Утренний автобус ехал медленно. Старая дорога славилась ухабами, поэтому водитель не спешил. Задние ряды в салоне были пустые, в середине у окошка дремала, забыв про вязание, бабушка. Клубки не упали и не разбежались только благодаря широкой шерстяной юбке, которая удерживала их, как в гамаке. На передних сидениях парочками сидела молодежь. Молодые люди не спали, но и оживленными их назвать было сложно, скорее зомбированными: всех поглотил «вай-фай», кого в телефоне, кого в планшете.
Водитель Степан иногда поглядывал в зеркало, отражающее салон на пассажиров и ухмылялся себе в усы.
Да, вот раньше такого не было! Бабуси, конечно, спали, как эта, но молодые! Чего только не случалось за время его работы на маршруте: и пели, и плясали, и читали стихи, и выпивали, и играли в карты, и детей нянчили-пеленали, и собак разнимали, а когда и драки были — то мужики сцепятся, то девушки парня не поделят, а теперь что? Сидят вон, лет по семнадцать-двадцать, а что случись, ведь не отреагируют даже, так и застынут, созерцая картинки и сообщения пальцами набирая... Грустно! Откуда только напасть эта подкралась, да так всех и накрыла разом, постепенно!..
За бабку Стёпа не волновался, эта сориентируется ежели что и вывернется со своими клубками. А вот желторотики — тут большой вопрос!
Начинался городской парк, вернее не то чтобы парк, больше лес напоминал — неухоженный, заброшенный. Туда-то и ехала эта зомбо-компания, погруженная в гаджеты. Видимо погулять в осеннем парке собирались: картошечку испечь на костре, белок погонять... Каждую осень какая-нибудь молодая компания таким макаром в парк выбиралась. И бабуля там же жила, на окраине парка пруд заросший был, а там домик неприметный кирпичный маленький. Все оттуда посъехали давно, а бабка вот на его автобусе часто каталась с вязанием. Кто не местный был, вроде этих ребят, не обращал на бабусю никакого внимания — старушка и старушка. Но Степан был местным и полжизни уже проработал на этом маршруте. Мужик он был внимательный, примечать умел всякие странности и особенности, да и потом, в этом случае наблюдательности и не требовалось. С жительницей домика в парке Степан познакомился очень давно. Если бы спросили — когда, то и не вспомнил бы сколько уже лет ее знает. А она была самой настоящей бабой Ягой, ну, то есть ведьмой, если называть на современный лад. Нет, Варвара Матвеевна не была злой или вредной — милая, добрейшей души человек, хотя немного нелюдимая. В автобусе, пока вяжет, могла с любым разговориться, пообщаться — душа компании просто! А вот вне транспорта, что по делам — себе на уме, что в парке — как привидение. Ох, ребятам этим там лучше с ней не пересекаться!
Сам Степан не раз сталкивался с подобным «гостеприимством» бабушки. Как-то приболела она, а в городке попросили его ей продукты передать и лекарства там, какие нужно. Ну, поехал, вышел из автобуса, углубился в парк... Ведь прекрасно знал все тропинки, где центр парка, где что и, как леший его водил: плутал, плутал, плутал, плутал... Приехал засветло, а на дорожку к пруду вышел уже в сумерках — полтора часа шарился, а пути то всего минут двадцать, если черепашьим шагом. Выходит к пруду, а там — она! Стоит в ночнушке, как призрак «бабы в белом» и его дожидается. Он пакеты передал, она улыбнулась хитро так, поблагодарила. От улыбки этой у него мороз по спине прошелся, хотя лето было — тепло. Медленно повернулся обратно идти, краем глаза заметил, как Варвара поплевала себе через плечо, пошептала что-то и шаркая пошла к домику. А Степан с ощущением, что за ним черти гонятся, быстрым шагом к «коню» своему железному — за десять минут дошёл и ни разу с дороги не сбился, хотя уже темно совсем стало. Вот так вот — и это только один случай! А было и потом, уже днем, тоже в парке, тоже когда баба Варя дома была: то ключи потеряет, то инструменты вдруг понадобились — пусто! Кепку и ту искал как-то до посинения! И бросил бы искать, но батина кепка была — единственная вещь от бати покойного! Тот всегда говорил: «Стёпка, будешь в нашем парке — не сори, окурки не разбрасывай! Не любят там этого...»
- Кто не любит?
- А шут его знает кто, — отвечал — но не любят шибко, отыграться могут!..
На конечной остановке молодежь высыпала из передней двери и прямиком в парк направилась. А Матвевна приотстала, клубки свои собирая. Пока копалась — Степану снова стало не по себе. Померещилось или нет, но она их как котят или цыплят в пакет совала — бережно, чуть ли не с каждым переговариваясь. Тьфу, сбрендила бабка! — решил он, но на ус намотал — приглядеться, как снова будет случай.
В парке было, как в любом другом, за исключением ухоженности. Дорожки заросли, кусты и деревья разрослись, кое-где по тропинкам приходилось пробираться сквозь заросли. Но было тепло и сухо, хотя «бабье лето» уже отмерло и листьев на деревьях было мало.
