Стол ломился от великолепных блюд. Жареное мясо, невероятные соусы и салаты, икра, двадцать сортов сыра, один вкуснее другого. Энрика мрачно жевала один кусочек сыра уже минут пять. Стоящая рядом Сесилия отважилась поинтересоваться:
– Быть может, госпожа Маззарини, вам хочется чего-то другого?
«Еще бы! – хотелось воскликнуть Энрике. – Совсем другого! Но у вас такого нету».
– Нет, спасибо, – вздохнула Энрика. – Просто что-то аппетит пропал.
Апельсин, кусочек сыра… Вот и все, голоду конец. А из головы не идет этот обезумевший Альтерман со своими дурацкими пророчествами.
Энрика оглядела помещение столовой. Большое, как и все в замке Класена. Вдоль стен застыли слуги, готовые по мановению пальца убирать одни блюда и ставить другие. Люстра горит сотней свечей, а за огромными окнами уже темно. Энрика бросила взгляд на часы, висящие над выходом из столовой. Они как раз заскрипели, напряглись и выдали один удар. Половина восьмого…
– Быть может, вам угодно десерт? – спросила Сесилия.
– Быть может, – рассеянно отозвалась Энрика.
Как ветер, налетели слуги, стол перед Энрикой опустел, но не прошло и секунды – появилась тарелка с чем-то красным, колышущимся и прозрачным.
– Что это? – Энрика потыкала упругий десерт ложечкой.
– Всего лишь желе, госпожа Маззарини. Сладкое, попробуйте.
Попробовала. Сладкое. Но от склизкого ощущения во рту стало тошно, и Энрика положила ложечку.
– Спасибо вам всем, – поклонилась она опешившим слугам, встав из-за стола. – Но я правда ничего больше не хочу.
Сесилия, взяв госпожу под руку, повела ее обратно в покои. Но до покоев они не дошли. В очередном зале Энрика остановилась у окна и спросила, глядя на редкие огонечки далекого Ластера:
– Скажи, Сесилия, а ты знаешь в замке кого-нибудь, кого называют Стариком?
Энрике показалось, будто служанка шепотом произнесла очень нехорошее слово. Вернее, даже два. Нехорошее выражение, из таких, которыми перебрасывались в Вирту пьяные мужики давным-давно, до того как Фабиано всех «спас» своими диоугодными речами и деяниями.
– Госпожа Энрика Маззарини, – сказала служанка, придя в себя, – а хотите медведя посмотреть?
– Кого? – повернула к ней голову Энрика. – Медведя?
– Ну да. Зверь такой, знаете? Большой, мохнатый. Р-р-р-р-р! – Сесилия подняла руки, скрючив пальцы наподобие когтей, и принялась раскачиваться, изображая медведя. Энрика рассмеялась:
– И зачем мне смотреть медведя?
– Так он же пляшет смешно, – объяснила Сесилия, опустив руки. – Под скрипочку.
«Под скрипочку!» Сердце Энрики нехорошо екнуло. Вспомнилась забытая в коттеджике скрипка Тристана Лилиенталя.
– Медведь? – мрачно переспросила она. – Под скрипочку? А если ему надоест? Поразорвет ведь всех.
– Так он же на цепях, – удивилась в ответ Сесилия.
Теперь вспомнился Нильс. И все уловки Сесилии пропали втуне.
– Ты мне зубы не заговаривай! – погрозила пальцем Энрика. – Есть тут такой – Старик?
– Да мало ли стариков в замке? – заулыбалась служанка. – Тьмущая тьма. Взять хоть герра Гуггенбергера. Хотите с ним поговорить?
Вспомнив злобного человека с мертвым лицом, Энрика дернула плечами:
– Нет, спасибо, с ним я уже говорила. Мне нужен тот, кого называют Стариком. Ты ведь поняла, о ком я? Ну? Как его зовут?
– Лоренс, – буркнула служанка в сторону. Закрутила головой, не подслушивает ли кто, но в зале они стояли одни. – Лоренс Берглер.
Берглер… Несколько секунд понадобилось Энрике, чтобы вспомнить фамилию. Ту фамилию, написанную под золотой скрипкой: «Принцесса Леонор Берглер».
– Он – родственник?
