Рыбаки

Станислав Тараненко
Давненько я не писал
Ну что тут скажешь, конечно, в после праздничные дни все обстоит не совсем празднично. Настроение скачет, от хорошего к плохому.
Хандра, конечно, наваливается чаще, чем хотелось бы, и не в праздниках то дело, и не в снеге, который вдруг завалил весь город и парализовал движение и жизнь маленького городка с претензией на столичные манеры.
На работе по случаю нового руководства и введением антикризисных мер стало находиться еще сложнее. Все озлобленные вечными сопливыми носами, мокрыми ногами и постпраздничным безденежьем совсем опаскудились.
Короче настроение что ни наесть не важное. И я совершенно не хочу писать, но как тут не писать, и как не вытаскивать из головы, то, что может уйти и так и не появиться на всеобщее обозрение, в случае если все, же депресс меня доконает, и меня не спасут.
Так вот, пробираясь одним унылым утром, сквозь снежные завалы, вспомнилась одна история коя произошла во времена моей школьной жизни.
Как, моя мама, могла меня отпустить в столь рисковое приключение, для меня до сиих пор загадка. Есть у меня двоюродный брат. Коль я в своих произведениях не много, все же меняю имена и некоторые факты, что бы никого не обидеть, так тому и быть!
Звали по сему, моего брата Филипп. Красавец, умница, как любила повторять моя бабушка, он был вечным примером для всех и источником нескончаемой гордости всей родни.
Правда некоторые моменты, связанные с молодостью Филиппа, скромно умалчивались, да и зачем кому-то знать как Филипп, учась еще в школе и возвратясь пьяным домой с помощью пачки сигарет и замочной скаженны, выкуривал бабушку из квартиры, куда она его не пускала по случаю пьяного состояния. Бабушка носилась по квартире. Вся в клубах дыма идущего из скаженны, орала благим матом - что в доме пожар. Мы, с мамой притаившись на диване, наблюдали за этим спектаклем с нарастающей тревогой. Неизвестно чем бы все кончилось, если бы Филипп не отрубился на коврике перед дверью, и нам стоило не малого труда втащить его в квартиру. Есть еще не совсем приятных историй про моего двоюродного брата, но думаю, по давности лет этого особо, никто и не помнит, да и не о том я веду повествование.
У меня с братом были свои отношения. Я его любил, а он на семь лет меня старше всячески пытался надо мной поиздеваться, а если учесть, что его за проделки и шалости особо не корили и не наказывали, то частенько я отрабатывал наказание по его действиям и поступкам. Филипп был талантлив, он неплохо рисовал, играл на гитаре, великолепно учился, занимался спортом, гонялся за местными красавицам и по тогдашней моде и в силу взросления отращивал жиденькие усики под носом.
Любимым развлечением для Филиппа было рисовать карикатурные картинки с моим участием. Одна мне особо врезалась в память. Картинки представляли из себя комикс и состояли из нескольких маленьких эпизодов. И так, в самом запомнившемся шедевре было изображение, меня. Меня, готовили к отправке в космос. На первом рисунке был я, и меня проверял доктор в колпачке и стетоскопом, он одной рукой прижимал стетоскоп к моей, куриной груди, а вторая рука нащупывала у меня ягодицу. На второй картинке было нарисована подготовка пусковой площадки. Строители из досок сооружали постамент. На третьем рисунке был изображен я, собственной персоной на этом деревянном постаменте, в попу мне был вставлен шланг, конец которого был присоединен к насосу который качал мой брат... Особенно, мне по детски запомнился, особо художественно изображенный космический шлем, на моей голове и дуги-движения от насоса. Ну и замыкал художественный ряд - мое победное вознесение в космос, силой воздуха, вырывающегося из моего заднего прохода. Когда брат нарисовал это, он показал мне и спросил, насколько мне это нравится, и я с присущей мне забитостью и боязни пинков и тычков, выразил полный восторг данным выплеском.
