать. Хотя ненадолго. — Вы, ваша светлость, руку-то тренируйте. Запястье у вас все больше деревянное, уж будто дагой забыли как драться.
— Забыл, сержант. Все как-то больше магией приходилось. Да и вес у шпаги побольше.
— Ничего, с месяцок промучитесь — а дальше полегче пойдет. Младший ваш дело затеял, коль на магию теперь надежды мало, честная сталь поможет.
Герцог кивнул и покинул зал, нужно было забрать Эрвила. Слова гвардейца заставили иначе посмотреть на все это, на затею Альбина. Значит, для нее была не одна причина, он вполне отдавал должное уму своего супруга, и как минимум две явные причины видел и сам, значит, их знал и Альбин. Придется тренироваться, причем усердно. Как бы ни не хотелось, приходилось признавать, что он разленился, растекся в жалости к себе. Кто-то другой в этой ситуации вызвал бы у него лишь презрение. Что ж, похоже, придется презирать самого себя, пока не исправится.
Эрвил с радостью вскарабкался ему на руки и не замолкал, рассказывая, как прошел его день, до самой столовой.
— А где папа Аль? А он плидет?
— Придет, малыш, придет, — Легард улыбался. — А ты учись выговаривать «ррр».
— Йййй! Лллллл! Нет, не выходит, — расстроенно шмыгнул носом мальчик.
— Ничего, потренируешься — и все получится.
— Да, я буду тлениловаться сильно-сильно!
Легард усмехнулся: вот, бери, отец, пример с сына. Тренируйся сильно-сильно, и все получится.
— Я не опоздал? — из двери, ведущей на застекленную террасу, вместе с облаком пара вырвался Альбин, решивший изрядно сократить себе путь и заодно избежать столкновения с возможными неприятностями. Плащ он накидывать не стал и слегка замерз.
— Нет, как раз вовремя, — Легард перевручил ему сына.
Все вместе они прошли в столовую, заняли свои места, чтобы через несколько минут подняться, приветствуя короля, герцогиню и брата Антония.
— Приятного всем аппетита, — пожелал король.
За прошедшее с приезда время Альбин уже привык, что семья короля обедает, если получается, и ужинает — обязательно — вместе. И к тому, что он принадлежит к этой семье — тоже привык. Пусть лишь младший, но в глазах взрослых не было презрения и уничижения, а в глазах ребенка и вовсе светилась беззаветная и безусловная чистая любовь, которая доступна только таким вот маленьким детям.
За ужином о делах не разговаривали, соблюдая традицию. Даже малыш Эрвил проникался торжественностью трапезы и сидел почти молча, иногда шепотом прося Альбина объяснить, как едят «эту стланную стуку». После ужина атмосфера сразу стала непринужденней. Они перешли в уютную «семейную» гостиную рядом с этой малой столовой, где стояли мягкие диванчики и кресла полукругом у большого камина. Эрвила на руки забрала герцогиня, принялась расспрашивать о том, как прошел его день. Она отчаянно баловала внука и сама это понимала. Но не хотела пока ничего менять и ущемлять ребенка в своем внимании. Других внуков у нее не было и, судя по поведению единственного неженатого сына, не будет. Старшие дети погибли, не успев оставить следа в этом мире. А от Легарда больше детей не дождаться, даже бастардов. Он был слишком привязан к Алиеноре, чтоб суметь изменить ее памяти еще и в этом. Была у нее идея, конечно, одна и пока что очень тщательно спрятанная даже от самой себя. В ней фигурировали ее юная воспитанница, оказавшаяся настоящим сокровищем, библиотека городского поместья, где Илона жила со своими учителями и слугами, и один нелюдимый затворник, жреческий сан которого отнюдь не являлся препятствием для женитьбы и рождения детей. Но все это следовало хорошенько обдумать, взвесить, просчитать и подготовить.
Остальные беседовали о чем-то малозначительном: погода и грядущие балы.
— И не пытайся отвертеться, — хмыкнул король. — Или подпишу приказ, регламентирующий твое присутствие на каждом балу.
— Фиоран, это жестоко, — возмущенно всплеснул руками брат Антоний.
— Конечно, я тот еще тиран.
— Ну какой мне смысл присутствовать на этих балах? Имена наследников и вторых сыновей я могу узнать и у церемониймейстера после…
— Имя твоей невесты зимой тоже?
Антоний подавился глотком воды, которой пытался запить приказ.
— Кх-кх-кхакой еще невесты?!
— Твоей. Пора тебя женить.
— Да вы что, сговорились все? — обычно спокойный, Антоний резко побледнел и занервничал. — На ком? Я не собираюсь тащить под венец первую попавшуюся девицу, боюсь, я не так везуч, как Легард!
— Первую попавшуюся не надо. Присмотришься. Выберешь.
— Разрешите мне уйти, ваше величество.
Фиоран сердито глянул на кузена, но кивнул.
— Что такого страшного в браке?
— Тот же вопрос задам и тебе, — герцогиня взглянула на племянника, прищурив глаза.
— На мне лежит ответственность перед страной.
— Вот именно. В том числе и ответственность за продолжение династии!
— Я хочу жениться, но не могу.
— Почему?
— Потому что никто не отдаст за меня принцессу Плента.
— Эта девчонка тебе так пришлась по душе? — герцогиня поморщилась. Принцесса Айдора не отвечала ее представлениям о благородной даме, будущей королеве. Она была больше похожа на мальчишку-сорванца.
— Я ее люблю, тетушка.
— Откуда ты можешь быть в этом уверен? Вы виделись один раз, и это было до вероломного нападения Плента!
— Я всегда уверен в своих чувствах.
— Менталисты, злые боги вас забодай, — ругнулась женщина.
— Рога отломаю любому, — буркнул король.
— А она вас, сир? — подал голос тихо сидевший до того момента рядом с мужем Альбин.
— И она меня тоже.
— А как это? Откуда вы знаете, что это — именно она, любовь?
— Это сложно объяснить. Чувствуем.
Альбин еще тише поблагодарил.
Он помнил об обещании супругу. И в первую очередь пытался разобраться в себе, чтобы не солгать Легарду ни словом, ни мыслью.
— Что ж, пойду, — король поднялся. — Всем спокойной ночи.
Эрвила забрала герцогиня, пообещавшая, что уложит мальчика и даже припомнит еще одну сказку.
— Легард, как ты смотришь на то, чтобы потратить час на тренировку? Сейчас зал будет пуст, — предложил Альбин.
— Хорошо, я согласен.
— Отлично, я за шпагой. И, наверное, оставлю ее на стойке в зале, не бегать же каждый раз за ней.
— Вполне разумное решение.
Повеселевший юноша метнулся к террасе, где можно было не заботиться о том, чтобы идти степенно и держать лицо. Легард рассмеялся — вот неугомонный.
— Ты смеешься, — вынырнувший из темноты бокового коридора брат вымученно улыбнулся ему. — Я, пожалуй, немного завидую тебе.
— Почему же, Антоний?
— Ты… тебя словно добрые боги одарили во искупление гнева злых.
— Одарили? Мышонком? Да… А твое счастье тоже где-то неподалеку.
— Боги, да где же мне взять ту, что разделяла бы мои интересы? — почти с веселым отчаянием воскликнул Антоний.
— Найдется, я уверен.
Легард даже догадывался, где может найтись. Очень уж внимательно смотрела на братца и Альбина матушка. Почему на мужа? Должно быть, сравнивала его с сестрой. Но будет ли она хорошей супругой Антонию? Об этом стоило поговорить с матушкой. По крайней мере, она гораздо чаще видит Илону, уже должна бы разобраться в ее характере. Впрочем, этот разговор можно пока отложить — тренировка с супругом.
— Фехтовальный зал? — Антоний, шедший с ним вместе, удивленно приподнял брови. — Это хорошо, что ты решил восстановить форму.
— О, это заслуга мыша.
Антоний жестом предложил пояснить.
— Он решил, что ему стоит подучиться владеть шпагой, а учить его должен я.
— Вот как. Это хорошо, что ты не сторонник этих современных веяний…
— Это которых?
— Это тех, согласно которых младший супруг — это такая бесполезная комнатная зверушка, лишенная когтей и зубов, в бантиках и безделушках, с ухоженным экстерьером, не способная ни мыслить, ни действовать самостоятельно, — почти выплюнул Антоний. — Слышал уже трижды, что младшим с магическими дарами вшивали ограничители.
— Что?! Варварство какое!
— Один уже погиб. Как и следовало ожидать — стихийник, водный. Был сильным студентом, после бала внезапно отчислился по просьбе родителей. Говорят, наложил на себя руки.
— Нужно что-то с этим сделать.
— Фиоран наверняка знает. Что можем сделать мы-то?
— Нужно подумать.
— Откуда вообще это все пошло, мне непонятно, — Антоний подхватил со стойки сразу две шпаги и метнул их в стену, где висела деревянная мишень, истыканная и исколотая метательными ножами и вот такими «снарядами» тоже — Антоний был не единственным мастером дистанционного боя.
От двери донесся восхищенный вскрик:
— Ух ты! И обе в сердце!
— Долгие тренировки, юноша.
— Я тоже так хочу уметь!
Антоний внимательно осмотрел хрупкую юношескую фигурку и покачал головой:
— Увы, боюсь, со шпагами вы так не сможете обращаться. А вот с метательными кинжалами, пожалуй, да.
— Вы сможете меня научить?
— Хм… Легард?
— Что? Я тут при чем?
— Ты не против? Может быть, ты бы сам хотел…
— Антоний, я могу метнуть сейчас разве что табурет.
— И убить им насмерть, — хохотнул брат. — Решено. Я буду учить вас, Альбин. Но учтите, я требователен и где-то даже жесток.
— Меня это не пугает.
— Отлично. Значит, начнем заниматься с завтрашнего дня. Вперемешку с вашими занятиями с Легардом, потому как и для фехтования, и для метания ножей требуются не уставшие руки.
Альбин засиял от счастья, поклонился родственнику.
— Что ж, если мы договорились, я, пожалуй, пойду, не стану вам мешать, — Антоний хлопнул брата по плечу, кивнул Альбину и вышел.
— Прекрасно, — юноша подошел к мужу, помогая ему снять все лишнее, остаться лишь в сорочке и привычных Легарду брюках полувоенного типа, в которых он ходил большую часть времени, игнорируя моду и прочую великосветскую чепуху. — В позицию, милорд.
В этот раз Легард даже продержал шпагу в руке достаточно долго. Виной тому, что оружие то и дело норовило вылететь из его руки, был довольно агрессивный стиль ведения боя его визави. Хотя он прекрасно видел, что Альбин сдерживает удары и может драться быстрее и сильнее. Тот, кто его учил, был явно не светским франтом.
Альбин снова подал ему шпагу.
— Это отец? — Легард отсалютовал ему и сделал первый выпад.
— Да. Сказал, что я обязан уметь… защищать свою честь… Доворачивай кисть, Легард. Твоя проблема в том, что ты пытаешься использовать шпагу как дагу.
— Перестраиваться трудновато.
— Понимаю. Еще раз. Ангард!
Они оба вымотались до промочившего сорочки пота. Альбин, конечно, больше от того, что не мог драться в полную силу, вынужденный жестко контролировать себя. Его учили убивать, а не танцевать на помосте. Так же, как когда-то учили самого Легарда. Если мальчишка встрянет в дуэль с кем-то из молодых вельмож… Легард был готов поставить золотой против булыжника на мужа. Но лучше, конечно, чтобы ни во что он не ввязался.
— Достаточно на сегодня. Идем, я жажду забраться в горячую воду и хорошенько отмокнуть там.
— Отличная идея, — кивнул Легард.
— Составишь мне компанию в этом богоугодном деле? — Альбин лукаво сощурил глаза, накидывая ему на плечи прихваченный из покоев плащ и облачаясь в такой же.
— А как же иначе?
— Ну… вдруг мой дражайший супруг внезапно испытает прилив скромности и стыдливости, или в очередной раз вспомнит… — Альбин оборвал насмешливую тираду, вздохнул. — Неважно что.
— Что именно? — уточнил Легард.
— Забудь, — попросил Альбин. — Иногда мне кажется, что отец был прав, говоря, что мой язык стоило укоротить.
— Но ты скажи, мыш.
— Хорошо. Вдруг мой дражайший супруг вспомнит, как один трусливый мыш боялся его шрамов.
— Так их больше нет… в таком количестве.
— Ну так и я больше не боюсь.
Легард привлек его к себе, поцеловал. Альбин пару минут тонул в наслаждении этой нехитрой, но удивительно чувственной лаской, потом разорвал поцелуй.
— Идем, Легард. В коридорах сквозняки. И гвардейцы.
— И чего они не видели?
— Легард! — умоляющий взгляд напомнил такой же на балу. Тогда Альбин все же не позволил себя поцеловать, а сейчас — да.
— Идем-идем, — герцог засмеялся и подтолкнул его вперед.


12. Первый день учебы


Кто сказал, что местом для любви может быть лишь кровать? Должно быть, это был какой-то ханжа, не представлявший, что ступени купели весьма удобны для этого тоже. Легард даже вполне приноровился действовать и одной рукой. Альбину нравилась та поза, что позволяла «оседлать Змея», но иногда им обоим хотелось разнообразия. А если Альбин выгибал спину, подаваясь навстречу движениям супруга, Легарду приходилось особенно туго, слишком восхитительно было такое зрелище. И долго длить удовольствие не получалось, но им хватило.
— Как же я счастлив, мышонок… С тобой, — Легард развернулся и плюхнулся в воду, не выпуская супруга.
— М-м-м, правда? Почему? — Альбин соскользнул с него на ступень купели и помог сесть, чтобы намылить и промыть волосы.
— Ухаживаешь так трогательно.
Юноша фыркнул, отчего пена с волос герцога разлетелась веером.
— Легард, ты словно нездешним ветром принесенный. Хотя… откуда же тебе знать. Тс-с, посиди спокойно и глаза закрой, я смою мыло.
— А чего я такого не знаю?
— Например, того, как воспитывают младших. Вернее, как воспитывают третьих сыновей, если вдруг те доживают до двух лет. Я не хочу об этом говорить, пожалуйста, давай не будем?
— Хорошо. Но потом расскажешь? Однажды…
— Когда-нибудь, если ты еще будешь хотеть, расскажу. Закрывай глаза, а то мыло попадет.
Альбин промывал жесткие короткие прядки и думал о том, что, на самом деле, ему очень повезло с воспитанием. Вернее, с отцом. Что он будет благодарен барону Лемарку до конца своих дней за то, что из него вырастили мужчину, а не безвольную куклу. Да, постарались спихнуть за первого же встречного. Но им самим выбранного. Если бы отец не был уверен в том, что герцог — подходящая партия для его сына, вряд ли случилось бы то, что случилось. Скорее всего, его бы потихоньку оттаскали за уши и пинком отправили к более подходящему с точки зрения барона человеку.
— Эрвил все еще не может сказать «р», — сокрушенно заметил Легард.
— Ничего, научится. Что ты хотел от ребенка двух с небольшим лет? — рассмеялся Альбин, сбрасывая тяжелые мысли, как мокрый плащ с плеч. — Я тоже эту проклятую «р» долго выговорить не мог. Потом само собой получилось.
— Ладно. Подождем.
— Вставай, оболью тебя чистым, и спать. Устал? — Альбин протянул ему руку, уже поднявшись, прижимая к себе зачарованный кувшин.
— Немного, — признался Легард.
— Ничего, ты сильный, скоро тело вспомнит, что оно умеет, перестанет уставать быстро.
Ни один, ни второй не натягивали ночных сорочек, оставаясь наедине. Разве что когда совсем лютый мороз был за окнами, и комнаты выстывали, несмотря на поддерживаемый в каминах огонь. Кожа к коже — было тепло, жарко даже. Огненный маг грел, словно внутри по жилам текла не кровь, а пламя. Альбин и не заметил, когда пристрастился к этому теплу, привык обнимать, согреваясь, или подставлять спину, чувствуя, как на затылке волосы ерошит дыхание мужа. Легард прижимал его к себе и безмятежно спал, изредка вздыхая.

Альбину хотелось полежать утром подольше, пока Легард не проснется. Но сейчас это было практически невозможно. Пришлось вставать рано, еще в темень за окнами, умываться, одеваться, требовать завтрак. Когда он уже был готов выходить, муж, наконец, заворочался, открыл глаза. Альбин присел на его край постели, поцеловал в щеку:
— Доброе утро. Мне пора, сегодня у первокурсников на парах сижу.
— Будь осторожен, мыш. Загляну на третью пару.
Отговаривать его Альбин не стал — все равно ведь явится. Наверняка с вызовом на магическую дуэль. Просто поцеловал еще раз, потерся щекой о щеку, колючую, бугристую от шрамов.
— Хорошо, буду ждать.
И вышел.
В этот час во дворце только гвардейцы охранения бодрствовали, так что он совершенно не опасался наткнуться на какого-нибудь праздношатающегося идиота, решившего, что младший без старшего — доступная мишень. Экипаж уже ждал, и Альбин с радостью нырнул в согретый магией салон из утреннего промозглого холода.

В университете уже вовсю упоенно рявкал в одной из аудиторий старший магистр Алор, живописуя анатомию своих студентов с руками из тазовой области. Акустика высоких залов и переходов доносила его драконий рык в каждый уголок центрального здания. Хотя пара еще не началась, но что-то магистру уже не пришлось по душе. Альбин вынул лист с расписанием, поискал номер аудитории. Пришлось обращаться к студентам, чтоб подсказали, где именно искать ее. Он намеренно выискивал парней с ретортами на нашивках, отчего-то уверенный, что они безопаснее прочих.
— Простите, вы не подскажете…
— О, какая миленькая куколка, — высокий, широкоплечий молодой человек глумливо сощурился, глядя на Альбина. На том не было формы, да и нашивок, он пока еще не был приписан к какому-то факультету, только к Жемчужной академии.
— Я студент. Первый день учебы.
— Да что ты? Великоват ты для первогодки.
— Свен, оставь его, — прозвучал властный, необычно высокий голос, отодвигая курсанта, к Альбину подошел… подошла девушка в курсантской форме. — Здравствуй, тебе нужна помощь?
Парни недовольно заворчали: «Опять она вмешивается», но не посмели перечить. Альбин с трудом поборол удивление, граничащее с шоком.
— Я был бы благодарен, леди. Мне нужно найти аудиторию номер семь.
— У магистра Алора занятие? — улыбка очень изменила ее угловатое, волевое, но не слишком женственное лицо, сделала его симпатичным. — Идем, я провожу.
Альбин последовал за ней.
— А вы курсант? — любопытство так и рвалось из него.
— Верно. А ты откуда? — не осталась девушка в долгу.
— Я… из провинции.
— Самоучка, наверное? Ничего, так тоже случается. Дар — штука капризная, может и в старости проснуться, как говорит магистр Ирада. Главное, старайся, и все быстро догонишь. Ты из наших? Алхимик? Или целитель будешь?
— Я… Я никтеро.
Она остановилась, приподняла его голову под подбородок.
— Ага, вижу. Тяжеловато тебе придется, кафедры Никтус давно нет, упразднили. Ну, не отчаивайся, библиотека тут хорошая.
— А в библиотеке есть что-то?
— Наверняка есть. Попроси у проректора доступ в архив. Ну, вот твоя аудитория, колокольчик. Поторопись, сейчас пара начнется.
— А почему я колокольчик?
— Глаза у тебя такие, как луговые колокольчики — лиловые, — она усмехнулась, махнула ему рукой и умчалась по своим делам. Альбин пожалел, что не спросил ее имя.
В аудиторию он вошел как раз вовремя — раздался колокол.

Сидеть среди мальчишек тринадцати-четырнадцати лет было как-то глупо и неуютно, на него косились и шептались. Правда, только пока в аудиторию не вошел магистр Алор.
— Доброе утро, студенты, — прошелестел, заставляя стихать все разговоры, негромкий голос.
— Темой нашего занятия будут свойства металлов «красной» группы. Если вы помните классификацию, металлы делятся на группы по следующим признакам…
Студенты без напоминаний приготовили тетради и перья, у кого артефактные, у кого и простые, у кого — наливные самописки. У Альбина было орлиное, зачарованное, с нетребующим чернил золотым наконечником. Вскоре он уже писал, конспектируя лекцию. И внутренне восхищался преподавателем, умудряющимся держать аудиторию, несмотря на монотонность голоса и завораживающе-плавные, аккуратные движения. Как пролетело время, он не заметил совершенно.
— На сегодня все, господа студенты. Задание для самостоятельной работы: привести примеры растворов, использующих металлы «красной» группы, расписать их свойства и проанализировать, как именно металл влияет на раствор в каждом конкретном случае. Идите.
Первокурсники мигом собрались и ринулись из аудитории, стоило прозвучать удару колокола. Альбин не спеша складывал свои принадлежности, не поднимая головы, но чувствуя присутствие магистра.
— Вы что-то хотели спросить, Альбин?
— Если можно, сэр, какие книги нужно взять в библиотеке по этой теме?
В ответном перечислении авторов и трудов ему упорно чудилась одобрительная улыбка.
— Поспешите, Альбин, перемена не слишком длинна.
— Да, магистр Алор.
— Да, Альбин. Возьмите у первокурсников конспекты пропущенных вами лекций. Это поможет вам сориентироваться в программе и наверстать.
— Да, магистр Алор, спасибо, я так и сделаю, — пообещал юноша.