Сесилия кивнула и, вздохнув, шагнула в полымя:
– Отец.
***
– А ну, пошел вон, поганый недоносок! – раздался из-за двери дребезжащий старческий голос. – Сколько раз повторять? Ни одной рожи видеть не хочу! Будь ты проклят, Адам Ханн! Будь ты проклят! Это твое черное сердце навлекло такую участь на мою прекрасную Леонор!
Сесилия посмотрела на Энрику:
– Вот так он всегда. Кричит, ругается. Только еду берет, да с его величеством иногда разговаривает. В последнее время даже убираться у себя запретил.
К убежищу Старика они пробирались долго, но Энрика наконец начала осваиваться в замке и сообразила, где оно находится, по расположению окон и виду из них. Кажется, Лоренс Берглер обитал в маленькой башенке, причудливым клычком торчащей из тела башни покрупнее.
– Уйдем? – предложила Сесилия.
Энрика вместо ответа решительно постучала в простую деревянную дверь.
– Ты не слышал моих слов, Адам Ханн? – крикнул Старик. – Уходи! Уходи, или я вызову стражу!
– Герр Берглер, – заговорила Энрика. – Здесь нет Адама Ханна, он, верно, давно ушел.
– И уборка мне не нужна! – не растерялся Старик. – Оставьте меня в моем горе!
– Меня зовут Энрика Маззарини, герр Берглер. Я сегодня собираюсь выйти замуж за Торстена Класена. И один человек мне посоветовал поговорить на эту тему с вами.
За дверью стало тихо, и Энрика, расценив это как минимум за поощрение, продолжила:
– Он сказал, что вы можете рассказать мне что-то о принцессах Ластера. Я точно не знаю, о чем это, но…
Дверь распахнулась, и Энрика вскрикнула. На пороге стоял низенький, всего-то до груди ей ростом, сгорбленный старикашка. Длинная седая борода, зачем-то завязанная узлом, заканчивалась ниже коленей, а желтоватые злые глазки смотрели из гривы давно нечесаных и нестриженных волос. В густых усах обнаружился разрыв, напоминающий рот, и сухо произнес:
– Заходи.
Потом глазки скользнули на переминающуюся с ноги на ногу Сесилию, и Берглер добавил:
– И ты. Только убираться не вздумай.
– Больно надо, – проворчала Сесилия, вслед за Энрикой переступая порог обиталища Старика. – Я, вообще-то, не ваша служанка.
– Знаю я вашу дурную породу, – проворчал Берглер, закрывая дверь. – Хлебом не корми – дай поубираться. Увижу – по голове палкой получишь. Сядь вон туда, у окошка, и сиди!
Энрика осматривалась. Комнатка, в которой она оказалась, бардаком напоминала дом колдуна Аргенто Боселли. Только не было здесь ни ароматных травок, ни пузырьков со всякими загадочными снадобьями. Одни бумаги, бумаги, бесконечными грудами, кипами громоздящиеся везде и всюду. На столе, который на первый взгляд являл собой просто еще одну гору бумаг, еще можно было увидеть карандаши, перья и разные загадочные инструменты, назначения которых Энрика не знала.
У окна, где устроилась Сесилия, стоял телескоп. Вот еще вещица из сказки! Энрике тут же захотелось в него посмотреть, но она напомнила себе, что пришла не за этим. Степенно обошла комнату, выглянула в другое окно, подняла взгляд вверх. Отсюда виднелась верхушка большой башни – совсем рядом, только руку протяни. С нее свешивались ранее не замеченные полосы из металла, которые казались одновременно гибкими и твердыми.
– Сколько прошу – переставьте вертушку на другую башню, – проворчал Берглер, заметив, куда смотрит Энрика.
– А что это? – спросила она.
– Вертушка, говорят же.
«Вертушками» в Вирту называли простенькие бумажные игрушки, которые раскручивались, если с ними бежать, лучше против ветра. Если это и была вертушка, то она даже на ветру вертеться не торопилась. Да и какая огромная! Сколько ж у нее этих лопастей? Отсюда только две видно.
– Важную область неба, между прочим, закрывает, – пожаловался Берглер. – Ну ладно, говори, зачем пришла!
Энрика отвела взгляд от окна.