Но на этом все не кончилось, когда бабушка вернулась из магазина, ей так же на суд было представлено данное произведение. Я помню слезы на глазах у бабушки, когда она покатывалась от смеха. Я не совсем понимал над, чем же так смеется бабушка, но мне показалось, что бабушку развеселил именно - мой шлем космонавта.
Все же, по истечении многих лет прошедших с того времени, я могу сказать, что для меня, брат сыграл не маловажную роль в развитие. Благодаря нему я впервые покурил, попробовал водку, и полюбил животных. Да именно животных, дело в том, что не проходящей гордостью всей родни был именно биологический факультет МГУ, на который поступил мой брат и благодаря которому в нашем доме не иссекал поток всевозможных животных. Но, это отдельная история и если я начну впускать на страницы своих рассказов еще и животных мне до самой смерти не закончить даже вступление.
Но вроде как я вам набросал примерный портрет Филиппа.
Филипп учился в университете, когда его близкий друг пригласил на рыбалку. Все бы ничего, но на дворе стоял январь и к зимней рыбалке никто готов не был. Одним погожим выходным, Филипп завел речь о прелестях зимнего лова. Я тоже присутствовал при этом разговоре и когда Филипп, отобедав, рассказал о запланированной, через одни выходные, вылазку на данное мероприятие, я вцепился в затею, взять меня с собой, мертвой хваткой. Я тогда учился в классе в восьмом и был довольно взрослый для такого рода мероприятий, и мама для вида посопротивлявшись, отпустила меня в столь заманчивое предприятие. Мы, собрали мне гардероб, выспросили у соседа дяди Вани валенки, для меня, а так же овчинный тулуп - приготовления закончились.
В назначенный день меня забрали на машине, из дома, упакованного в два свитера, трое штанов, валенки, куртку теплую, поверх которой натянули тулуп, в полах которого я постоянно путался и падал в самый не подходящий момент. У меня был еще рюкзак, в нем был термос с горячим чаем, бутерброды, и несколько сосисок, на случай если мы разведем костер, что бы я их поджарил. Вся наша экспедиция состояла из трех человек, брат, его друг и я. Планировалось провести на льду сутки. Мы уезжали на электричке из Москвы днем, после двух часов остановок на каждом столбе, мы вышли в каком-то поселке, и дальше нас должен был везти автобус. Автобус ходил всего два раза в сутки утром и вечером. Мы приехали в поселок, подошел наш автобус и вечерним рейсом мы, на переваливающемся через наметенный снег, автобусе через пару часов прибыли на место. Ну как место. Это была деревня. На берегу какого-то водохранилища. Мы, взвалив рюкзаки, двинулись по льду в сторону бескрайнего горизонта. На мои робкие вопросы, когда мы придем, друг моего брата отвечал, что... вот скоро-скоро. Шли мы тоже довольно долго, может, конечно, не так долго как мы ехали на автобусе, но за время нашего пешего перехода я был мокрым насквозь. Неудобные валенки, тулуп, рюкзак за плечами. В конечном итоге стемнело, и друг моего брата  дал команду становиться лагерем.
 Мы стали расчищать снег. Задача может и для двух взрослых мужиков вполне нормальная, для меня была почти не посильная. Я кувыркался, путаясь в полах тулупа, и от меня толку было мало. В конечном итоге в полной темноте мы стали с помощью фонарика собирать рыбацкий домик, а друг  брата, стал вертеть лунки, ибо потом, после того как поставим домик, их будет невозможно набурить, так он сказал. Мы с братом боролись с металлическими палками каркаса и уголками. Но стоило нам собрать одну сторону, и мы принимались соединять новые палки, как вся конструкция рушилась. Опыта у нас не было, темень, еле светящий фонарик, и бездарное руководство друга. Промучившись, час нам, наконец, удалось собрать хлипенькое сооружение, призванное защитить нас от ветра мороза и снега. Мы забрались в домик и, расставив по углам свечи стали обживать новое жилище.
