Глава 7 в которой возвращение домой омрачается горьким событием, а князь советуется с предсказателем Ульфом.
Возвращение домой было омрачено печальной вестью: умер старый Атли. Одноглазый старик, двенадцать лет опекавший юных княжичей в замке Арнгрей, умер своей смертью во сне, просто не проснувшись утром. Бравый вояка проиграл свою последнюю битву со старостью…
Все чествования вернувшихся из похода воинов, дружеские пирушки в кругу своих, бесконечные рассказы о удачной схватке и добытом в бою, пришлось отложить из-за похорон. Оба брата, тяжело переживая потерю ставшего им родным Атли, даже ссориться перестали. Это горе объединило их.
Торбьёрн, уединившись на смотровой площадке крепостной стены, подставляя лицо суровым ветрам, дувшим с вершины горы, невольно вспоминал опеку и заботу однорукого калеки, добрый взгляд его единственного глаза, похожего на осколок льда, морщины, избороздившие лицо старика, то, как Атли втирал в покрытые ссадинами и синяками руки и ноги мальчишек свою чудесную мазь, как наставлял, как терпеливо учил уму-разуму… К удивлению княжича оказалось, что во всем огромном, густо населенном замке Арнгрей старый Атли был самым близким для него человеком. Ближе отца, которого он чтил и уважал, стремился всему учиться у него, ближе брата, которого он любил, но почему-то все время ссорился с ним. Ближе Атли никого не было… Торбьёрн с грустью понял, что из его жизни вместе с Атли ушло что-то важное, что-то доброе и светлое, ушло навсегда.
Хоронили Атли по древнему обряду. На плоской вершине самой высокой, зубчатой башни замка соорудили ложе из сухих ветвей священного дерева, сверху на специальную подстилку уложили облаченное в парадные одежды тело старика, вложив в его руки деревянный меч. Сам князь Тормунд, взяв из рук слуги горящий факел, подошел к погребальному ложу и поджог ветви. Весело занялось пламя на ветру, жадно вылизывая черные, корявые ветки, быстро подбираясь к мертвому телу.
Лучшие, самые заслуженные воины княжества в молчании стояли вокруг костра, почтительно склонив головы. А Тормунд торжественным голосом, в котором звенел металл, перечислял все битвы, все героические схватки, в которых повезло участвовать умершему, напоминал присутствующим заслуги уважаемого всеми воина, героя и победителя, не щадившего живота своего в кровавых сражениях. Пусть знают там, на небе, куда теперь отправлялся Атли, что был он не простым смертным, пусть ценят и уважают его, и заботятся о нем в небесных далях и отведут ему почетное место за общим столом, где вечно пируют великие воины и герои.
То ли от жара, идущего от бушующего пламени погребального костра, то ли от ветра, беснующегося на вершине башни, в глазах Торбьёрна защипало. Он несколько раз моргнул, но соленая влага наполнила его глаза, угрожая вылиться позорной для воина и мужчины слезой. Тогда он поднял лицо к небу. Серые, лохматые тучи быстро неслись в вышине, задевая своими рваными боками черную вершину горы, унося с собой клоки жирного дыма, поднимающегося от костра. Торбьёрн с усилием проглотил застрявший в горле комок и тяжело вздохнул. Старый добрый Атли, превращаясь в дым и пепел, навсегда уходил в Небесную страну, забирая с собой его, Берни, детство…
Тормунд еле дождался окончания древнего ритуала похорон, так ему не терпелось разобраться в одной неприятной и, на первый взгляд, малозначительной детали недавнего боевого похода. Об этой детали ему вскользь сообщил младший сын, но она засела в памяти острой занозой, несмотря на хлопоты, связанные с погребением. И как только холодный северный ветер окончательно развеял прах Атли над горными кручами, князь по одному стал вызывать к себе на разговор вернувшихся из похода воинов.
- Торбьёрн струсил, побоялся убить последнего жирного торговца! – с нескрываемым презрением говорил Стейнар.
- Княжич бился, как горный медведь со стаей волков, мужественно и храбро! – заявил Сварт, сверкнув холодными светлыми глазами, - а убил или не убил безоружного караванщика – не знаю, не видел.
Кто-то из присутствовавших солдат говорил, что видел, как княжич нанес удар, но дальнейшей судьбой торговца интересоваться было недосуг. Кто-то точно помнил, что удар был нанесен плашмя, а значит, торговец должен был остаться в живых. И выудить правду из этого вороха свидетельств было никак невозможно.
- Да сдался тебе этот торговец, государь! – воскликнул Фрейвар, близкий друг и соратник князя, которому можно было доверять. – Вернулись с хорошей добычей, почти без потерь. Что еще нужно?