Следующими были лекции по бытовым плетениям, и тоже у первачков. Кажется, все его наставники решили, что азы ему следует пройти с первогодками академии. Это было логично, ведь изыскивать время для одного-единственного студента куда сложнее, чем попросту усадить его на лекции с теми, кто это и так проходит. Проблемой лично Альбина было время. И даже не столько его отсутствие, сколько то, когда именно проснулся его дар. Если бы позже на полгода… Или раньше на те же полгода! Он пришел к середине учебного периода, когда самые основы уже даны, и начинается более углубленное изучение.
— А к старшему магистру Алору ты тоже записался? — поинтересовался Легард, явившийся, как и обещал.
— Да, — Альбин сверился с расписанием. — Но его лекции у меня трижды в декаду. А лекции у магистра алхимика — пять раз, каждые два дня.
— Ага. Хорошо, что к стихийникам не записан.
— Мне-то зачем? — развеселился юноша. — И без того занятий — по пять лекций каждый день. Сейчас основы контроля, потом… потом не знаю, должны были идти основы менталистики.
— Заменят менталиста. Старый… испортился.
Альбин только головой качнул, ничего не говоря. По сути, Легард был в своем праве. И это было, несмотря ни на что, приятно.
— Пора на лекции.
— Да, пора… Еще две пары. Не скучай, — Альбин улыбнулся мужу и умчался в аудиторию.
До конца занятия он слегка улыбался своим записям.

Менталистом оказался сам проректор «жемчуга». Видимо, из выпускников никто не торопился на преподавательскую стезю. Вел он так же прекрасно, как и магистр Алор, вот что значил опыт! Дети безропотно выполняли все его требования, записывали каждое слово, восхищенно вздыхая. Альбин не мог сходу сказать, было ли это воздействие силы менталиста, или же в самом деле колоссальный наставнический опыт, помноженный на силу мага. Сам он внушения не чувствовал, но он тогда и вторжение ректора не ощутил, а в кабинете проректора тот мог нарочито дать себя «услышать», чтобы не перепугать нервного никтеро. И все равно перепугал.
— А сейчас все испытывают тепло внутри себя. Каким угодно способом.
Альбин до боли прикусил губу, чтоб не рассмеяться и отогнать внезапно плеснувший в щеки жар. Там, где таилось средоточие его силы, в солнечном сплетении, словно заворочалось что-то, защекотало.
— Запомните это ощущение. И летите как солнечные перья. Занятие окончено.
Альбин подождал, пока первокурсники выйдут, чтоб не толкаться в проходах.
— Сэр, позвольте обратиться?
— В кого обращаться будете, студент?
— А? — удивленно распахнул глаза Альбин, потом до него дошло, что это шутка. — Я хотел узнать, могу ли я получить допуск в архив библиотеки. А там уже обращусь… в книжного червя.
— Да, конечно. Только не переусердствуйте.
Допуск проректор Атвел написал ему сразу на месте, запечатал личной печатью, хранящей слепок его магии. Такие были у каждого магистра, Альбин видел — массивные золотые или серебряные кольца с камнями, повторяющими камни медальонов.
— Занимайтесь, юноша. Если будут вопросы. Или проблемы… Я всегда в своем кабинете.
Альбин помялся пару секунд, спросил, не поднимая глаз:
— А магистр Дерени… уволен?
— Посмертно уволен.
— Мне жаль, сэр. Простите, я… пойду.
Понимать, что Легард кого-то вызовет на дуэль, было совсем иначе, чем знать, что на этой дуэли муж этого кого-то убил. Хотя, поразмыслив, Альбин тряхнул головой и напомнил себе, что магистр Дерени сам полез, куда не звали, приказав защищаться. А потом еще и обвинил в нападении. И это хорошо, что Легард его убил — иметь магистра-менталиста во врагах не хотелось бы.
— Ничего. Пришлют другого.
Оставалось надеяться, что этот другой не поведет себя так же идиотски, как Дерени.
Альбин вышел из аудитории и растерянно остановился. Эта часть здания «Жемчуга» ему была незнакома, как отсюда пройти в библиотеку, он не мог сообразить вовсе.
— О, колокольчик, — прозвучало сзади. — Ты чего не на паре? Или уже все?
— Вроде все. В библиотеку иду.
— Тебя как зовут-то? — кадет-алхимик догнала его, зашагала вровень.
— Альбин Валент. А тебя?
— Лана Элиза. Можно просто Лана, — девушка усмехнулась ему. — Тебя проводить?
— Был бы премного благодарен, Лана, — кивнул Альбин. — Магистр Алор дал список… Ну, в общем, все дали списки литературы. Я скоро половину библиотеки к себе перетаскаю.
Лана рассмеялась.
— Это вряд ли. Университетская — самая большая в Эллоре, как говорят. Вернее, самая большая среди магических.
— Судя по моим спискам, я осилю как минимум четверть.
— Ну-ка, дай посмотреть, — бесцеремонность кадета Альбина даже немного завораживала. Лана Элиза была такой… живой, что ли? Похожей на леди Аннабель и герцогиню чем-то, и не похожей на тех девиц, что он видел на балу дебютанток и после.
Она изучила список.
— Да, похоже, что тут многовато всего.
— Конец года. Магистры, наверное, надеются, что я чем-то отличаюсь от остальных студентов, кроме окраса силы, — фыркнул юноша. — Ну, или что я сдо… помру, и одной проблемой университета станет меньше.
— Знаешь, тебе нужны конспекты других студентов. Их точно меньше.
— Вот и магистр Алор так сказал. Только мне… ну… стыдно подходить с такой просьбой к мальчишкам младше меня.
— В чем проблема, ты такой же студент.
Он только неопределенно махнул рукой и с надеждой посмотрел на нее:
— А у тебя не осталось конспектов за первые годы учебы?
— Нет, ты что! Это когда было-то! Семь лет назад! — весело отозвалась Лана.
— Эх, жа-а-аль…
— Правда, подойди к первачкам. И не тушуйся, подумаешь — старше. Вот библиотека, ты хоть дорогу-то запоминал, колокольчик?
— Запоминал. Спасибо за помощь, Лана.
— Обращайся, пока я учусь, — девушка потрепала его по волосам. — Ладно, до встречи.
Альбин махнул ей рукой и пошел в хранилище знаний, думая, как бы она вела себя, зная, кто он.
— Ваш список, — остановил его библиотекарь.
— А… ох, простите, мастер Лар, задумался, — Альбин протянул ему густо исписанный лист, который так и держал в руке.
— Все сразу возьмете?
— Да вы что, я ж не унесу, — рассмеялся юноша. — Выдайте только то, что содержит больше информации по основам, сэр.
Библиотекарь что-то заворчал и принялся доставать книги. Альбин внимательно смотрел, как тот пользуется магическими плетениями, чтобы не бегать за каждой, не ставить стремянку, чтоб добраться до верхних полок стеллажей. Книги, словно зачарованные, вспархивали со своих мест и ложились ему в ладони.
— Прошу. Читайте очень аккуратно. Иначе я превращу вас в поросенка.
— Вы тоже никтеро, мастер? — в притворном испуге распахнул глаза Альбин.
— Нет, что вы, я просто скромный библиотекарь. С разрешением от герцогини Риссы наказывать студентов, которые портят книги.
— О. Нет, я никогда не испорчу книгу, — Альбин любовно коснулся корешка какого-то трактата, судя по обложке — не такого уж и старого. Во всем, что касалось любой магии, кроме никтеро, развитие шагнуло вперед и намного.
— Посмотрим. Иначе будете поросенком!
Из-за стеллажа выбрался студент в маске свиньи.
— Испортил книгу — неделю носишь маску, не снимая. И хвостик на штанах, — пояснил библиотекарь. — Я превращаю нерадивых кадетов в милых свинок. Их истинная сущность… Не так ли?
Бедняга издал такой звук, словно подавился и пытается отхаркнуть.
— А еще неделю можно только хрюкать.
— Да вы жестоки, мастер, — хихикнул Альбин, с натугой поднимая стопку книг, которая оказалась едва ли меньше, чем в первый день. И ведь все это нужно вдумчиво прочесть, а то и законспектировать.
— Книга сверху стоит сотню золотых. Следующая за ней — полторы. Восстановление страницы обходится в четверть золотого и четыре часа кропотливой работы. А стегать студентов плетью мне запретили.
Альбин вздрогнул и едва не уронил всю стопку. Мастер-библиотекарь переставал ему нравиться.
— Так что берегите книги. Это настоящая ценность.
— Да, сэр, — Альбин с трудом потащил свою добычу к выходу. И с ужасом услышал раскатистый голос колокола и тут же наполнивший коридоры гул голосов. О нет! Если он сейчас покинет библиотеку, его же просто затопчут!
— Эй, колокольчик!
— Лана! Ты просто мой спаситель! — с чувством пробормотал юноша, чувствуя, как книги взмывают из его рук, повинуясь магии курсанта. Девушка хрипловато рассмеялась.
— Я так и подумала, что тебе потребуется помощь. Идем, помогу дотащить все это. Ты живешь в казарме или общежитии?
— Я живу дома, с мужем и сыном.
— О… Как-то я об этом не подумала. Обычно студенты, даже младшие, стараются сперва закончить обучение. Но у тебя хотя бы экипаж есть?
— Экипаж… Да, я… О, а вот и мой муж.
Легард скользнул взглядом по лицу вытянувшейся во фрунт курсанта, перекосился в привычной уже гримасе-улыбке для мужа и снова впился глазами в лицо Ланы.
— Курсант Дарай?
— Так точно, сэр! Простите, милорд!
— Какая встреча… Я думал, вы погибли. Дорогой, перед тобой — героиня войны с Плентом, одна из тех, кто со мной вместе затыкал прорыв.
— Бесконечно приятно познакомиться, леди Дарай, — Альбин смешливо прищурился, поцеловал пойманную руку девушки. — Ну, а перед вами — мой драгоценный супруг, герцог Зарберг.
— Герцог… — Лана отчего-то казалась растерянной. — Милорд… Мне пора идти. Прошу прощения.
Альбин тоже растерялся. Как-то это не вязалось с обликом Ланы. Что-то тут было такое… Но воспользоваться силой никтеро он не успел, девушка бросила руку к груди, переломилась в четком воинском поклоне, развернулась на каблуках и поспешила прочь.
— Странно…
— И еще как, — задумчиво пробормотал Легард. — И еще как. Что-то здесь не так. Неважно, я разберусь попозже. Помочь с книгами?
— Да, спасибо, — Альбин с облегчением передал ему несколько книг из стопки, которая так и парила рядом с ним, поймал остальные, тут же потерявшие невесомость — заклинание развеялось.
Легард повторил заклинание, хотя выплести пасс правильно не удалось, книги перевернуло и рассыпало. Альбин смолчал. Просто собрал их, к счастью, не заметив порванных корешков или заломленных страниц.
— Если что-то не так, я буду носить маску, — смиренно сказал Легард.
— Все в порядке, — выдохнул Альбин, поднимаясь. — А плетением заклятий бытовой магии мы с тобой будем заниматься вместе.
— Мне иногда не хватает моей руки, я не сразу соображаю, как пользоваться левой.
— Потерпи, — Альбин перехватил книги одной рукой, второй легонько погладил мужа по неловко прижатому к телу обрубку. — Потерпи, я выучусь и верну тебе руку.
— Да, конечно. Идем, мыш.
Он не верил. Легард не верил в то, что его потеря обратима. Альбин понял это со всей отчетливостью именно в этот момент. И разозлился, но по привычке промолчал, а потом остыл. Конечно, он не верит. О никтеро известно сейчас слишком мало, словно информацию вымарывали намеренно. Может, так оно и было. А может, где-то в закромах университетской библиотеки лежат книги с более подробными описаниями? Но как бы так добыть их? Чтобы что-то требовать, нужно хотя бы знать, что именно. Мастер Лар, как он уже понял, выдал ему книги, в которых содержится минимум информации. А в каких ее максимум — вот был вопрос вопросов. И у кого узнать, в каких книгах содержится больше знаний.
Внезапно в памяти Альбина всплыл первый разговор с Ланой. Героиня войны с Плентом! Она же была там, на границе… Но это не объясняло ее «теперь вижу». Легард не знал, что в армии Плента служат никтеро, а она откуда-то знала. Еще одна песчинка, да что там — еще один булыжник в мельницу сомнений!
— О чем ты так задумался?
— О знаниях, Легард. О том, что мне нужно как-то прочесть вот эту гору книг и еще больше нее раза в три. За оставшиеся четыре месяца пройти полный первый курс. Голова лопнет, — с невеселым смешком ответил юноша.
— Ничего, возьмешь конспекты.
— Угу. А еще я страшно проголодался.
— Знаешь, тут есть харчевня неподалеку.
— М-м-м? Хорошо, харчевня так харчевня. Ведите, мой дорогой супруг, — Альбин фыркнул и решил, что в дрянное местечко Легард его не потащит, а вот в харчевню эту он и сам, должно быть, бегал, учась в университете.
— У тебя должна быть и своя жизнь, Альбин. Не только маршрут «дом и дворец», не только мы с Эрвилом. Твоя собственная: твои друзья, твои любимые места, новые впечатления.
Альбин недоуменно приподнял брови. Он как-то об этом не думал в таком ключе. Само собой разумелось, что у младших супругов никакой «своей» жизни нет и быть не может после заключения брака. До него у Альбина было все, и это «все» умещалось в сестру и немного — в отца, в замок, его библиотеку, окрестности, которые он исследовал, убегая без спросу и получая за это законные розги. Потом осталась только сестра, которую он сейчас, к сожалению, не имел права видеть до ее совершеннолетия, но зато мог с ней переписываться, был Эрвил, которого нельзя было не полюбить — и он полюбил, как… своего, только сына или младшего братика? Тут пока еще не разобраться, но вряд ли как брата, братской любви он не знал и сомневался, что то, что он чувствует к малышу Эри — это она. А еще был Легард, который… которого он… Злые боги, он сам себе не мог сформулировать, что чувствует к мужу. Он доверял ему и уважал его. Разве не этого он так страстно желал по пути на свой первый бал? Но Легард был ему уже ближе и дороже, чем тот, кого просто уважают. Его боль стала болью самого Альбина, его неуверенность и неудачи он переживал, как свои. Именно поэтому так отчаянно заставлял, удивляясь своей смелости, заниматься, тренироваться, не закисать в сожалениях об утраченном.
— У меня есть все, что нужно, — твердо сказал он, поймав вспыхнувший на мгновения багровым пламенем взгляд.
— Хорошо, Альбин. Я рад, если это и впрямь так.
Юноша вместо ответа крепко сжал его правую руку повыше культи.
— Книги только оставим в экипаже. И там, вроде бы, солнечно сегодня? Пройдемся?
— Пройдемся, — согласился Легард.

Экипаж медленно катил за ними по мостовой. В воздухе остро пахло весной, наконец-то, снег осел и сугробы стали серыми и ноздреватыми, а солнце по-настоящему согревало, несмотря на холодный сырой ветер.
— Скоро начнутся балы. Готов блистать?
— Только в компании с тобой.
— Разумеется. Старый Змей выползет с мышом в пасти.
— Не старый. Как твоя нога?
— Неплохо, мой заботливый.
— Значит, будем танцевать, и пусть все завидуют.
— И они будут завидовать, не сомневайся.
— Ничуть не сомневаюсь. У меня самый лучший супруг в мире, еще бы они не завидовали. И пусть подавятся своим ядом, — Альбин вспомнил того барончика и на мгновение пожалел, что не удавил его.
— Подавятся, поверь мне, — хохотнул Легард.
Харчевня оказалась небольшой и уютной, но и не дешевой: за чистоту и уют следовало платить. Альбин заметил тут несколько курсантов и пару студентов, остальные посетители были достаточно богато одеты. Они с Легардом в своих нарядных плащах с меховой оторочкой не казались здесь чужеродными элементами.
— Кормят тут просто превосходно, очень рекомендую это место. И от университета недалеко. И довольно чисто.
— Буду иметь в виду, спасибо, — Альбин улыбнулся ему и предоставил возможность сделать заказ самому.
— Тебе нужно сейчас побольше сладкого и овощей. Чтобы голова работала.
— А хочется мяса, мяса, и побольше, — усмехнулся юноша. — Кроме головы, у меня есть еще и тело.
— И мясо тоже. Нельзя отказывать телу.
— Тем более что нас ждут тренировки.
— Да. Хотя не усердствуй с ними — тебе предстоит многое прочитать.
— Займемся ими вечером, до того я буду усердно грызть мудрость веков, как прилежный библиотечный мыш.
— Мой белый мышонок, — нежно сказал Легард.
Альбин смущенно наклонил голову, пряча глаза, улыбку и окрасившиеся румянцем щеки за слегка растрепанными локонами. Такой тон вгонял его в состояние «неприлично-неприлично, но как же приятно!»
— Ешь, мыш.
Кормили тут вкусно и вполне на ту цену, что просили. Альбину понравилось, он решил, что харчевня, носившая имя «Жирный гусь», может стать его любимым заведением в городе. Особенно, если сходить перекусить сюда, а потом вернуться работать в библиотеке.
— А вот теперь мы можем прогуляться, покажу тебе город.
Альбин с радостью согласился. Столицу-то он так толком, да и не толком тоже, ни разу не видел.
— Уже весна. Прогулка будет красивой.
Альбин фыркнул:
— Если бы уже стаял снег, и подсохла грязь, ты был бы прав, но сейчас?
— Сейчас тоже хорошо. На фоне голубого неба…
— Идем, — Альбин прихватил кусок недоеденной булки: может быть, покормить голубей или бродячую собаку.
— Посмотри, в этом вся прелесть весны: грязно-серый снег, голубое небо и белоснежные дома. Это красиво, мыш.
Альбин заражался его радостью, его восприятием, неосознанно используя свою силу в желании ощутить то же, что и супруг, посмотреть на мир его глазами, понять его больше, глубже, полнее.
— Посмотри. Просто посмотри…
Альбин сжимал его пальцы, грея свои, прохладные, о его, всегда горячие от внутреннего огня. И соглашался улыбками, кивками, молча внимая тому, что Легард рассказывал. О городе. О тех, кто его строил и разрушал, восстанавливал и расширял. О том, почему улицы носят такие имена. Почему и кто назвал город Кардисом — «Сердцем».
— Но ты, наверное, замерз?
— Ничуть. А вот ты устал, тебе не стоит пока слишком напрягать ногу. Сколько мы гуляли? — внезапно озаботился Альбин, глядя на то, как загораются магические фонари на невысоких постаментах вдоль улиц. — Добрые боги! Мне же надо хоть что-то прочесть!
— Я перескажу и покажу, — вздохнул Легард. — Кое-что я помню.
— Хорошо. С тебя лекции и практика по магплетениям, самоконтролю и алхимии. И учебная дуэль.
— Магическая дуэль?
— Нет, не думаешь же ты, что сможешь отлынивать от тренировок со шпагой?
— А я не смогу?
Альбин рассмеялся:
— Нет!
Подкатил их экипаж, можно было отправляться во дворец. Дел было много, в лавине новых впечатлений утонула та нотка неправильности, что занимала юного никтеро после прощания с Ланой.


13. Фамилиары, эликсиры...


