Я закрыл книгу жизни Аскета… Было 5:30 утра. Я пошел на кухню, сварил себе кофе, вышел в пустой двор и… закурил первую в своей жизни сигарету...
Операция Аскета была назначена на 7 утра. Хотя все мы, накануне, пожелали ему удачи, мне хотелось еще раз увидеть его. Когда я вошел в палату, Аскета там уже не было. Я успел подбежать к нему почти у дверей в операционную. Аскет, увидев меня, не смог скрыть своей радости. Я взял его за руку и тихо шепнул на ухо:
- Бог в помощь, сын мой!
Он широко улыбнулся мне, подмигнул и сказал:
- Спасибо, Отец Иоанн!
Мы поняли друг друга.
Аскета на каталке медленно вкатили в операционную. Двери в нее были открыты настежь и я, среди группы людей, одетых в белые халаты, перчатки и маски, успел заметить нашего Айболита, который нежно пожал руку Аскета. Двери закрылись, а я помчался в церковь…
Операция длилась почти 6 часов. Ожидание изнуряло всех нас, время ползло издевательски медленно. Наконец, доктор Илья и Айболит вышли из операционной, мое горло сперло дыхание.
- Операция прошла не плохо, - доктор Илья выглядел уставшим и было видно, он подбирает правильные слова. – Но, к сожалению, наш пациент впал в кому… Состояние – стабильно тяжелое и поверьте мы сделали все возможное. Ответ на биопсию опухоли будет через неделю… Теперь, все зависит не от нас. Будем надеяться на удачный исход…
Слава Богу, он жив, думал я. Ежедневно, сразу после лекций, я бежал в церковь, а затем в больницу, к Аскету. Он лежал на койке, подключенный к аппаратам, в паутине всевозможных проводов, бледный, с забинтованной головой.
Я держал его за руку, говорил с ним, рассказывал последние новости, признавался в своей любви к нему, просил не сдаваться и твердил, что верю в чудо. Моя голова была занята лишь мыслью об Аскете, каждое утро я просыпался с надеждой услышать добрую весть. Надо отдать должное всем жителям нашего дома, они только и говорили об Аскете.
Так прошло 6 дней. В тот четверг, утром, Айболит вернулся из больницы
помрачневший, с темным лицом:
- Состояние резко ухудшилось… Он не приходит в себя, есть опасение, что начнутся необратимые процессы и мозг погибнет. Одним словом, прогноз неутешительный…
Глаза Айболита были полны грусти, он отвел свой взгляд и быстрым шагом пошел домой. Все женщины ахнули, мужчины помрачнели, наш дом сник, у всех опустились плечи.
Последняя новость потрясла меня. Я понимал, что мне нужно действовать, причем незамедлительно. Я был единственным свидетелем душевной трагедии Аскета, единственным носителем истории его тяжелой судьбы, его борьбы и беззаветной
любви, его мужества и бескомпромиссной честности перед самим собой, единственным носителем его тайны.
Но, чем больше я искал пути спасения для моего друга, тем глубже погрязал в бессилии, хоть как-то изменить ситуацию к лучшему. От безысходности и отчаяния найти ответы на свои вопросы, я поспешил в церковь.
- Как самочувствие твоего больного друга, сынок? – спросила меня моя “церковная бабушка”.
- Плохо, бабушка … очень плохо! – угрюмо ответил я. – Я уверен, надо что-то
делать, что-то предпринять, но что – я не знаю!
- А ты, спроси у Бога, у Богоматери, попроси знамения! Чего же ты ждешь! Ну, смелей?
Как и в предыдущие дни я взял свечи и вошел в церковь. Если все предыдущие дни, я молился за здравие Аскета, то сегодня просил Бога дать мне решение, указать путь к его спасению. Не хотелось выходить из церкви, мне казалось, что на данный момент – это единственное место в мире, где царит мир и покой.
Неожиданно, через оконное отверстие, в церковь влетела птичка. В своем клювике она держала то ли соломинку, то ли ворсинку. Покружив над моей головой, она села на край большой иконы алтаря, оставила на ней свою “ношу”, громко чирикнула и вылетела через то же отверстие. Этот “вираж” вызал у меня улыбку и я подумал – птичка доставила “бандероль” по назначению и… меня кольнуло. Я понял, что мне нужно делать – это был выход!
Я побежал домой, схватил “исповедь” Аскета, на последней странице приписал название больниы, адрес, номер палаты и поспешил туда, где, я был уверен, и находилось спасение Аскета – я помчался к Веронике Исаевой…
Это был красивый дом: старая архитектура, большие, овальные окна, с тяжелыми бордовыми шторами, сквозь которые была видна старинная хрустальная люстра, а пушистые, колышущиеся кусты сирени дополняли изысканной уютности всему облику дома.
Я безумно волновался, лавина противоречивых чувств одолевала меня. Мое сердце было готово вырваться из груди, руки дрожали. Переживания за исход встречи, ответственность, которую я взвалил на свои плечи, трясли меня всего мелкой дрожью. Я прекрасно понимал, от этой встречи зависит все, от встречи с Никой, с той единственной, на данный момент женщиной, в чьих руках была жизнь Аскета.
Стоя у порога, я попыталься успокоиться, с трудом перевел дух и нажал на звонок…
Дверь открыл симпатичный подросток:
- Здравствуйте! Могу я поговорить с Вероникой Исаевой?
- Конечно! Мама, тебя тут спрашивают!
Она была именно такой, какой я ее себе и представлял: стройная фигура, породистые черты лица, красиво подведенные, выразительные серо-синие глаза, роскошные золотистые волосы и красивый грудной голос:
- Слушаю вас, молодой человек.
- Простите меня, но некоторые обстоятельства сложились так, что я непременно должен передать вам эти тетради!
- От кого?
- Вы сами все поймете, когда прочтете! Умоляю вас, не откладывайте на потом – это очень важно! Очень хороший человек, прямо сейчас, находится между жизнью и смертью! Это - его последнее желание!
- Но… Кто… Кто, вы?
- Меня зовут Микаэл и мое имя вам ничего не скажет. Вот номер моего телефона, на случай, если вы захотите вернуть тетради! Прощайте!
Выпалив все одним махом, я быстрым шагом пошел к такси, сел в машину и уехал. В машине все мои чувства перемешались: мне хотелось плакать и кричать. Я знал,
что нарушил данное Аскету обещание, но не использовать, может быть, последний шанс, я не мог. Я думал о том, что вероятно Бог, этой болезнью дает Аскету возможность, даже в коме, но в последний раз, почувствовать ее присутствие!
А, если случится чудо и он очнеться, то пусть … пусть Аскет навсегда вычеркнет меня из списка своих друзей, ведь ситуация не терпит отлагательств! Может, лежа в коме, он все же услышит, что Ника его простила? Мысль о вероятности другого исхода ситуации, где Ника могла и не простить Аскета, приводила меня в
содрогание, но я изо всех сил отвергал ее. Я чист перед своей совестью! Сейчас речь ни обо мне!
В тот день, я впервые не поехал в больницу к Аскету. Мне было неловко смотреть в его, даже закрытые, глаза – я нарушил данное слово. Но, чем дольше я думал о своем поступке, тем больше возрастала уверенность в правильности моего неожиданного решения.
( ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ )
http://www.proza.ru/2018/02/12/1074