- Мне нужно точно знать, как повели себя мои сыновья в настоящем бою! И если Торбьёрн сознательно ударил караванщика мечом плашмя, значит он его пожалел, значит он дрогнул! - Недовольство и напряжение читались на суровом лице князя. Он сжимал кулаки, а под скулами нервно ходили желваки. – Не могу я сделать своим наследником труса!
Фрейвар подошел, посмотрел Тормунду прямо в глаза и произнес спокойно и убедительно:
- Он в честном бою убил вооруженного до зубов, опытного солдата. Это я видел своими глазами. И даже если он пожалел и не убил безоружного торговца, то трусом его назвать никак нельзя. Не требуй от него слишком многого, Тормунд. Он же пока всего лишь шестнадцатилетний мальчишка. У него еще есть время стать настоящим воином.
В ответ синий холодный взгляд пронзил его насквозь.
- Это твой сын, Фрейвар, и сыновья моих солдат могут себе позволить быть мальчишками в шестнадцать лет. А мой сын обязан быть настоящим воином с пеленок, потому что он сын князя! В его сердце не должно быть места жалости и состраданию! Держать в кулаке власть может только очень сильный человек. Случись что, никто ему не простит ни сомнений, ни колебаний! И ты это знаешь не хуже меня.
Фрейвар угрюмо кивнул, соглашаясь с другом. Где-то в глубине души он был даже рад, что Сварт всего лишь сын одного из воинов князя, пусть самого верного и преданного, но обычного воина. И никому и в голову не приходило предъявлять к нему повышенные требования, как к Торбьёрну или Стейнару. Хорошо быть князем, но уж больно ответственно.
- Стейнар бесшабашно храбр и безжалостен в бою, но уж очень несдержан. – Проговорил Тормунд, подходя к столу и усаживаясь на стул с высокой резной спинкой. Голос его стал спокойнее, но тяжелые раздумья омрачали чело. – Такой может дров наломать, если вовремя его не остановить. Торбьёрн же силен, уравновешен, умен, но… есть в нем какая-то гнилая жалостливость. И это меня больше всего беспокоит. Он может дрогнуть в самый ответственный момент. Кого из них сделать наследником?
Он поднял глаза на старого друга, прося совета. Но что мог посоветовать Фрейвар в такой ситуации? Он неопределенно пожал плечами:
- А ты не торопись выбирать наследника, государь. Ты пока молод, полон сил и мудрости. Успеешь еще.
- Нет, друг мой, - покачал головой князь, - что-то мне подсказывает, что с выбором наследника нужно поторопиться. Нехорошие предчувствия у меня.
Последним на разговор к князю вызвали Торбьёрна. Он тихо вошел в высокие, покрытые затейливой резьбой, двери покоев князя и остановился возле большого стола. Отец мерил шагами пространство богато убранной комнаты, заложив руки за спину и устремив задумчивый взгляд перед собой.
- Ты сумел справиться с хорошо вооруженным и обученным солдатом, - проговорил князь, остановившись, и посмотрел на сына. К шестнадцати годам Торбьёрн превратился в крепкого, широкоплечего парня. Но физической мощи для наследника было мало. – Это похвально. Но почему ты оставил в живых последнего из торговцев? Струсил?
Холодный взгляд острым лезвием пронзил молодого княжича. У того даже мурашки по спине побежали, таким подозрительным и неприятным был этот взгляд. Но Торбьёрн не дрогнул, не отвел глаза в сторону.
- Нет, отец, я не струсил. Не было смысла убивать последнего свидетеля. – Спокойно и твердо ответил он.
- Хм! – удивленно хмыкнул князь, и брови его поползли вверх. – Объясни.
- Ты же сам, отец, говорил, что молниеносные и разрушительные набеги наших отрядов должны напоминать укусы злобных пчел. Чтобы король пиланов однажды не выдержал и пошел на мировую, согласившись на твои условия. Наш отряд хорошо покусал торговый караван, взяв богатую добычу. Как же король может узнать о том, что это был именно наш отряд, а не какие-то простые грабители с большой дороги? Кто ему об этом расскажет, если перебить всех караванщиков? Вот я одного и оставил в живых.
- Логично… - пробормотал князь, обдумывая услышанное от сына.
Врет, старательно скрывая собственную трусость за честным и открытым взглядом? Или ему действительно в пылу сражения хватило ума и выдержки просчитать последствия своих действий? Трудно поверить в такую мудрость, когда перед тобой шестнадцатилетний мальчишка, у которого щетина то только-только начала пробиваться над верхней губой сквозь юношескую нежность кожи. Червь сомнения не успокоился и продолжал терзать сердце князя.
- Ладно, - он махнул рукой в сторону дверей, - можешь идти.
Сын почтительно поклонился и вышел из покоев, тихо прикрыв за собой дверь.
