Рыба была большой. И белой. Она плыла по лазури неба и улыбалась. В нее целил самолет, прямо в сердце. И Анхель внимательно ждал, не отводя глаз, проткнет ли самолет рыбу и что будет от того. Пойдет дождь или самолет исчезнет?
Но по неведомой и непостижимой Анхелю воле самолет пролетел под рыбой, а рыба раскрыв рот удлинилась и лопнула на два облака, совершенно ни на что не похожих.
Анхель сел на камень, накинул капюшон, вытянул вперед свои тонкие ноги и положил рядом посох, отчего стало казаться что у него три ноги, но одна слабая и сухая. Запахнув балахон он перевел взгляд на океан. Он томно и гордо сиял безмятежностью, рыбьей чешуей красуясь пред остатками рыбы другого океана. Почти на горизонте справа блестел какой то корабль и больше ничего, кроме палящего солнца и волн неспешно лижущих берег. Пара крабов и три чайки. Еще только раненая прошлой осенью лодка на берегу, поваленная на бок и подпертая досками, словно старая дама на пляже, но с зияющей гнильцой дырой на левом борту, повернутом к солнцу. И еще следы Анхеля на песке на берегу и у лодки, а больше ничего.
Анхель был слаб, в эту зиму он сильно болел, дули злые ветра и с неистовством зверя океан рвал берег и камни, поэтому Анхель лежал бездвижно январь, и только в феврале вышел из дома в стену дождя на два шага, но получив хлыстом воды отринул назад и лежал еще до марта, когда солнце стало резать чернь туч, пролезать сквозь щели и отогревать безумных крабов.
Делать было нечего. Да скорее всего и не зачем. Насколько Анхель помнил ему шел девятый десяток и его шествие не было маршем третьего или галопом второго. И с каждым годом какие то тихие, разрозненные и траурные ноты вливались в поступь дней, а сыгранные ранее мнились лишь эхом. Всё было ясно. До горизонта и обратно, все было понятно до завтра от сейчас. Анехль прожил здесь слишком много, чтобы думать, что когда-то он жил иначе. И слишком так, как хотел, чтобы жить как до прихода сюда. Да и разве могло быть иначе?
Солнце пригревало ноги, май был великолепен в своём юношеском размахе и уверенности в себе. Блестящий корабль упал за горизонт, на небо слева выглянула конская голова. К грозе, подумал Анхель и подняв свою суму, начал пересматривать сегодняшние подарки океана. Он был щедр. Сегодня их было пять. Пластиковая бутылочка от карманного виски с крышкой, круглая еще не разбухшая фанерка с тремя зубами для зеркала, скорлупка от куриного яйца, кость от куриной ноги в белой бумажной коробке и красная искусственная роза, из какого-то пластика, который Анхель раньше не видел.
Старик жил океаном, который почти каждый день или ночь дарил ему предметы, которые он, каждое утро собирал по крупицам или собирал крупицы от предметов. Не важно. Важно было то, что Анхель мог их возвратить назад их бывшим владельцам, но он не мог даже представить себе как их найти, да и кто узнает в куриной ножке именно ту, что выкинул с катера во время прогулки. Или например, узнает свой холодильник в белом остове без дверцы с крабами в морозилке и рыбой лоцманом, причалившим уже лет тридцать как назад в гавань потерянных вещей Анхеля.
Анхель еще раз осмотрел каждую из сегодняшних находок и убрал скорлупку, фанерку и розу обратно в суму. Сел по удобнее и вправил спину. Провел рукой по бороде и откашлялся. После положил коробку с косточкой на колено левой ноги, а бутыль на колено правой. И накрыв их ладонями, закрыл глаза и начал шептать. Потом улыбнулся, открыл глаза и отвел руки в стороны. На правом колене лежала полная виски бутылочка, а с левого колена доносился запах жаренной курицы.
Так и жил. Дарами провидения. Каждый дарованный ему день он мог их возвратить оживленными, исправными и целыми, но рассудив что если их выкинули – значит от них отказались, значит они больше кому-то не нужны.
Только детские плюшевые игрушки Анхель особенно не любил подбирать, потому что их могли все ещё любить и все ещё скучать по ним, поэтому он их просто хранил в ящике для сетей, привязывая к лапе бирку с датой находки, после 10 лет хранения он их оживлял и отпускал.
И они уходили. Всегда, зрелыми и готовыми к жизни. Вот только слона и льва он решил не оживлять, да и котов с собаками тоже и так двое уже живут с ним. Уж 25 лет как. Чтобы не было стаи, ревности и ссор.
Вечером он поставит розу в вазу на стол и будет читать, а яйцо подложит курицам, которых он вывел из пластиковых игрушек. Зеленых, больших. Вкусных.
Зеркало он закрепит завтра рядом с другими 145 на крыше, что бы послать солнечных зайчиков на небо. Так как пора, наверное, старика Анхеля забрать уже, за бесполезностью в этой потерянной бухте этой планеты.
Ну а больше пока делать было нечего. Он съел ножку и отпивая виски, стал смотреть как конская голова распалась на шкаф, ящерицу и три лимона.