Глава 6 (Продолжение. начало см. гл. 1-5)
Вы..., Советский человек?
Таня шла домой и решала, что ей делать дальше. После того, как в прошлом году ее Алеша дал клятву стать летчиком, она не могла не заметить, что тот все силы бросил на достижение этой цели. Кожура и без того был хорошим учеником, а теперь вообще перешел на одни пятерки. Не забыл он и про физподготовку будущего воина. Вместе со Старостиным выбегал каждую перемену в любую погоду, и в дождь, и в снег на школьный двор подтягиваться на турнике. Взяв у Женьки шестикилограммовые гантели, ненужные тому из-за их малого веса, он ежедневно махал ими дома перед зеркалом, ежеминутно проверяя, появились ли у него такие же, как у друга "крылышки" или нет. Упорство Алексея стало привлекать Таню. Все больше и больше он стал ей нравиться, и, наконец, страшно сказать, они даже несколько раз поцеловались.
Старостин все так же вздыхал по своей Ларисе, которая, это было очевидно каждому постороннему, все дальше и дальше от него отдалялась. Увлекшись лепкой, он взял все у той же Елены Владимировны несколько книг по искусству, накопал у реки глины и на уроках не сводил глаз с Ларисы, пытаясь запомнить образ, чтобы вечером дома воплотить его в глине. Позировать специально девушка наотрез отказалась. Образ не воплощался и каждый раз уничтожался скульптором, как несоответствующий идеалу.
Савельев продолжал писать свои стихи и очаровывать ими девушек. Как друг Алексея он отошел в сторону, радовался за него и за Таню и не делал никаких попыток приударить за ней, хотя некий червячок иногда бередил его душу.
К весне сорокового года Алексей Кожура стал чуть ли не лучшим учеником школы и так разогнался, что сдал досрочно экзамены и укатил в Иркутск поступать в летное училище и... пропал. Перед отъездом, как водится, Алексей и Таня долго гуляли, долго прощались. Как всегда, Алексей смущался, не мог найти нужных слов, первым проявить инициативу. Эта нерешительность перед девушкой досаждала и не давала Тане принять окончательное решение в его пользу. Подпортило настроение еще и то, что готовясь к последнему перед разлукой свиданию Таня состригла свою роскошную косу и с помощью Ларисы сделала себе короткую стрижку. Теперь она ожидала поток восторженных слов, но увидела лишь нахмуренные брови Алексея, да вдобавок, уже перед самым расставанием услышала , что он писем писать не любит, не умеет, и потому писать будет редко. Увидев обиженное лицо Тани Алексей попытался исправиться:
- Ну что. ты "насуропилась", - начал он неумело и не теми словами замаливать грехи. После чего стал усиленно и неискренне, хвалить стрижку, которая, на его взгляд, явно проигрывала косе. Кавалеру удалось исправиться , лишь когда он, набравшись мужества, все же сделал удачную попытку поцеловаться и когда пообещал написать ей письмо сразу после зачисления, в коем он нисколечко не сомневался.
По всем Таниным расчетам и ощущениям экзамены уже давно должны быть сданы. Таня и Алексей как-то заметили, что они могут на расстоянии ловить мысли, чувствовать и понимать друг друга. Им даже сны иногда с одинаковыми сюжетами снились. Поэтому Таня каждый раз ощущала момент, когда Алексей сдает экзамен и даже понимала, что сдан он успешно. Она знала, что Алексей не переменился и все время думает о ней, но письма о зачислении в училище все не приходило. Тогда Таня решилась навестить мать Алексея. Но по ее словам, та тоже писем не получала, хотя особого беспокойства на лице Натальи Куприяновны не наблюдалось.
Девушка еще и потому волновалась, что дальше ждать весточку от Алексея она уже не могла. Накануне пришло письмо от тети Лили из Ленинграда, где та писала, что есть новости о родителях, о которых она расскажет при встрече, и чтоб Таня скорее приезжала, так как затягивать с поступлением в театральный институт нельзя, ведь экзамены туда к середине лета уже закончатся.
Оставив маме Алексея бумажку с Ленинградским адресом тетушки, у которой она собиралась остановится, Таня ушла. Идя по улице, она вспомнила предсказание "блаженной", в которое, в отличие от Алексея, сразу поверила. А поверив, еще раз убедила себя, что впереди все будет хорошо, что после разлуки предстоит встреча, а казенный дом, это институт, куда она стремится, что летчиком ее Алеша станет обязательно. Они встретятся и все неясности прояснятся,- может письмо в дороге где потерялось. Так что можно спокойно принимать окончательное и неотложное решение...,
- Надо ехать! Будь, что будет!
