- Как ты?
- Ужасно. Нефантазийная. Сижу за сценарием. Даже не сижу. Бегаю. Вокруг да около.
Не сидится. И не пишется. Зато бессмысленно круговертится. Завидую. Тебе.
Можно?
- Можно. А что? У меня всё хорошо? В этом смысле?
- В смысле осмысленного круговерчения? Ну да! Ты так музыкально фокусничаешь,
жонглируя звучаниями. У тебя даже обезьяны не обезьяничают. Поют. Может быть,
мне стать твоей композицией? Или обезьяной? Чтобы вместо бессмысленного
круговерчения хотя бы запеть... Зато я научилась готовить миндальный суп с
луком, посыпанный лепестками роз!
- Уууух! У тебя творчество выползает в другом месте.
- Вот именно, что выползает. А мне нужно, чтобы заползало. В сценарий. А лепестки
роз сносшибательно украшают только суп. Для сценария они ужасны, да и
миндальничать я не собираюсь.
- Соберись оставить сценарий на время в покое. Потом сам напишется... Кстати,
когда Баху оплачивали заказ, на него сразу же находило вдохновение! Может,
тебе тоже заплатить?
- Не-а. Я – не Бах. Я приготовительница миндального супа. А деньги на меня никак
не действуют. Или действуют. Но по-другому. Я вдохновляюсь на сооружение себе
сногсшибательного одеяния и иду на оперу. Ты знаешь, что опера переводится как
труд? Вот и я тружусь, её слушая.
- Трудишься уже сооружая себе "для-оперный" наряд. Вот и трудись, наряжаясь. А
сценарий забудь дня на два-три. Потом быстро пойдёт.
- Пойдёт... Вот только куда? А мне нужно, чтобы сначала в Египет, потом в минор,
а закончился в трансе.
- Чтоооо?!
- Кажется, я всё это выдумываю, чтобы услышать это твоё волшебно-возмутительное
"чтооо?!". Мне оно так нравится. Была бы Бахиней не отвлекалась на такие
головокружащие меня детали, а в один миг отправила Рамо в воображаемый Египет,
Моцарта в редкий для него минор, а Шуберта оставила в его привычном трансе.
- Ну и в чём дело? Уже нафартазировала выше крыши. Осталось только записать.
Пиши! Но сначала забудь! Особенно Египет и что не Бахиня.
- Уже забыла. И не только Египет. Минорного Моцарта тоже. Помню только сон. Ты
мне так странно приснился. Как будто я исчезла из твоей жизни, и у тебя онемели
ноги, и чтобы привести их в движение, мне надо срочно появиться у тебя в какой-
либо форме, и я хватаюсь за все эти формы разом.... Может быть, засекретить
этот сон в сценарий?
- Лучше так, чем наобоорот...
- А как наоборот? Рассекретить во сне сценарий? Или сон в сценарии? Или...
- Забудь и сценарий, и сон, и Египет. Кстати, Рамо никогда не был в Египте. У
тебя как-то всё навыворот.
- Это у Рамо навыворот. Не был в Египте, а "Египтянку" сочинил. Вот я и
восстанавливаю справедливость – отправляю его в Египет.
- А почему Моцарта загоняешь в минор?
- Не я загоняю. Это его судьба загнала. Она рассценарила смерть его матери на
его руках. Моцарту было только 22 года и он один-одинёшенек в чужом городе.
Ну в общем, сочинение сонаты было дано ему во спасение. Вот об этой сонате и
должна идти речь в сценарии. Но почему-то не идёт.
- О какой сонате не идёт речь?
- Ля-минорной. Кстати, Гайдн избегал ля-минора, считал его тональностью смерти.
- Ты опять о смерти. Находишь её даже у Моцарта.
- Ну да. Не люблю клише. А смерть своими клешнями сдирает эти клишейные
заштамповки со всего и вся. Со всех тоже. Устала от восторженных и
невосторженных восклицаний о моцартовской солнечности и даже легковесности. А
он... А он разный!
- Тогда почему у тебя Шуберт в привычном для него трансе?
- Ну, наверное, чтобы трансгрессировал меня куда-нибудь из этой заштамповочной
круговерти. Это ты самодостаточен для идей. А мне нужен трансгрессор. Шуберт.
- А я вчера танго сочинил.
- Ну вот! Я и говорю, что Шуберт тебе не нужен.
- В финале этого танго джазовой темой врывается злая колдунья.
- Это волшебницы разные, а колдуньи только злые... Так она у тебя она ещё и
джазовая? И злая, и колдунья, и джазовая... А кто тангует?
- Не важно. Главные герои. До конца месяца надо сдать ноты и оркестровку в
записи. Через месяц премьера.
- Успеешь? Ну, разумеется – тебе же заплатят. Или уже заплатили...
- Заплатили.
- А тебе самому нравятся твои оплаченные композиционные трансгрессии? Танго
каких-то там Главарей, песни обезьян, колдуньевский джаз...
- Вот ещё! Мне только это и нравится! А ещё нравится играть на контрабасе. Говорю
на всякий случай, если тебе взбредёт в голову и это спросить.
- Ну кто знает, может быть, тебе не нравится возиться со всем этим зоопарком
действующих лиц. Они же не контрабас...
- Нет, очень нравится. И мне всё равно собачка или космос.