– Видите ли, герр Берглер, один человек, которого скоро казнят, сказал мне разыскать вас и спросить о том, что происходит с принцессами Ластера. Скорее всего этот человек безумен…
– Безусловно безумен, – фыркнул Берглер. – Любой нормальный человек сам знает. Вы что, фройляйн, с неба свалились?
– Вот почти, – закивала Энрика. – Я из города Вирту, а про Ластер впервые услышала сегодня, когда в нем оказалась. А что такое «фройляйн»?
Старик снова фыркнул, и ответила Сесилия:
– Герр Берглер из очень древнего рода и употребляет иногда слова, о которых теперь мало кто помнит. Фройляйн – так раньше называли молодых незамужних девушек. Это… Ну, такое, ласковое название.
– Прекрасное название, – проворчал Берглер. – Ума не приложу, чем оно всем так не угодило. Как теперь отличить в обращении замужнюю от незамужней?
– Не всем приятно зваться фройляйн, когда возраст переходит за определенную цифру, – сказала Сесилия. – Обращение «фрау» всех уравновесило.
– Все бы вам равновеситься, да на правду глаза закрывать, – махнул рукой Берглер. Он уже копался в бумагах, будто позабыл про гостей и говорил сам с собой. – Сегодня ночью я жду, что одна интересная звездочка выйдет из тени планеты…
Без всякого перехода он сорвался с места, подбежал к окну, заставив Энрику отпрыгнуть, и потряс кулаками:
– Но ее скроет от меня эта проклятая вертушка! – Берглер упал на колени, всхлипнул и добавил уже спокойнее: – Я назвал ее Леонор…
– Герр Берглер, – наклонилась над ним Энрика. – Я, наверное, смогу попросить его величество переставить эту самую «вертушку». Но для начала – расскажите мне о принцессах.
Берглер поднял на нее взгляд внезапно расширившихся глаз.
– Так ты правда ничего не знаешь, – прошептал он. – О, глупое дитя, пошедшее на страшную жертву, даже не ведая о том! Слушай же. Слушай, Энрика Маззарини из города Вирту!
***
На этот раз Нильс вовсе не хотел открывать глаза. Слух прекрасно заменил ему зрение. Вот по полу гулко простучали туфли, вот что-то, напоминающее на слух перепуганную до смерти восемнадцатилетнюю девчонку, врезалось в решетку и завопило исполненным ужаса голосом:
– Меня скормят дракону!
– Нет, – сказал Нильс. – Тут, верно, какая-то ошибка. Тебя ждет впереди райское наслаждение, прогулки по радуге с пони, ковер-самолет…
– Нильс! – Она что, топает на него ногой? Какая прелесть. – В одиннадцать меня отдадут на съедение дракону! Что мне делать?
Нильс открыл глаза. Из трех свечей от стремительного бега погасли две, и лицо Энрики, как бледная маска, выступало из темноты. В зрачках, расширившихся от ужаса пополам с темнотой, отражался пляшущий огонек. И эти глаза смотрели с мольбой, способной растопить сердце ледяного великана.
– А от меня-то ты чего хочешь? – спросил Нильс.
– Ну помощи же! – Казалось, будь ее воля, она просочилась бы внутрь камеры сквозь решетку. Даже попыталась, плечом.
– Помощи? – переспросил Нильс. – От меня? Палача? Энрика, ты, кажется, не в себе.
– Само по себе, я не в собой, – всхлипнула она, путая от волнения слова. – Но я не хочу есть дракона!
– Тогда он тебя съест, только и всего.
Энрика завизжала и пнула решетку:
– Ты! Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать, но все равно издеваешься! За что же ты столько злой?!
– За грехи, – вздохнул Нильс. – Ладно. Прости, больше не буду. А ты успокойся. Подыши глубоко, расслабься. И начинай думать. Из замка тебе просто так не выбраться…
– Одной, да? – Теперь Энрика пыталась просунуть голову между двух прутов. – А с тобой – получится, да?
– Предположим, – кивнул осторожно Нильс. – Но я, как видишь, в цепях и за решеткой…
– Надо раздобыть ключ! Да? Всего лишь ключ, и ты свободен! Где ключ, ты знаешь?
