из книги "Литераторы шутят и не шутят"
Литературовед Эмма Герштейн, весьма уважаемая мною женщина, в мемуарной книге «Лишняя любовь» толково отразила эпоху «культа личности». Волею судьбы, приобщённая к знакомству с великими литераторами и их домочадцами, она кратко и выразительно познакомила нас с героями своей эпохи – вот они, те знаменитые и не очень ребята, возомнившие о себе много, и скромные порядочные люди, рано ушедшие из жизни, и, как те, так и другие, попавшие в жернова тиранического безумия всего лишь за одно неосторожное слово, подхваченное доносчиками и в нужном контексте истолкованное и переданное «кому следует».
Каждый из живущих в 1930-е думал, что боится он один. Но боялись все.
Люди старательно убеждали сами себя, что их арестованный товарищ, родственник, знакомый действительно такой уж плохой человек. Вся страна, все её граждане (за исключением немногих), подозрительно смотрели на живущего рядом соседа, сотрудника, коллегу, родственника – а не враг ли народа мой отец, мой брат, мой сосед, мой однокурсник, мой начальник? Многие делали открытия: да он же просто хорошо маскируется!
Следовал донос «куда следует» и…можно было прихватить жилую площадь арестованного соседа или занять должность репрессированного руководителя. Люди понимали только выгоду и не понимали, что творят подлость.
«Когда-то в, юности, я мечтала, что встречу мужчину, который будет опорой, духовным руководителем, другом и защитником. Эта мечта была забыта».
Имела ли право молодая, симпатичная и здоровая женщина на встречу с желанным мужчиной? Да. По всем законам природы и здравого смысла.
Далее Эмма Григорьевна объясняет причину крушения мечты: «…Не было вокруг меня мужчин, живущих большой и ровной творческой жизнью. Все, с кем можно было найти общий язык, были неврастениками, усталыми и неудовлетворёнными людьми, или застывшими, подменяющие условными рефлексами движения живой души. А главное – все они были заняты только собой…».
В круг этих «усталых неврастеников», видимо, входил и Лев Гумилёв, сын Анны Ахматовой и Николая Гумилёва, с которым Эмма познакомилась в доме Мандельштамов. Их отношения, неровные и прерывистые (на время посадок Льва Гумилёва), развивались под бдительным контролем Анны Ахматовой, не очень-то желающей видеть своей невесткой Эмму Герштейн. Да и сам Лёва не собирался строить свою жизнь вместе с Эммой – у него с молодых лет созрело стойкое предубеждение против евреев.
Антисемитизм в Советской России, доставшийся стране от царского режима, не процветал, но и не преследовался. Эмме Герштейн в полной мере досталось в жизни от явного бытового и скрытого (в интеллигентном сообществе) антисемитизма, проявляемого под прикрытием разного рода чиновничьих уловок. А тут ещё приходил редкий гость Лёва Гумилёв и в перерывах между любовью начинал вести речи о психологической несовместимости славян и евреев, что не добавляло теплоты в отношения молодых людей.
При втором аресте Льва Гумилёва особенное внимание следствия привлекло то, что среди той роковой беседы за ужином (с однокурсниками) Лёва побежал на кухню за ножом, чтобы нарезать хлеб. Доносчик преподнёс это «кому следует» как символический жест, намекающий на подготавливаемый ими (студентами) террористический акт против Сталина. Вмешательство Анны Ахматовой и других известных литераторов, написавших вождю письмо с просьбой о защите студента Льва Гумилёва, привело к положительному результату – вождь наложил резолюцию: «т. Ягода. Освободить из-под ареста и Пунина, и Гумилёва, и сообщить об исполнении. И. Сталин». Те, «кому следует», разобрались мигом и отпустили. Возможно, оттого Лёва испытал чувство благодарности к освободившему его Сталину.
Возможно и то, что Лев Гумилёв сохранил это чувство благодарности к вождю на всю оставшуюся жизнь, хотя и не числился среди «верных сталинцев».