Дома их встретил Эрвил. Он успел соскучиться по «папе Алю» и сразу же повис на нем, требуя внимания. Альбин с ужасом подумал о том, где бы взять еще десяток лишних часов в сутках: он же так разорвется или попросту перестанет успевать выполнять все, что должен. Он, конечно, обязан научиться управлять своим даром. Но все же первейшая его обязанность — это семья, муж и сын. Слава богам, от дел поместья он пока избавлен. Но и других полно!
— Уложим его спать — и я перескажу тебе то, что стоит знать.
Альбин согласился, про себя подумав, что лекцию и тренировку, к примеру, можно совместить.
— Идем, поужинаем с ребенком.
Затянувшаяся прогулка способствовала аппетиту, все съеденное в харчевне давно уже усвоилось. Альбин помог мужу переодеться, сменил костюм сам и подхватил сына на руки.
— Как плошел ваш день? — важно спросил Эрвил.
— Прекрасно, Эри. А твой? — Альбин вернул «правильную», этикетную любезность. Все верно, детей учат буквально с того момента, как они становятся способными запоминать новое. Сперва в виде игр, этим занимаются няньки. Потом, годам к четырем, гувернеры, эти уже учат строже.
— Отлично, папа Аль. Я научился вызывать птичку.
— О, после ужина ты покажешь нам?
— Конечно, папа Аль.
Альбин улыбнулся, легонько поцеловал нежную детскую щечку. Наверное, он все же привязался к Эрвилу, как к своему сыну, это намного, намного глубже, чем он когда-либо представлял для себя возможным.
— Птичку? — Легард усмехнулся. — Отлично.
Альбин прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, что это может быть за птичка у огневичка с сильным и стабильным даром. Кроме феникса, ничего в голову не лезло. Но так рано… фениксы — сильные фамилиары. И силу для существования вне стихийного плана они тянут из мага-призвавшего. Но Эрвил не выглядел истощенным или усталым.
— Она очень ялкая и класивая.
— А как ты ее назвал?
— Оливка. Папа сказал, что надо называть наших животных в честь того, что нам больше всего нлавится.
— А у папы тоже есть птичка? — Альбин приподнял бровь, искоса поглядывая на довольного, словно обожравшийся свежатинки барс, Легарда.
— Не знаю, — нахмурился Эрвил.
— Я его не призывал после нашей свадьбы. Мы оба отдыхаем.
— И как его зовут? — вопрос, вообще-то, был уместен только в кругу семьи, у кого-то другого Альбин бы ни за что не спросил имени фамилиара — за такое могли и на дуэль вызвать. Тут уж без вопросов: магическую. Имя всегда произносится при вызове мысленно, не вслух.
— Хрусталь, — вздохнул Легард.
— Хрусталь? Объяснишь? — они уже дошли до малой, семейной столовой, и даже, кажется, не опоздали.
— Мне очень нравились ограненные куски горного хрусталя, они висели у меня на окне в детской. Самое красивое, что было в воспоминаниях ребенка, они звенели, были похожи на лед, но не были холодными. И я назвал так своего друга. Представления не имею, как ребенок вообще может назвать своего фамилиара, если ему сказано «то, что тебе нравится больше всего». Думаю, какая-нибудь суровая каменная ящерица вполне может носить имя Сладкая Булка.
Альбин благодарно кивнул. Насколько он знал, фамилиары чаще всего появляются у стихийников. Это их прерогатива. Но могут быть призваны и сильным целителем, и менталистом. У алхимиков несколько иной источник магии, вернее, способ ее использования, они, по сути, сами себе фамилиары. А вот могут ли быть таковые у никтеро? Альбину хотелось бы иметь кого-нибудь… Он не знал, кого именно, но думал, что это точно была бы не птица.
— Я могу позвать его, если хочешь. Познакомишься.
— Мальчики, не за столом!
В столовую вошли король и герцогиня, разговор пришлось прервать и заняться ужином. К его завершению Эрвил уже почти клевал носом, видимо, все же призыв выпил из него немало сил. Альбин донес его до детской на руках, а раздевал и потихоньку купал уже спящим.
— Вы такие милые, семья… — отметил Легард.
— Конечно, мы семья, — Альбин осторожно просунул ручонки Эрвила в рукава ночной сорочки, так и не разбудив, поправил подол и уложил в согретую постель, укутывая и подтыкая одеяльце.
— Идем, пусть он отоспится.
— В зал. И можешь начинать лекцию, — Альбин тряхнул челкой: он пока не хотел спать и был готов слушать.
— Начнем с бытовой магии.
Альбин довольно щурился: он был прав, стоило загрузить мозг Легарда чем-то другим, как он резко прекратил ронять шпагу и задумываться над выпадами и финтами. Правда, ошибался в том, что это все же не дага, но это поправимо. Альбин даже рискнул поднять темп и несказанно обрадовался: изменение было мгновенно принято партнером, рисунок боя не утратился и не разорвался. А помимо того Легард еще и основы магии успевал читать. Тяжело было, скорее, самому Альбину, как он и говорил, леворукий боец — головная боль противника. Чувствуя, что устает и теряет концентрацию, он перехватил удар, оттолкнул лезвие и отшагнул, опуская свою шпагу, давая понять, что бой окончен.
— Кстати, ты хотел познакомиться с моим другом?
— Хотел бы.
По залу пробежали огненные всполохи, закружились вокруг магов.
«Наконец-то позвал. Хм, какой милый змееныш. Это твой?».
«Змееныш? Скорее, мыш. Белый и пушистый. Мой», — мысленный диалог велся быстрее голосового.
«Мне виднее», — феникс закатился странным шипящим смехом.
Альбин во все глаза смотрел на «птичку». И понимал, что фениксы никогда птицами не были, скорее, это были пернатые огненные драконы. Потому что грудка, шея и голова с острой клювообразной пастью у Хрусталя были явно не птичьи. Наконец, птица опустила голову вниз, посмотрела на Альбина. Глаза юного никтеро почти сразу затянуло лиловым маревом.
«Здравствуй, Хрусталь».
«Красивый змееныш, сильный».
«Спасибо. А почему змееныш?» — мысленно Альбин похихикал: кем его только не называли уже: мышом, колокольчиком. Теперь вот змеенышем будет.
«До взрослого змея не дорос», — ворчливо отозвался феникс.
«Это радует. Значит, есть куда расти».
«У тебя хорошее будущее. Славное».
Альбин осторожно протянул руку, гадая, позволит ли Хрусталь коснуться себя. Пальцы тотчас ощутили жар огня. Фамилиар мог и не обжечь, если бы захотел. Или если бы его об этом попросил Легард.
«Погладить хочешь?»
«Если можно».
Хрусталь замер, позволяя себя потрогать. Его жар угас, словно втянулся в сверкающую чешую и перья. Альбин аккуратно коснулся дорожки перьев вдоль шеи феникса, этакого своеобразного гребня или гривы. И ахнул, ощутив мгновенный укол боли: перья были острые, на них закапала, впитываясь, его кровь, феникс извернулся и обхватил клювом его палец, не давая отдернуть руку.
«Хрусталь?», — удивился Легард.
«Я запомнил вкус его крови, — довольно зашипел феникс. — Я расскажу о нем другим. Может быть, к змеенышу придет его друг».
«Только предупреди нас, хорошо?»
«Боишься, что придет Темный? — хмыкнул фамилиар. — Он слишком стар и давно не сгорал для возрождения. Он больше не возродится, даже если сгорит сейчас».
«У меня такой замечательный мыш, что Темный не просто придет — он клюнет пониже спины своего нового друга».
Феникс снова зашелся в шипящем хохоте, закидывая голову к спине. Так, хохоча, и растворился в огненных всполохах.
— О чем вы? — Альбин зализывал ранку и таращил глаза.
— О твоем фамилиаре, который может появиться, а может и не появиться.
— А Темный..?
— Вот уж не знаю, что тебе сказать. Это почти мифическое существо, феникс, горящий темным огнем. Остальные стихийные фамилиары считают его старейшим на своем плане. Его никто не видел из людей, точнее, в самых старых преданиях, в сказках простонародья сохранились крохи памяти о Шууте. Так, мол, Темный называет себя. Он единственный, у кого там изначально есть имя.
— Но переродиться он уже не может?
— Или не хочет. Устал.
Альбин мимоходом посочувствовал Шууту — если он так стар, что даже бессмертные создания хаоса считают его таковым, то немудрено хотеть уже немного покоя.
— А теперь идем спать. Как рука?
Альбин посмотрел на порезанный палец. Следа от ранки не осталось. Легард обнял его за плечи и повел в спальню.

Альбину казалось, он устал до невозможности, но теплая вода в купели смыла усталость, как пот. Он взялся за жесткую губку и принялся намывать супруга, ему нравилось, когда его кожа начинала почти светиться от внутреннего жара, становилась гораздо чувствительнее.
— Запомнил что-нибудь из лекции, мыш?
— Тебе пересказать? — Альбин мог бы в самом деле повторить каждое слово, у него была прекрасная память, но хотелось другого.
— Верю-верю. А все понял?
— Ты очень понятно излагал, — Альбин поставил точку в расспросах, смыв пену с Легарда и быстро куснув его за плечо. Небольно и смазанно, больше коснувшись кожи губами, чем зубами.
— Вот и славно. Это примерно полторы книги. Кусачий ты мыш, — Легард рассмеялся.
— А ты — большой-большой кусок сыра. М-м-м!
— Только не съешь меня целиком.
— Что ты, у маленького мыша и пасть маленькая. Я буду откусывать по кро-о-охотному кусочку.
— Уже примерился, чувствую.
— А что еще чувствуешь?
Альбин, повинуясь какому-то наитию, перебрался за его правое плечо и принялся зализывать шрамы. Медленно, представляя себе, как разглаживается кожа. Совсем разглаживается, без единого следа. Легард хмыкал, но терпел это горячее влажное облизывание.
— Это коты могут слизать еду. А у мышей язык гладкий. Если есть.
— И какой… у меня?
Альбин чуть отодвинулся, разглядывая плечо. Совсем чуда не случилось, конечно, видимо, одного желания мало. Но тщательно вылизанный участок кожи был светлее и ровнее тех, что рядом.
— Гладкий. Мышиный такой язык.
— Ужас. Не превращаюсь ли я в мышь? У меня там хвост еще не растет? — Альбин извернулся, стараясь заглянуть себе за плечо.
Легард пощупал.
— Кажется, пробивается.
— Ай! Да ты смеешься!
— Нет, просто не могу так вот сразу рассмотреть. Надо повнимательнее… Иди сюда.
Альбин покраснел, но отдался на волю руки мужа. В конце концов, именно этого он и хотел, не так ли? Именно этого добивался, лаская в теплой воде купели.
— Легард… — голос охрип, стал ниже. — Легард… Гард…
Муж притянул его еще ближе. Поцелуи становились все более нескромными. Ответные прикосновения — тоже. Альбин все еще краснел и смущался, но действовал куда смелее.
— Пожалуйста…
Легард долго его томить не стал, самому не терпелось. Огонь внутри ревел радостно и довольно, собирался в клубок внизу живота, готовый выплеснуться вместе с последним движением. Альбин твердил свое «Гард, Гард!», заставляя Легарда сходить с ума от звуков его голоса, от жесткой хватки пальцев на плечах, от того, как растекаются над водой купели негромкие стоны.
— А-а-аль, — Легард излился в тело мужа.
В момент высшего наслаждения не было места прозвищам. Только короткое, для самых близких, имя. Или другое слово, но память намертво смыкала губы Легарду, и он не произносил его. Не мог сказать, что любит — не был уверен. Ни в себе, ни в муже. Хотя уже признавался себе: хотелось. Быть уверенным в том, что их связывает нечто большее, чем магия брачных уз, доверие и уважение. Спросить? Он скорее откусил бы себе язык.
— Выбираемся, мыш. И спать. Завтра рано на занятия.
Альбин, как всегда, придремавший после ласк на его плече, согласно пробормотал что-то и тряхнул головой, чтобы проснуться хоть немного. Легард помог ему вытереться и повлек в сторону кровати. Мысленно он удивлялся самому себе: раньше именно кровать была тем местом, что он связывал с развратом. Что бы ни происходило в его жизни, соитие обязано было случиться на кровати или чем-то подобном. Теперь же… Садясь за стол в кабинете, он невольно вспоминал, как рассыпались по полированному дереву и жесткому бордовому сукну золотистые кудри. О купели вообще можно лишь молчать. А кресло у камина? А тот ковер в спальне? Какой разврат. Какой прекрасный и будоражащий разврат. За все время брака Легард ни разу не спал ни с кем, кроме законного супруга. И ему хватало, чтобы усмирить внутренний огонь от ревущего пожара до мягко стелющихся над углями язычков.
— Сладких снов, мыш, — шепнул он, обнимая супруга.
Альбин уже спал, на зацелованных губах таилась улыбка.

***

Он все же попросил конспекты у первокурсников. И, что немаловажно, получил их — без возражений и насмешек, как ни странно. Пришлось потратить немало времени на то, чтобы переписать всё. Но так Альбин запоминал еще лучше. Информация отложилась в разуме, вросла в память, занятия с Легардом отточили навыки. Простые бытовые плетения получались легко, главное было дозировать силу. Медитации выходили приятными и придающими сил и спокойствия. Самоконтроль давался все легче — на том уровне, что требовался уже не начинающему, но магу в почти полной силе. Магистр Алор хвалил, старший магистр Алор большей частью молчал — хвалить было не в его правилах, только распекать. И лишь со специфической силой никтеро Альбин не мог пока ничего сделать — не понимал, как именно и что. Вернее, он все еще не мог направить созидающую часть аспекта. С разрушительной проблем не было — подопытных цыплят и крыс он легко уничтожал так, как было задумано.
— Что же делать-то, — размышлял Легард. — В книгах ничего не нашлось?
— Попытаю сегодня мастера Лара, — Альбин был сердит: три месяца он пытался вытрясти из библиотекаря хотя бы какой-то значимый источник знаний. И три месяца тот, словно нарочно, таскал ему всякую чушь, а в архив пройти и вовсе не позволил, а настаивать юный никтеро не решился. Боялся нарушить какое-нибудь неписаное правило — Устав университета он уже выучил.
— Ничего, придумаем что-нибудь. Мне пора на лекцию, тебе тоже.
Огненного Змея все же заманили в стены родного университета, так что три раза в декаду он читал лекции, и еще три — гонял курсантов по полигону или один, или в паре с Хрусталем.
— Удачи, — Альбин легонько поцеловал его в щеку и улыбнулся: Легард смотрелся очень, очень представительно в своей военной форме.
— И тебе.
Легард ушел.
— Привет, колокольчик, — из-за поворота вынырнула Лана.
Альбин поцеловал ей руку, приветствуя. Это ее злило и заставляло нервничать, но он продолжал, надеясь, что девушка, наконец, признается, в чем дело. Или выдаст себя как-то еще. Лана старалась не пересекаться с Легардом. В огромном университете это было сделать просто, да и курсы не совпадали.
— Здравствуй, Лана. Ты снова пряталась от моего супруга?
— Я не пряталась, — заявила она.
— Ты избегаешь его. В чем дело?
— Я пока не готова это обсуждать. Как твои успехи в учебе?
Альбин досадливо покусал губу, но на время отступил. И принялся жаловаться на мастера-библиотекаря.
— Этот… свиновод… злые боги его разорви! В архив нельзя, картотеку нельзя! Сам приносит сказочки для детишек!
— А ты чего ждал? Попроси у него сразу же одну книгу…
— Говори автора и название, я запомню, — Альбин с тоской ждал колокола: опаздывать на пару старшего магистра Алора он категорически не хотел — не слишком любил выслушивать полные сарказма сентенции.
— «Об искусстве чар темных и их сплетении».
— А автор?
— Утерян автор, этой книге добрых две-три тысячи лет.
— И ты уверена…
— Есть она в архиве, есть, я точно знаю. Единственный оригинал и несколько копий. Так что мастер Лар не отвертится — придется тебе ее выдать. Ну, так, сейчас колокол, а мне еще бежать на третий этаж. Увидимся, колокольчик, — Лана потрепала его по затылку и поспешила по лестнице наверх, оставив его у дверей аудитории «Теории целительства».
Альбин поспешил нырнуть в аудиторию. Через пару секунд в дверях нарисовался и магистр Алор. Альбин перевел дух и приготовился писать.
— Сегодня у вас устный и практический зачет, — ехидно кривя рот, «обрадовал» студентов целитель.
Аудитория зашумела.
— Будете тренироваться в заклинаниях остановки крови.
Альбин выдохнул: это было достаточно просто, главное, не перепутать последовательность движений в плетении.
— А на тех, кто перепутает право и лево в плетении, на следующем занятии будете учиться сращивать кости.
Никтеро тихо взвыл и постучался лбом о столешницу: магистр прекрасно помнил его проблему. Занятия с леворуким фехтовальщиком и с обоеруким братом Антонием — тот все же взялся учить юношу метать ножи — не прошли даром. Альбин начал путать руки, хотя его учителя в один голос твердили, что это пройдет со временем.
— Правильно предчувствуете, студент, — одобрил целитель.
Смешков Альбин не дождался: его предчувствию поверили и разделили многие в группе.
— А чтобы вам лучше жилось и быстрее работалось, учиться будете на мне.
— Вы уверены, сэр? — рискнул подать голос Альбин. — Может быть…
— Может быть — что? — поинтересовался магистр.
— Может, позвать вашего помощника, мастера Кериуса?
— Зачем? Хотите мучить бедолагу?
— А если у нас не получится остановить кровь? А вы потеряете ее слишком много?
— Она будет течь медленно, — успокоил его магистр. — Вы же не думаете, что я воткну себе в глаз кинжал?
«Кто вас знает? Волк не собака, дрессуре не поддается, как говорят студенты», — подумал Альбин.
— Первым будете, студент Зарберг. Идите сюда.
Альбин, старательно вспоминая рисунок плетения, потащился вниз. Повторить, конечно же, никто не успел, и он тоже, а тема была из середины года, то есть, ее он уже проходил со всеми, но давно.
Магистр решительно надрезал себе ладонь. Альбин, сглотнув, прищурился и принялся выплетать довольно простой рисунок. Косой крест слева направо, замкнутый в петлю снизу, сжать кулак, разжать и собрать пальцы в щепоть, затем щелчок для активации, во время которого вливать силу.
— Издеваетесь, студент? Левая рука — та, которая с другого для вас бока!
Альбин вспыхнул, готовый сгореть со стыда, повторил плетение, только уже в правильную сторону.
— Отлично. Хоть что-то можете. Следующий!
Альбин вернулся на свое место, устроил подбородок на сплетенных в замок пальцах, наблюдая за первокурсниками, сдающими зачет. Не первый в их жизни, зато первый в его учебе. Кассандр рычал и шипел чуть ли не на каждого. А ведь через два месяца итоговый экзамен. Альбин уже почти ощущал, как сердце срывается со своего места и падает куда-то в желудок, хотя, стараниями старшего же магистра Алора, он знал, что подобное невозможно.
— Подведем итог. Студент Зарберг меня обескровил. Половина группы добила.
«Ну, спасибо!» — мысленно возмутился Альбин. Хотя магистр целитель был прав, сплети он такое заклятье в реальности, вместо остановки кровотечения получил бы фонтанирующий кровью порез.
— На следующем занятии будем учиться лечить переломы. На ком из вас — подумаю.
Ударил колокол, студенты после разрешающего кивка магистра устремились прочь. Альбин не торопился, не любил толчею. Магистр Алор залечил порез чуть ли не взглядом.
— Вопросы, студент?
— Только если вы знаете, отчего я путаю право и лево, сэр.
— От жизни с леворуким мужем.
— Прискорбно. Значит, быстрой реакции мне не натренировать — придется все время себя проверять.
— Придется. Или повысить внимательность.
Оправдываться тем, что он не высыпается, пара первая и отвечал он тоже первым, Альбин не стал. Просто кивнул, попрощался и отправился на следующее занятие. Главное, не уснуть бы на нем в процессе медитации… Хотя он был бы не против продремать полтора часа в тишине…

— Студент Зарберг, вы в порядке?
Альбин вскинулся и отчаянно покраснел, осознав, что все-таки уснул в позе для медитации. И, кажется, проспал всю пару. И не только ее.
— Вас муж разыскивает.
Ругать его старичок-магистр не стал, за что Альбин преисполнился к нему жгучей благодарности.
— Спасибо, магистр Лекаен, и простите, что вот так…
— Идите, идите, юноша, — огневик усмехнулся. — Молодость-молодость, забываем обо всем, даже о сне и отдыхе.
Альбин вздохнул и вышел к Легарду. Это была длинная перемена, можно было пообщаться в одной из пустых аудиторий, сходить в буфет или прогуляться на улице, благо, конец весны и уже развернулись листья, а последние «зеленые» заморозки прошли декаду назад.
— Как движется обучение? — Легард улыбался.
— К экзаменам, — вымученно пошутил Альбин. — Я не знаю, мне кажется, все, что я выучил, куда-то из головы испаряется. Сосредоточиться тяжело, а на медитации я сейчас и вовсе просто уснул.
— Надо отоспаться. Никаких сегодня тренировок.
— Наверное, ты прав… Как твои успехи на ниве преподавания?
— Студенты кричат и бегают как подожженные.
— Как? Или?.. — рассмеялся юноша.
Легард таинственно улыбнулся.

Два десятка минут дали Альбину силы для того, чтобы пережить еще две не самые любимые пары и отправиться на любимейшую — «Основы алхимии». Сегодня у них была практика, и он спустился в подземелье, в длинный-длинный коридор-анфиладу, заполненный узкими шкафчиками, где студенты хранили свои защитные комплекты и оборудование для занятий. Посреди него в два ряда стояли узкие лавочки, позволявшие переодеться аккуратно, сложить вещи. Альбин быстро облачился в защитный костюм, перчатки и шапочку и отправился в лабораторию.
— Здравствуйте, господа студенты. Сегодня будем превращать все, что найдем, в золото.
Мало кто мог понять, что это шутка, но первачки привыкли к тому, что на шутки магистра первым реагирует странный взрослый студент, на эмблеме которого вместо знаков стихии, реторты, золотой звезды или сердца были вышиты черным шелком звезда и белым — человеческий череп.
— На самом деле, смешаем эликсир здоровья.
Многие снадобья целителей носили длинные и неудобоваримые наименования. Этот, к примеру, назывался «Эликсир, повышающий сопротивляемость организма болезнетворным эманациям и малькулям». Магистр Алор, который целитель, говорил проще: повышающий иммунитет. Алхимик и вовсе обошелся одним словом.
— Кто-нибудь скажет мне, почему в эликсире здоровья используется сыворотка из бычьей крови?
Альбин поднял руку.
— Я догадывался, что вы знаете, студент Зарберг. Но давайте позволим ответить вашим товарищам, — в мысленной составляющей бесстрастного голоса алхимика прозвучала усмешка.
Все запереглядывались, вспоминая лекции. Наконец, коллективными усилиями верный ответ был составлен, магистр прошелся вдоль ряда студентов, проверяя их готовность к практикуму, двух отослал в мастерскую с приказом заменить перчатки и питающий камень-накопитель маски.
— Остальные могут приступить. Альбин, вы поработаете в паре со мной, попробуем изготовить более сильный вариант эликсира.
— Да, магистр Алор, — радостно отозвался Альбин.
Когда выдавалась возможность поработать в паре с самим магистром-алхимиком, он просто расцветал от удовольствия. Любимый преподаватель, следить за действиями которого было не только интересно, но и познавательно. Ну, и просто приятно, в конце концов. — Итак, кто помнит первое действие?
— Подготовить ингредиенты первой закладки, сэр! — отчеканили первачки хором.
Мысленно Верлинн смеялся и умилялся одновременно. Он обожал преподавать, хотя не меньше любил и экспериментировать. Но после одной жуткой ошибки, которую он допустил, не сумев вовремя ощутить повысившуюся температуру рабочей реторты, от экспериментов пришлось отказаться. Ему, защищенному своей мраморной кожей, ошибка стоила сожженной одежды, а вот ассистенты-подмастерья могли пострадать гораздо больше. Он принял решение завершить карьеру исследователя и занялся преподаванием.
— Приступаем, — кивнул он.
Дав задание Альбину, магистр успевал пройти мимо ученических столов и проверить расположение реторт, колб, змеевиков охладителей, правильность соединений, высоту пламени горелок, подготовку ингредиентов.
— Если чувствуете не ту температуру, не тот запах, или цвет становится мутным, темнеет, выпадает непредусмотренный осадок — сразу ставьте щит на стол.
К середине пары щитами запестрели несколько столов, Верлинн самолично остановил процессы под ними и велел разобрать оборудование и утилизировать испорченные ингредиенты, проверив, нет ли чего ядовитого в результатах «эксперимента». И вернулся к своему столу и осторожно помешивающему эликсир стеклянной палочкой в чаше Альбину. Тонкопалая ладонь осторожно легла на плечо.
— Как у вас, Альбин?
— Все отлично, магистр Алор.
— Вижу. Добавляйте магию, капельно, синхронно с вытяжкой энхинона.
Альбин кивнул и принялся выполнять указание. Что значит «добавлять магию капельно», «узкопоточно», «широкопоточно» — он уже знал. Капельный метод означал вливание магической энергии краткими импульсами одновременно с каким-то компонентом. В данном случае — с самым пассивным реагентом, который в этом случае вступал в реакцию с основой гораздо лучше. Если эликсир получится — это будет превосходно. Магистр Алор оценит. Оба магистра.
Как и ожидалось, эликсир медленно менял цвет и консистенцию, густея и темнея. У самых успешных студентов он был гораздо светлее — все зависело от окраски аспекта. Жидкость в чаше приобрела уже рубиново-алый цвет.
— Прекрасно, мой юный друг. Достаточно, — пальцы на плече чуть сжались.
Альбин почувствовал трепет где-то в животе и от мыслетона магистра, и от его прикосновения. Это было приятно.
— Магистр Алор будет очень доволен тем, что получилось.
— А вы уверены, что получилось что-то лучшее? — осторожно спросил юноша, рассматривая густое рубиновое… желе, уже не поддающееся стеклянной палочке.
— Уверен, Альбин. Возьмите костяную лопатку и переложите эликсир в банку зеркального стекла.
Альбин принялся за работу.
— Почему именно зеркального, сэр?
— Темный аспект, вплетенный в вещество, не обладающее жесткой структурой, имеет свойство разрушаться на свету. Зеркальное стекло не позволит свету проникнуть в эликсир и разрушить магическую составляющую.
— Понятно, сэр.
— Имеем возможность испытать ваш эликсир в действии. В университете учится болезненный мальчик, слабенький маг. Но очень упорный и целеустремленный ребенок, если ему помочь, энергия, что затрачивается на самоисцеление, может быть направлена на развитие дара.
— Я отнесу ему эликсир.
— И будете вести записи. Это ваше экзаменационное задание от меня и магистра целителя.
— Хорошо, сэр.
— Мы учили с вами, как вести экспериментальные записи. Сдадите их по окончании года, перед каникулами. Можете разбирать установку и очищать инструменты.
Сам магистр отправился по классу, принимая работы, поясняя ошибки, задавая задание на дом. Альбин принялся за уборку после эксперимента.
Сердце трепыхалось где-то в горле, руки подрагивали. Его эксперимент! Его первый созидательный опыт! И пусть в связи с алхимическим зельем, пусть не чистое воздействие, но магистр Алор снова, распознав проблему, отыскал способ помочь, аккуратно и осторожно, без излишнего давления и напора. Добрые боги, Альбин его уже почти любил! Как можно было бы любить старшего брата.