– Рика…
– Перестань меня отговаривать! Я все сделаю? Ну? Ключ принц носит на шее? Я соблазню его и заставлю раздеться, а потом схвачу ключ…
– Рика! – рявкнул Нильс так, что Энрику отбросило к противоположной стене коридора. – Замолчи ты хоть ненадолго! Если ты в таком состоянии попытаешься соблазнить Торстена, тебя точно не отдадут дракону. Оставят взамен шутов и пляшущих медведей.
– Но ключ, – всхлипнула Энрика.
– Я понятия не имею, где ключ. Должно быть, у начальника караула, или у дежурного. Тебе этот ключ точно не достать. Мы не в сказке, Рика. Мы – в заднице. Чувствуешь отличие?
– Чувствую, – шмыгнула носом Энрика. – Воняет противнее.
– Представляю, как завоняет, когда ты увидишь дракона…
– Прекрати-и-и-и-и!!!
Нильс, закрыв глаза, переждал истерику. Когда Энрика остановилась вдохнуть воздуха, тут же начал говорить:
– Ладно, слушай, что я могу тебе посоветовать. Если с прошлого года ничего не изменилось, то во время свадебной церемонии на тебя наденут корону. На этой короне, в самой ее середине, находится большой рубин. Он волшебный. Когда будет нужно, его повернут по часовой стрелке, и ты окажешься на Жертвенном Уступе.
– Жертвенном Уступе, – повторила Энрика. – Там меня и съедят?
– Точно. Уступ расположен таким образом, что выбраться сама ты с него не сумеешь. Если ничем не запасешься заранее, конечно. Поэтому сделай так. Раздобудь веревку… Хотя, нет, веревка тебе не поможет, там рядом ни деревца. Возьми пару крепких, широких ножей. Их можно втыкать в снег и так вскарабкаться. Как выберешься, беги налево, там найдешь тропинку. Она приведет тебя в заброшенную сторожку. Внутри – постучишь по полу – есть подполье с оружием. Прыгай туда, закрывайся, не трогай оружие.
Энрика внимательно слушала и кивала, а когда Нильс замолчал, впервые с начала разговора задумалась.
– Не поняла одного, – сказала она почти спокойным голосом, – а в какой момент появишься ты?
– Ни в какой.
– Как?! Постой… А что мне делать в этом подполье?
– Ничего. Дрожать от холода и страха, слушать, как дракон разносит город, ждать полуночи. Вернуться в Вирту с кольцом на пальце. Кажется, все.
Снова тишина. Раскрыв рот, смотрит на него. Отчего-то кровь прилила к лицу, и Нильс почувствовал, что краснеет. Попытался отвернуться, но куда тут отвернешься.
– Давай, – хрипло сказал он. – Ты везучая. Сумеешь.
– А как ты спас ту девушку? Арианну?
Настал черед Нильса молчать и думать. Он думал долго, борясь с желанием отделаться грубой отповедью. С чего бы эта пигалица собралась лезть к нему в душу? Она и так там занимает слишком уж много места. Но рассказать отчего-то хотелось.
– Выспросил место, – глухо начал он, – пришел туда засветло, ждал. Когда настало время, подошел к краю утеса и сбросил вниз веревку. Сказал, кто я, и что задумал. Она не сразу согласилась. Плакала и умоляла уйти, чтобы не искушать. Она-то знала, куда и зачем ее отдают. Ее родители получили за нее огромные деньги, смогли прокормить и выучить троих младших. Поэтому она до последнего просила меня уйти. Я не ушел. И она сдалась. Мы укрылись в сторожке, так же, как я и сказал. Мы слышали, как гибнет в огне город. Слышали единственное слово, которое проревел дракон, возвращаясь в логово: «Завтра!» И все.
– А утром, – прошептала Энрика, – она тебя сдала и сдалась сама? Вот дрянь!
«Не смей так про нее говорить!» – хотел возмутиться Нильс, но язык его не послушался. А потом и до головы дошло, что где-то в глубине души он хочет, чтобы Энрика продолжала.
– Почему дрянь? – спросил он. – Она ведь была права. Это я сделал глупость.
– Спасти человеческую жизнь – не глупость, – уверенно сказала Энрика.
