Маленькая повесть. Гл. 4 Урок для Читы
Телевизор покупать пока не собирались, зато радио было законным членом семьи.
«Говорит Москва. Начинаем утреннюю гимнастику. У микрофона преподаватель Гордеев и пианист Родионов. Встаньте прямо, ноги на ширине плеч»
Под эту гимнастику удобно собираться в школу: если идет второе упражнение, то можно еще повертеться перед зеркалом, а коли седьмое, то пора заплетать косички. Ежели начались «Последние известия», то пора хватать в руки портфель, а если уже сообщают о победах в спорте, то надо бежать до колотья в боку, жажда знаний тебя подгоняет. Сегодня Чита вышла почти вовремя, на фразе «Хрущев обменялся речами с королем Лаоса». Как это он обменялся? Речи были написаны на свитках, что ли? Спросить не у кого. Девятиклассница Рита пятиклассницу Читу не ждала, у нее были свои попутчицы, а Чита и не обижалась нисколько, она любила идти в одиночестве. Утром хорошо думалось.
Мысли отличались друг от друга, как книжки авторов разных веков. С первыми глотками свежего воздуха, пересекая упругими шагами двор, Чита представляла Земной шар и себя среди самых честных людей планеты. Еще думалось: скорей бы лето! Из березовых листьев опять сплетем шатёр! Чтобы в нем сидеть и читать книжки. Ах, когда же будут, наконец, уроки литературы и русского языка? Две недели назад учительница ушла в декрет и – вы только представьте! Любимые предметы Читы заменили математикой! Все эти простенькие мысли текли, как весенние ручейки, то смешиваясь, то вновь разветвляясь, они были приятны, и все же душа от них не вздрагивала, не замирала, не взлетала. Но было одно местечко на пути в школу, где само пространство овевало мечтательницу из пятого «А» чем-то таинственно нездешним, несегодняшним. То ли вкус самого воздуха был иной, то ли начинали звучать какие-то струны в душе (в какой еще душе? разве она есть?), души пускай нет, но некие струны все же отзывались на ветерок с реки. Что-то обещал этот воздушный поток, щекотал глаза, веки, прядки волос расправлял по-своему.
Откуда было знать пионерке Лиле, что за пять лет до ее рождения здесь стояла православная часовня. Но сердце чувствовало святость места. В душе Лили, как в мамином любимом сквере, хранились капельки живой воды. Они-то и улавливали святость, и преломляли в гармонию. Сердечко замирало, предугадывая открытия, совсем иные грани бытия, пока неведомые одиннадцатилетнему существу.
Чита улыбалась смелому ветру и любимому крыльцу. Да-да, затоптанному, давно не крашенному крыльцу книжного магазина. Вот интересно – крыльцо – не от слова крыло? – подумала Чита. Сколько раз, выходя отсюда с новой книжкой, прижатой к груди, девочка торопила отца домой – читать! «Чита, чита»,– лепетала малышка, за что и получила свое прозвище. Когда папа умер из-за аварии на заводе, в книжный магазин долго не заглядывали.
Потом стали заходить с мамой. Месяц назад, чтобы получить подписку на Чехова, прибежали рано утром, правда, очередь за подпиской оказалась невелика – три человека. Директор школы Мария Борисовна, ласково ответившая на приветствие, да незнакомые мужчина и женщина на лавочке среди клумб с георгинами. Мужчина был пожилой, с бородкой, с темными веселыми глазами, а женщина поправляла завитую челку и смотрела на него влюбленно. Смелые воробьи подбирались поближе к скамейке, надеясь на угощение, но незнакомцы были поглощены беседой. Чита пошарила в карманах и достала огрызок печенья. Отламывала по крошке, бросала воробьям и слушала разговор. Мужчина стал цитировать Маяковского и забыл слово: «…сильнее и чище нельзя… э… что-то там сделать… великому чувству по имени класс», а Чита помнила, какое слово, но не решилась подсказать: «Причаститься»! Хотя значения этого слова она не знала даже приблизительно и понимала его для себя как «прикоснуться».
У входа в класс услышала новость, да какую! В школу пришла новая учительница. И сразу – в пятый «А». Все с любопытством ждали, и не зря. Начался такой интересный урок! Учительница была не очень молодая, но старалась казаться молодой. Русые кудри обрамляли круглое лицо. На учительнице был изумительно красивый костюм: темно-зеленый с розовой ажурной кофтой. Что-то это одеяние напоминало… Ах, вот что: магнолию в цвету. Голос у «магнолии» был низкий, так и кажется, что сейчас запоет «Степь да степь кругом».
– Здравствуйте, садитесь. Меня зовут Гертруда Ивановна. Темой нашего урока будет приветствие. В классе принято приветствовать учителя молчаливым вставанием, как вы и сделали. А теперь представьте, что мы встречаемся на улице. И она остановилась перед последней партой, где сидели два самых высоких мальчика. У одного была фамилия Горшков, у другого Кашин. Их звали за глаза Горшок- с- Кашей, но только за глаза, ибо мальчишки были драчуны, и никому не хотелось нарваться на их немытые кулаки.
– Ну, что ж молчите? Приветствуйте меня.
– Здрасьте… – нестройно повиновались Горшок- с- Кашей.
