В трид-том цар-ве 14. в городе ремесленников

Евгений Красников5
               Заплатив въездную пошлину, усталые путешественники, вступили
через Красные ворота в вольный город Ремесленников и Умельцев и попали на Красную же улицу. По этой улице селились приказные и посадские дьяки, писаря, стряпчие, менялы и прочий не мастеровой народ, поэтому она была застроена добротными избами, теремами с резными наличниками, узорчатыми ставнями, с петухами на коньках.
               Через сотню саженей улица раздвигалась в стогну, называемую Круглой. Тут на просторе, словно массивные утёсы, растолкав деревянную незнатную застройку, уверенно стояли каменные княжеские хоромы –  палаты присланного из стольного города от самого Констена Безмерного, прозванного в народе Кощеем, в качестве наблюдателя князька Кудлая; соседствовал с ними дом с присутственными местами городского головы, правой руки князя, которого среди мастеровых нарекали только «кат и тать» за его традицию устраивать каждую седьмицу показательные расправы над ослушниками воли княжьей, а после публичных расправ – кровавые игрища с потешными, но жестокими боями. На заметном приподнятом месте утвердился молельный дом с круглой каменной островерхой башней со свинцовой крышей и белокаменными круглыми фигурными столбами, где обретались идолы чужих пришлых богов, на славословие которых народ сгонялся чуть ли не силой. Сверкая по ночам весёлыми окнами, завлекал к себе хмельным зельем, гудочниками и гуслярами, раёшниками да скоморохами разгульный дом под названием Трактир «Тиятр»
             От площади ещё несколькими извилистыми лучами расходились улицы ремесленников: прокопченная, продымлённая Кузнечная, она же оружейная, с весёлым перезвоном наковален, с железными и угольными лавками и слесарно-токарными мастерскими; улица Жестянщиков-лудильщиков, дробно стучащая десятками молоточков и киянок; далее  дымилась зимой и летом трубами муфельных печей  чисто прибранная Золотая, где  лепились друг к другу добротные мастерские ювелиров, огранщиков, камнерезов, художников-литейщиков и их жилые дома, а так же ломбарды и скупки. Следом выделялась деревянными кружевами и резными фигурами лесных и сказочных, а последние годы так и чужеземных зверей, улица Краснодеревщиков или Каретная, пропахшая стружкой и скипидаром. Были ещё улицы Портняжная и Чоботарная, откуда сладко тянуло выделанной кожей и сапожным лаком, и где ссорились меж собой сапожники-чоботари и «аристократы»-скорняки.
                И последней уходила от площади до заградительного заплота улица
Кудесная, самая замечательная улица этого города! Она, единственная в городе, охранялась мрачными синерожими рындами с бердышами, разъезжающими  верхом на огромных, ростом аршина в четыре, двуногих чешуйчатых ящерицах с рыбьими глазами и толстыми рыбьими хвостами без оперения, окованными  железными обручами с острыми шипами. Кошмарные уроды-ящеры то и дело зевали, широко разверзая  огромные пасти, утыканные бесчисленными зубами, изрыгая смрадное дыхание, и верхними, вроде рук, лапками всё время старались содрать с себя упряжь. На этой улице наши и иноземные мастера ладили и выделывали уникальные волшебные редчайшие изделия. Здесь в течение года точались, отделывались, испытывались и заколдовывались сапоги-скороходы из кожи невылупившегося  неизвестного в этих местах чудовища карокадира, шились и вышивались шапки-невидимки; годами ткались из заговорённых ниток, сученных-крученных из шерсти рождённых в первую луну засушливого лета ягнят ковры-самолёты, порой всего на всего один ковёр за 5 лет. В подвальных палатах особые швеи под присмотром арапов с прожигающими глазами изготовляли скатерти-самобранки, тканные из червичного щёлка и паутины специально разводимых ядовитых пауков птицеедов. На этой улице клепали из болотного железа в тайной кузне с соблюдением секретных обрядов и приговоров летающую ступу для Бабы Яги; в этой же тайной кузне ковался древними кузнецами волшебный меч-кладенец, смертельное оружие на погибель всякому злодею, попирающему вечные заповеди.
