(Моей любимой бабушке)
Марфа Тимофеевна, мама моего отца, Василия Ивановича и моя любимая бабушка, была награждена судьбой тяжелейшей, врагу не пожелаешь! Прямо по её, когда-то виденному, ещё в далёкой юности, сну, где, взвалив себе на плечи огромный неподъёмный деревянный крест, тащила его, превозмогая силы.
В молодости бабушка была необычайно красивой, трудолюбивой, да ещё и певуньей, каких поискать. Её приглашали петь на все свадьбы и вечёрки. Сватались к ней многие, но за того, кого полюбила, родители не выдали, был он из бедной, пьющей семьи. В то далёкое время у девушек, как и парней, никто не спрашивал о желании замужества или женитьбы. За них решали родители. Вот и бабушку выдали замуж за нелюбимого человека.
С этого момента начались её мытарства. Сразу же после свадьбы забрали бабушкиного мужа на Первую Мировую войну, откуда ему не суждено было вернуться. Так и осталась бы она с девятнадцати лет и на всю оставшуюся жизнь соломенной вдовой, если бы не приглянулась многодетному богатому вдовцу, потерявшему жену в родах четвёртым ребёнком.
Бабушка рассказывала, что хоть Иван Степанович Самойленко был статным чернявым красавцем, выходить за него замуж не хотела – боялась не справиться с обязанностями хозяйки, жены и матери. Особенно, матери! Ведь трое его детей, Матвей, Савелий и Варвара, были уже подростками со сложившимися характерами, а младшенький Ванечка - совсем грудничок. К тому же был Иван Степанович суров и молчалив. Его чрезмерная серьёзность и угрюмость вызывали в ней страх и трепет. Бабушка говорила, что сама ни за что не решилась бы на брак с ним, но, будучи Богобоязненной и послушной дочерью, вняла материнскому совету – мол, зачтётся Господом, что примешь сирот.
Её отцу, обычному бондарю, Шиянову Тимофею Павловичу, не хотелось этого брака для любимой дочери. Видно, чувствовал, что её ждёт, какой тяжёлый «хомут» наденет она себе на шею. Но с другой стороны – кому будет нужна соломенная вдова?
Поначалу, всё вроде бы ладилось. Жили хорошо, дружно. Иван Степанович не обижал, любил молодую жёнушку. И она постепенно привыкла к его неласковости, даже по - своему полюбила мужа. Круглые сутки вся семья работала, не покладая рук. Иван Степанович был зажиточным хозяином: небольшие виноградник и бахча арбузов, отара овец и к ней три собаки для охраны от бирюков, два быка и два верблюда для обработки земли, домашняя птица. Матвей и Савелий, дети мужа, подростки, трудились вместе с главой семьи, Варвара, помогала новой маме по дому, на бахче и винограднике. Был один работник, круглый сирота, взятый в дом из милости. Его ничем не обделяли, относились, как к родному человеку. И всё было бы ладно, если бы не людская зависть и жестокость.
Коллективизация добралась и до Северного Кавказа, где был их хутор - Шунухудук, обездолив и сделав спецпереселенцами большую, дружную, работящую семью Самойленко, в которой было к тому времени уже восемь детей: трое подростков и пятеро мал-мала-меньше.
Их первенец, Сёма, болезненный мальчик, умер ещё до высылки. Мыню (Дмитрия) – потеряли трёх лет. Он умер от воспаления лёгких, застуженный в страшные сибирские морозы по дороге на поселение в деревню Падерино под Тобольском. Наденька, единственная доченька, материнская радость и утешение, умерла позже, уже в Магнитогорске, от голода, как и наш дедушка.
Долгие, долгие годы до своей кончины бабушка была безутешна, горько оплакивая своих умерших любимых детей и мужа. В полное отчаяние приводило её, православную христианку, незнание мест их захоронения. У неё из четверых родных детей выжил только мой папа. Все эти страшные потери оставили глубокие незаживающие болевые раны в душе и сердце бабушки. Её горе было безмерным. Не уберегла она своих кровиночек! Слава Господу, неродные дети были уже взрослыми, работали и могли себя прокормить сами.
Все её воспоминания всегда сопровождались горючими слезами. Нам, внукам, было очень жаль и её, и дедушку, и их столь рано умерших детей. Но особенно мы сочувствовали бабушке. Как мало радостных счастливых дней было в её долгой трудной жизни. Сколько потерь, несбывшихся надежд, горя перенесла она на своём веку.