– Ценой десятков других жизней…
– Не твоя вина, что все эти люди согласились жить за чужой счет. Невинные горожане? Ха! Эти невинные горожане каждый год умоляют Дио, чтобы кто-то за них умер! Сколько так будет продолжаться? Вечность? Когда количество жертв превысит число жителей Ластера?
– Дракона пытались убить, но это бесполезно, – возражал Нильс. – Другого выбора просто нет. Либо одна жертва в год, либо – смерть всем.
– Так значит, смерть всем!
Нильс смотрел в ее злые и отчаянные глаза и отказывался понимать. Энрика снизошла до объяснений:
– Представь, что этот дракон налетел бы на Вирту. Что, стали бы ему незнакомок скармливать?
Нильс представил дракона в Вирту – это было довольно-таки легко. Но вот остальное…
– То-то, – сказала Энрика. – Вышли бы все вместе – и погибли, раз судьба такая. Ни один человек не должен жертвовать собой ради других, если на то нет его личного желания. И ты не будешь!
– На то есть мое личное желание, – сказал Нильс. – А ты без толку тратишь время.
– И правда, – спохватилась Энрика и взяла прислоненный к решетке канделябр. – Я пойду искать корону и ножи. И все это время я буду думать, как тебя спасти. Я придумаю, слышишь! – Она погрозила канделябром.
– Рика…
– Мы уйдем отсюда вместе, либо никак!
– Рика! Что у тебя с головой? Не надо красть корону. Не надо спасать меня – это невозможно. Просто дождись церемонии, дождись, пока тебя отправят на Жертвенный Уступ, и выбирайся. Для этого тебе понадобятся ножи, сила, мозг и немного удачи. Не делай больше ничего.
– Но я сделаю!
– Но если ты каким-то чудом меня отсюда вытащишь, ты вытащишь палача. И когда мы вернемся в Вирту, если ты будешь незамужней, я отрублю тебе голову.
Вот интересно, она вообще задумалась над ответом? Такое ощущение, будто сразу же ляпнула:
– Ну и пусть. Лучше ты, чем дракон. Ты хотя бы человек. А я своих не бросаю!
Когда она ушла и унесла с собой свет, Нильс покачал головой.
– Это конец, – сказал он в темноту перед собой. – Что эта бестолочь сейчас там натворит…
***
– Корона, – говорила Энрика, шагая по коридору первого этажа, как хозяйка. Сесилия семенила за ней, сжимая погасший канделябр.
– Простите, госпожа фрау Энрика Маззарини, вы, кажется, изволили молвить «корона»?
– Именно! Где хранится моя будущая корона?
– Зачем вам?
– Померить.
– Но вы вдосталь намеритесь на репетиции, до нее меньше часа!
Энрика остановилась в том самом зале, где оказалась, едва попав в замок. Кое-что тут изменилось. Посреди зала вознеслась гигантская ель, украшенная разноцветными шарами и лентами. Вокруг суетились слуги с длинными шестами, развешивая украшения на верхних ветвях.
Верхушку ели украшала серебряная звезда, поблескивающая в свете люстры. Энрика перехватила такой же блестящий взгляд Сесилии, прикованный к этой звезде, и спросила:
– А ты? – Сесилия вздрогнула, и Энрика улыбнулась ей: – Хочешь померить корону?
– Я?! – Сесилия попятилась. – Помилуйте… Это ведь… Немыслимо!
– Это ведь не ответ. Ты либо хочешь померить корону, либо нет. Если хочешь – давай найдем. Это будет наш с тобой маленький секретик!
Сесилия колебалась, но колебания ее были чисто морального характера. Она ведь не знала, наверное, что представляет собой корона на самом деле.
– Ну… Хорошо, госпожа Энрика, – сдалась Сесилия. – Но только корона хранится у Волькера Гуггенбергера, колдуна. Не знаю, почему…
«Вот и не нужно тебе знать», – подумала довольная Энрика, а вслух сказала:
– Веди!
Сесилия привела ее в мрачную и неосвещенную часть замка. Пришлось даже снова зажигать свечи в канделябре. Сердце Энрики колотилось все чаще. Черные, затянутые паутиной стены говорили, что надо бы замедлить шаг, а лучше вовсе повернуть назад. А тикающие в голове часы, напротив, подгоняли. Сесилия же, кажется, вовсе не чувствовала страха. Скакала себе, напевая под нос песенку.
