Из приоткрытой двери сладковато тянуло цветами и специфическим запахом свежей смерти — запахом приостановленного, замаскированного гниения. Этот запах заполнял пазухи носа, липкой тягучей волной вливался в легкие, вызывая с непривычки позывы тошноты, то и дело подступающей к горлу.
Особенно противно пахли цветы. Запахи цветения и распада настолько не уживались друг с другом, что хотелось скорее выбежать на свежий воздух.
Хозяйка, увидев новое лицо, с оханьем приблизилась к посетителю и припала к его груди. Постояв так с полминуты, она вытащила платок из кармана, вытерла нос и совершенно спокойно сказала:
«Проходи, садись».
Вокруг были люди. Все они молчали. Чтобы прервать молчание, один мужчина спросил:
«Как будем выносить? Наверное, придётся стоя вытаскивать».
«Наверное!» — сказал другой.
Все несколько оживились.
«Здесь он пройдёт, а вот в лифте застрянет. Там придётся его ставить».
Одна женщина подхватила тему:
«А веревки вы взяли? Его придётся обвязывать».
Самые сноровистые из мужиков начали обвязывать гроб, все с интересом наблюдали.
«Машина пришла» — сказал кто-то.
Люди сразу засуетились. Вдова запричитала. Подружки вдовы стали обсуждать вопрос: останавливаться во дворе или заносить в машину сразу?
«Табуретки не забудьте перевернуть» — строго сказала одна из них.
«А нашатырный спирт взяли?»
«Слава Богу, грузовой лифт заработал! А то по лестнице не спустили бы — слишком узкие повороты».
Наконец гроб с покойником выбрался наружу.
Во дворе уже ожидал автобус-катафалк, из кабины которого ловко выпрыгнул парень лет тридцати, на маленьком, как бы ссохшемся личике которого застыло скорбное выражение. Оно сохранялось даже тогда, когда он улыбался.
Салон катафалка и кабина водителя были щедро украшены пластиковыми цветами. Перед лобовым стеклом на приборной панели был закреплён пузырёк с духами. Во время движения духи плескались внутри пузырька, приковывая взгляд сидящего рядом с водителем пассажира.
Был солнечный тёплый день. Босоногая детвора обступила процессию, переминаясь с ноги на ногу, со страхом и любопытством пыталась заглянуть внутрь ящика.
Женщины, смакуя каждую деталь, обсуждали последние минуты жизни покойного.
«Пора ехать, — сказал плаксиволицый водитель. — А то пропустим свою очередь на кремацию».
«Так, бабоньки, — раздалась команда. — Кто не едет в крематорий — давай на кухню! Надо успеть приготовить стол».
Автобус ехал быстро, но тряско. Крышка гроба то и дело подпрыгивала, глухо стукая покойника по голове.
«Вы крышку-то держите, а то привезём без головы!» — сердито сказала мужикам старушка, сидевшая сзади.
Окна в салоне были открыты и занавески весело хлопали по стёклам.
Мужчины молчали. Женщины тихонько обсуждали, кому сколько лет и кто кого будет хоронить. Потом их разговор перекинулся на стервеца Пашку и его клятую технологию засолки огурцов, на деньги с которой он купил себе уже вторую машину.
Вот и приехали. Взглядам предстала обширная территория с ухоженными зелёными газонами, окружённая забором. Автобус подъехал к зданию, напоминающему терминал аэропорта или городской вокзал. К каждому из четырёх подъездов ежеминутно прибывали всё новые автобусы, из которых сгружали гробы и ставили их на специальные каталки, напоминающие больничные.
Мы тоже вытащили свой и на каталке подвезли ко входу. Навстречу нам вышла женщина лет сорока, в серебристо-сером платье, с опрятно уложенными волосами. Опустив ладонь на крышку гроба с видом наездника, положившего руку на круп любимого скакуна, и слегка похлопывая по ней, хорошо поставленным громким голосом она сказала:
«Ваш зал номер три. Каталочку с гробиком подкатываем к постаментику, плотненько, ножками вперёд, гробик ставим на постаментик с платформочкой».
Закрыв двери зала и встав в ногах гроба, положив шпаргалку с ФИО покойного перед глазами, она продолжала:
«Наступила торжественная и грустная минута — прощание с дорогим и близким человеком...»
Женщины начали всхлипывать.
«Близкие родственники прощаются с телом умершего целованием в лоб».
Самые отважные начали чмокать покойника в лоб, а кто и в губы.
Выдержав паузу, Серая Женщина продолжала:
«Остальные могут проститься с... — скосив глаза в шпаргалку, она произнесла имя, — положив правую руку на край гроба».
Дальше она продолжала по накатанному сценарию:
«Звучит траурная музыка. Желающие могут поставить свечи».
«Обряд прощания окончен» — сказала она в завершение программы, нажала на какую-то кнопку, отчего дверца в стене отъехала и гроб мягко тронулся по платформе трансформатора к месту сжигания, в спрятанную где-то в недрах здания крематорную печь.