- Ну не правда. Собачки юмористичнее космоса. Такое весёлое и важное космическое
заземление от которого тоже хочется летать, но летается как-то веселее... И что
это я такое сказала? Ну ты понял. Наверное... А ты ещё не разучился понимать
меня? Это я так вдруг спрашиваю...
- Я всё время тренируюсь.
- Когда всегда? Мы не общались целую вечность! Ну если не брать в рассчёт мой
сон...
- Я тренируюсь тогда, когда мы не общаемся. А когда мы общаемся, я не тренируюсь,
я творю.
- Да? Так я твой трансагент? Шуберт? Нет! Шубертиада! Хочу быть твоей
Шубертиадой! Не сталкером! Сталкивать тебя не хочется в никуда. Даже в объятия
вдохновительных идей...
- У тебя в голове только Шуберт?
- Нет. Только ты... А ты почувствовал, что я сейчас поцеловала твой фантом?
- Нет, не почувствовал, что фантом. Почувствовал, что меня.
- Ну ты и Чудик!
- Главное, что не чудовище.
- И чудовище тоже! Если Чудика украсить гиперболой... О! Находка! Чудовище – это
украшенный гиперболой Чудик! Ты понял?
- Да, понял, что в обычном смысле я не чудовище.
- А какие такие обычные смыслы, если ты необычен?
- А по обычному я бессмысленен?
- Не знаю. По обычному я тебя не знаю
- Моя небычность так обычна!
- Обычная необычность? Или наоборот?
- Но это для меня, а не для тебя.
- А мне не нравится, когда ты не для меня...
- А когда я не для тебя?
- Когда в голове у меня только Шуберт. Но это ты так думаешь, что у меня только
Шуберт. А у меня ещё и Рамо, и Моцарт. И мне никак не удаётся свести их под
один знаменатель. Может быть их посыпать лепестками роз? И тогда они
объединятся в одном супе? Миндальном...
- Лучше будет, если я этот суп съем и ты займёйшься другим знаменателем. Мной.
Хочется быть для тебя, даже если голова твоя забита сценарием.
- Она не забита им. Она им избита. И избита как-то несимметрично. У меня голова
болит почему-то только с левой стороны. Я похожа на субдоминанту?
- Нет.
- А мне кажется, что похожа. Какая-то неуравновешенная...Мне почему-то снятся
твои онемевшие ноги без тебя. Почему? Где мне это рассекретить? В сценарии? Во
сне? В сценарном сне? В сонном сценарии? Я всё время об этом думаю. Ухожу на
субито пиано. Субдоминанта тоже какая-то непонятная в своих тяготениях. Ей всё
время что-то кажется. А мне кажется, что я сама себе только кажусь. Субтильная
какая-то... А ты ощущаешь мою если не субдоминантовую отчаянность, то
субтильную расстерянность?
- Итак! Настаиваю на субито форте! А левая сторона болит, потому что каждый раз,
когда я у тебя на кухне, я сижу с правой стороны. Левая сторона теперь
протестует.
- А ты можешь сидеть везде?
- А я и сижу везде. Везде, где ты пьёшь чай...
- А сейчас? Сидишь?
- Только с левой стороны.
- Почему?
- Ты же не пьёшь чай.
- Тогда я подставлю тебе правую щёку. Чтобы голова не заболела с правой стороны.
- Ты ничего не перепутала? Вместо твоей правой щеки на моих губах, я ощущаю твои
ноги, обвивающие мои под столом.
- О! Обвивающие! Какое красивое слово...
- Назвал так, как ты делаешь.
- Не знала, что так красиво делаю.
- Ты же не видишь себя со стороны, особенно, когда пьёшь чай.
- А я уже пью чай? Тогда ты везде.
- Везде. Потому и вижу, как ты себя ведёшь.
- И как я себя веду?
- Неприлично красиво. А какая у тебя спина...
- Неприличная?
- Личная. Моя.
- У меня голова закипает. Ты ощущаешь её кипение? Или только мои ноги, обвивающие
твои? Или ты не за столом? А где я? Кипящая...
- Я чувствую, как твоя кипящая голова обвивает мои кипящие ноги. Хотя я не за
столом, а везде.
- Кажется, я пьяна, хотя пью чай... Наверное, пьяна потому, что вся такая
обвивающая. Не важно что и как, но обязательно тебя. Такая обязательно-тебя-
обвивающая... Как мне нравятся твои кипящие ноги... А ты будешь рядом, если я
буду пить не чай?
- Я буду рядом, даже если ты будешь чай есть! Главное, чтобы ты ела чай не
отчаиваясь.
- Тебе не нравится субдоминанта?
- Нравится. Несмотря на свои тяготения куда-то в нетуда, она всё-таки
возвращается к тонике... Возвращаешься?
- Танцую!
- Под музыку Рамо?
- Нет!
- Моцарта?
- Нет!
- Всё-таки Шуберта!
- Я танцую под музыку твоего танго! Кажется, получается изумительно.. Жаль, что
ты не видишь! Ведь я уже не пью чай. Тангую!.. Как хочется, чтобы в финале
этого танго вместо злой колдуньи джазовой темой ворвался ты. Ворвись! И я
уравновешусь! Тобой...
- А я тоника?
- Тоник.
- А как же сценарий?
- Посыпан.
- Пеплом?
- Лепестками роз.
- Но это же ужасно!
- Перестанет быть ужасным, если в финал моего танго джазовой темой ворвёшься
ты!
- Раз, два, трииии!
P.S. Фотография сцены "Шуберт в трансе" Маргариты Гофманн.