В высоком сводчатом коридоре Торбьёрн тут же наткнулся на младшего брата. Тот спокойно стоял, прислонившись плечом к стене, и коварная усмешка кривила его губы.
- Что, Берни-медвежонок, досталось тебе от отца за трусость? – презрительно скалясь, произнес он.
- Так это ты донес отцу?! – Воскликнул Торбьёрн и горячая волна ярости и возмущения затопила его сознание. Он бросился на Стейнара, схватив того за грудки и, рыча, как разъяренный бык, повалил на пол.
- Сволочь… Предатель…
- А ты трус, подлый трус…
Шипели оба, клубком катаясь по холодным каменным плитам пола, отчаянно молотя друг друга руками и ногами. Через минуту на шум и возню вышел отец, резким движением распахнув высокие резные двери. Увидев у своих ног дерущихся, громовым голосом, так что гулкое эхо испуганно заметалось под каменными сводами, он рявкнул:
- Прекратить!!
На шум и крики с обеих сторон коридора уже бежали вооруженные стражники. Они быстро растащили в стороны братьев. Те тяжело дышали, бросая друг на друга ненавидящие взгляды.
- Прекратить! – чуть тише повторил отец, гневно сжимая кулаки. – Сейчас прикажу посадить обоих в клетки, как диких животных, если не можете вести себя по-человечески! Щенки безмозглые! Вон с глаз моих оба, пока я добрый.
Его глаза пылали яростью, и братья невольно втянули головы в плечи, шмыгая разбитыми носами и вытирая рукавами кровь.
- Вон, я сказал!! – прогремел голос отца.
Торбьёрн и Стейнар синхронно повернулись к нему спиной и, понурив виновато головы, отправились прочь по коридору.
- Ненавижу тебя! – процедил сквозь зубы старший.
- Я тебя еще больше ненавижу! – ответил младший, скосив в сторону брата глаза.
Редкая ночь дарила возможность полюбоваться вышитым серебром звездным покрывалом небес обитателям замка Арнгрей. Чаще всего черный пик горы, приютивший замок, тонул в мягких перинах облаков. И звезд совсем не было видно. Но в эту ночь Ульф, личный предсказатель князя и звездочет, стоял на вершине крепостной стены и, настроив подзорную трубу, рассматривал в нее звездные письмена. Легкий ветерок теребил его длинные седые волосы, овевал узкое безбородое лицо. Его тонкие бледные губы что-то бормотали, а глаза, щурясь и напрягаясь, всматривались через окуляр в звездную бездну.
Он не услышал в тишине шагов, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда за его спиной кто-то произнес:
- Что тебе рассказали сегодня звезды, Ульф?
Тормунд, закутавшись в длинный черный плащ, похожий на большую хищную птицу, стоял за спиной предсказателя. Тот почтительно поклонился.
- Доброй ночи тебе, князь! Что заставило тебя лично искать меня в спящем замке? Мог бы послать за мной слугу. Я бы сам пришел.
- Ночь сегодня тихая, звездная. Захотелось прогуляться по крепостной стене, – ответил князь. Но Ульф уловил в его голосе напряжение и тревогу. – Хотел спросить у тебя совета, Ульф.
Предсказатель быстро сложил подзорную трубу и, еще раз склонив голову перед гостем, ответил:
- Я всегда к твоим услугам, государь.
Они медленно направились вдоль зубчатой стены башни к узкой лестнице, ведущей вниз. Ульф двигался в шаге позади князя, пряча в складках своего широкого плаща оптический прибор. Спустились вниз, в спрятанные в недрах башни покои предсказателя – две небольшие комнаты, одна из которых служила спальней, а вторая была завалена книгами и картами звездного неба. Ульф предложил гостю кресло перед горящим камином, а сам аккуратно убрал подзорную трубу - редкий и ценный прибор, которым он очень дорожил - на полку в шкафу.
- Что беспокоит тебя, князь? – спросил предсказатель.
Огненные отсветы играли на лице князя, делая его еще более мрачным и задумчивым.
- Недавно мне снился странный сон… - начал князь тихим голосом, - очень странный, встревоживший меня сон. Хочу, чтобы ты разгадал его смысл, Ульф.
- Слушаю, государь. – Предсказатель подсел ближе к хозяину замка, чтобы не пропустить ни одного слова.
- Во сне я видел лису, обычную рыжую лесную хищницу с пушистым хвостом и узкой, вытянутой мордой. Я попытался накормить ее, протянув кусок свежего мяса в руке. Но лисица, вместо того, чтобы схватить мясо, вцепилась мне в руку острыми, мелкими зубами… Я проснулся от боли в руке и долго рассматривал собственную ладонь, пытаясь отыскать на ней следы укуса. Настолько яркое, убедительное впечатление произвел на меня этот сон. Как думаешь, Ульф, к чему бы это? Может это какой-то знак?