Ещё одна, самая длинная и широкая кольцеобразная улица Окружная, даже не улица – проезд, проложенный вдоль городской стены, повторяя её изгибы, и служивший для скорой переброски ратников при обороне города. Эта односторонняя улица  являлся, кроме того, вместилищем нескольких ремесленных рядов. Жили и работали  на  Окружной гончары, там же дымились их печи для обжига кринок, горшков, кубышек, кашников, ставцев, узкогорлых корчаг для хранения зерна;  бондари, выделывающие и крошечные бочёнки, ушаты, лохани, и огромные «беременные» и «полубеременные» бочки для хранения хмельного вина;  коновалы с уснащёнными навозом дворами и денниками; дудошники с нескончаемой разноголосицей, рожков, дудок, гуслей, бубнов и прочих увеселительных изделий; а так же ткачи и кустари одиночки.
            Родимир привёл путников к давнишнему своему приятелю кузнецу Ермолаю. Ермолай был негласным головой всех кузнецов, как бы старостой улицы Кузнечной, обладал невероятной силой, за что его боязливо уважали тугодумые стражники на безмозглых, натасканных на людей хищных ящерах. 
            Накормив и разместив гостей для отдыха, мужчины, несмотря на опасный час, отправились к местному колдуну Ушану, который мог бы вывести их на Ведателя. Ушана окрестное население городка считало колдуном – он обладал одной редкой  и удивительной способностью: мог взглядом обездвижить любое живое существо, в том числе и человека, и какое-то время удерживать его в таком состоянии: причём жертва не теряла сознания и всё прекрасно помнила. Но будучи сам добрейшим человеком, он никогда не применял свою пугающую силу потехи ради. Только в редчайших происшествиях и лишь для предотвращения или прекращения драк и избиений Ушан прибегал к своему опасному дару. Поэтому его часто звали на помощь женщины, и очень не любили власти. Собственно, из-за этого он и прослыл колдуном, а Ушаном прозвали его за большие оттопыренные полупрозрачные уши, которые трепетали от сильного ветра, как разлапистые лепестки огромного цветка, пришитые к его голове. Представители власти его боялись и молчаливо обходили колдуна стороной, да и он сам старался поменьше мелькать на людях после того, как один пьяный стражник решил проверить его необыкновенные способности и на базаре в присутствии народа натравил на Ушана свою свирепую игуану. И разогнавшаяся тварь в сажени от Ушана вдруг замерла с разверзнутой страшной пастью, источая едкую вонь, а стражник застыл в нелепой позе с поднятой ногой. Через мгновение ненавистная ящерица была растоптана толпой, а стражника заплевали и забросали дерьмом его удивлённо застывшую рожу – и отняли оружие. Стражник за утерю оружия и сторожевой ящерки был брошен в тюрьму, остальные служивые стали сторониться Ушана, а в народе он прослыл колдуном. Кое-кто полагал, что он связан с Ведателями, а то и сам есть тайный Ведатель.
              Ушан уважал Ермолая за справедливость, за могучую физическую силу,  никогда не используемую ради наживы или ради забавы, поэтому приветливо принял гостей в своей глинобитной хижине, отослав тётушку, обихаживающую его, в лавку за солодовым пивом. Услышав от Родимира о появлении предсказанных в Священной
Книге Озарений посланцев соседних миров, могущих помочь порабощённым народам сбросить иго страшного Констена, его колдунов и чешуйчатых чудищ, Ушан согласился отвести их к Ведателю их ойкумены, но не сразу.
             – Поначалу я сам со Святым старцем встречусь и оговорю с ним время и место встречи. Сам знаешь, друже Ермолаюшка, ищут его злобные ищейки Кощея и  шавки нашего Кудлая, и нам надо осторожность и оглядку блюсти…