Девчонки принялись собирать хворост для костра, парни занялись кто чем — кто пытался очистить выбранную поляну от валежника, кто определить — есть ли в пруду рыба и не сдурили ли они не прихватив с собой спиннинг. Компания была из шести человек — они все вместе учились в городском техникуме в параллельных группах кто на техническом, кто на экономическом отделении, на втором курсе.
Сначала было все отлично, пока мальчишки не начали дурить. Кто-то из компании обнаружил опята, решили их не трогать, но поодаль от пенька разрослись оранжевые мухоморы. Эти то почему не посбивать сапогами и кроссовками?.. Потом самому изобретательному из компании взбрело в голову признаться в любви на стволе старого дуба — перочинный ножик был всегда с собой, как верный друг. Древесина поддавалась с трудом, видно ножик затупился. Но сердечко в именами внутри вышло очень даже загляденье. Правда прекрасная половина их компании не оценила сего широкого жеста и обозвала «художника» дураком и идиотом... Не понимают девушки прекрасных порывов мужской души! «Зелёные» они какие-то! Ну, да ладно — развели костер, выдрав траву на полянке, пару деревьев тоненьких сломали ногами, ну, надо же вокруг костра на чем-то сидеть! Интернет на полянке не ловил совсем — скучища! Бутерброды съели сразу, мясо и картошку кое-как приготовили на этом чудо-костре... Время обеда, пошли перекурили... Пруд осокой и ряской зарос донельзя, ну, не пруд — болото непонятное! Пошвыряли туда окурки, мусор кое-какой, у кого что в карманах ненужное прописалось. Вернулись к костру...
Когда эта котовасия началась никто точно не заметил, но в ясный день вдруг морок какой-то: сумрак, холод, ветер пронизывающий... Костерок постепенно затух — изошел на дым, а потом и дымить перестал. Тучи непонятные собрались, шорохи, звуки стонущие... Листья на деревьях шептаться начали, да так, что хоть уши закрывай, хоть беги — не поможет, шепот в голову забрался и не уходит!
Девчонки в панике, парни стараются не дрейфить, а самим не до шуток! До возвращения автобуса долго еще, вечером уезжать собирались. А тут день только, но как сцена из кошмара. Стали собираться идти на остановку, как заколдованный круг — все дорогу забыли.
Только к вечеру вышли к кирпичному домику, что на другой стороне пруда. Сумерки, холодно, дико. Сами голодные, испуганные — стали стучаться, в окна темные заглядывать, вдруг сзади голос. Обернулись — стоит бабушка сухонькая, улыбается хитро. Кто-то вспомнил, что она с ними утром в автобусе ехала. Как дорогу из парка найти спросили. Она им рассказала. Только жутко как-то потом это каждому вспоминалось — губы у бабушки не шевелились, говорила да, но как будто слова сразу в голову помещала.
Оказалось, что до остановки совсем не далеко, как идти сразу вспомнили.
А после еще вспомнили то, что не говорила старушка, но каждый это слышал, как мысли свои или голос чей-то непонятно откуда: «...по что в парке сорили? Зачем пруд было пачкать? Мухоморы эти лесному люду зимой, как лекарство! А вы, считай, аптечную кладовую разорили! А ножиком по коре зачем было буквы резать? Это же кожа дерева, а вам по коже надпись вырезать, не больно будет? Деревья молодые зачем ногами сгибать-ломать? Они же больше не поднимутся, а вам посидеть на них полдня всего-то! Отпускаю — на первый раз, но повторно не выпущу! Вернётесь — не свинячьте в гостях. А не умеете, так не ворочайтесь вовсе!..»
Степан приехал, как раз аккурат по расписанию. Его пассажиры все уже были на месте, на остановке. Хмурые какие-то, молчаливые, помятые — у кого на лице грязь, у кого царапины от веток. И самое странное — ни один в телефоне не лазил, они свои игрушки вообще не вытащили из рюкзаков и карманов. Довез молча, высадил. Что с ребятами приключилось дознаваться не стал, видно парк не принял или Матвевна чего намутила. Но понял, что малыши плутали, как и он однажды летом в трёх соснах часами.
А совсем затемно, обходя салон автобуса заметил краем глаза что-то маленькое, яркое и юркое — шмыгнуло из-под сиденья и в проход сигануло. Не по себе стало, мурашки по спине, холодок в затылке. Вроде ж выспался, а чудится что-то. Может из ребят кто потерял фигню какую, игрушку? Осторожно прошелся следом, наклонился — клубок бабкин! Яркий, ядовито-зелёный — подобрал, покрутил в руках. Положил к себе в кабину, сверху на панель управления и выходить уж собрался, а под ногами, там где педаль — шапочка лежит, как кукольная, вернее колпак... Откуда она здесь? Вторую неделю никого с детьми не было! Поднял, положил к клубку рядом. Выйдя и процедив сквозь зубы: «чёрти что творится, тьфу!..», закрыл салон.
А на следующий день, только во время обеда вспомнил, что утром — ни клубка, ни колпака в кабине не было.