14. Тени прошлого


Со своим «экспериментом» Альбин познакомился на следующий день. Мальчишка, Родерик, чем-то напоминал его самого в этом возрасте, только еще более хрупкий, тонкий. Он тоже был третьим сыном, чей-то будущий младший, но воспитанный совсем не так, как должно младшему. Альбин ничуть не удивился, узнав, кто был отцом Родерика. Барон Симеон Арманд Леконт был соседом и другом барона Лемарка, он был моложе и зачастую приезжал посоветоваться со старшим другом. Неудивительно, что в вопросах воспитания младших он придерживался тех советов, что давал Станнис Лемарк.
— Спасибо, — подросток слабо улыбнулся, беря флакон.
— Поблагодаришь, когда окрепнешь, — Альбин немного терялся, не зная, как себя вести с ним. Не хотелось сугубого официоза, но и фамильярничать он не имел права. — Давай-ка заполним журнал.
— А что надо писать?
— Писать буду я, тебе нужно только отвечать на вопросы. Садись, — Альбин кивнул ему на табурет, устроился на жестком стуле с высокой спинкой за небольшим столиком, «от щедрот» выделенным ему магистром целителем. Тот кружил по своей вотчине, как волк, прислушиваясь к «практиканту» и его «жертве», делая вид или действительно занимаясь собственными делами.
— Полное имя и возраст?
— Родерик Конрад, баронет Леконт. Шестнадцать лет.
Альбин отвлекся от заполнения журнала, внимательно взглянул на подростка. Надо же, шестнадцать! А он не дал бы ему и четырнадцати. Тем большее желание возникало помочь, дать Родерику возможность подрасти, стать сильнее. Нарастить немного мяса на этих хрупких косточках.
— Вставай на весы. Злые боги, ты что, питаешься воздухом и росой?!
— Нет, едой из столовой, — послушно ответил Родерик.
— Ладно, до этого дойдет… Рост… слишком мал для твоего возраста. Я видел твоего отца, он довольно высок. Но не имел чести быть знакомым с матушкой.
— Она тоже высока, — тихо ответил Родерик.
Альбин надеялся, что эликсир и нормальное питание помогут его подопытному подрасти.
— Расплети косу.
Он и так видел, что волосы тускловаты и выглядят сухими, скорее всего, секутся на кончиках. Еще один показатель нездоровья. Родерик послушно стянул ленту. Альбин осмотрел его голову, провел по длинным рыжевато-русым волосам, подтверждая свои выводы. Записал результаты. И принялся за самый натуральный допрос: что и сколько Родерик ест, как спит, как себя чувствует, вплоть до самых интимных вопросов.
— Не стесняйся ни меня, ни магистра целителя. Дальше нас эта информация не уйдет, а мы обязаны знать все в подробностях.
Родерик, преодолев первоначальное смущение, принялся отвечать. Кассандр чутко прислушивался, готовый остановить мальчишку, к которому его муж как-то слишком уж привязался за эти три месяца, если тот зарвется. Но Альбин спрашивал только то, что был обязан спросить любой целитель. И журнал он заполнил тоже весьма умело. Рассчитал дозу, подошел к Кассандру с просьбой проверить.
— Я все-таки не целитель, сэр.
Тот не преминул пересчитать. Нехотя выжал из себя ухмылку:
— Вы не ошиблись, доза верна. Отлично.
Альбин вернулся к внимательно глядящему на них подростку.
— Я могу доверить тебе самостоятельный прием эликсира, Родерик? Встречаться для контроля мы будем раз в два дня, я думаю, мне нет нужды бегать за взрослым юношей, как наседке за цыпленком, напоминая, что лекарство следует принимать дважды в сутки перед едой и перед сном?
— Нет, я все запомню, сэр.
— Альбин, — поправил никтеро.
— Все запомню, Альбин.
На полупрезрительное фырканье магистра Алора юноши не обратили никакого внимания.
— Тогда прими лекарство сейчас, отнесешь его в свою комнату, и мы сходим пообедать. Супруг показал мне такую чудесную харчевню неподалеку.
— Буду вам весьма признателен.
Требовать еще большей фамильярности Альбин не стал — ни к чему. Баронет и младший герцог — птицы слишком разного полета, чтоб это было возможно для обоих без последствий.

Легард нашел их в «Жирном гусе».
— Добрый день. Вижу, учеба идет полным ходом? — голос его прозвучал резким сиплым карканьем, Альбин внутренне удивился — такого он давно не помнил.
— Здравствуйте, мой дорогой супруг, — он поднялся, поймал руку мужа, склоняясь и целуя ее. — Позвольте представить вам баронета Родерика Конрада Леконта.
— Рад знакомству. Легард Огненный змей, герцог Зарберг. Супруг вашего приятеля.
— Мне лестно свести знакомство с вами, милорд, — учтиво поклонился слегка побледневший подросток. Должно быть, ему не сказали фамилию Альбина, а сам он не назвался полным именем.
— Мы работаем вместе над проектом под патронатом графов Алор, — пояснил Альбин.
— О, должно быть интересно.
— Очень. И важно. Но я не хотел бы говорить об учебе за столом. Мы сюда пришли плотно поесть. Мне следует после вернуться в библиотеку и немного поработать с книгами, которые мастер Лар отказывается выдавать на руки.
— Хорошо. Приятного аппетита, юноши.
— Вы не останетесь с нами, милорд? — удивленно приподнял брови Альбин, не понимая, чем супруг так раздражен и на что злится. А то, что он злился, никтеро чуял легко — он вообще теперь с легкостью считывал эмоциональный настрой окружающих.
— Нет, мне нужно пообщаться со своими студентами.
— Что ж, не смею настаивать, милорд.
Разговор, до прихода герцога шедший почти легко и свободно, как-то увял.
— Простите, Родерик, мне следовало представиться вам, чтобы знакомство с моим супругом не стало такой неожиданностью.
— Ничего страшного, Альбин. Просто я не ожидал…
— Чего именно? — усмехнулся тот.
— Что вы — супруг героя войны.
— На зимнем балу я сам не ожидал, что им стану.
— Милорд, я рад, что вы стали моим куратором.
— Это взаимно. Доедайте, Родерик. Вам подали нормальную для подростка вашего возраста порцию, извольте ее осилить.
Родерик постарался съесть все. Альбин проводил его в общежитие, еще раз напомнил о графике приема эликсира и времени следующей встречи, и откланялся, поспешив в библиотеку. Следовало истребовать у мастера Лара ту книгу, что посоветовала Лана. Интересно, откуда алхимик могла знать о подобной литературе? Зачем бы ей это понадобилось?
Библиотекарь поворчал, но книгу выдал. Копию, конечно же. Оригинал, как он сказал, хранился под мощнейшими чарами консервации и был больше предметом престижа, чем читабельной инкунабулой. Альбин покивал, расширив глаза в ответ на означенную библиотекарем стоимость книги, забрал копию и отправился в уютный рабочий уголок. Правда, в библиотеке дворца он был гораздо уютнее, но везти эту книгу домой Альбину отчего-то не хотелось. Он подозревал, что Легард не преминет спросить, кто посоветовал ему это прочесть. А выдавать Лану... Над этим стоило крепко поразмыслить. Несмотря на то, что она что-то от него скрывала, фальши и гнили в ней он не чувствовал. Зато чуял какое-то сродство. К тому же, если Легард все-таки с ней столкнется, ей и без того придется нелегко. Лана явно специально избегает встречаться с ним. Альбин уже не раз думал, что могло их связывать в прошлом. Романтическая история? Нет, даже если и были постельные упражнения, ничем более глубоким, чем это, являться они не могли, а он не ревновал супруга к фрейлинам, не стал бы ревновать и к ней, если так. Но, может быть, Лана была в него влюблена? Ей ведь сейчас около двадцати, а тогда было чуть больше восемнадцати, она вполне могла испытывать к герцогу романтический интерес. Но почему тогда Легард ничего не сказал? Да полно, знал ли он сам об этом интересе, если, конечно, все это не выдумка самого Альбина? В конце концов, Легард не менталист.
Отбросив бесполезные и глупые мысли, Альбин углубился в чтение книги. Потом придвинул к себе чистую тетрадь и принялся делать выписки, перечитывая некоторые абзацы по десятку раз для лучшего понимания и запоминания.

— Кхе-кхе, студент Зарберг, вам не пора ли домой? Библиотека закрывается!
Альбин очнулся, заморгал, глядя на магические лампы, зажженные библиотекарем в этом закутке.
— Как… который час?!
— Восемь вечера. И вас наверняка ждут на ужине дома.
— Злые боги! Да меня наверняка потеряли! — Альбин сгреб бумаги и перо в сумку, поколебавшись, запомнил, на каком месте остановился в работе, и протянул книгу мастеру Лару:
— Я продолжу работу завтра. Прошу вас не убирать книгу далеко.
— Хорошо, молодой человек.
Альбин бегом бросился в конюшни университета. Легард все же уступил его просьбам и в погожие дни младший герцог являлся на учебу верхом, а не в экипаже. По городу и через врата дворца он промчался, словно вихрь, пользуясь тем, что стража уже узнавала его в лицо. Бросил поводья подскочившему слуге и поспешил в их с Легардом покои. Сердце колотилось, как заполошное. Конечно, он ничего страшного не совершил, но все же так погружаться в работу не стоило. Да еще и Легард днем был в каком-то подавленно-злом настроении.
Когда он вошел, в герцогских покоях было темно и тихо. Он щелчком пальцев активировал плетения на магических светильниках и заморгал, привыкая к свету.
— О, ты все-таки нас почтил своим присутствием? — голос Легарда раздался от его любимого кресла у камина.
Альбин непонимающе посмотрел на мужа. На злющего, как скальная химера, и, кажется, пьяного в подметку мужа.
— Легард? Что случилось?
— Ничего особенного.
Читать пьяного оказалось куда проще, чем трезвого.
— Ты зол на меня… Прости, я зачитался в библиотеке, даже не отслеживал время…
— Я просил тебя — не увлекаться. Что ты такое нашел в этой библиотеке?!
— Всего лишь то, что мне было необходимо, чтобы познать суть своей силы. Тебе больше нравился бы никтеро, умеющий лишь разрушать и убивать? — лиловые глаза сузились, Альбин начинал злиться. Да, он увлекся. Но кто мешал Легарду прислать ему вестника? Это заклятие первокурсники учат!
— И что познал?
— Что муж у меня слишком упертый. Вставай, идем в купель.
— Не хочу, я сроднился с креслом.
Альбин, больше не тратя слов, выдернул его из кресла, как морковь из грядки, забросил его руку себе на плечи и крепко обхватил за пояс: Легард, хоть и стоял на ногах, но не слишком твердо. Сколько же он выпил?!
— Положи меня обратно, — слабо запротестовал Легард.
— Прекрати, — зашипел Альбин. — Что за балаган, лорд муж мой? Что вы себе позволяете? Напиваться, как последний бродяга, до нестояния? Ваше счастье, что я пока еще не умею отрезвлять, как это умеют целители!
В купальне он буквально содрал с мужа одежду, правда, в саму купель не столкнул, не так она была глубока, чтобы он не опасался причинить Легарду вред. Свел по ступеням и усадил на среднюю, где вода доходила по пояс. Взялся за губку и мыло.
— Так ты объяснишь мне, на что злишься?
Легард что-то невнятно пробормотал, едва не заваливаясь набок в воду.
— Прости, не расслышал?
— Сегодня годовщина ее смерти! — рявкнул выведенный из себя герцог.
— Это не повод пить! Ты должен был сказать мне, — Альбин, напротив, успокоился, движения из резких стали плавными и аккуратными. — Я ведь не знал дату, но хотел бы тоже почтить ее память.
— Это сегодня.
Альбин молча вымыл его, выбрил, высушил и заставил одеться. Переоделся сам. Вызвал слугу и приказал приготовить экипаж и поминальные дары. Через полчаса все было готово.
— Едем.
— Едем, — Легард глубоко вздохнул.

Путь до храма всех богов проделали в полном молчании. Альбин потихоньку, не вламываясь силой, прислушивался к мыслям супруга, пытаясь понять его чувства к умершей жене. Любовь… каково это? Отделить бы только ее от боли, пропитавшей каждую мысль и движение души.
— Однажды я перестану вспоминать ее, — наконец, сказал Легард.
— Тебе больно сейчас. Но пока ты помнишь, она живет в твоем сердце, ты можешь рассказать сыну о той, что дала ему жизнь, — медленно, раздумчиво сказал Альбин. — Это будет правильно, мне кажется.
— Да… Хорошо, что он не узнал ее…
Альбин понял, что хотел сказать муж этой неуклюжей фразой, кивнул. Эрвилу было гораздо проще смириться с тем, что матери у него нет — он ее и не знал.
— Что ж, идем, почтим память Алиеноры.
Поминальные дары: медовые соты, яблоки, долежавшие до начала лета и не испортившиеся, свежий хлеб, несколько драгоценных камней и горсть жемчуга, локон сына и собственный — нес Альбин. Ему и предстояло положить все это на алтарь, как тому, кто занял место Алиеноры рядом с ее мужем.
— Надеюсь, она рада за нас с тобой.
Альбин не верил в то, что после смерти от человека остается что-то еще, кроме памяти в сердцах родных и потомков. Но все равно кивнул, выкладывая в широкую каменную чашу алтаря подношение. Может, он не прав, и сейчас дух покойной леди Зарберг витает где-то рядом?
Легард смотрел на алтарь, печально улыбался. Алиенора…
— Надеюсь, ты счастлива там, где ты теперь.
Альбин коснулся его руки. Что? Ах, да, огонь… Можно было бы попросить жреца, вон его тень маячит. Но зачем, если он сам — огненный маг? Легард дотронулся до камня, огонь вспыхнул, ровно и весело. Странно, почему он все это время избегал этого? Ведь ни разу не пришел в храм с дарами, словно чувствовал, что не имеет права…
-…обещаю… — донесся сквозь треск пламени едва слышный шепот Альбина.
Легарду стало немного легче. Альбин был прав, он должен помнить, но не травить себя болью.
— Идем, мой хороший, — сказал он, когда пламя прогорело.
Муж крепко переплел с ним пальцы, словно боялся, что он сбежит. Бежать Легард не собирался, в экипаже обнял Альбина, прижав покрепче к себе.
— Ты больше не злишься? — тот спрятал лицо у него на плече, и от этого голос прозвучал глуховато.
— Нет. Просто я волнуюсь о тебе.
— Со мной все будет хорошо. Я не слабенький младший, который и шпагу-то в руках держал только раз ради написания портрета.
— Это университет магии… Что угодно может случиться.
— Разрушающим аспектом дара я уже владею неплохо, да и выдержка у меня тоже крепче стала. И я помню твои слова насчет дуэлей.
Легард помолчал, вдыхая аромат его волос, наслаждаясь теплом его тела. Было хорошо, боль, терзавшая его душу с самого утра, едва только вспомнил, какой нынче день, улеглась, словно сизый пепел на угли.
— На ужин ты опоздал, так что придется есть сыр.
— Неужели только один сыр? — Альбин передвинул голову, поцеловал его в шею под ухом.
— А еще мясо, хлеб, вино. Но можем и приказать всё разогреть и подать заново.
— Ты сам-то ел хоть что-то? — вздохнул Альбин, сомневаясь в положительном ответе.
— Да, немного…
— Тогда прикажем разогреть и нормально поедим. И, Легард…
— Да?
— Мы семья?
— Конечно, — слегка удивленно отозвался тот.
— Тогда не переживай все в себе, пожалуйста. Ты можешь рассказать мне все. Я знаю, от этого, даже если я не смогу как-то помочь, все равно станет легче. И еще… — Альбин покусал губу, посопел и решился. — Мне тоже нужно тебе кое-что рассказать.
— Я внимательно тебя слушаю, — кивнул Легард, насторожившись.
— Дома. Я в самом деле проголодался, — улыбнулся Альбин, мысленно пытаясь выстроить беседу.

Легард дал ему и себе время прийти в нормальное расположение духа, поесть, успокоиться. Несмотря на то, что за окнами уже была весна, камин в покоях герцога все равно горел, это приводило огненного мага в умиротворение. Слуги развернули кресла к камину, поставили на столик вино и бокалы и по знаку Легарда испарились.
— Теперь я готов тебя выслушать, Альбин.
Юноша кивнул, поднял бокал, занимая руки.
— Гард, вы с курсантом Дарай были… гм… близки во время войны? — он слегка покраснел, но взгляда не отвел.
— С Ланой? Да, можно и так сказать, у нас были рядом палатки. Тогда алхимики работали на передовой, мы старались прикрывать их, как и целителей.
— Я не о том. Хотя… даже не знаю.
— А о чем? О! Я понял. Нет, мы не были любовниками.
— Она ведет себя так, словно была в тебя влюблена, и теперь ей неловко показаться на глаза. Но со мной общается вполне дружественно. Ты хорошо ее знаешь?
— Меня тогда мало интересовало все вокруг, но она отлично делала свою работу, мы довольно тесно общались.
Альбин задумался.
— Хорошо. Насколько древен род Дарай?
— Достаточно, чтобы их владения были одними из самых обширных.
— Значит, теоретически, в их роду могли быть никтеро? Где-нибудь это можно проверить?
— Можно. Думаешь, она — никтеро?
— Не знаю. Я чувствую определенную степень сродства, но… не могу понять. К тому же, она алхимик, и ее дар вполне силен. Быть никтеро ко всему прочему она не может. И это запутывает меня еще больше. И… я не чую в ней злых помыслов и желания причинить вред.
— Она очень странно ведет себя.
— Пообещай, что пока не станем впутывать в это людей ее светлости? Может быть, я все напридумывал себе сам, и дело именно в романтической привязанности Ланы к тебе. Давай, попробуем разобраться вдвоем? Поговорим с ней.
— Хорошо, сделаем это завтра.
Альбин отставил бокал на столик, пересел на подлокотник его кресла и крепко поцеловал, благодаря за понимание. Легард улыбнулся ему.
— Ты самый лучший, знаешь? — Альбин обнимал его лицо ладонями и вглядывался в глаза, похожие на багровые угли в камине.
— Теперь знаю. Но ты повтори это еще раз?
— Ты… самый… лучший…
Перемежать слова поцелуями было забавно. Легард потянул его на свои колени.
Мысли о Лане и прочем незаметно испарились, как и скорбь по ушедшей супруге. Здесь и сейчас был Альбин. Рядом с ним было по-настоящему тепло.