Князь поднял на предсказателя и звездочета тревожно мерцавшие глаза. Ульф задумался.
- Скажи, государь, каковы твои ближайшие планы? Военные походы, сражения, игровые поединки?
- На будущей неделе хотел отправиться с дружиной в Вельвиль. Местный князек в последнее время ведет себя неподобающим образом, наглеет. Надо бы поучить дурака уму-разуму.
- Не хочу тебя пугать, князь, но отложи поход. Думаю, сон предупреждает тебя об опасности. Или отправь дружинников одних. Воины опытные, без тебя справятся.
Тормунд с интересом вглядывался в узкое, бледное лицо предсказателя. Перед каждым важным делом он привык советоваться с ним. И вот уже несколько лет Ульф, раскинув свои гадальные кости или оценив соотношение звезд на небе, почти безошибочно предсказывал удачу или поражение. Но всегда ли можно было доверять звездам или разрисованным костяшкам? Не врет ли сам предсказатель? В последнее время ему часто казалось, что его обманывают, что-то утаивают от него важное. Но глаза Ульфа не бегали, взгляд не пытался что-то скрыть под полуопущенными веками и казался искренним и правдивым.
- Хм…А что обо мне подумают мои люди? Что их князь побаивается лично вступать в сражения? Что с возрастом становится слишком осторожным? Ульф, подданные перестанут меня уважать.
- Помимо личного участия в сражениях, государь, у тебя много других дел. Пусть воюют солдаты, если ничего больше делать не умеют.
- И то верно! – с удовлетворением воскликнул Тормунд и, хлопнув себя ладонью по колену, поднялся из кресла, намереваясь покинуть прибежище звездочета. Но, сделав пару шагов к двери, вдруг остановился. – Да, я еще хотел спросить у тебя, кого из двух старших сыновей мне сделать своим приемником? Никак не могу выбрать. Может твои гадальные кости подскажут?
Предсказатель забегал по комнате, засуетился, доставая из потайного ящичка в шкафу небольшой мешочек черного бархата. Он резким движением смел с заваленного стола груду пергаментных свитков, бумажных карт прямо на пол, поставил на середину стола подсвечник с тускло мерцавшей сальной свечей, и развязал витую веревочку, с помощью которой был перевязан мешочек с костями. Из бархатного нутра мешочка на гладкие доски стола посыпались костяные кубики с изображением каких-то знаков и букв. Князь подошел к столу и оперся на его край обеими руками, внимательно наблюдая за действиями Ульфа.
Тот сгреб руками со стола все кости, потряс сомкнутыми коробочкой ладонями возле уха, вслушиваясь, как они стучат друг о друга, что-то прошептал, прижав сомкнутые ладони к губам. И вдруг резко опустил руки и раскрыл ладони. Кубики с сухим треском раскатились по столешнице. Черточки, квадратики и завитушки, изображенные черным на белых гранях кубиков, образовали замысловатый узор, в центре которого оказалась кость с одинокой вертикальной чертой.
- Единица… – произнес Ульф в задумчивости. – Кости говорят, что у тебя должен быть один наследник, государь.
- Хм, я это и без твоих костяшек знаю. Кого из двоих выбрать? – Тормунд слегка рассердился. Ему нужны были четкие, понятные советы.
- Единица еще означает поединок. Князь, нужно устроить поединок между претендентами, и Судьба сама примет решение!
Тормунд рассматривал гадальные кости с непонятными узорами на белых гранях.
- Поединок – это хорошая мысль! - протянул он, не глядя на предсказателя, согласно кивая головой. – Они и так постоянно дерутся между собой, как безмозглые, драчливые щенки. Поединок! И пусть победит сильнейший! Благодарю тебя, Ульф.
Он выпрямился и решительным шагом направился к выходу из комнаты. Но в спину ему прозвучал неуверенный, дрожащий голос:
- Но после поединка должен остаться только один… Единственный претендент.
Тормунд метнул на подобострастно склонившегося перед ним звездочета и предсказателя яростный взгляд, словно готов был схватиться за меч и убить на месте за такие слова. Но всполох ярости быстро потух, уступив место холодной решимости.
- Поединок до смерти одного из претендентов?
- Так говорят кости, государь, - прошептал Ульф, боясь поднять на господина глаза и продолжая гнуть спину в поклоне. Он знал какими бывают вспышки ярости у Тормунда.
- Твои кости дают мудрые советы, Ульф. Пусть останется сильнейший. И проблема выбора будет решена.
Ульф перевел дыхание и выпрямился лишь тогда, когда за князем со скрипом закрылась тяжелая кованная железом дверь. Порыв ветра мгновенно задул сальную свечу на столе.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/02/17/567