– Теперь вы. И, чур, не повторяться, – Магнолия простучала каблучками к следующей парте.
– Доброе утро, – вежливо сказала Таня Петрова.
– Утро доброе, – не растерялся ее сосед, Марат Валеев
А Сашка Злодеев пропищал нарочито комариным голосом:
– Салям Алейкум!
Теперь была очередь Читы. Она покраснела, но сказала:
– Бонжур, мадам.
В классе раздался смех, но Гертруда была довольна.
– А теперь представьте, что вы идете по улице и встречаете Александра Сергеевича Пушкина.
О таком необычном уроке и такой необыкновенной учительнице Чита даже и не мечтала, поэтому была счастлива все 45 минут. И когда тянула вверх руку, желая ответить на вопрос Магнолии, то и душой своей, жаждущей новизны, словно дотягивалась до чего-то, вчера еще неведомого.
С каждым ее удачным ответом Магнолия все больше расцветала теплой, почти родной улыбкой. Старалась, конечно, и звезда класса – отличница Таня Петрова с ее звонким голосом. По всем прочим предметам Чита ей без сожаления уступала первенство, но по русскому и литературе – дудки! Отличники – они ведь ко всем наукам дышат ровно, а Чита живет литературой, поэтому звезда на уроках словесности слегка тускнела. Так что веточка родственной связи протянулась от Магнолии все же к Чите, а не к Тане.
Чита одна узнавала поэтов по четырем строчкам, а прозаиков по маленькому отрывку. Ничего удивительного в этом не было: Тургенев, Чехов, Некрасов, Пушкин – как их не узнать, они ведь почти «родственники», всю маленькую жизнь Читы живут рядом, на полке. И не скучают. Не дают им скучать сестры. В конце своего роскошного урока Магнолия провела тур прощальных фраз.
Посыпалось: До свидания. Желаю удачи. В добрый путь. Сашка Злодеев ляпнул: Звоните. Таня Петрова пожелала: Будьте счастливы. Чите ничего не оставалось, как сказать: Не поминайте лихом!
Магнолия довольно рассмеялась:
– А сейчас я скажу вам, как прощался со своими учениками в письмах писатель Карамзин. Он писал: «Здравствуй!» А почему, как думаете?
С минуту класс молчал.
– Потому что это то же, что будь здоров! – осенило Читу.
Класс развеселился, стало как-то тепло и хорошо, хотелось улыбаться.
– Замечательно, – перешла к резюме Магнолия, – а сейчас всем, кто активно работал, я поставлю заслуженные отметки. Как твоя фамилия, девочка? – ласково обратилась она к Чите, раскрывая журнал.
– Фейман.
– Как? – переспросила Магнолия, будто была глуховатой.
– Фейман Лиля, – уточнила Чита.
Магнолия протянула то ли «о-о», то ли «у-у» и внимательно посмотрела на темные волосы Читы и непослушные завитки на висках. Лицо учительницы на миг стало чужим, она отвернулась, и снова приветливая улыбка изобразилась на лице:
– А твое имя, умница?
– Петрова Таня.
– А твое?
– Злодеев Саша
Вместе со звонком открылась дверь, и в класс заглянула худенькая уборщица тетя Тоня:
– Идите к директору, – позвала она Гертруду Ивановну.
Та поспешила выйти, совершив при этом непозволительную ошибку: оставила на столе журнал.
– Фейман, ты дежурная, – крикнула рыженькая Катя, избранная первого сентября старостой класса.
Чита помчалась в туалет – полоскать под краном тряпку для стирания с доски. А когда вбежала в класс – обомлела. Гурьба мальчишек и девчонок склонилась над учительским столом, раздавались шиканья и неясные возгласы.
– Что вы делаете? – возмутилась Чита. – Нельзя брать журнал, отойдите!
Двое – толстяк Жора Чесноков и Марат Валеев – отошли. Разогнулся от стола и самый высокий в классе Вовка Дружинин. Он подкинул в руке ластик и пошел к своей парте. Несколько учеников продолжали выискивать что-то в журнале.
– Не трогайте! – в отчаянье крикнула Чита. Ее пронзил стыд. Сейчас войдет новенькая учительница и увидит, каких нечестных детей она взялась учить. И Чита бросилась на защиту чести класса. Завладеть журналом оказалось нелегко. На нем лежал кулак Горшкова.
– Ну, ты, Фейман, не нарывайся, – зло прошипел он.
Чита не отступила и попыталась двумя руками сдвинуть кулак с журнала. Ей это, как ни странно, удалось. Горшок снял кулак. Чита схватила журнал. Она не могла видеть, что уже вошла в класс Гертруда Ивановна.
– Что происходит?
От ее громкого голоса дислокация поля боя моментально изменилась. У стола с журналом в руках стояла Чита. А Горшка и других ребят словно ветром сдуло.
– Так что ты делаешь?
Этот вопрос относился уже персонально к Чите.
– Фейман в журнал лазила, а на нас хочет свалить, – после секундной тишины объявил Горшок.
У Читы пересохло в горле, лицо вспыхнуло.
– От тебя это можно было ожидать, – бросила Гертруда Ивановна, взяла из рук застывшей Читы журнал и вышла.
© Copyright:
Ги Розен, 2018
Свидетельство о публикации №218021600246