***

— Встретимся в библиотеке после пятой пары. Я попрошу Лану помочь мне разобраться с одной книгой, а ты придешь чуть позже, чтобы она не успела сбежать, — Альбин посмотрел в окошко экипажа и поежился: с ночи на Кардис налетел тайфун, лило как из ведра. Хотелось остаться в постели и не высовывать носа из-под одеяла, но пришлось ехать на учебу. Хорошо еще, это последний день декады, и за ним следуют два выходных дня.
— Хорошо. Встретимся в библиотеке.
Альбин привычно уже поцеловал его в щеку и отправился на занятия.
Он едва высидел все пары, очень помогли занятия по самоконтролю. Ну и то, что сегодня не было алхимии — не хотелось расстраивать невнимательностью магистра Верлинна. Лана попалась ему в коридоре, улыбнулась. Сами боги благоволили их с Легардом затее, упускать шанс Альбин был не намерен.
— Добрый день, Лана, — нервировать ее в этот раз он не хотел, так что целовать руку не стал. — Можно у тебя попросить помощи?
— Конечно, колокольчик.
— Идем, я не стал забирать книгу с собой, так что придется засесть ненадолго в библиотеке. Ты не торопишься?
— Ничуть, что ты.
Альбин прошествовал с ней к библиотеке, краем глаза заметив успевшего свернуть в боковой коридор Легарда. Потребовал у мастера Лара ту самую книгу. Библиотекарь с ворчливыми комментариями о том, что таким юным младшим не стоило бы вообще знать о подобных аспектах сил, выдал фолиант и… ушел по своим делам. Должно быть, с ним уже побеседовал герцог. Альбин, внутренне холодея, предложил Лане сесть и сам устроился рядом, перекрывая возможность сбежать.
— Так что ты хотел у меня спросить, колокольчик?
— Для начала, кто ты на самом деле, — выдавил он, глядя ей в глаза и осторожно пробираясь через ментальные щиты и обманки.
— Что ты имеешь в виду? — Лана вскочила. — Так, колокольчик, это все занятно, но я ухожу. И не лезь мне в разум, за такое на дуэль вызывают!
— Лана. Или все же нет? Остановись, — Альбин предостерегающе поднял руку. — Я не хочу делать тебе больно. Но я знаю, что ты скрываешь что-то важное. Это может быть опасно для Эллора, и я обязан узнать. Будет лучше, если ты скажешь сама и здесь. Пожалуйста.
— Это не несет никакой опасности для Эллора, а теперь прочь из моей головы! Или больно тебе сделаю я.
Альбин видел, как ее пальцы нырнули за обшлага форменной куртки.
— Прости, я, правда, не хотел…
Контроль над чужим сознанием вызывал в Альбине только гадливость, напоминая о том неудачном уроке магистра Дерени. Он не собирался потрошить ее память, но заставить ее не двигаться мог.
«Пожалуйста, не сопротивляйся. Я не полезу в личное, в твою память без твоего разрешения. Просто успокойся. Сейчас придет Легард, ты расскажешь ему. Он сможет тебя защитить, если это потребуется».
Ответом стала стена, глухая и непробиваемая. Знаний, чтобы ее обойти или разрушить, у Альбина пока не хватало, а силой ломиться он не хотел — это могло убить ее. Зато, занятая поддержанием защиты, Лана не могла сопротивляться в реальности. А Легард уже был здесь.
— Обездвижь ее. Боюсь, чтобы не отравилась или не попыталась отравить нас.
Легард медленно выплел заклятье магических уз, накладывая их на девушку.
— Отпускай через тридцать пять секунд.
Альбин выждал означенное время и так же осторожно вернул контроль за телом самой Лане, покинув ее разум. Пощелкал пальцами перед ее лицом.
— Очнись, пожалуйста.
Лана дернулась, но из хватки заклятья вывернуться не смогла, ее руки были полностью обездвижены, да и дышать ей было трудно.
— Отпустите. Я ничего не стану делать.
— Никаких алхимических штучек? — вкрадчиво пробормотал ей на ухо герцог, удерживающий плетение.
— Никаких. Обещаю.
Сбросив плетение, Легард обошел ее кресло и сел в то, что стояло напротив, с которого встал Альбин. Никтеро устроился на подлокотнике, чутко отслеживая каждое движение Ланы.
— Итак, начнем сначала. Кто вы? — заговорил герцог.
— Лана…
— Нет, я хорошо знал Лану Элизу. Поэтому вы меня избегаете.
Девушка подавленно замолчала, опустив взгляд в пол.
— Пожалуйста, ответь, — Альбин наклонился к ней, поймал ее ладони, прислушиваясь. Он мог уловить отголосок магии никтеро. Словно кто-то вплел ее когда-то в магические потоки тела. Но сама «Лана» была алхимиком, это сомнению не подлежало.
— Я не могу. Это… Навлечет беду на весь Эллор, если кто-то узнает…
— Здесь только мы втроем, — Легард перекосился в усмешке. — Ну же, говорите. Если понадобится, мы дадим магическую клятву о неразглашении. Но я должен знать, чего именно.
— Моей личности. Дайте клятву.
— Настоящая Лана Элиза погибла, не так ли? В плену у плентийских дознавателей.
— Да. Я пыталась ее спасти, но не смогла.
— Вы выглядите, как она…
— Работа мастера тел, — дошло до Альбина. — Вот откуда отголосок магии никтеро!
— Со мной работал лучший мастер, — кивнула девушка.
— С какой целью? Новые веяния в союзах старших и младших супругов — ваших рук дело? — посуровел Легард, напрягся.
— Что? — удивилась девушка. — Какие веяния?
— Альбин?
— Не чувствую лжи.
— Тем не менее, я не смогу доверять без доказательств.
— Хорошо… Вам я доверяю, герцог Зарберг. Мы танцевали с вами на балу четыре года назад. У меня в волосах была красная лента. И я вылила на вас бокал вина, засмотревшись на вашего спутника.
— Принцесса Айдора? — глаза Легарда слегка округлились. — Но вы… Но почему?.. Зачем, в конце концов?!
— Вы еще громче могли проорать? — разъярилась девушка. — Я просила вас!
— Да нет здесь никого! И «полог дипломата» на этой части библиотеки! — рявкнул в ответ герцог. — Маг я, по-вашему, или нет?
— Здесь есть, как минимум, пара лишних ушей.
— О, ну, спасибо, — обиделся Альбин. — Лишними ушами меня еще не называли.
Принцесса Айдора сверкнула на него глазами, не ответив на эту реплику ничего, снова повернулась к герцогу.
— У меня были причины покинуть Плент.
— Не сомневаюсь. И понимаю, почему под чужой личиной. Но что вы будете делать, когда из тех, кто вам помогал сбежать, выбьют признание?
Девушка пару мгновений молчала, потом сгорбилась, закрывая лицо руками.
— Не выбьют… Он уже мертв… Именно поэтому я была так спокойна.
— Замели следы?
— Наставник был уже стар. Это была его идея, я только… сварила для него быстродействующий яд… — она всхлипнула.
— Не чую лжи, — шепнул Альбин на ухо Легарду. — Она говорит правду.
— И что теперь будет, герцог Зарберг?
— Что будет, что будет… Почему вы не подошли ко мне или к Фиорану сразу? Ну, или хотя бы после победы?
— Я не могла. Мне нужно было подумать, принять решение.
— И каково оно теперь?
— Я не могу позволить кому-либо вернуть меня в Плент.
— С этой внешностью? Вас в лучшем случае упекут в тюрьму, в худшем — казнят. Конечно, не можете. Но вы вообще знаете, что через считанные декады Лана должна закончить обучение и обручиться с тем, кого выберет для нее отец?
— Нет, у меня не так много ее воспоминаний… — известие Айдору не порадовало, это было видно сразу.
В библиотеке повисла напряженная тишина. Легард обдумывал узнанное, принцесса Плента — свое положение, оказавшееся внезапно весьма шатким.
— Ваше высочество, — подал голос Альбин, — вы все еще питаете чувства к королю Фиорану?
— А если и так, то что?
— Ну, он свободен от брачных уз, если рассказать ему все без утайки, он сможет предложить свадебный союз вашему… то есть, отцу Ланы.
— Я подумаю. Может быть, это наилучший выход.
— Только не думайте так же долго, как до этого, — насмешливо просипел Легард. — И да, клятву я дам, с условием, что смогу передать полученную информацию кузену.
— Хорошо. Клянитесь.
Альбину пришлось давать клятву без исключений. Он мог обсудить случившееся с мужем, но не более. Легард обговорил исключение. Белые вспышки опоясали их тела и впитались в средоточие магии — в солнечное сплетение.
— А теперь мне пора, завтра много занятий, — Айдора снова играла Лану.
Альбин догнал ее у дверей.
— Лана… то есть…
— Лана, и никак иначе.
— Простите меня, — юный никтеро очень не хотел терять расположение одного из тех людей, кто был к нему добр. — Пожалуйста, поймите, я не мог поступить иначе!
— Не опаздывайте на занятия, — Лана отвернулась и быстрым шагом удалилась.
— Не переживай так, мыш, — подошедший к нему Легард обнял за плечи, и Альбин уткнулся ему в грудь носом. — Ты все правильно сделал.
— Да, я… Надеюсь…
— Идем домой?
— Да. Спасибо, что помог мне. И что поверил моим домыслам и подозрениям.
— Мне нужно к кузену. Срочно.
Альбин вздохнул:
— А подумать ты времени ей не дашь? Он же сразу разовьет бешеную деятельность.
— Я скажу, чтобы он был аккуратен.
Альбин кивнул. Тут он уже ничего не решал.


15. Каникулы


Время до конца учебного года пролетело для Альбина как-то очень быстро, он не успел и оглянуться — а уже нужно было сдавать экзамены. Самым главным экзаменом он считал завершившийся на промежуточной стадии эксперимент с зельем здоровья. Родерик, принимавший эликсир ежедневно, за восемь дидеций* с момента начала эксперимента при посильном участии Альбина перестал выглядеть, словно замученный в темнице цветок.
— Отлично, — кивнул старший магистр Алор.
— В самом деле, сэр? — изумленно глянул на него Альбин.
— Не имею привычки завышать оценки незаслуженно, — рыкнул магистр.
Альбин предпочел не вступать в полемику и только поблагодарил.
Тогда же, перед экзаменами, он все же поймал Лану-Айдору, чтобы поговорить. Если девушка выйдет замуж за его величество, они станут одной семьей. А в семье не должно быть недомолвок и проблем.
— Говори быстрее, — она лихорадочно листала конспекты.
— Ты… Вы простите меня?
Девушка нехотя взглянула на него.
— Да. Однажды.
— Неужели я сделал ошибку? — Альбин не отводил глаз. — Неужели поддержка герцога Зарберга вам была не нужна?
— Не лезть не в свои дела бывает полезно, младший герцог Зарберг. Побеседовать с… высокопоставленной особой монаршей крови я могла и без вас. Он менталист, знаете ли.
— А как бы вы поступили на моем месте? — разозлился Альбин. — Когда не знаешь, то ли перед тобой шпионка, зачем-то втершаяся в доверие, то ли нет? Что ж, леди Дарай, я более не потревожу вас, какое бы решение вы ни приняли. В самом деле, разве могут младшего герцога касаться дела старших.
Она кивнула и снова погрузилась в чтение конспектов.
Альбин до конца дня проходил мрачный и злой, а компанию выпускников-стихийников, решившую, что его можно безнаказанно зажать в темном углу, изрядно придушил, прежде чем отпустить.
— Господа, снимите шоры с глаз.
Стихийники расползлись кто куда, болезненно шипя.
Альбину хотелось кого-нибудь убить. Не сдерживать свою проклятую силу, выплеснуть ее одним широким потоком, как иногда Легард выпускает свой огонь. Он прислонился к стене в оконной нише, стараясь дышать ровно, загоняя клубящуюся тьму поглубже.
— Альбин? Что с вами? — ровный шелестящий голос и нотка участия на мысленном плане.
— Магистр Алор… Ничего. Проблемы с общением.
— Идемте, — магистр протянул ему руку. — Пообщаемся.
И тихий смешок в мыслях.
Альбин двинулся за ним следом.
— Не буду вас компрометировать, поэтому предлагаю прогуляться по университетскому парку. Расскажите, что вас гнетет, Альбин.
— Не уверен, что смогу это передать полностью.
— Просто говорите, Альбин. Иногда это помогает.
— Просто я кое-что сделал. Из лучших побуждений. И считаю, что прав. Только вот один человек так не считает.
— Только один? А остальные люди? Ведь они есть, верно? — тонкопалая ладонь осторожно сжала плечо, почти незаметно, но от этого жеста Альбину стало теплее и спокойнее.
— Не знаю. Из тех, кого это касается… Их всего четверо. Мой супруг поддержит меня.
— Тогда… — пауза в речи магистра была наполнена целой бездной смыслов и чувств, Альбин даже не все сумел уловить. — Тогда все хорошо. На остальных просто не обращайте внимания. Если ваш супруг будет рядом и за вас — весь мир может быть против, это неважно.
— Да, так оно и есть.
Альбин покусал губу и внезапно решился. Раз уж они с магистром говорят на столь… деликатные темы, возможно, он может спросить… Или не стоит, вдруг получится, как с Ланой?
— Спрашивайте, Альбин, я же вижу, что вас просто разрывает, — мысленный голос Верлинна звучал смешливо и почти ласково.
— Каково это — быть равным?
Верлинн мысленно хмыкнул, держа паузу. Хотел ли он рассказывать что-то? С Альбином было на удивление легко общаться, гораздо легче, чем с Кассандром. Мальчик был темным менталистом, что весьма облегчало задачу. Светлые в разум Верлинна пробиться не могли, а вот Альбин как-то сумел подстроиться, не вламываясь, не одурманивая, а словно бы входя в резонанс.
— Когда мне было семнадцать, один весьма самоуверенный молодой аристократ решил, что влюбился в меня. Ничем, кроме потакания собственному «хочу» это не было, но благодаря алчности моего старшего брата едва не сломало мне жизнь. Добрым богам и одному алхимику благодаря я сумел отстоять свои права и заключить равный брак, отказавшись стать младшим перед алтарем. А быть равным — это тяжело, Альбин. Это в самом деле каждодневное противостояние двух воль. И только от вас будет зависеть, станет ли оно союзом или так и останется вооруженным перемирием.
— Я надеюсь все-таки на союз…
— Это добрая надежда. И вы, мой юный друг, достаточно сильны духом, чтобы стать для супруга равным союзником. Не отчаивайтесь, все образуется.
Альбин кивнул. Ни с кем, кроме сестры, он раньше не мог поговорить и ощутить такую поддержку и надежду. Да и с Илоной было не так. Разговоры с Легардом не стоило и сравнивать — они были совершенно иного плана и эмоциональной окраски. Он пока еще не мог сказать, какой именно. Или не желал себе признаваться. Или боялся признать? Боялся, скорее, того, что признание поставит могильный камень на его надеждах стать равным.
— Никаких проблем с учебой нет? — уточнил магистр.
— Боюсь экзаменов, — в приступе искренности признался Альбин.
— Их все боятся. Даже мы.
— Вы? — изумился Альбин. — Но почему?
— Талантливые юные умы от волнения могут на практической части натворить такое…
Юноша сдавленно хихикнул, пытаясь удержать смех. Хотя с точки зрения магистра ничего смешного наверняка не было.
— Ох, простите, сэр. Особенно, должно быть, опасаются экзаменов стихийники.
— И целители. Был у моего супруга один студент. Так волновался — пришил руки не на те места.
— Боги, куда же их можно было пришить?!
— Местами поменял.
Альбин, стараниями магистра Алора знавший, что и как располагается в теле человека, только покачал головой: это как же надо было переживать, чтоб умудриться мышцы соединить неправильно?
— Пожалуй, теперь я не стану так сильно бояться, вспоминая ваши слова, сэр.
— И это хорошо. Ах да, звали того студента Легард.
Альбин осекся и захлопал глазами, переваривая сказанное. А потом просто прислонился спиной к ближайшему дереву, чтобы не упасть от хохота, да так и сполз на траву, поминутно вытирая слезы ладонями.
— Так что не бойтесь экзаменов.
Альбин знал, что алхимик вряд ли ощутит прикосновение, но все равно поймал его ладони, сжимая в жесте благодарности.
— Спасибо, сэр. Вы делаете для меня так много, я не знаю, чем смогу отплатить вам за ваше участие!
— Просто хорошо учитесь.
— О, я обещаю быть самым усердным студентом университета! — с горячностью воскликнул Альбин.

Экзамены прошли… буднично. Альбин только через пару дней осознал, что не нужно спешить на занятия, глотать книги, тренироваться до десятого пота в плетениях. За прошедшие месяцы он настолько влился в сумасшедший ритм жизни студента, что сейчас ощущал себя, словно в озере теплого киселя: суеты нет, за окнами горячо полыхает лето, Легард смотрит с понимающей насмешкой в глазах.
— Добрые боги, неужели я закончил?
— Первый курс, мой драгоценный мыш, только первый курс.
Альбин душераздирающе застонал. Легард потрепал его по волосам.