Зайдя на почту и отбив тетушке телеграмму, что бы та готовилась к встрече, Таня твердой и уверенной походкой направилась к своему дому, собираться на свою родину в Ленинград.
Уезжая учиться Алексей наивно думал, что расстается с родными ненадолго. По школьной привычке блуждали мысли о каких-то каникулах, в крайнем случае об отпуске по окончании училища. Поэтому попрощался с родителями , братом и сестрой легко, без лишних слез, объятий и поцелуев. Всем своим родным, которые тоже не любили внешних проявлений чувств, просто пожал руку, обняв только маленькую сестренку, и провожать себя до станции не разрешил. Сев в кабину грузовика к непонятно по какой причине трезвому Константину, попросил того проехать мимо Таниного дома, где и отвел душу, нацеловавшись с вышедшей проводить девушкой, под неумолчное бибиканье шофера.
С удобством расположившись на нижней полке плацкартного вагона, Алексей сел у окна и не отлипал от него все время пока стучали колеса поезда. Первый раз он вырвался из дома так далеко, и все вокруг казалось очень интересным. На каждой станции Кожура бежал не в буфет, а к пыхтящему паровозу, готовому в любой момент дать громкий свисток, услышав который первый раз, от неожиданности он даже испугался, как маленький. Хотя на локомотиве и не были установлены обтекатели, с которыми его изображали на агитационных плакатах, паровоз произвел на Алексея неизгладимое впечатление. Он даже познакомился с машинистом, от которого узнал, что это новая модель под названием "Сталинец". Особо поразило будущего летчика, что черное, с бело-красными колесами чудо техники на испытаниях развивало скорость сто пятьдесят пять километров в час, а конструктивная скорость его, вообще была сто восемьдесят. У Лешки даже мелькнула мысль, а может стать машинистом, но он тут же задавил ее в зародыше, вспомнив про поставленную перед собой цель.
К концу третьих суток пути поезд подошел к городу Иркутск. Взяв свой небольшой чемоданчик не выспавшийся Алексей вышел на привокзальную площадь. Накануне он с самого рассвета смотрел в окно на чудо чудесное "окиян - море" Байкал. Столько воды он и в мыслях себе не мог представить, а потом показалась Ангара, а потом пошли городские постройки и надо было готовиться к выходу. Но будучи "на нервах" Алексей был бодр. Быстренько расспросил прохожих и узнав, что до училища, которое было на правом берегу реки, добраться лучше и быстрее всего на автобусе, новом для города виде транспорта, один из маршрутов которого пролегал как раз от вокзала до конца улицы Первая Советская. Через час он уже был у цели своего путешествия. Тут, на месте бывшего кадетского корпуса, преобразованного сначала в военно-пехотное училище Красной армии и уже потом в авиаучилище, находился целый комплекс зданий, в основном двух и трехэтажных, построенных из красного кирпича. Учебные корпуса, лаборатории, мастерские, учебный аэродром, пожарную часть окружал металлический забор с воротами украшенными красными звездами и, кое-где, возвышающимися над ним деревянными вышками, обитыми железом с маячившими на них часовыми.
Медосмотр, физподготовка, экзамены - все промелькнуло для Алексея легко и на одном дыхании. Не прошло и двух недель с момента отбытия из дома, как он и еще человек тридцать будущих курсантов сидели в аудитории в корпусе, расположенном на краю учебного аэродрома и благоговейно внимали "низэнькому", сухонькому подполковнику, неторопливо расхаживающему перед ними и беспрерывно курящему, меняющему одну сигарету за другой. Когда заканчивалась одна, он, поплевав на хабарик, клал его в бронзовую пепельницу, отлитую в виде барабана эпохи наполеоновских войн, и из металлического портсигара, разукрашенного коричневой краской под черепаховый панцирь, доставал следующую. Вставив ее в пластиковый полупрозрачный темно- красный мундштук, откидывал верхнюю крышку у зажигалки, выполненной в виде маленького снарядика, крутил колесико и прикуривал от появившегося огонечка. Делал он это медленно, со вкусом, прерывая свою речь минуты на три, не меньше.