Не знаю как мои спутники, но то, что я промок, стало давать о себе знать…, меня стал пробирать холод. Вначале это было просто дискомфортно, а еще через полчаса, я уже трясся как осиновый лист. Ребята увидели мое состояние и, порывшись в своих рюкзаках, достали запасной свитер, я был спасен. Свечи постепенно нагревали палатку, и настроение стало улучшаться. В пробуренные лунки легли снасти, и буквально через пять минут, у нас в ногах трепыхался первый окунек, маленький, скользкий, ледяной, с широко открытыми глазами. Но на этом клев канул. Сколько не менялись наживки, удочки и леса, все было бестолку. На этом наша рыбалка кончилась. Мы приуныли и тут друг брата, достал литровую фляжку бережно хранимого, медицинского спирта. Настроение опять поднялось, и уже достались бутерброды и шкварчали мои сосиски над свечками. Разлили, мне как малолетнему не наливали. Да я особо и не хотел. Все развеселились, начались истории не пристойного характера, привезенные из научных экспедиций, третьекурсников биофака. Во всех историях обязательно присутствовала пышногрудая красавица, и злостный начальник экспедиции, который ну не как не хотел отпустить на волю-судьбы, сексуальные желания студентов. В самый пикантный момент в одной, очень закрученной истории, происходившей, где-то на границе с Монголией, порыв ветра опрокинул наш рыбацкий домик и, загасив свечи, погнал его по снежному насту в мутную от темноты и мелкого снега даль. Мы опешили, и, сообразив, повскакав с удобных мест, ринулись догонять беглеца. Только силой, неимоверных усилий, в снежном вихре и полной темноте нам удалось догнать наш домик и вернуть его на место. Начали вновь его устанавливать. Но на момент всего происходящего, в крови моих спутников, алкоголь перебрался на кризисную отметку. Поэтому части домика потрепанного ветром и путешествием, по снежным далям, ни в какую, не хотели соединяться. Палки вылетали из креплений, целлофан хлопал на ветру и мешал собрать конструкцию. Спустя время, бесплотные попытки поставить наше строение на место, было обречено на провал. Несколько металлических стоек канули вглубь водоема - через лунки, целлофан в особо сильные порывы ветра, все же порвался, и нам ничего не оставалось, как соорудить подобие шалаша, из оставшегося в наличии материала, и хоть как то спрятаться от снежной бури. Из остатков домика мы поставили, типа, стену, натянули, как могли остатки целлофана и, подперев все это сооружение рюкзаками и своими телами сели с подветренной стороны.
Была глубокая ночь.
Ребята еще долго пили спирт, разговаривали в полголоса и больше не смеялись. Я кое-как, завернувшись в тулуп и спрятавшись как можно глубже под полиэтилен, постепенно провалился в нирвану - сна.
Проснулся я, когда над миром царствовало солнце. Все вокруг было заметено снегом. Я не сразу сообразил, где я, вообще. Тут в голову пришли воспоминания вчерашней ночи, и я судорожно стал выбираться на поверхность снежного заноса. Моих друзей по несчастью, я не наблюдал. Покуда хватало глаз, стелилась снежная равнина. Ни кусточка не лесочка, ничего не указывало на направление населенного пункта, из которого мы пришли. Я протоптал тропку и стал наобум копать в самых высоких сугробах.
Мои старания не прошли даром и вот уже, под лучами холодного, зимнего солнца, жмурясь и прикуривая, копошились - мои горе рыбаки.
Подсчитали убытки. Ну домик понятно, не нашли одного рюкзака, и пару удочек так и не удалось найти. Зато одна единственная, пойманная рыбка была у меня в кармане дохи, в которой, я поутру, чувствовал вполне комфортно. Да по мелочи всякое пропало. Не хватало в арсенале ножа, моего промокшего свитера, которые переодели вчера, стаканчики разлетелись понятное дело, да и фляжку удалось найти только усилиями всей команды. Правда, произошел конфуз, ее не закрыли, и из нее все вытекло, чему мои спутники были ужасно огорчены.