Страшно представить, но её семью высылали дважды! Первый раз с родной земли, где веками жил и трудился род Самойленко, второй раз уже с места поселения.
Бабушка рассказывала, что по приезде в таёжную деревню, им разрешили самим вырубить делянку для строительства на ней собственного жилья, где могла бы укрыться в лютые морозы их большая многодетная семья. Дед с сыновьями, привыкшими к тяжёлому труду с детства, рубили, выкорчёвывали вековые сосны, торопясь построить до холодов тёплый дом. И потекла жизнь своим чередом. Бабушка говорила, что там их называли «баски люди», что означало – хорошие. Но, видно, кому-то приглянулось добротное строение! Донос и снова высылка моих родных, уже в Магнитогорск.
Был 1932 голодный и холодный год. Поселили их в общем камышовом бараке посёлка Ново-Туково, что на Левом берегу Урала. Спали на нарах, вместо матрасов - мешки, наполненные соломой. Одна семья отделялась от другой перегородками из старого тряпья или одеял. Готовили пищу на железных печках-буржуйках и ими же отапливали барак. Обижаться не приходилось! Так в то время жили и вольнонаёмные люди, и прибывшие на Магнитку по орг набору.
В семье все, кроме малышей, работали, получая по рабочей карточке съестной паёк, но и это не спасало от голода. Дедушка и бабушка, жертвуя собой, большую часть своего пайка отдавали ребятишкам. Однажды дед с несколькими мужчинами забрались на совхозное поле, где под снегом были неснятые, полусгнившие мороженые кочаны капусты. Решившись на воровство от безвыходности - детишки пухли от голода, мужики, тем самым, подписали себе приговор! Их арестовали и поместили в отдельный барак для задержания. Там дедушка и умер. Погребение проходило без сопровождения родных. Место захоронения не сообщалось. Вскоре, вслед за отцом, от голода умерла и их любимая доченька, трёхлетняя Наденька. Где её могилка бабушка тоже не знала. Как она выжила после этих страшных неизмеримых потерь? Сколько пролила горючих слёз? Я думаю, её спасала только Великая вера в Бога и безропотное терпение, внушаемое с детства. Но, на мой взгляд, такое отношение к несчастным людям, было бесчеловечным!
Бабушка семнадцать долгих, наполненных грустными событиями лет, пока не заболела, трудилась на кирпичном заводе, подкатывая к печам тяжёлые железные вагонетки, гружённые до самого верха сырым кирпичом. Работа была непосильной и изматывающей, тем более для голодной хрупкой женщины.
Во время Великой Отечественной войны погиб самый младшенький из приёмных детей – Ванечка. Он ушёл на фронт и пропал без вести. Бабушка очень горевала о нём. Она вырастила его с младенческого возраста и любила, как родное дитя. Папа не воевал, по причине глухоты. Он потерял слух ещё в детстве. Играя в «Жучка», кто-то из мальчишек, ударив папу по уху, повредил барабанную перепонку. Наверное, именно это печальное обстоятельство и уберегло его в то военное, страшное время , сохранив ему жизнь - он рвался на фронт за старшими братьями. Такие юнцы, как папа, необстрелянные и горячие, гибли в первых же боях.
Бабушка хоть и была абсолютно неграмотной, любимому сыну учиться не запрещала. Он рос пытливым, любознательным мальчиком, хорошо учился, много и охотно читал. Это помогло ему в дальнейшем собрать огромную домашнюю библиотеку. После успешного окончания школы папа мог бы учиться дальше, но совесть не позволила сидеть на шее родных. Он пошёл в ученики к геодезисту треста «Магнитострой». И только потом, через несколько лет, будучи женатым, по настоянию моей мамы, снова вернулся к учёбе, легко поступив на вечерний факультет строительного техникума, который успешно и окончил без отрыва от производства. Став высокопрофессиональным специалистом своего дела, он сорок четыре года проработал прорабом-геодезистом. Строя наш славный город, стал ветераном «Магнитостроя», имел награды – ордена, медали, грамоты. Бабушка очень гордилась сыном, любя его беззаветной преданной любовью. Эта любовь, к сожалению, мешала ей быть подчас , объективной по отношению к нашей маме.