Этим неказистым на вид офицером был замполит училища и, по совместительству, преподаватель истории ВКПб Абрамёнок Петр Егорович. Кроме того, что он был заядлым курильщиком, Петр Егорович отличался от прочих преподавателей училища большой любовью цитировать старых классиков и молодых современных писателей, добавляя кое-какую отсебятину.
- Здравствуйте, - начал подполковник свою речь, - вы меня не узнаете? - задал он вопрос недоумевающим будущим курсантам. Им было невдомек, что это слова из "Золотого теленка" Ильфа и Петрова.
- А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца, - глядя в недоуменные глаза слушателей продолжил цитату Петр Егорович и уже от себя сказал:
- Разрешите представится, заместитель начальника училища по политической части подполковник Абраменок. Как говаривал Николай Васильевич Гоголь, я пригласил вас господа ..., поправимся применительно к вам,- товарищи..., что бы сообщить вам преприятнейшее известие.
Петр Егорович сделал паузу, прикуривая следующую сигарету и через три минуты продолжил:
- Хочу поздравить Вас с успешной сдачей экзаменов и зачислением в училище.
Затянувшись сигаретой и подождав когда стихнут восторги пока еще недисциплинированной аудитории, подполковник продолжил:
- А теперь...
В это время за окном, выходящем на летное, поле стало слышно, как звук работающих на малых оборотах двигателей двухмоторного самолета изменился, и стало понятно, что сейчас начнется взлет. Большинство будущих курсантов, не выдержав искушения, повскакали с мест и прильнули к окнам, чтобы посмотреть, как разгоняется боевой самолет.
- Все правильно,- послышался голос Петра Егоровича.
- Лучше один раз увидеть, чем один раз услышать.
На это, сдержавший свои эмоции и оставшийся сидеть Алексей бросил реплику:
- лучше один раз пощупать, чем один раз увидеть.
- Слышу речь не мальчика, но мужа, - мгновенно отреагировал Петр Егорович, и через паузу добавил:
- прошу всех сесть!
С шумом, переговариваясь, делясь восторгами, бывшие пацаны стали рассаживаться по местам, постепенно затихая и приготовившись слушать.
- Зря не посмотрел! Красота, как на взлет пошел, - зашептал на ухо сосед Алексея по столу, новый приятель и уже почти друг Альенков Сергей. Сергей прибыл в училище из Владивостока и называл себя летчиком во втором поколении, так как его отец служил в авиаполку где-то на границе с Маньчжурией.
Когда затих последний шепот, подполковник "вкусно" затянулся сигаретой, стряхнул пепел в раритетную пепельницу, которую таскал с собой на все лекции вместе со всеми своими курительными причиндалами в полевой сумке и сказал:
Итак, продолжаю. Пришел Приказ!...( Пых, пых сигаретой). В связи со сложившейся международной обстановкой ...( пых, пых), и возникшей из-за этого необходимостью...(пых, пых), все вы ускоренным курсом будите выпущены из нашего училища... (пых, пых) не пилотами, а механиками самолета СБ-2, взлет которого, вы только что наблюдали. Так что правильно заметил ваш товарищ, еще нащупаетесь.
Наступила тишина. И тут раздался голос не выдержавшего на этот раз и вскочившего со стула Алексея:
- Товарищ подполковник, как же так... Я же мечтал...! Я же поклялся.! Я же сдал на отлично...!
- Товарищ будущий курсант, представьтесь!
- Кожура... Алексей!
Благодушие Петра Егоровича куда-то исчезло. На Алексея смотрели холодные глаза жесткого командира. Рука подполковника сжимала бронзовую пепельницу так, что побелели костяшки пальцев.
- Товарищ Кожура!... Вы... Советский человек?.... Если да, то Вы поклянетесь Родине и Партии, которой в данный конкретный момент нужны авиамеханики, учиться на того, на кого скажет учиться Родина и Партия. Вы согласны со мной? - Алексей замялся.
- Так Вы с нами?
- Так точно!
- Садитесь товарищ,- потеплевшим голосом сказал Петр Егорович.
- Такое было ощущение, что подполковник готов был тебе в лоб пепельницей закатать,- не глядя в сторону Алексея произнес Сергей.
- К черту пепельницу, вот что я домой напишу!
- Может твоя мама только обрадуется!- попытался успокоить нового друга Сергей.