Наскоро перекусив, что у кого осталось и, собрав, то, что осталось, было принято решение выбираться к вечернему, деревенскому автобусу. Мы двинулись в путь. Друг брата шел впереди, прокладывая путь, и по ему только понятным приметам, прокладывая маршрут. Первые пару часов мы шли, изредка перекидываясь шуточками, про то, какие мы замечательные рыбаки, и не тянет ли ноша с рыбой. Но чем дальше мы шли, тем яснее становилось, что идем, мы явно не туда. Друг брата уверял, что идем мы именно туда куда надо, но с каждым новым перекуром, его слова становились все более и более не уверенными.
Скоро шли, уже просто молча, до боли вглядываясь в горизонт с тайной надежде увидеть хотя бы дымок из трубы ближайших деревень. Мы устроили большой получасовой привал и доели, все, что у нас было. В ход пошли даже мои две конфеты, которые я тщательно берег до электрички. Мы сделали очередной рывок, и кроме нескончаемой равнины, по сторонам ничего не было видно. Солнце клонилось к горизонту. И вдруг Филипп заметил некую дымку, и мы повернули к ней, через час на горизонте явственно проступили неразборчивые очертания строений. Мы, напрягая последние силы, по колено в снегу, все мокрые от натуги, рвались к жилью. К деревеньке мы подошли с первыми сумерками, и как не странно, это оказалась та самая, нужная нам деревня.
Мы сверились с часами, и, прикинув по криво прибитой фанерки с расписанием, поняли, что на автобус мы опоздали. Нас не утешил, даже тот факт, что автобуса, как мы позже выяснили, и не было по причине заносов и ночной бури. Мы прошли по улице, соединяющую остановку автобуса и маленький рыночный развал с примыкающим к нему сельпо. Накупились  водой, водкой, колбасой, хлебом и пошли искать ночлега, так как следующий  автобус, должен был прийти только утром, следующего дня. Поскитавшись от двора к двору, нас все же взяла на постой пожилая женщина, которая в сезон ютит у себя рыбаков. И не взяв с нас ни копейки, весь вечер рассказывала страшные истории, как народ гибнет в ночных бурях на водохранилище, и как нам сказочно повезло, что остались живы. Меня напоила горячим чаем с бубликами, а ребятам нажарила картошки с салом.
Заполночь разошлись.
Я лежал на лавке и сквозь маленькое окошечко, смотрел на фонарь, на улице, и думал, а как там эти замершие насмерть рыбаки, души их так и ходят по льду, или все же улетают на небеса…
Утро было веселым, сытным и не долгим. Нас ждала дорога домой. Автобус все же пробился, и с него сошел человек в милицейской форме и, представившись, попросил документы, а изучив широко улыбнувшись, сказал странную для меня даже на сегодняшний день фразу
«ВСЁ ЖЕ… ЖИВЫ…»
Оказывается, нас хватились, когда мы не приехали обратно домой, и, зная, куда мы поехали, обратились в милицию ну а те, в свою очередь, послали участкового проверить, где и как мы.
Мы добрались до железнодорожной станции. Час спустя уже ехали в Москву. Спустя пару остановок, в вагон ввалился пьяненький мужичек в телогрейке, и с большой корзиной рыбы. И протискиваясь не ровной походкой по проходу, стал ее предлагать купить за копейки.
Филипп его окликнул, и рыба перекочевала в наш рюкзак. А когда, уже добираясь, на другой электричке из Москвы домов, Филипп наклонился ко мне,  попросил не рассказывать про все - те приключения, которые с нами приключились. «Живы остались, и то, слава богу» - сказал он, а то мать заругает.
Вечером на кухне мама чистила рыбу и расспрашивала как мы рыбачили, а я пошел в прихожую и достал из кармана мокрого тулупа, того самого окунька, с большими глазами, и положил в общую миску…
...ну, что бы мне, не очень зазорно было врать…