Альбин не вникал во все дворцовые дела — ему попросту не хватало времени во время учебы. Только знал — Легард рассказал — что граф Моро поднял данные по курсанту Дарай, выясняя, что происходило на границе с Плентом после того, как Легард был ранен. Король оказывал Лане Дарай недвусмысленные знаки внимания, так что интерес был вполне объясним. Биография мастера-алхимика, едва-едва получившего свою серебряную цепь с медальоном, была кристально-чиста. Героиня войны, извольте видеть. В деле курсанта-алхимика не было никаких упоминаний о плене, только о ранении и частичной потере памяти вследствие оного. После жестокой двухсуточной атаки, когда убитых было больше, чем раненых, да еще и плентийские сволочи то и дело мешали целителям собирать тела и тех, кто еще цеплялся за жизнь, контуженную магическим взрывом девушку обнаружили совершенно случайно и лишь потому, что она пришла в сознание и выбралась из небольшого оврага. Повезло — на нее почти тотчас наткнулся отряд эллорцев с целителем. Первые несколько суток она вообще могла только мычать, менталист, осмотревший ее, констатировал серьезные повреждения памяти — некоторые ее части были словно вырваны, некоторые — размыты. Обычное дело при контузии. Ее отправили в столичный госпиталь, где она и выздоравливала еще несколько месяцев. После чего была восстановлена в Высшей академии и продолжила обучение на мастера-алхимика.
Альбин не мог не признать, что подмена была проделана просто ювелирно. Должно быть, готовилась Айдора к подобному трюку долго и тщательно. С Альбином, когда случалось пересечься на каком-нибудь приеме, леди Дарай не разговаривала. Юноша тоже делал вид, что не знаком с ней, хотя ему было обидно до слез. Наконец, было объявлено о скорой свадьбе короля и Ланы Дарай. Маркиз Дарай с радостью дал согласие на этот брак. Еще бы он не дал — породниться с самим королем! Альбин, в принципе, и не сомневался в исходе ухаживаний.
— А что говорит разведка? Или плентийский монарх списал дочь со счетов?
— Он все еще ее разыскивает.
— Но прошло полтора года. Неужели она так замечательно замела следы?
— Видимо, так.
Разговор этот происходил в дворцовом парке, где Эрвил с воплями гонял разноцветных длиннохвостых кау, ленивых и вальяжных. Поэтому, когда над их головами прозвучало:
— Не совсем, — в говорившего полетел огненный шар размером с яблоко и ловчая сеть, сплетенная из магии никтеро.
Ястреб только чудом увернулся от одного и второго, свалившись с дерева и сразу поднимая руки:
— Не убивайте меня, милорды!
— Кажется, у нашей семьи это вошло в привычку… — проворчал Легард.
— Опять ты! — раздраженно зашипел никтеро, с трудом обуздывая свою магию — Ястреб прямо чувствовал, как тянутся к нему жгуты темной силы, готовые оплести горло и выдавить жизнь.
— Могу позабавить новостями из жизни плентийского двора, — шпион вжался спиной в дерево.
— Давай, — кивнул Легард.
Ястреб покосился на успокоенного прикосновением мужа Альбина, жестом предложил дойти до скамьи под раскидистым кленом и в один прыжок угнездился в развилке дерева.
— Наша разведка донесла, что принцесса Айдора вернулась под отчий кров после полутора лет обучения в какой-то из высших школ алхимии в Эрани.
— Эрани нейтральна, — пояснил Легард.
— Кое-кто утверждает, что это вовсе не принцесса Айдора. Мол, выправка у нее военная, манеры не те.
— И что это нам дает? — уточнил Легард.
— Ну, насчет вас — не знаю, а вот леди Дарай может спать спокойно, — шпион подмигнул ему.
— И как ты узнал?
— Должен же я оправдывать свое призвание. Кстати, ее светлость были не очень довольны тем, что вы скрыли такую информацию. Его величество тоже не сказал ни слова.
— Но все ведь хорошо, не так ли?
— И только поэтому герцогиня не вызвала вас к себе на ковер, — фыркнул шпион. — Кстати, я вам этого не говорил, — он снова подмигнул, — но наш венценосный жених высказал желание, чтоб невеста нашла общий язык с его семьей.
— Боюсь представить, как она выполнит это желание.
— Ну, я предупредил. Я прощен? — Ястреб спрыгнул с дерева, вытянулся перед ними, лукаво поблескивая глазами.
— Прощен, — кивнул Легард.
— Прощен… на этот раз, — буркнул Альбин, терпеть не могущий привычку Ястреба появляться внезапно, когда его вообще рядом быть не должно.
Ястреб мгновенно исчез неслышной тенью.
— Помиришься?
Альбин пожал плечами.
— Я не ссорился с ней. Но первым не подойду. Мне хватило одного раза, чтоб запомнить, что младшим не следует совать свой нос в чужие дела.
— Злопамятный мыш.
— Я не злой, отомщу и забуду.
Легард посмеялся.
— Идем, мыш.
— Если ты оторвешь сына от отрывания хвоста очередному кау — конечно, — фыркнул Альбин, морщась от немелодичного ора несчастной птицы.
— Эрвил! Не мучай птичку!
— Я только хотел пер-р-рышко! — звук, над которым Эрвил бился так долго, он теперь выговаривал раскатисто и удлиненно, хвастаясь тем, что может.
— Перышко можно было взять у смотрителя сада. Птицам больно, Эрвил.
— Больно?
Альбин подошел к ним, присел рядом с сыном.
— Если тебя дернуть за волосы так, чтобы выдернулось несколько волосинок, тебе будет больно?
Мальчик настороженно кивнул.
— Их перышки — это их волосинки.
— Я должен извиниться перед птичкой.
— Думаю, тебе следует просто отпустить ее. Извиняться стоит перед тем, кто может понять тебя и принять извинения.
Птица унеслась, возмущенно клекоча, Эрвилу оставалось утешаться красивым пером. Золотистое, с зеленым и красноватым отливом — смотря как повернуть — оно было очень красивым.
— Сделаем тебе для него зачарованный наконечник, и будешь учиться им писать.
— Хор-рошо. Оно такое яр-ркое.
Альбин подхватил сына на руки, улыбаясь:
— Яркое. Идемте, время к обеду.
На обеде герцогиня бросала на сына многозначительные взгляды, но помалкивала. Король Фиоран явно веселился — Альбин чуял отголоски его эмоций, хотя по лицу мужчины нельзя было прочесть ничего. Антоний, как и прежде, витал в облаках, вернее, в своей мысленной библиотеке, отстраняясь от дворцовой суеты.
— Легард, задержись после обеда, будь так добр.
— Да, матушка, — герцог не испытал прилива энтузиазма от предстоящего разговора, но перечить матери не мог.
Герцогиня пригласила сына пройти в свой кабинет, жестом указала на привычное уже ему кресло у камина. Легард устроился в нем с ощущением, что сейчас будет разнос. И впервые в жизни ошибся.
— Знаешь, зачем ты здесь, сын?
Он кивнул, внимательно вглядываясь в лицо матери. Сквозь прекрасную маску цветущей зрелости просматривалась застарелая усталость — в глазах, в движениях рук. В самом деле, она ведь уже не так молода, как хотелось бы, и власть в руках Фиорана, но она продолжает нести бремя государственных забот наравне с ним, поддерживает, советует, подсказывает. Как же она, должно быть, устала, его бедная матушка! Легард ощутил укол сочувствия. Столько потерь, вечный траур по мужу и детям, висящая замершим заклятьем над головой постоянная угроза войны с Плентом… И они с Антонием, бессовестно отстраняющиеся от государственных дел… Стыдно.
— Почему ты ничего мне не сказал?
— Матушка… Я поклялся молчать о личности леди Дарай, — Легард наклонил голову. — Но я сказал кузену!
— Она точно не опасна?
— Это лучше спросить у него, я-то не менталист.
Герцогиня вздохнула. Влюбленный менталист. Дурак дураком, отметающий даже то, что его избранница сейчас не похожа сама на себя — душа же главное! Добрые боги, уберегите…
— Как твой супруг?
— Прекрасно. Сдал экзамены и выдыхает, — усмехнулся Легард. — Поверить не может, что один учебный год позади. И что впереди еще шесть таких же.
— Бедный мальчик. Ничего, втянется.
— А как ваша воспитанница, матушка? Им все так же нельзя пока видеться?
— Пока что нет. Ты знаешь, до первого бала.
— Значит, еще полгода… Как ее успехи? Вы уже выбрали для нее супруга?
— Успехи прекрасны. Супруг… Пока я повременю с этим. Подожду предложений после бала.
— Вас завалят ими, — рассмеялся герцог. — Такая жемчужина — воспитанница самой герцогини Зарберг!
— Буду тщательно рассматривать. Советуясь с Илоной.
— Даже так? Дадите ей шанс выбирать?
— Конечно. Супруга-никтеро… Возможная никтеро… мало кому под силу.
— Думаете, она тоже?
— Сын мой, не только твой супруг вытряс из архивариуса Лара книги о темных аспектах, — снисходительно усмехнулась герцогиня. — Все дети кровосмесков несут в себе проклятие темной магии, если вообще рождаются. Магия защищает саму себя — большинство кровосмесков не могут иметь детей вовсе, именно поэтому никтеро так редки.
— И раз его братья смогли зачать детей…
— Они просто люди, без магических способностей. Но вот дети их детей… Им вполне может передаться как темный, так и светлый аспект. Здесь невозможно угадать. Дети Илоны, скорее всего, магами не будут, а вот их дети будут никтеро без вариантов. Пульсирующий дар.
— О… Спасибо, матушка.
— Если вдруг ты когда-нибудь позволишь своему супругу бастардов, они также станут родителями никтеро, — отправила в сердце Легарда последний укол герцогиня. — Ступай, сын мой. И готовьтесь с супругом к летним балам, вы прекрасная пара, и я жажду видеть вас.
— Мама! — возопил Легард.
Она со смешком прогнала его прочь взмахом веера. Пришлось подчиниться.

— Как прошел разговор? — встретил его Альбин.
— Нам приказано появляться на всех балах сезона, — прорычал Легард.
— Это всего шесть вечеров, — Альбин обнял его, успокаивая так же, как его самого успокаивало прикосновение к мужу.
— Целых шесть. И зачем?
— Ты сам говорил, что это наш долг — поддержать его величество.
Легард тяжело вздохнул, зарываясь носом в легкие локоны младшего.
— Ты прав, мыш, как всегда.
Эрвил потребовал к себе внимания, и пришлось разорвать объятия, заняться сыном.
Альбин не роптал на то, что на себя у них остается довольно мало времени, почти весь день занимает возня с мальчиком, его занятия, игры, прогулки. Ему нравилось такое времяпрепровождение, тем более что с ними рядом всегда был и Легард, наверстывающий первые два года жизни Эрвила и своего отсутствия в них.
Эри рос ребенком веселым и беспроблемным, послушно занимался магией, играл со своей «птичкой» Оливкой, хвастался успехами родителям. Он так легко принял Альбина, что Легард сперва даже удивлялся. Потом перестал: разве можно было не принять? Альбин, при всей своей юности, был достаточно умен, чтобы находить подход к самым разным людям. Правда, не ко всем. Тем, кто имел глупость и наглость счесть младшего герцога недостойным нормального общения, Альбин второго шанса не давал.
— А я научился сегодня зажигать камин, — похвастался Эрвил.
— Сам? — Альбин встревоженно глянул на сына. Когда, помилуйте, добрые боги, только успел?
— Мне было холодно, я хотел, чтобы было пламя.
— Где была твоя бонна, мой хороший? — в глазах никтеро зажглись лиловые искры.
— Пыталась найти огниво, папа.
— Она оставила тебя одного?
— Что ты, папочка, — учуявший гнев родителя мальчик мигом взобрался ему на колени, обнимая. — Она была р-р-рядом.
Альбин выдохнул, обнимая его крепче.
— Она просто не ожидала, что я смогу р-разжечь камин. Это плохо?
— Милый мой, пообещай, что магией будешь пользоваться пока только в присутствии наставника, моем или папы. Твоя бонна — не маг, и если случится так, что огонь выйдет из-под контроля, не сумеет помочь.
— Но вас долго нет… А огонь — это весело.
— Эри, это очень серьезно. Пообещай, — Альбин взял его за плечики, отстраняя от себя и требуя смотреть в глаза. — Ты у нас один-единственный сын. Других не будет. Ни я, ни папа не сможем простить себе, если с тобой что-то случится.
— Но со мной ничего не случится, со мной ведь Оливка.
— Упрямством ты весь в папу, — вздохнул Альбин, глядя на Легарда, пытающегося скрыть смешок. — Лорд муж мой, что вы молчите и хихикаете!
— С ним ничего не случится, скорее уж, весь дворец сгорит. Эрвил, не играй с огнем дома, хорошо? Играй в саду.
— О, прекрасно, сад не жаль? — фыркнул Альбин. — Гард, я пытаюсь объяснить ребенку, что без контроля взрослого мага с огнем вообще нельзя играть! По крайней мере, пока он не подрастет и не пойдет учиться.
Огненный маг вздохнул. Стоило бы объяснить мужу, что маленьких детей-магов, особенно стихийных, защищает сама магия, и с ними ничего не случится. Но раз уж не объяснил — придется принимать заслуженные упреки.
— Просто пора искать ему мага-наставника.
— Вот и займись этим.
Легард возвел очи горе. Он уже думал над этим, просто не ожидал, что сын так быстро овладеет своим внутренним огнем.
— Мой друг станет его наставником.
— Иногда ты невозможен, — покачал головой Альбин. — Эри, повторим счет?
— А можно мне посмотреть потом на то, как вы с папой сла… ср-р-ражаетесь? — Эрвил умильно приподнял бровки домиком.
— Можно, если будешь сидеть в уголке тихо-тихо.
Мальчик закивал так сильно, что растрепал волосы, став похожим на одуванчик.

С этого вечера подобное времяпрепровождение стало их маленьким семейным ритуалом: Эрвил подробно рассказывал, как прошли его занятия, играл с Альбином, уча буквы и слоги, счет или слушая, как тот читает ему какую-нибудь книгу, и это не всегда были сказки, зачастую юноша брал одно из землеописаний или жизнеописаний магов. Затем они шли в тренировочный зал, где Эрвил, конечно же, совсем не сидел тихо-тихо, а возбужденно прыгал и верещал, подбадривая то одного отца, то второго.
— Эри, а мы о чем договаривались?
— Папочка, я буду молчать!
И все повторялось. Гнать ребенка из зала не разрешал Альбин, говорил, что лучше пусть верещит здесь, чем тишком балуется с огнем в детской.
— Ничего. Скоро и его будем учить…
Альбин учился двуручному бою. А все из-за брата Антония. Научив его метать ножи, внимательно посмотрев на то, что младшенький уже не выглядит хрупкой тростинкой, Антоний предложил ему попробовать взять во вторую руку дагу. Легард взвыл: его тренировки стали еще насыщеннее. Но отступить и сдаться? Да и рука чувствовала себя намного лучше. Вернулась былая координация движений, гибкость и ловкость. Он перестал путать выпады. В конце концов, он даже научился писать левой рукой! Альбин ободряюще улыбался и целовал в знак поощрения после тренировок так, что ноги подкашивались уже не от усталости.
В общем, Легард был своей жизнью весьма доволен. Был бы доволен еще больше, если бы видел, что Альбин полностью счастлив и его не грызет неопределенность в отношениях с будущей супругой короля. Но тут оставалось только ждать начала сезона балов — и предполагаемого объяснения с Ланой-Айдорой.
Кроме всего прочего, Легард начала сезона ждал как каторги. Балы! Он боевой офицер, а не паркетный танцор! Но… как оставить кузена, который просил не бросать его во время бальных сезонов? К тому же, он просто обязан выводить супруга в свет. Он третье лицо государства, и не может, не имеет права стать затворником и заточить в своих покоях еще и Альбина. Иначе какой пример он подаст остальным? Как единственный член королевской семьи, заключивший брак с младшим супругом, он обязан был стать эталоном отношений подобного рода. Особенно в свете тех неприятных тенденций, что наметились среди аристократии.
Придется все-таки звать портного…

_____________________
* Дидеция - двенадцать дней.


16. Королевская свадьба


Две недели перед венчанием Лана Элиза Дарай провела почти в полном одиночестве, не считая тех часов, когда к ней приходили фрейлины герцогини, в «Единорожьих» покоях дворца. Этого времени ей хватило, чтобы подумать над всеми вопросами и проблемами, решение коих она откладывала весь последний год. Две недели, в которые ей оставалось лишь думать да читать молитвенник. И вроде все было хорошо, но мучил ее червячок сомнения и неуверенности в себе. Словно крохотный камешек, попавший в туфлю. Или ненадежно пришитый к платью розан из драгоценной золотой тафты, грозящий отвалиться в самый неподходящий момент. Но дело было вовсе не в том, что она опасалась за красоту церемонии, что готовил ее будущий супруг и его тетка, герцогиня Кларисса Флорис. Просто предстать перед всем двором в роли невесты Фиорана, не имея более отношения к королевской династии Плента, было не так-то легко. С другой стороны, еще неизвестно, как бы отреагировали люди на дочь кровного врага рядом с королем. А Лана Элиза была кровь от крови и плоть от плоти Эллора.
И, конечно же, дело было не в том, что она стала невестой короля. Если бы только она добилась этого статуса сама, сохранив свою тайну, как Лана Элиза Дарай, было бы куда проще и легче. Но этот мелкий проныра! И как только она могла пропустить мимо ушей слова наставника, что никтеро часто сочетают обе грани дара — и ментал, и мастерство тел! И он забыл еще сказать, что они обожают лезть не в свои дела.
Лана встряхнула головой, прикидывая, как лучше собрать волосы. Впрочем, о прическе и наряде можно было не беспокоиться: о них позаботятся слуги. Отдаваясь в их умелые руки, Айдора прикрыла глаза, вспоминая начало года. Зачем она вообще полезла помогать этому мальчишке? Ностальгия замучила? Она привыкла к тому, что никтеро несчастны, она умела их приручать, втираясь в доверие, особенно, к совсем юным, едва покинувшим фермы. Только вот упустила из виду то, что здесь не Плент, где производство магов этого извращенного направления поставлено на поток, и собственностью государства они не являются. А еще то, что кто-то может относиться к младшим супругам серьезно.
— Все готово, леди Дарай.
Лана открыла глаза, посмотрела на себя в зеркало. Отлично. Упрекнуть здешним гадюкам ее будет не в чем.
Решение покинуть Плент не было ни спонтанным, ни жестом отчаяния. Она начала готовиться к побегу с момента, когда увидела еще совсем молодого короля, едва-едва принявшего власть и корону. Тогда еще отношения между двумя странами были более-менее добрососедскими, и на коронацию Фиорана король Плента был приглашен официально. А она выпросила взять ее с собой. Должно быть, это вписывалось в планы отца, потому как в противном случае никакие ужимки не помогли бы увидеть этот город и восемнадцатилетнего юношу, с достоинством принимающего на чело сверкающий венец. Ей же тогда было чуть больше тринадцати, и она влюбилась в Фиорана всем сердцем. Четырнадцать лет она хранила эту любовь, как самую большую свою тайну, ради нее научилась кое-каким ментальным уловкам, чтобы спрятать часть воспоминаний. Все, что касалось Рана. Четырнадцать лет – немалый срок, чтобы проверить свое чувство, не так ли? Без единого намека на возможность быть с предметом своей любви, ловя каждую крупицу информации, подслушивая и подсматривая за теми, кто был облечен властью и мог выезжать за границу, в надежде услышать о нем хоть слово. И когда Айдора узнала о взаимности своего чувства, весь Плент не смог бы помешать ей.
Загвоздка была в том, что покинуть Плент самой собой она не могла — это повлекло бы за собой новый виток и без того кровопролитной войны. Учитель предложил выход:
— Если он любит тебя, и он — один из сильнейших менталистов своей страны, то внешность для него будет неважна.
Уже здесь, в Кардисе, выйдя из госпиталя, который дал ей время привыкнуть, вжиться, вплестись в новую реальность, она струсила. Банально струсила. Нужно было присмотреться. Принюхаться. Выяснить, так ли сильно влияла ее прежняя внешность на чувства Фиорана. К тому же, требовалось завершить обучение алхимика. Дома она уже его завершила, но ведь она была старше Ланы Элизы. Легенда требовала своего, и Айдора решила не упускать шанс прошерстить самую крупную магическую библиотеку сопредельных стран. Там было много всего интересного. Лана, всегда обожавшая учиться и узнавать новое, даже на какое-то время забыла о цели побега. Пожалуй, это были самые счастливые месяцы в ее жизни. Безусловно, самые счастливые. А потом... потом этот проклятый злыми богами мальчишка-никтеро спустил ее с неба на землю одним рывком, как воздушного змея на нити!
Что ж, по крайней мере, объяснение с Фиораном вышло бурным. И продолжение имело пылкое, чему свидетельствовали обрывки королевской рубашки. Сопротивляться не обученному как следует никтеро было просто. Сопротивляться магистру ментальной магии было невозможно. Перед Фиораном раскрытой книгой перелисталась вся ее жизнь, все тридцать лет. Еще бы она после такого не буйствовала!
Лана только надеялась, что наследника в ней еще нет. Трудно будет объяснить потом, в каких условиях зачали. Можно было бы обратиться к целителям, но... нет, просто нет. Она хотела ребенка от Фиорана, но как полагается, зачатого после свадебной ночи и принесенных клятв.
Лана еще раз осмотрела себя. Сейчас придет герцогиня... Лана опасалась этой женщины. Фиоран считал ее практически матерью, во всем... хорошо, почти во всем был послушен ее воле. Айдоре придется забыть о честолюбивых планах стать соправительницей Эллора, пока герцогиня жива. Впрочем, ее мудрость доказана долгими годами правления в качестве регента, а затем и советника. Пусть живет долго и помогает Рану в меру сил.

— Добрый день, леди Дарай, — герцогиня оказалась легка на помине.
Лана, как полагалось почтительной невесте, опустилась на колени. Почти против воли вспоминая, что, оставайся она принцессой Плента, ничего подобного этому бы не происходило. И их с Фиораном брак был бы равным.
— Поднимитесь, — кивнула герцогиня, окинув взглядом тусклые стены без единого огонька.
Лана встала, разгладила юбку и коснулась ее руки, затянутой в черный шелк. Герцогиня много лет носит полный траур. Но черные одежды на удивление ничуть не старят ее, если не смотреть в ее глаза. Несмотря на сродство их магии, Лане-Айдоре все время казалось, что на самом деле миледи герцогиня не обделена даром ментальной магии, хотя этого быть не могло. Она не рисковала поднимать глаза выше губ Клариссы. Это вполне могло сойти за выражение робкой почтительности.
— Вы очаровательны, дорогая Лана, — сухо проговорила герцогиня.
— Благодарю вас, миледи, вы очень добры, — нежно улыбнулась та.
«А еще я знаю, что Лана Элиза Дарай — не самая красивая девушка в мире, слишком уж у нее неженственная фигура, да и личико подкачало... Но куаферы и фрейлины столько трудились, чтобы превратить дурнушку в очаровашку, что им это даже почти удалось».
— Фиоран светится, глядя на вас.

Айдора вспомнила, как узнала о взаимности своих чувств. Это было за два года до войны, когда отец еще не свихнулся окончательно, жаждя облагодетельствовать не только Плент, но и сопредельные страны рецептом «правильного управления». Один из привычных балов летнего сезона, совпавший с визитом короля Фиорана. Айдора, ради того, чтобы почтить высокого гостя, вплела в волосы алую ленту. Стоя с бокалом виноградного сока у окна, она в очередной раз отказала в танце очередному придворному лизоблюду, не желая упускать ни мгновения возможности любоваться своим кумиром.
«Ненавижу. Ненавижу вас всех! Как вы мне надоели, злые боги вас покарай!»
В этот момент Фиоран повернулся к ней. Айдора мило улыбалась, про себя кроя поклонников нелестными эпитетами. Она так засмотрелась на своего тайного возлюбленного, что подошедшего, чтобы пригласить ее на танец, мужчину в военной форме облила соком из бокала. Отчасти намеренно — он заслонял ей обзор. «Следующего каблуком ткну, — решила она. — Или сразу стилетом!», — дополнила, поняв, что потеряла предмет своих наблюдений и грез из виду.
— Вам их не жаль? — вкрадчиво поинтересовался уже знакомый, казалось бы, до малейших обертонов голос из-за ее плеча.
— Кого? — Айдора невольно вздрогнула: как тихо он подкрался! – и обернулась, прикрыв веером смущенную улыбку.
— Тех, кого вы так жаждете разогнать из бального зала прочь, — он улыбался ей. Ей! Не кому-то другому! Наверное, поэтому она не сразу поняла, что он слышал ее мысли.
— Что, простите? — «Он меня слышит?! Ой, мамочки…».
— Вы побледнели, принцесса. Хотите выйти на воздух? — он предложил ей руку, не говоря ни «да», ни «нет» на ее перепуганный мысленный вопль.
Айдора оперлась на его локоть.
— Вы правы, милорд, мне стало душно в зале.
Прогуливаясь по парковым аллеям, где до них вряд ли дотянулись бы ментальные щупы стражи, Фиоран извинился за то, что напугал ее.
— Я не ожидала, что вы владеете магией, ваше величество.
— Я менталист. Так кого же вы так сильно ненавидите, что мечтаете оттоптать ему каблуками ноги и всадить стилет в сердце? — улыбнулся он.
— Всех поклонников.
— О... Вероятно, и меня тоже? — печально спросил он.
— Вас нет. Вы... – у нее пересохло горло и задрожали колени, словно у перепуганной портовым сбродом юной монашки, а ведь тогда ей уже было двадцать семь лет!
«Вас… вас я люблю…».
Она почти прошептала это мысленно, надеясь, что он услышит, и боясь этого. Фиоран наклонился к ней, отвечая вслух, но так же тихо:
— Это взаимно, принцесса Айдора.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он молчал, поддерживая ее под руку, и правильно: она сама вряд ли могла бы стоять. Когда же ноги прекратили расползаться, сердце – гулко бухать в виски, а вот мозг пока еще не отошел от эйфории, она задала самый глупый, самый детский вопрос из тех, что можно было бы задать:
— И мы поженимся?
Фиоран не стал над ней смеяться. Его глаза были совершенно серьезны, когда он отвечал:
— Это будет зависеть от вашего отца.
Отец разрушил все ее мечты, напав на Эллор два года спустя. Он же заставил ее собраться и окончательно продумать план своего спасения и побега. Она была уверена: несмотря на войну, Фиоран примет ее, укроет от гнева отца. Ведь она ни в чем не виновна.