- Моя! Не обрадуется, - ответил вслух Алексей, а про себя в отчаянье и полной растерянности подумал:
- И причем здесь мама! Что я Тане напишу!
Алексей не знал, что в скором времени судьба преподнесет ему еще один обидный сюрприз.
Друзья Кожуры, Савельев и Старостин не сильно торопились покинуть родной поселок, но все же недельки через три после окончания школы они, наконец, решились воплотить свою мечту стать артистами иркутского Сибирского драматического театра, минуя стадию учебы.
Как и следовало ожидать, ни Старостина на роли "героев - революционеров, ни Савельева на роли "героев - любовников", ни на какие другие, ребят не взяли. И вот теперь они сидели на скамейке в сквере перед театром, глядели на расклеенные на круглых тумбах афиши с названиями идущих спектаклей и рассуждали, как быть и что делать.
- Да...,- мечтательно протянул Евгений.
- Хорошо бы у них в " Ленине в восемнадцатом" сыграть!"
- А в "Маскараде" не хочешь. Ты больше для "Маскарада" годишься. Какого ты режиссеру свой любимый "Буревестник" читал! Опять руками размахивал, чуть ему весь кабинет не разгромил.
- Чего ругаешься? Тебя вроде тоже с твоими авторскими стихами не взяли,- обиделся Евгений.
Владимир замолчал, потом сорвался с места, подбежал к продавщице мороженного, торгующей неподалеку и что-то ей пошептал. Та заулыбалась, зачерпнула из цилиндрического ведра два молочных шарика, плюхнула каждый из них на вафлю, положила сверху вторую и выдала бесплатно Савельеву две порции холодного лакомства. Одну из них он сунул Евгению и сказал:
- На, остынь. Пока ты кабинет Главного рушил, я узнал, что в городе собираются театр оперетты открывать, может туда попробуем?
- Да, брось ты, - возразил Женька доев мороженное.
- Тебе же сказали, сначала три года учиться надо, а в оперетту, наверно, и того больше, а мне учиться некогда. Лариса хочет, чтобы я уже зарабатывал.
Женька вздохнул и замолчал. И тут Володька вдруг вспомнил про Алексея.
- Кстати, ты говорил, что пока я с..., ну помнишь, ты к Лешке в училище бегал. Как он там поживает?
- Хреново.
Евгений рассказал, что Лешка ни видеть, ни слушать никого не хочет, сам не свой и все из-за какого-то там приказа, благодаря которому, он и все кто с ним поступал должны будут учиться не на летчиков, а на механиков.
- Ну и что! - Удивился Владимир.
- А то, что Лешка Таньке клятву давал стать пилотом, а выполнить теперь не может. Он даже письма ей не написал, и матери не велел ей говорить, так расстроился.
- Да, облом,- пожалел Вовка друга.
- А еще обиднее,- продолжил Евгений, - что следующая группа поступающих, поток по ихнему, под приказ не попали, и учиться будут на летные специальности, пилотов и штурманов.
Владимир задумался. Возвращаться в Кировский пустобрехом ему не хотелось. Идти учиться на артиста, - длинная история, да уже и не хотелось после слов режиссера. И тут пришла мысль:
- А не попробовать ли в летное к Лешке. А вдруг..., чем черт не шутит...,Таньке ведь, она говорила, в суженные летчика обещали, а Лешка, судя по всему, пролетел.
- Знаешь, чем мы займемся?
- Чем? - насторожился Евгений.
- Будем в летное поступать! - Владимир похлопал по плечу обалдевшего Женьку.
- А что, хорошая профессия и твоей Лариске понравится.
- По-моему, это не мое. И экзамены как?
- Мое, не мое, - передразнил Вовка,- прорвемся.
Мимо сидящих ребят через сквер в сторону автобусной остановки прошла молодая девушка, одна из тех, кого они встретили в коридорах театра.
- Смотри какая чудачка пошла. Когда будем в летной форме ни одна нос воротить не будет, все наши будут.
- Почему чудачка? - Машинально спросил Женька.
- От слов, чудо как хороша. И еще они чудачки, потому что нас мужиков любят.
Савельеву, загоревшемуся новой идеей не сиделось на месте. Нужно было срочно превратить ее в реальность.
- Пошли в училище. Не хочешь летчиком, будешь штурманом, в одном экипаже летать будем.
Продолжение следует...