Речная вода, как тесто, сдавливаемое руками, выпучивается из глубины и течет дальше. Смотришь в одну точку, привыкая к бурлению вокруг подтопленного черного бревна. Оно от силы напора воды колышется, но не поддается, так как его корень еще остался в прибрежной части земли.
У лучей вечернего солнца спал жар, ветерок машет веточками деревьев над тобою, из-за чего чувствуешь приятное прикосновение к коже лица тепло-прохладных невидимых рук.
А воздух вместе с этим становится свежее. Это его вода студит. И как приятно им дышится. Находясь в таком состоянии даже думать, не хочется, понимая, что это редкое состояние, которое хочется растянуть как резиновую дорожку, может скоро закончиться.
Бело-красный бочонок поплавка, свисающий над водой на покрытой паутиновой мишурой леске, легонько раскачиваемый ветерком, снова успокаивает.
- Цииик, цвииг, циик! – неожиданно полоснул, как током по ушной раковине, крик бегающей по веткам над тобой белки.
А ее тут же поддерживает таким же звонким криком вторая. Они, ругаясь, носятся сверху вниз по обвислым желто-зеленым веткам березы, словно ища потерянную в них кедровую шишку.
Хочется спугнуть их, чтобы не мешали снова впасть в состояние приятной несонной дремоты.
- Ц-ц-ц-ции-ууууу, - подключился к беличьему крику рябчик, сидящий на соседнем дереве, раскрыв в солнечных лучах свой яркий черно-красно-оранжевый галстучек под клювом.
Открыв рот, смотрю на этого петушка, даже не верится, что эта серая пташка, размером с голубка, во время осеннего тока, может надеть на себя такой красивый галстук.
…Нырнул в речную глубину поплавок, утаскивая за собой в воду сильно согнутый конец удочки. И, забыв обо всем, пытаюсь удержать ее рукой. Поднявшись, тяну ее на себя, и, затаив дыхание, не спуская глаз от лески, которая ходит кругами в молочно-чайной с зеленым отливом воде.
Поскользнувшись в сырой траве, сажусь на нее, и, не отпуская удочку, тащу с силой ее упругую и вырывающуюся трубку, на себя. И вижу, с какой тяжестью и скрипом лески удерживает леска на своем крючке тело бьющегося темно-черного большого горбача, с отливом солнечных ярких лучей на его огромных раскрытых перьях плавника.
Вот это удача!
Тороплюсь снять его с крючка, опустить в садок, чтобы посадив на крючок нового жирного червя, поскорее забросить удочку на старое место и ждать новой поклевки.
Наконец-то! Все получилось!
Пытаюсь отдышаться, усаживаясь на ящик, и снова не спускаю глаз с красно-белого бочонка, повисшего и раскачивающегося над водою.
И снова через некоторое время к тебе начинает возвращаться то приятное чувство с ощущением тепло-прохладного прикосновения рук ветерка с еще теплыми солнечными лучиками к коже лица.
А вода как тесто, перекатывается своими широкими косами над черным рисунком колышущегося на ее небольшой глубине бревна.
Улавливаешь звуки пения птах.
Но глаз не спускаешь с бочонка, свисающего над водой, понимая, что того чувства – рывка крупной рыбы, глотнувшей наживку, может уже и не повториться.
Но надежда тебя не отпускает от себя