— Очнитесь, моя дорогая. Пора.
Оказывается, за воспоминаниями она и не заметила, как подошли к парадным дверям дворца. Дальше следовало пройти по улицам Кардиса. Народ должен был видеть ту, что сядет на трон рядом с их «добрым королем». Лана вздохнула поглубже и улыбнулась. Это все напоминало ей традиции родной страны. Она слегка поежилась: было непривычно то, что у венчального платья отсутствовал правый рукав: люди должны были видеть, что невеста короля ни с кем прежде не состояла в браке, ее запястье чисто, как и она сама. Следовало пересечь почти весь город: собор находился на востоке, на символической границе ремесленных, купеческих и знатных кварталов. Для этого ей сшили удобные алые туфельки из прочной кожи. После венчания назад они поедут в открытом экипаже, а после она сменит наряд на бальное платье. Столь же роскошное, но уже с закрытыми до косточек рукавами.
Она сделала первый шаг, второй. И зашагала, гордая, почти красивая. За нею по выметенным, вымытым специально для этого дня мостовым стелился тончайший кисейный шлейф: алый с золотом. Народ за цепью гвардейцев-магов, отгораживающих толпу воздушными щитами, выкрикивал что-то невнятное — у Айдоры слишком громко отдавался в ушах собственный пульс, чтобы она сумела расслышать. Потихоньку она даже начала улыбаться людям. То, что среди них не было недовольных лиц, успокаивало. Хотя странного в этом она не видела: Лана Элиза была героиней войны, дочерью второго по значимости семейства Эллоры.
До храма она дошла быстро, как ей показалось. Словно магия сократила пространство. Прошедший так же, как и она, пешком по улицам, Фиоран уже стоял там, у алтаря, перед что-то негромко вещавшим ему священником. А Айдора впервые испугалась: сработает ли обрядовая магия, если она — не Лана Элиза? И кто она ныне? Усилием воли она заставила себя успокоиться: брак свидетельствуется богами, так чего она волнуется? Боги знают, кто кого любит и кому приносит клятвы.
Она подошла к жениху, улыбаясь. Когда его рука коснулась ее руки, все остальное стало неважным. Она любила его долгие, долгие годы, не надеясь на взаимность. Потом — не менее долгие, мучаясь от ненависти к человеку, чья злая воля сделала их брак невозможным. Но она все равно любила. И заученные за две недели слова клятвы она проговорила твердо, полностью вверяя свою судьбу супругу. А он... поцеловал ее руку, дав надежду однажды стать равной ему. Для Ланы не существовало мира. Только Фиоран.
«Люблю тебя, люблю». — «И я тебя люблю, Айди».
Мягко, нежно, словно прикосновение пушистого перышка к разуму. Щиты на нем только для него были не прочнее кисейной занавески, довольно отвести рукой, чтоб пройти.
«Скорей бы наступила наша ночь». — «Теперь я понимаю кузена... Придется потерпеть, любимая».
Долго пребывать в блаженстве разговора без слов все равно бы не получилось — герцогиня строго следила за исполнением всех полагающихся мелочей, и уж за регламентом королевской свадьбы, первой за последние тридцать семь лет, тем более. Пришлось повернуться, улыбнуться всем присутствующим.
Идя к открытому экипажу, украшенному цветами, лентами и гербами, Фиоран уже вслух обратился к ней, как к жене:
— Моя драгоценная супруга, я могу высказать маленькую просьбу?
— Конечно, супруг мой.
— Для меня нет никого дороже моей семьи. Альбин входит в нее так же, как и ты. Вы должны помириться.
Она кивнула.
— Хорошо.
Семья... Что это такое, Айдора не слишком-то и понимала. Законы и уложения семейного кодекса Эллора были не намного отличны от таковых в Пленте, но кроме сухих букв она ничего более не знала. Отец смотрел на нее с досадой: девчонка, бесполезная дрянь, которую еще поди пристрой. Матери Айдора толком и не помнила: та умерла, когда ей едва-едва исполнилось четыре года. Умерла, так и не разродившись наследником. Дитя тоже погибло. Отчего отец не выбрал себе новую жену, Айдора не знала. Если верить книгам, семья — это хорошо. Жаль, что книги — романтика о несуществующем. «Но ведь у тебя теперь есть муж, а потом, возможно, будет ребенок... дети? Это ведь и есть семья?» — спросила она саму себя. Да, наверное, так оно и есть. Но никакого родства с остальными Зарбергами она не ощущала. Мириться с мелким никтеро? Пф-ф-ф! Но ведь попросил Фиоран... Надо будет с ним побеседовать до бала. Нельзя недооценивать полезность никтеро. Он не скован привычной ей клятвой, запрещающей даже дурно помыслить о власти предержащих, однако вынужден подчиняться своей брачной клятве. И он младший, что просто отлично. Если она сумеет приручить его, вернуть доверие и прикормить... Никтеро весьма полезны в хозяйстве.
— Перед балом я побеседую с Альбином.
— Спасибо, сердце мое, — Фиоран благодарно улыбнулся.
— Для тебя — все, что угодно.
Собственно, после этого разговора им практически не удалось перемолвиться ни словом: во дворце уже заканчивались приготовления к грандиозному балу, бракосочетание короля будут отмечать еще три дня, ведь это очень редкий праздник. Айдору ждало очередное переодевание. Так полагалось — трижды за первый день свадебных торжеств сменить платье. Ну, и последнее переодевание предстояло вечером – в белоснежную ночную сорочку, которая должна будет обагриться ее кровью. Вот это и смешило – добрые боги, ей уже тридцать, и она давно не девица! – и злило, потому как наставник, меняя ее тело, привел его в полное соответствие с телом Ланы Элизы. А та была именно что девицей. Видимо, берегла честь для супруга. И этой второй девственности Айдора лишилась с Раном в вечер их первого разговора и примирения! Что ж, придется выкручиваться. Шпильки у нее острые, проколоть палец и размазать пару капелек крови по подолу труда не составит.
Поговорить с никтеро до бала не получилось — ее ни на мгновение не оставляли одну, да и Альбин не отходил от супруга ни на шаг. На самом балу Лане требовалось блистать, сиять улыбкой и одаривать благосклонными кивками придворных. Это все было так... привычно, так знакомо, как дома: сотни завистливых, злых, откровенно недоумевающих взглядов и очень мало тех, кто в самом деле рад за новобрачных. Лана остро чувствовала недоверие к себе. Все это было понятно, но неприятно. И порождало злость на без спросу влезшего не в свое дело никтеро еще большую, чем прежде. Альбин, поежившись под ее взглядом, изменил своей привычке стоять слева от мужа и спрятался за ним.
К концу первой части бала Лане хотелось только двух вещей: воды и скинуть туфли. Ее увели переодеваться к обеду. После которого, — она едва сумела подавить страдальческий стон, — снова будет бал, затем фейерверки, и только потом они с Фиораном получат право уединиться.
— Мне нужны новые туфли. На низком каблуке.
— Да, миледи, — поклонилась молоденькая фрейлина и куда-то убежала, оставляя вторую фрейлину заниматься усталыми ногами королевы, мыть их, вытирать, наносить охлаждающую мазь и втирать ее легким массажем в кожу.
Новые туфли порадовали, легкие и устойчивые. А вот наличие молоденьких и весьма симпатичных девиц в непосредственной близости от мужа... Это ведь были ее фрейлины, миледи герцогиня об этом говорила. А еще о том, что эти девицы — ее ближний круг на долгие годы, ее будущая опора, глаза и уши при дворе, а иногда и руки-ноги. Айдора видела, как сама герцогиня общается со своими дамами. Понимала, что это наилучший возможный вариант не остаться одной в этом огромном дворце. Понимала, что ревновать Фиорана глупо, он взрослый мужчина в полном расцвете сил, и наверняка не раз и не два пользовался услугами этих или иных девиц. Что ревность для королевы вообще чувство глупое. И вообще, нужно с ними подружиться. Лана перевела дыхание. Успокоиться. Словно в ответ на ее усилия перестала суетиться и ронять флакончики с мазями и девушка. Ее движения стали размереннее и аккуратнее.
— Вам лучше, миледи?
— Да, Илле, благодарю.
Покрасневшие щеки выдали смущение девушки. О, конечно — миледи запомнила ее имя! Вообще-то, Айдора прекрасно помнила имена всех десяти фрейлин, что были выбраны для нее герцогиней. Две из них умели укладывать волосы, четверо занимались ее гардеробом, обязанностью еще одной было заваривание травяных настоев и обеспечение ее величества пирожными или другими закусками в любое время дня. Илле вот, оказывается, знала толк в исцеляющих мазях и массаже. Айдора одарила ее улыбкой и поднялась. Да, ногам стало определенно гораздо легче. Девушки немного ослабили шнуры корсета, вынули часть шпилек из прически. После обеда и еще одного переодевания над ее волосами поколдует в очередной раз куафер, правда, над чем там колдовать, она не знала. Как и у всех курсантов, волосы у нее были коротко обрезаны. После войны немного отросли, и лишь это давало возможность состряпать из них хоть какую-то прическу.
— Вы такая милая, миледи.
— Вы такая очаровательная.
Ей оставалось только улыбаться — улыбка красила угловатое лицо Ланы Элизы.
Фрейлины сопроводили ее на обед. Она решила, что не покажет своей усталости и слабости никому. Ну, возможно, только мужу. Поэтому всех собравшихся одарила ослепительно счастливой улыбкой. День ее торжества обещал быть безумно долгим и утомительным. Но она пообещала себе запомнить его навсегда.

— Выглядит неопасной, — вполголоса сказал Легард. — Улыбается постоянно. Интуиция твердит, что подобные создания намного страшнее шипастых и агрессивных.
Альбин согласно фыркнул. Он, лучше всех остальных понимавший чувства новоиспеченной королевы, молчал и старался не смотреть на нее. Хватило нескольких обрывков чужих мыслей, чтобы больше не хотелось лезть в ее разум никогда. Он гадал, видел ли это Фиоран, и если видел — как относится к этому? Считает так же: что лучше держать при себе и прикормленным никтеро, помогать ему в обучении, чем опасаться его? Впрочем, Альбин бы не удивился, будь это так. Король обязан заботиться о безопасности. Себя, семьи, страны. Было только очень интересно, если столкнутся интересы Легарда и коронный – чью сторону выберет король?
— И когда вы поговорите? Надо выкроить время, подойти.
— Вам не кажется, что все эти разговоры, все это будет абсолютно бессмысленной мишурой, и только потому, что его величество не желает склок внутри семьи? — чуть слышно ответил Альбин. — Я с ней не ссорился.
— Просто улыбнетесь друг другу, и все. Покажете Фиорану, что все хорошо.
— Как скажете, мой дорогой супруг, — покорно склонил голову Альбин, почувствовав на себе чужой взгляд.
Легард взял его за руку, погладил кисть.
— Уедем до конца лета в имение? — предложил он. — Честно говоря, я бы давно уже сбежал, но пообещал кузену быть на свадьбе.
Альбин оживился и радостно кивнул. Проводить время с супругом было приятней, чем скучать за книгами в столице. Поместью требовался строгий присмотр. Что там сейчас, после полугодового отсутствия хозяев? Закончили ли оранжерею? А ремонт в детской? Да и Эри нужен был простор и возможность безнаказанно рушить и поджигать что-нибудь. Во дворцовом парке такого предусмотрено не было, а на полигон же ребенку рано.
— А еще сегодня будут фейерверки. Полюбуемся.
Альбин улыбнулся. Он уже знал, что Легард фейерверки не любит, слишком уж это напоминает ему о войне и вспышках заклятий, взрывающихся в воздухе. И что тот терпит это увеселение лишь за то, что оно нравится Альбину.
— У тебя чудесная улыбка, белый мыш.
Наградой ему стал смущенный взгляд и чуть заметный румянец. Альбин все еще не утратил способности смущаться.
— Еще пара танцев на балу.
— Знаете, мой драгоценный супруг, я своей силе благодарен хотя бы уже за то, что могу танцевать с вами теперь столько, сколько нам захочется, — с чувством высказался Альбин.
— А нам хочется?
— Да. Грешно прятаться в темном углу, умея так великолепно двигаться, как вы, — Альбин усмехнулся одними глазами.
— Безжалостный мыш не щадит хромого змея?
— Скорее, прибедняющегося, и да, никакой пощады.

Обед завершился, и гости вернулись в бальную залу. Король еще раз вывел супругу на балкон, показаться народу, заслужив громогласные здравицы, от которых дрожали витражи в окнах.
«Я так счастлива».
Лана улыбалась, держа его за руку и не собираясь отнимать пальцев. Можно было отбросить все вопросы, хоть на короткое время, насладиться тем, что здесь и сейчас никто не думает о том, что девица с ее формами и личиком — не пара великолепному королю. Что никто не исходит завистью и ненавистью. Все они там, за витражной дверью и плотной портьерой. И проблемы тоже там.
— Я так тебя люблю, — решилась она сказать вслух.
— А я люблю тебя, — Фиоран приподнял ее голову за подбородок и нежно поцеловал.
Площадь взорвалась новой волной здравиц, слившихся в многоголосый вопль: «Мед! Мед! Мед!». Фиоран мысленно смеялся и продолжал нарушать все и всяческие приличия. Почему крестьянам на своих свадьбах целоваться можно, а королям на своих — нет? Теперь будет можно, он так решил. Лана краснела, но к мужу прижималась, соглашаясь заранее со всем.

Времени на разговор по душам с родичем у новобрачных так и не выдалось. А Альбин не рвался непременно на празднике расставить все тильды над рунами. В конце концов, король должен понимать, что с момента бракосочетания Альбин не опасен для его жены — она входит в понятие «свой», становится частью родственного круга Легарда.
— Сейчас фейерверк, — Легард взял его за руку.
Альбин крепче сжал пальцы, словно это должно было помочь его мужу выдержать расцветающие в небе вспышки. Легард наложил на себя щит тишины и закрыл глаза. Все равно вспышки пробивались и сквозь закрытые веки. Магия... Многогранная наука, позволяющая творить и разрушать, созидать и убивать с одинаковым размахом и мощью. Легард едва вытерпел этот блеск и треск. Пожалуй, не будь рядом Альбина, он бы давно уже скрылся в своей комнате, закрыв портьеры и сунув голову под подушку. Теперь же пара ночей кошмаров ему обеспечены. Лекари твердили, что вмешательство менталиста сможет приглушить воспоминания и лишит их такой остроты. Но Легард не позволил бы копаться в своей голове даже брату.
— Идем, — Альбин потянул его за собой.
Наверное, только ему бы Легард и сумел довериться. Но точно не сейчас, после первого года обучения. Вот получит Аль свою мастерскую цепь, закончив обучение, и тогда они посмотрят вместе, сколько хлама и тараканов расплодилось в голове Легарда.


17. Признание


      После целого дня торжеств все, чего хотелось Легарду, это принять ванну вместе с мужем и заняться с ним… ласками, да, именно так.
— Через пару дней уедем ото всего этого. Послушаем дождь, погуляем по окрестностям, мышонок.
Альбин согласно кивал и раздевал его, попутно целуя, куда приходились губы, куда мог достать. Легард обнимал его своими полутора руками. Эрвилом сегодня занимались няни и наставник, так что помешать им было некому. И, заперев двери в покои, они могли насладиться друг другом, выплеснув в ласках копившуюся до сего дня нервозность.
— Не верится, что все позади, — пробормотал Легард.
— Позади? — фыркнул Альбин. – Гард, ты в это веришь? Все только начинается. Айдора… Я более чем уверен, что она доставит еще массу неприятностей нам и всем вокруг. Надеюсь только, эйфория его величества закончится достаточно быстро и безболезненно. Влюбленный менталист – это страшно.
— А что не так с Ланой? — вскинул бровь Легард.
— Да все не так, — против воли Альбин вспоминал пойманные на церемонии мысли. Девушка слишком расслабилась или перенервничала настолько, что не удержала щиты. Или дело было не в этом, а в том, что она хотела, чтобы он это услышал? Теперь и не поймешь.
— Фиорана она вряд ли обманывает. Возвращать себе имя Лана не будет. Что не так?
— Мысли, — Альбин устроился на ступени бассейна и потянул мужа, чтобы тот сел ниже, позволил вымыть ему голову. — Ее мысли. Я не поручусь, что расслышал верно, не поручусь за то, что это не было с ее стороны провокацией. Просто для нее никтеро не более чем полезные вещи. Или фамилиары. Или бессловесные рабы.
— Издержки воспитания. Ей придется ко многому привыкнуть.
— И потому я надеюсь, — выделил голосом Альбин, — что она привыкнет, а не попробует переделать так, как было привычно ей раньше. Закрой глаза, Гард.
Легард зажмурился.
— Привыкнет. Иного выхода у нее нет.
Альбин кивнул, хотя муж не мог его видеть, и, скорее, не ему, а своим мыслям. И принялся ухаживать за Легардом.

***

Два дня спустя, когда закончились торжества по поводу королевского бракосочетания, герцоги Зарберг с наследником уехали в свое имение.
— Можно бегать, поджигать все... — говорил Легард, ухмыляясь.
— Проедем по арендаторам? Пусть приплачивают за работу огненного мага на их благо, наверняка ведь у них есть что сжечь, — скопировал его ухмылку Альбин.
— Мыш, я дурно на тебя влияю.
— А мне кажется, что только положительно.
Легард поймал его за пояс. Альбин знал, что где-то рядом есть слуги, но ему было удивительно безразлично, увидят ли его целующимся с мужем, или нет. Это его муж, это их поместье, они имеют полное право делать что угодно.
Именно этим они и занимались весь следующий месяц — делали то, что хотелось всем троим. Устраивали скачки, гуляли по окрестным лесам и луговинам, плели венки, если того хотелось Эрвилу, купались в прогревающемся до температуры парного молока озерке, если были вместе с сыном, или в чуть более холодном лесном в часе езды верхом от поместья.
— Не помню, когда я так отдыхал, — тихо радовался Легард.
В выдававшиеся свободными — редкие, словно крупицы золота в Серых горах — часы Альбин повторял пройденные в университете курсы и готовил домашнее каникулярное задание.
— Не соскучился по родным преподавателям? — посмеивался Легард.
— Немного.
И они оба прекрасно знали, о ком он. Легард улыбался не так уж и искусственно. Все же супруг рядом, под боком. Альбин, когда читать надоедало, устраивался к нему вплотную и расспрашивал о годах обучения, о тех, с кем вместе Легард начинал свою службу. А начинал он младшим офицером, как и любой, хоть самый бедный, хоть самый богатый, знатный или «вторая кровь по жалованию», аристократ. Вспоминать начало службы Легард никогда не отказывался, там было немало веселого. Творили юные отпрыски дворянских родов такое, что родители не седели лишь из-за незнания. Старшие офицеры имели полное право наказать младших, вплоть до розог на конюшне, но дальше казарм все это не выходило. Это помогало сплотить защитников Эллора.
— В общем-то, время было хорошее. И веселое.
Альбин смешливо фыркал.

***

Идиллия закончилась слишком быстро — по мнению обоих. В поместье прилетел магический вестник. Легарда вызывали в приграничье.
— Да что там... О, — он ознакомился с письмом.
— Что случилось? — Альбин внезапно охрип, побледнел и вцепился в плечо мужа с такой силой, что наверняка оставил на нем в довесок к шрамам десяток синяков — от каждого пальца.
— Мышонок, тише! Мне просто надо прибыть к границе.
— Что? — требовательно повторил Альбин, правда, руки расслабил, принимаясь поглаживать пострадавшее от его горячности место легкими движениями ладони. — Опять война?
— Нет, на этот раз просто изловили агентов Плента.
Альбин не слишком интересовался политикой, до того дня как политика заинтересовалась им. Так что он был в курсе — насколько мог быть в курсе занятый по самую макушку студент — тенденции принижать честь и достоинство младших супругов и калечить таких магов. И знал, что зародилась она не сама по себе. Так считали и его супруг, и брат Антоний. Так наверняка считал и король. Он сам думал, что позволять воспитывать из мага, пусть даже он и родился третьим сыном, младшего — глупо. Ставить магию в подчинение интересам только одного человека, когда она могла бы послужить интересам многих и самого мага в частности? Но он помалкивал в тряпочку. И вот теперь – схвачены агенты влияния Плента. Вопрос в том, схвачены они во время попытки проникнуть в Эллор или сбежать из него? Это было очень интересно.
— Так что я вынужден уехать. Ненадолго.
— Мы с Эри останемся здесь. Если ты в самом деле ненадолго, — заметил Альбин.
— Я постараюсь вернуться поскорее. Очень постараюсь.
Альбин наклонился и сам поцеловал его, вложив в эту нехитрую ласку, пожалуй, даже больше, чем изначально хотел. Магия отозвалась на его нервное состояние, всплеснула, укутывая Легарда на пару мгновений непроницаемым коконом — и впиталась в его тело.
— Просто политические дрязги, я уверен, мышонок.
— И все равно, я очень тебя прошу, будь осторожен. Я крайне не настроен на раннее вдовство, а Эрвилу очень нужен любящий его отец, а не только отчим-младший.
— Не волнуйся, я вернусь очень скоро. И войны не будет, просто нужно решить кое-что по обороне.
Он уехал в этот же день, еще до обеда. Альбин нервничал, но старательно пользовался всем, чему успел обучиться на занятиях по медитации и контролю над даром. Он не хотел волновать сына, не желал выпускать накрепко взятую на поводок воли магию.
— А папа надолго уехал? — спросил Эрвил.
— Нет, огонечек, он обещал скоро вернуться, — ласково сказал Альбин, стараясь погасить тревогу в зародыше.