Тем не менее, первая посадка (на 5 лет) с серьёзными обвинениями состоялась в 1938 году. Льву Гумилёву под пытками пришлось подписать протокол с признанием «в руководстве антисоветской молодёжной организацией и контрреволюционной агитации», а также «в подготовке покушения на тов. Жданова». Своими идейными вдохновителями в борьбе против советской власти он признал мать, Анну Ахматову, и отца Гумилёва Николая, расстрелянного ещё в 1921 году.
Заступническое письмо Ахматовой Сталину на этот раз не дошло до вождя, поскольку на неё было заведено дело, и она состояла под негласным надзором.
Надо сказать, что в тяжких жизненных передрягах Льву Гумилёву слишком уж много досталось обид от евреев, обличённых властью над ним. В университетские годы он часто конфликтовал с профессурой и кадровиками (из-за отца), отчего смог получить высшее образование только в 33 года, после войны. На войне у него не сложились отношения с командиром батареи, старшим лейтенантом Фильштейном, невзлюбившего Лёву и лишившего его всех наград и поощрений. Отсюда его прогрессирующий с годами антисемитизм…
Эмма Герштейн не случайно упоминает в мемуарной книге «Лишняя любовь» некоторые факты из биографии Сталина: «…в письмах родным из сибирской ссылки Я.М. Свердлов жаловался на Джугашвили, с которым вместе жил, характеризовал его как мелкого собственника и антисемита…».
Не думаю, что Эмма присочинила лишнее из неприязни к вождю – её мемуарам свойственны добросовестность и чувство собственного достоинства – редкие и весьма уважаемые мною качества. А потому я верю каждому слову её книги.
Немного ниже Эмма Григорьевна делает ещё один вывод: «…главной социальной базой и моральной поддержкой Сталина были городские советские служащие». Я бы добавил в эту базу российских пролетариев и почти всех трудящихся, за редким исключением. Во времена Сталина слишком много было доносчиков…Ну очень уж много подлецов!
И далее она приводит множество примеров из жизни советских трудящихся:
- соседи по коммуналке дружно топили жиличку, читавшую только классиков и пренебрегавшую советской литературой – «антисоветские настроения»;
– ревнивая жена донесла на мужа…читая «Правду», он улыбался…видимо, нехорошо улыбался, скептически;
– инженер в сердцах сказал на работе «…разве с русским пролетариатом можно что-нибудь сделать»… пришили ярлык - «оскорбление рабочего класса»…отсидел 20 лет по тюрьмам и лагерям;
– какой-то старичок сидел на бульваре и жаловался, жаловался – неужели и скамейки снесут? Его арестовали за это. За «клевету на советскую власть»…
– женщину с немецкой фамилией, кремлёвского врача, обвинили как «шпионку трёх государств». Видимо, для утяжеления обвинения…
Простит ли им Бог грехи тяжкие по причине непонимания всей мерзости своих деяний, как простил Иисус Христос своих истязателей – римских воинов? Они же хотели как лучше…из чувства патриотизма и вождям угодить. И ещё они не знали, что угождать надо вечному Всемогущему Богу, а не смертным и душевно нездоровым царям.
Как часто эти обвинители, глумясь над обвиняемыми, цитировали им циничное: «незнание закона не освобождает от ответственности за нарушение закона». Вам же, господа беззаконники, так будет сказано: неверие и незнание Заповедей Божьих не освобождает от Суда Божьего, а там (Библию надо читать!) записано, что лжесвидетельство – смертный грех.
•
Тяжело сложилась судьба Льва Гумилёва. До войны (с юных лет, ещё в школе) его терзали «за папу», как сына контрреволюционера, а после войны – «за маму». Так сформулировал Гумилёв свои отсидки. В общей сложности ему накрутили около 14 лет тюрем и лагерей из четырёх посадок. В перерывах между посадками он заново устраивал свою жизнь, учился, воевал и занимался наукой.