Любила бабуля не меньше и нас, четверых родных внуков - Ларису, Ивана, Елену и Алексея. Она всех нас растила, лелеяла, учила уму разуму, но и баловала, особенно мальчишек. Они не знали ни в чём запрета. До сих пор вспоминаю бабушкины ласковые тёплые руки, её доброту, сердечность и необыкновенную щедрость. Из своей скудной пенсии она ухитрялась каждому из нас выделить значительную сумму на подарок ко дню рождения. Бабушка была хлебосольная и радовалась, когда её стряпня нравилась. Помнятся её вкуснейшие пироги и «рыбки». Пекла она их часто и много. Хватало и нам, и нашим многочисленным друзьям. Мы, дети, очень любили её.
Бабушка была набожной, постоянно посещала храм, неизменно, в каком бы состоянии она не находилась, читала наизусть долгие утренние и вечерние молитвы. Мы, дети, как будто понимая важность происходящего, в эти благословенные минуты, не мешали её общению с Неведомым Богом. Она никогда не заставляла нас молиться, верить в Него, если мы этого не желали. Говорила, что настанет время, когда мы сами придём к Богу. Как она была права!
Бабушка умела молитвами снимать сглаз, выливать переполох, заговаривать боль. Она пользовалась этим умением только в крайних случаях, никогда не беря никакую плату за оказанную помощь. Результат был всегда быстрым и во благо обратившимся, но не для самой бабушки. Всякий раз после оказания помощи она дня три – четыре очень болела и, стыдясь своего дара, просила у Бога прощения, что не смогла отказать.
Так она спасла однажды и меня. Выйдя первый день после больницы на работу, поднималась я по ступенькам на второй этаж, где была учительская, а дальше, по длинному коридору - кабинет секретаря и директора. Навстречу спускалась женщина, восхитившаяся моим видом. Эта встреча чуть не закончилась для меня смертью. Мгновенно, почувствовав себя плохо, почти ничего не видя и не слыша, наощупь, зашла, если можно так сказать, в кабинет секретаря. Помню, там никого не было. Буквально упав на стул, набрала мамин рабочий номер. Слава Богу, мама мгновенно взяла трубку. Я, услышав её голос, успела только произнести - умираю и потеряла сознание. Мама говорит, что застала меня в ужасном состоянии полу обморока. Странно, что никто не вызвал скорую помощь. Мама рассказывала, что идти самостоятельно я не могла, к машине меня вели несколько испуганных коллег. Я была, как сомнамбула - всё происходило вне моего сознания. Мама привезла меня домой и вызвала скорую помощь. Но пока та ехала, бабушка привела меня в чувство и сказала, что я сглажена женщиной. До сих пор не знаю, не могу вспомнить, кого, приведшего меня в такое состояние, я встретила на ступеньках. Всю жизнь буду благодарить свою любимую бабулечку за это чудесное спасение.
Она умерла на девяносто пятом году жизни. Помню. Бабушка очень боялась быть в тягость, прося Бога пощадить её и нас. Но и в этом бабушке не повезло. Видно, ей было уготовано испить чашу страданий до дна. Она последние пять лет своей безрадостной жизни лежала, и уход её был тяжёлым. Бабуля считала себя великой грешницей и это её очень пугало. Бабушкина смерть явилась началом моего открытия Бога, когда после первых слов молитвы по мёртвым, я увидела мгновенное преображение её лица. Скорбное его выражение сменилось светлой улыбкой! Как она боялась быть не отпетой! Я долго, десять лет, не могла смириться с её смертью. Тосковала и оплакивала её. Бабушка тогда, почти каждый день, снилась мне, за что сейчас прошу у неё прощения. Я не понимала, что не давала ей покоя.
22 февраля, будет двадцать семь лет, как её нет, но помню и люблю её не меньше! Я благодарна бабушке, что она не озлобилась на судьбу, на Бога и людей, не смотря на все жизненные тяготы и несправедливости. Всё принимала, как данное свыше! Учила нас быть добрыми, щедрыми и справедливыми, а главное – благодарными. Знаю, она и сейчас помогает нам оттуда, сверху. Бабулечка, милая моя, Царствия тебе Небесного! Я люблю и помню тебя, дорогая!
10.02. 2018