***

Визита королевы никто в поместье не ждал. Особенно, визита королевы в компании Ястреба и двух телохранителей. Альбин в первую секунду, когда они встретили четырех всадников на пути к дому, испугался до того, что вообще все чувства отключились, превратив его в очень чуткий механизм, способный среагировать на любое, даже малейшее нарушение границ. Королева Лана Элиза это поняла. Видимо, ей не единожды приходилось видеть никтеро в подобном состоянии.
— Успокойтесь, младший герцог, мы с миром.
Альбин медленно поклонился, неглубоко — имел право, как глава дома в отсутствие старшего супруга, — и не отрывая взгляда от нежданных гостей.
— Прошу следовать за мной, миледи.
Остальных он просто проигнорировал. Особенно одного наглого, бесцеремонного и нарывающегося на магическую трепку шпиона. Впрочем, его присутствие было гарантией того, что этот визит нанесен с ведома и одобрения герцогини.
Лана направила коня по тропе, с любопытством осматриваясь. Поместье Зарберг было не слишком роскошно. Маленький, компактный замок в позднеимперском стиле, лишенный оборонительных сооружений. Хотя земляная насыпь, декорированная высокой живой изгородью и клумбами-горками, явственно указывала на то, где именно располагалась когда-то стена. Ну а ров превратился в элегантный элемент декора, облицованный гранитными плитами и украшенный коваными мостиками.
— У вас так уютно, — отметила Лана.
— Благодарю, ваше величество, — Альбин был сама сдержанность и безукоризненная вежливость.
— А герцог Зарберг еще не прибыл?
— Скорее, отбыл в приграничье. Два дня назад.
— Вот как... — Лана спешилась.
— Вы хотели увидеть его? — напрягся Альбин.
— Нет. Я хотела побеседовать с вами, младший герцог.
— И о чем же, ваше величество?
— Мы можем остаться наедине?
— И как вы себе это представляете, миледи? Вы — замужняя дама, я тоже замужем. Дуэнью либо свидетеля вы, как я понимаю, не желаете видеть.
— Именно так, — кивнула Лана.
Альбин вздохнул.
— Ястреб и ваши телохранители расположатся на галерее над оранжереей. Оттуда нас будет прекрасно видно, но не слышно. Это вас устроит, миледи?
— Более чем, думаю, это будет вполне разумно.
Считанные минуты спустя, после отданного негромко и очень уверенно приказа, слуги накрыли в оранжерее стол для чаепития и удалились. Лана-Айдора несколько удивленно присматривалась к этому новому для нее младшему. Он так разительно отличался от того, что она видела во дворце и в университете! Словно на время отсутствия старшего супруга Альбин сам становился старшим. И — о, да! — он не был тем привычным ей никтеро, что опасается дохнуть в сторону кого-то, кто выше него по положению, а в Пленте любой человек, даже не-маг, действительно выше никтеро по социальному статусу.
— Итак, ваше величество, о чем вы хотели поговорить?
Ей было трудно переломить себя. Трудно осознать, что отношение к Альбину, нет, именно к никтеро здесь, в этой стране и в этой семье будет кардинально отличаться от впитанного ею с материнским молоком. Здесь необученный никтеро — это не разменная монета. Это пока еще необработанный алмаз. И глупо относиться к нему с пренебрежением потому, что будущее сверкающее великолепие покрыто невзрачной серой каменной коркой. Это уже сейчас драгоценность.
Альбин ждал ответа. Было любопытно.
— Я хотела бы извиниться за свое поведение и свои слова.
Искреннего сожаления в ней не было и на гран. Но Альбин оценил то, что было: любопытство, готовность смотреть и узнавать что-то новое и отличное от привычных рамок. Смотрела она выжидающе, и медлить он не стал. Затягивать паузу было все равно что дразнить и без того не слишком мирно настроенного хищника.
— Я принимаю ваши извинения, моя королева, и прошу вас принять мои — за вторжение в разум. Прошу понять мои мотивы — я испугался за своего супруга.
Она кивнула.
— Надеюсь, недопонимание меж нами исчезнет.
— О, я тоже на это надеюсь, миледи. Особенно, на возможность дружеского общения, — почти промурлыкал он, делая едва заметный слуху акцент на слове «дружеского». Он был уверен — ее величество прекрасно понимает намеки.
— Не сомневаюсь, что мы с вами подружимся, — у Ланы опыта в подобных играх было куда больше и намекать она умела изящнее.
Альбин воспринял это философски. Ему до зубастости и ядовитости ее величества было еще расти и расти. Но это не значило, что он не станет, отнюдь.
— А где же ваш прелестный сын?
— О, до обеда у него занятия с наставником. Если желаете посмотреть, как обучают маленьких огненных, прошу, — Альбин встал, почтительно предлагая ей пройти с ним.
Лана поднялась.
— Любопытно будет взглянуть.
Высочайший визит прошел на высочайшем уровне. Несмотря на его внезапность. Провожая отбывающих из поместья королеву и ее охрану, Альбин пытался понять, все ли он сделал правильно, не влез ли в какую-то незамеченную им по неопытности ловушку. Он ничего не обещал, не клялся, был предельно вежлив, не раскрывал секретов своих или супруга.
И где, кстати, этот самый супруг?

***

Легард приехал только на следующий день ближе к вечеру. Уставший, заросший щетиной, на удивление грязный и пыльный, словно каждую крепость и каждую артефактную башню лично инспектировал от подвалов до крыш. Но успокоенный и встревоженный одновременно, если такое вообще было возможно. Причины этих противоречивых чувств были разными. Альбин крепко обнял его, первым делом повел отмываться и есть. Расспросить можно и потом. Рассказывать же новости он начал сам, как только понял, что супруг уже более-менее адекватен и способен воспринимать услышанное.
— Отлично, по крайней мере, теперь кузен будет спокоен, — Легард вздохнул. — Хоть в чем-то спокоен.
— Значит, все-таки война? — у Альбина оборвалось сердце.
— Нет, никакой войны, просто много политики. В Пленте бунты.
— О, вот как... Что ж, остается надеяться, что этот суп будет кипеть в своем котле и не выплеснется на нас.
— Границу с Плентом мы перекрыли наглухо, так что до нас даже брызги не долетят.
Альбин только кивнул и придвинул к нему поближе блюдо с вкуснейшим мясом, заботясь о том, чтобы муж хорошо поел.
— Эрвил по тебе уже соскучился.
— Я тоже по вам безумно скучал, торопился обратно, как мог.
Альбин коснулся его щеки кончиками пальцев. Полчаса назад она была колючей, как еж. Он старательно думал о чем угодно, только не о том, каким желанным для него оказалось это прикосновение — даже к заросшей щетиной, пропыленной щеке, к потному, уставшему телу. Легард обнял его за талию, притянул к себе. Муж был желанней еды.
— Ешь. Гард, поешь, я никуда не сбегу, честное слово, — Альбин подарил ему поцелуй и отстранился, пусть и с большим трудом.
Запах мяса все-таки приманил уставшего герцога к тарелке. Легард жевал и думал. О том, как едва не загнал своего коня, так торопился из портала в портал. О том, что каждый день, час, минуту, миг чувствовал, как тянется между ними тоненькая ниточка, струна, звенящая тревогой и страхом — от Альбина. И что-то было еще, кроме этих чувств. Что-то темное, жаркое, приносившее ему ночами горячие сны-воспоминания. И то, как Альбин бросился навстречу...
— Любите ли вы баллады так, как люблю их я, — пробормотал Легард, усмехаясь.
— Что? — встрепенулся Альбин, замерший над тарелкой с приборами в руках, поглощенный своими мыслями.
— Говорю, помнишь, чем заканчиваются все баллады?
Его юный балладоненавистник фыркнул:
— О, конечно! Большая часть — свадьбой, меньшая — похоронами.
— Какая-то неправильная у нас баллада, все началось со свадьбы.
— И хвала всем добрым богам! — с чувством высказался Альбин. — Если б наша история начиналась, как некоторые особенно плохие баллады... Нет уж, я рад тому, что и как у нас сложилось. А ты?
— Очень даже рад, — закивал Легард.

После обеда он был бы рад уединиться с мужем, но на него налетел Эрвил, а обижать сына отказом от общения здесь и сейчас было бы глупо. Да и соскучился он по своему огненному крохе. Эрвилу нужно было рассказать слишком многое, все весьма важное. Их с Альбином долгом было выслушать все его наивные детские горести, проблемы, которые для взрослых проблемами вовсе не являются, но для ребенка — почти непреодолимы и повод для печали. Устроившись на разложенном под деревьями пледе, на берегу пруда, они разговаривали, потом играли, потом огненные маги вызвали своих фамилиаров, и Альбину великодушно позволили вдоволь нагладить птице-ящеров.
Наконец, ребенок был уложен спать, взрослые остались наедине.
— Значит, ты волновался? — Легард медленно, очень медленно потянул за шнуровку домашней сорочки Альбина, без кружев и из простого тонкого полотна.
— С ума сходил, — подтвердил тот, слегка смущаясь и злясь на себя за это неуместное смущение.
— Я тоже очень волновался, как ты тут без меня, один.
— Плохо. Без тебя мне будет плохо.
Альбин проговорил это очень тихо, но твердо. И если бы Легард понимал чуть меньше, если бы не чувствовал отголосков его чувств, благодаря клятве и магии никтеро, он бы решил, что имеется в виду материальная сторона вопроса. Но сейчас он не позволил себя обмануть.
— А я люблю тебя, Аль.
Альбин вскинул на него разгорающиеся лиловым огнем глаза, сжал обеими руками его ладонь.
— Ты...
— Люблю тебя, — повторил Легард.
Ответил Альбин не сразу и не словами. Легард понимал, что нельзя требовать от него признания, что если оно прозвучит — то тогда, когда его мыш будет уверен в правдивости слов. Пока достаточно было и ласк, отчаянных и горячих, отвечавших ему гораздо искреннее, чем все слова мира вместе взятые.


Эпилог

Пять лет спустя

Кассандра Алора изгнали из его собственного кабинета и закрыли перед его носом дверь. Всего только десять минут назад, но этого времени хватило, чтобы нервозность пропитала воздух в приемном покое, как удушливый дым. Лекарь резким пассом бросил в дверь какое-то заклятье, как сперва подумал Легард — полог тишины. Но...
— Открой рот, Вер, мне нужен контакт с живым телом, — голос Альбина был негромок и ласков. Он так с Эрвилом обычно разговаривал.
Кассандр сжал кулаки так, что сквозь пальцы засочилась кровь от прорвавших кожу ногтей.
— Поставьте заглушку, граф, не трепите себе нервы, — посоветовал Легард, со скучающим видом перелистывающий страницы какой-то книги, ни строки при этом не видя. Его тоже терзала ревность, но куда более слабая: ему Альбин пояснил, что, как и зачем будет делать.
— Тише, тише. Это немного больно, — нежный голос никтеро прекрасно был слышен здесь, и Легард подозревал, что Кассандр не «перепутал» заклятья. Вот охота же идиоту страдать!
— Потерпи. Думай о том, что чувствуешь, я должен тебя слышать.
Кассандр отошел, тоже взял в руки какую-то книгу. Легард видел, как впиваются в обложку его пальцы, белея от напряжения.
— Скажите, магистр Алор, вам важнее чувство собственности, или полноценная жизнь вашего супруга? — вкрадчиво поинтересовался он.
Граф никогда ему не нравился. Ни как человек, ни как специалист. Слишком резок, слишком нетерпим к мнению других.
— Жизнь Вера, разумеется.
— Тогда поставьте, наконец, эту долбанную заглушку и прекратите дергаться, во имя всех богов!

— Ты веришь мне? — Альбин дождался короткого решительного кивка и улыбнулся: — Раздевайся. Полностью.
Кожа Верлинна была на ощупь как теплый мрамор. И осторожно скользившая по ней магия никтеро не могла проникнуть внутрь. Тогда-то Альбин и приказал:
— Открой рот, Вер, мне нужен контакт с живым телом.
Это не было лаской, хотя, наверное, было интимнее самых откровенных ласк. Альбин обнимал его узкое лицо ладонями, запустив в рот большие пальцы, чувствовал, как слегка подрагивает, напрягаясь и расслабляясь, теплый, влажный язык. Никаких неправильных чувств в нем это не вызывало — он был слишком сосредоточен на том, чтобы настроиться на резонанс с телом своего учителя, ставшего за долгие пять лет обучения еще и другом. Когда первые искры магии впитались в плоть, Верлинн вздрогнул, и он поспешил успокоить его хотя бы голосом.
— Тише, тише. Это немного больно. Потерпи. Думай о том, что чувствуешь, я должен тебя слышать.
«Жжет. Как будто я сдуру съел ложку перца».
— Все хорошо, тело откликается. Сейчас будет немного сильнее. Только пальцы мне не отгрызи, ладно?
«Постараюсь, хотя я с утра не ел».
— Я невкусный, честное слово! — фыркнул Альбин. — Постарайся расслабиться и не шевелиться.
Огненный вал чужой и чуждой, извращенной магии хлынул в тело Верлинна, пропитывая его, словно губку. И дальнейшие ощущения он попросту не смог идентифицировать, ему просто хотелось орать от боли, кататься по полу и биться о стены.

Рванувшему к дверям графу путь преградил Легард.
— Нет. Нельзя. Сядьте на место, магистр.
Кассандр с трудом сдержался, вернулся в кресло. Брачную татуировку жгло попеременно то льдом, то жаром. И то, и другое обычно означало смертельную опасность.

— Волосы и глаза... Я не рискну, Вер. То есть, волосы я бы еще попробовал, но глаза не стану.
«Это меньшая из проблем... Больно, садист ты малолетний!»
— Уже не такой уж малолетний. Терпи, ты же взрослый.
Верлинн мысленно рыдал и от боли, и от смеха.

Кассандр обнял ладонью татуировку, пытаясь успокоить супруга и себя.
— Как долго это... это будет длиться?
— Откуда же мне знать? Не думаю, что дольше, чем в этом будет необходимость.
До конца ритуала Кассандр едва дотерпел.

— Все... Все, ты молодец, — Альбин опустил ладонь на грудь тяжело и бурно дышащему «подопытному», провел ею по коже — мягкой, податливой, в чуть заметных золотистых веснушках.
— Я чувствую, — потрясенно прошептал Верлинн.
— И чувствительность пока снижена, но это ненадолго, — устало сказал Альбин. — Пусть супруг тебя заберет домой и не тискает слишком интенсивно. Может быть шок от сенситивной перегрузки. Лучше всего зашторить окна, раздеться и укрыться чем-то легким и не раздражающим кожу. Или не укрываться вовсе. Все, одевайся. Я впущу исстрадавшегося магистра.

Кассандр сразу же бросился к супругу, на ходу запуская аж четыре проверяющих заклинания.
— Ограничьте сенситивную нагрузку супруга, магистр, — сразу предупредил его Альбин. — Я уже порекомендовал...
— Я слышал, — рявкнул Кассандр.
Никтеро, изрядно вымотавшийся, творя требовавшую ювелирного владения даром и знания анатомии магию, пропустил мимо ушей его рык, одним жестом остановил собиравшегося уже высказаться о неуважении к королевскому родичу Легарда.
— Идем, Гард, идем. Сейчас они оба несколько не в себе.
Легард поспешил увести супруга.
— Как ты? Здоров и жив, мыш?
— Устал, как последняя собака. Можем уехать куда-нибудь подальше от города? К лесу, к озеру?
— Конечно, озеро нас ждет.
Там же, у давно облюбованного ими обоими крохотного озерца, Альбин сделал мужу предложение, от которого тот на некоторое время впал в кататонический ступор, пытаясь его осмыслить.
— Я не смогу мгновенно вернуть тебе руку. Но я могу попытаться сделать это постепенно. И начать потребуется с костной основы. Предупреждаю сразу — это будет чужая рука, возможно, даже не одна — кости я буду подбирать каждую по отдельности, чтобы идеально воспроизвести твою конечность.
— То есть, я буду ходить с торчащей из локтя костью, взятой с какого-то мертвеца?
— Костями. Будет выглядеть жутко, особенно когда эти кости оплетут магические каналы. Еще более жутко, если мне удастся воспроизвести рост мышц и сосудов.
— Я все равно согласен, мышик.
Альбин вскинул на него глаза, обведенные темными кругами. Он не сразу понял, что уговаривать не требуется.
— Согласен? Правда?
— Правда. Согласен. Отдохнешь, выспишься, отъешься. И примешься за работу.
Альбин сдержанно просиял. Пять лет назад он бы, наверное, выказал свои чувства более явно и открыто. Но это время, прожитое большей частью при дворе, заставило его сменить маску. Глупенький белокурый младший превратился в довольно жесткого аристократа, безукоризненно вежливого, застегнутого на все пуговицы, расточающего холодные яркие улыбки, в которых совершенно нет чувств. Вся его нежность дарилась только двум людям: мужу и сыну. На теплое отношение могли рассчитывать чуть больше человек: герцогиня Кларисса, герцог Антоний и его супруга, леди Аннабель и ее супруг, оказавшийся очень легким в общении человеком, маркиз Батор — с отцом мужа Альбин сошелся достаточно близко.
— Так что давай, любуйся природой, ни о чем не думай. Вернее, думай только обо мне.
— Я думаю о тебе всегда, — Альбин устроился у него на коленях, опираясь руками на плечи. Он так и остался невысоким и худощавым, хотя на заморыша, каким появился на своем первом балу, походил теперь только мастью. — Всегда, Гард. Каждый вдох, каждый удар сердца сопровождается мыслями о тебе, потому что ты — мой воздух, ты то, что позволяет мне жить.
Он замолчал, потом смешливо зафыркал, ломая патетику момента:
— Добрые боги, я сейчас болтаю, как какой-нибудь идиотик из самой плохой баллады?
— Именно, звучит отвратительно, — поддакнул Легард, ухмыляясь.
— Ах ты! А ведь тебе такие нравятся — слащавые и романтичные до невозможности!
— Конечно. Там ведь все так любят друг друга...
— Я тоже люблю тебя! — с горячей искренностью возразил Альбин и слегка покраснел, сообразив, что сам себя загнал в ловушку и выдал то, что уже давно крутилось в мыслях, обдумывалось не по разу, со всех сторон, и рациональной, и эмоциональной. Должно быть, он слишком много об этом думал, раз язык среагировал быстрее головы, хотя подобных промахов он себе давно не позволял.
Легард крепко обнял его одной — пока что одной — рукой, прижал к себе.
— Мой белый мышонок.
— Твой. Только твой.

Два года спустя

Свадебное торжество было красивым. И на сей раз совершенно правильным: обоим «женихам» теперь хватало сил, чтобы пройти от дворцовой площади до храмовой. Правая рука Альбина и левая — Легарда были обнажены, и татуировки неравного брака сверкали и переливались в ярком свете весеннего утра. Собравшийся народ перешептывался и разглядывал обоих, идущих рядом. В алых нарядах, расшитых золотом и белым шелком, они выглядели иначе, чем семь лет назад. Уже не «жертвенный агнец и его убийца». Правая рука Легарда была затянута в особую перчатку, которая очень аккуратно облекала медленно восстанавливающиеся ткани, не раздражая их. Пока что, как Альбин и говорил, это выглядело жутко, и перчатку до локтя герцог не снимал даже дома.
— Теперь ты счастлив, Альбин?
— Я был счастлив каждую минуту моего брака с тобой, — задумчиво улыбнулся никтеро. — Но сейчас стану еще счастливее.
Жрец богов уже ждал их. Сурово кивнул и зачитал освобождение супругов от брачной клятвы. Золото на их руках замерцало и погасло. Легард судорожно вздохнул, разрыв брачного обета, пусть даже и временный, был болезненным для обоих. Однако вид сияющего счастьем мужа помог это преодолеть. Он твердо проговорил клятву, обещая во всем быть поддержкой и опорой, прислушиваться к мнению и решениям супруга, учитывать его интересы, как свои собственные. Любить и заботиться. Альбин повторил его слова. Вспыхнули и сложились в новый, одинаковый у обоих, узор золотые линии, украшенные аметистовыми «брызгами».
Легард улыбался, уже совсем живой улыбкой. Шрамы сглаживались, уже не заставляли его лицо перекашиваться в жутких гримасах. Голос, хоть и не восстановился до конца, больше не звучал ни кошмарным шипением, ни сиплым карканьем. И он, благодаря Альбину, снова мог полноценно магичить, подтверждая свою славу одного из сильнейших огненных магов королевства.

Во дворце первыми подошли их поздравить Антоний и Илона. Вообще, они нечасто появлялись на публике после свадьбы, особенно когда Илона родила первенца. Она и сейчас была беременна — ждали третьего ребенка. Сестра не волновалась: целители утверждали в один голос, что будет девчонка. Но даже если это будет мальчик, он не будет воспитан как младший. В Эллоре многое изменилось за последние годы. И в первую очередь — морально устаревшие законы.
Следующими подошли Фиоран и Лана, поздравили, пожелали еще большего счастья в браке. Альбин заметил во взгляде, брошенном королевой на его руку, вовсе не ту жгучую и острую зависть, что должна была там таиться, и в свою очередь внимательно вгляделся в ее лицо. Понимание пришло к нему, стоило чуть-чуть отпустить жесткий контроль над силой.
— И мы вас очень, очень поздравляем, — с намеком улыбнулся он.
— Благодарю, — кивнула королева.
Вмешательство никтеро в структуру ее тела не прошло бесследно. Семь долгих лет понадобилось на то, чтобы она смогла забеременеть. Альбин пообещал сам себе, что будет присматривать. Пусть о "добром короле и его прекрасной королеве" продолжают слагать только хорошие баллады.