Ранним вечером мама не разрешала задергивать шторы:
– Не смейте. Сейчас самая красота на улице!
Окна смотрели на сквер: неухоженный, полный колючек и паутины, он прекрасно отражал все краски заходящего солнца. В каких-то скрытых от глаза уголках не высыхали дождевые капли. Они-то, как призмы, и творили красоту.
Если бы кто-нибудь заглянул в освещенное окно, то увидел бы не менее романтичную картину: двух девочек с книгами в руках. Сестры читали с утра до вечера, посуду же мыть не спешили, так и сидели у стола с неубранными чашками и вазочкой клубничного варенья. Телевизоры в те дальние годы были редкостью. К соседям, смотреть в голубой экран, ходили нечасто, по большим событиям – встреча Гагарина, например.
Отсутствие домашнего чуда техники обернулось прекрасным детством, ибо читали девчонки, как дышали, – сутками. Картины, украшавшие стены двух комнат, тоже изображали читающих девушек. То были полотно Нестерова «Скамейка» и картина Уильяма Бугро «Трудный урок». Это папа заказал копии живописных шедевров. Их принесли через месяц после его смерти.
Ирина Васильевна – так звали хозяйку квартиры, статную женщину тридцати шести лет, извлекла аккордом последние ноты популярного вальса и повернулась к дочерям:
– Рита, поиграй!
Старшая дочь, задумчивая девушка 16 лет, с высоким лбом, дугами черных бровей и толстыми косами, немножко горбилась, когда читала, за что всегда получала от папы сердитые замечания. Колесом гнулась ее спина и сейчас: Рита погрузилась в страдания юной красавицы романа Вальтера Скотта и не заботилась о собственной осанке. Две косы лежали на коленях наподобие змей. Голос матери она услышала как-то не сразу. На секунду выпрямилась, не отрываясь от страницы, перебросила одну змею за спину:
– Пусть Чита.
Младшая сестра, по имени Лиля, в семье звалась Чита. Она послушно отложила сначала чайную ложку, затем книгу рассказов Паустовского и подошла к матери, хотя играть на пианино и ей сейчас не хотелось.
– Мама, – стесняясь своего вопроса, прошептала младшая, – а Люда из пятой квартиры говорит, что ты играешь стыдную песенку…
– Почему стыдную?
– Ну… там такие слова…
– Какие «такие»?
Чита зажмурилась на секунду, как перед опасностью, и проговорила - от смущения невыразительно, без интонаций:
– Тихо вокруг,
Саша проснулся вдруг,
Он испугался…ммм… в общем… объяснение в любви… – замялась девочка.
Мама рассмеялась, откинулась на стуле так, что светлые пряди рассыпались по плечам:
– Это перековерканные слова, – объяснила она,– мой вальс называется «На сопках Манчьжурии», и к нему, действительно, написаны стихи, но другие, благородные.
И напела с удовольствием:
–Тихо вокруг, ветер туман унёс, на сопках манчьжурских воины спят и русских не слышат слёз… Однажды мы с вашим отцом были в Москве на концерте, и там этот вальс исполнял с хором знаменитый певец Артур Эйзен. Ваш папа учился с ним в одной школе. Мы после концерта заходили к нему за кулисы. Он сказал, что я похожа на актрису, все спрашивал, в каком я театре играю.
Она собрала посуду и отправилась на кухню, не без удовольствия оглядев себя в коридорном трюмо. Девочки продолжали читать, по выражению глаз легко можно было проследить судьбы героев.
Никто в тот вечер и подумать не мог, что до великого события в их жизни осталось несколько дней. Точнее, до новой Книги. Пройдет время, и любимую строку из Книги не раз прошепчет или мысленно прочтет каждая из троих