"Я встретил ее в кишащем микробами автобусе. Слева от меня надсадно кашлял дед, справа непрестанно хрюкал, втягивая сопли, молодой человек. По полу размазалась весенняя грязевая каша, которую с увлечением месили ногами существа, по недомыслию именуемые людьми.
Одно из этих существ дотронулось до меня клешней и, с трудом проталкивая слова сквозь ком жвачки, прошамкало:
- Молодой человек, вы рассчитывались?
Маска, подумал я. Надо купить этих одноразовых масок, которые надевают во время эпидемий гриппа. Так я, по крайней мере, не буду вдыхать смрад их немытых тел, нестиранных одежд, нечищенных зубов.
- Молодой челове-е-ек! - промычало существо, постукивая по мне вонючим отростком. - Вы рассчитывались?
- Конечно! - ответил я, задрав голову - из приоткрытого люка сочилось подобие воздуха - и показал транспортную карту.
Кусок пластика вошел в соприкосновение с терминалом, и вонючая тварь удалилась. Когда появились транспортные карты, я восславил Господа. Наконец-то мне не придется брать в руки, класть в карманы эти пропитанные заразой билетики, невесть где хранящиеся, невесть что на себе несущие.
- Девушка, де-е-евушка! У вас что?
Я посмотрел туда, откуда доносилось блеяние, и обомлел. Там, будто ангел, возвышаясь над всей земной грязью, стояла Она. В светло-коричневом пальто, чистейших черных сапожках. Она, кажется, и не замечала бы окружающего мира, если бы не вцепившаяся в нее клешня, которая трясла, требовала, настаивала.
Она не повернула головы. Лишь едва заметно сморщился от омерзения маленький носик. Поднялась рука в черной перчатке и показала билет, зажатый между двух пальцев. Так изящно, так подчеркнуто-безразлично.
Хрюкнув, существо удалилось, чтобы визжать, плюясь слюной, на ребенка, блеванувшего на пол. С меня было достаточно. Я вышел из этого ада вместе с Ней, хотя до моей остановки оставалось еще немало. Мы были как Адам и Ева наоборот: врата ада захлопнулись за нашими спинами. И я протянул Ей платок.
Она разжала пальцы над урной, билет упал на груду окурков, источающих зловоние. А от Неё пахло свежестью и невинностью. Она была безупречна, когда взяла мой платок, тихо сказав "Спасибо", - и отерла им кончики пальцев перчатки. Потом - другую перчатку, прикасавшуюся к поручню. И, наконец, пара брезгливых движений по рукаву - тому, в который вцеплялась клешня.
Платок полетел в урну, а мне достался вопросительный взгляд пытливых глаз. Я кивнул. Она взяла меня под руку, и мы вдвоем молча пошли по тротуару, наслаждаясь чистотой и безупречностью друг друга, встретившихся посреди бескрайней помойки под названием Вселенная.
С тех пор я каждый день просыпался с мыслями о Ней, и частенько Она звонила мне в тот миг, когда я брал телефон, чтобы позвонить Ей. Спустя месяц Она переехала ко мне. Когда Ее чистящие средства добавились к моим, пришлось купить новый шкафчик. У нас все было прекрасно. Я занимался уборкой ежедневно, а Она - каждый день. Мы изводили тонны воды на ванны и души. Мы купили эти самые маски - Она нашла мою затею прекрасной! - и снимали их лишь для того, чтобы обонять аромат друг друга.
Я обожал в Ней все: ее чистоту, ее безупречность, элегантность. Но больше всего мне нравилось наблюдать за Ней в автобусе. Она всегда протягивала кондуктору нужную сумму, без сдачи. Брала билет двумя пальцами, секунду смотрела на него, потом опускала и так держала, будто ни на миг не забывая о нем. А выйдя из автобуса, брала у меня платок. Это была наша традиция, наш секретный код, только для двоих.
Закончилось все глупо, страшно. Мы ехали с ней привычным маршрутом, и она как обычно дала деньги без сдачи, взяла билет. Как вдруг лицо ее, всегда такое сдержанное и спокойное, засветилось от счастья. Она даже сорвала маску с лица и воскликнула, глядя на меня, будто призывая в свидетели чуда:
- Ух ты, счастливый!
А потом положила билетик в рот и принялась пожирать..."
***
- И все? - спросил следователь.
Сидящий напротив молодой человек оставил попытки стереть сухим платком пятна крови с рубашки и поднял голову:
- Все.