В четвёртый и последний раз Лев Николаевич был арестован 6 ноября 1949 года после возвращения из археологической экспедиции. Взяли его во время обеда, у себя дома. 13 сентября 1950 года Гумилёву на Особом совещании при МГБ вынесли приговор: «За принадлежность к антисоветской группе, террористические намерения и антисоветскую агитацию». Сюда же присовокупили из обвинения 1938 года – подготовку «покушения на жизнь т. Жданова». Прокурор, участвовавший в работе ОСО, так разъяснил ему смысл приговора: «Вы опасны, потому что вы грамотны». Ну что же, по крайней мере, законник выразился честно. Образованные люди, умеющие думать, всегда представлялись опасными для власти. Во все времена.
В Европе такое явление называют обскурантизмом. По-русски это называется мракобесием. Живучее наследие стране оставил великий государь Иоанн Террибл.
Отношения с матерью у Льва Гумилёва складывались не очень хорошо, а в последние годы жизни Ахматовой он совсем порвал с ней всякое общение. Лев Николаевич противопоставлял поступки матери и поступки поэта. «Реквием» он называл памятником самолюбованию…В письме Эмме Герштейн из лагеря от 25 марта 1955 года он писал: «…Мама, как натура поэтическая, страшно ленива и эгоистична, несмотря на транжирство. Ей лень думать о неприятных вещах и о том, что надо сделать какое-то усилие. Она очень бережёт себя и не желает расстраиваться. Поэтому она так инертна во всём, что касается меня…».
Наблюдавшая за жизнью Гумилёва Эмма Герштейн «была потрясена зрелищем его жизни, в которой ему не было предусмотрено на земле никакого места…» и вспоминала «благородство, с каким Лёва нёс убожество своей жизни заживо погребённого». Точно сказано.
•
Прочитал книгу Эммы Герштейн «Лишняя любовь» и вспомнил библейского Экклезиаста: «…Нет ничего нового под солнцем…Что было, то и будет…».
80 лет спустя в России всё повторяется. Страна живёт под девизом – «Хватать и не пущать!» Про Конституцию забыли совсем, полицейщина господствует над правом, суды штампуют обвинительные приговоры, работают в угоду правящему режиму. Только нынче вместо «врагов народа» хватают «экстремистов», то есть всех недовольных беззаконием в стране и пытающихся об этом как-то заявить. Просто инакомыслящих хватать не за что, придумали им навешивать надуманные хищения материальных средств или денег, тем самым окуная их в грязь, или делают через провокаторов подбросы «экстремистских материалов», а потом в присутствии своих же «понятых» торжественно уличают. Могут подбросить оружие, взрывчатку, наркотики – всё зависит от заказа свыше. Здравомыслящему человеку ясно видно – репрессии явно избыточны. Страна несёт громадные материальные и репутационные потери. Остановиться не могут. Репрессивный зуд в одном месте овладел элитой и массами.
Как великая держава Россия статью не вышла – экономика хилая и коррупция мощная, а вот как полицейское государство – в полном расцвете.
Подлецов стало ещё больше, особенно в верхах. Там они называют себя «элитой». Зря. Тщеславные ребята. Элита – это лучшие из народа. А какие же они лучшие?
Живущие ныне вряд ли боятся так, как боялись при Сталине. Но всё же боятся – за должности, за привилегии, за возможность воровать безнаказанно, за комфорт текущей жизни, за будущее своих детей. И правильно боятся. Конец близок. Жизнь-малина не продлится вечно, но, похоже, они об этом ещё не знают. Торопятся нахапать. Жадность одолевает. А ведь потеряют все и всё – кто мало нахапал и те, кто много нахапал, и успел переправить капиталы за кордон. Как дети малые, думают, что там их Божий Суд не достанет. Не отвертитесь, ребята.
Ветви российской власти ведут себя как сучья – сами себя подпиливают. Это значит, что они уже совсем плохо соображают.
10.02.2018