Остановились у обитой ржавыми полосами железа двери. Энрика в замешательстве уставилась на замочную скважину и хотела было начать что-то о ключах, но Сесилия, не долго думая, постучала.
– Кто?! – донеслось с той стороны.
– Госпожа Энрика Маззарини и ее смиренная служанка Сесилия!
– Ты что творишь? – зашипела Энрика, которой почему-то и в голову не приходило, что колдун окажется у себя. Вот и как теперь выкручиваться?
Однако выкручиваться Сесилия не собиралась. Лишь только герр Гуггенбергер открыл дверь и предстал перед девушками на пороге во всей своей худощавой высокой мертвенности, служанка сделала реверанс и заявила:
– Госпожа Маззарини всем сердцем желает, чтобы я померила ее корону.
Казалось, это невозможно, но безжизненное лицо Гуггенбергера тронула гримаса удивления.
– Чего? – переспросил он. – Ты? Корону? Зачем?! – Этот вопрос уже адресовался Энрике.
Энрика попыталась повторить реверанс, чуть не упала и, стараясь говорить спокойно, ответила:
– Мне кажется, в короне она будет такая миленькая…
Герр Гуггенбергер перевел взгляд на Сесилию, потом – обратно на Энрику.
– Чушь, – сказал он и попытался закрыть дверь, но служанка вцепилась в нее мертвой хваткой.
– Извините, герр Гуггенбергер! – пропыхтела она, упираясь ногами в каменный пол, чтобы не позволить двери закрыться. – Госпоже Маззарини в пределах замка дозволено все-превсе! Если вы хотите ей запретить какую-нибудь чушь, вам придется обратиться за разрешением к его величеству.
Эти слова как будто охладили пыл Гуггенбергера. Во всяком случае, дверь он отпустил, и Сесилия с испуганно-восторженным визгом прокатилась, повиснув на ней, до стены, где спрыгнула и вновь встала рядом с Энрикой.
– Из всех безумных глупостей, сотворенных… – начал было Гуггенбергер, но Сесилия по-свойски отодвинула его с пути.
– Да-да, мы знаем, – сказала она, входя в комнату колдуна. – Где корона, герр Гуггенбергер?
Энрика с опаской смотрела на сжимающиеся кулаки колдуна. Казалось, еще чуть-чуть, и он если не убьет, то поколотит служанку.
Обиталище – или место работы? – колдуна выглядело скучновато. Покатые сырые каменные стены, одно крохотное оконце под самым потолком – не столько для освещения, сколько для вентиляции. Большущий и кажущийся пустым стол из черного дерева посредине. Чуть дальше – смутно знакомый шкаф.
Вдоль стен – полки, где в безупречном порядке расставлены разноцветные скляночки и коробочки. На полу – ни соринки. Энрика даже поежилась от такой чистоты. Как будто не живой человек здесь сидит.
Колдун оттолкнул с дороги Сесилию и, ворча, подошел к столу. Закрыл увесистую книгу, раскрытую далеко за середину, отодвинул блюдо с яблоками, перо с чернильницей и еще одно блюдо – пустое, но испачканное какой-то жидкостью. Потом сел и выдвинул ящик стола.
– Вот, – сказал он, бережно достав оттуда что-то, завернутое в белую тряпку. – Безумно жаль осквернять такое сокровище прикосновением к нечестивой голове жалкой служанки, но ваше желание – закон, фрау Маззарини.
Последние слова герр Гуггенбергер прорычал сквозь зубы. Должно быть, живо представлял в этот момент, как Энрику раздирает на части дракон.
– Корона-корона! – Сесилия прыгала на месте, хлопая в ладоши, пока Гуггенбергер разматывал тряпку. Энрика смотрела на служанку с недоумением. Вроде бы она производила впечатление девушки неглупой, но сейчас вела себя, как ребенок. Специально, что ли, придуривается? Но зачем?
Корона, лежащая на столе герра Гуггенбергера, притягивала взгляд. Металл казался белым. Не то серебро такое, не то – белое золото. Энрика слышала о существовании белого золота, но как оно выглядит – понятия не имела. Однако сдержанный блеск переплетенных металлических струек завораживал. За изгибами узора хотелось следить бесконечно, но все они сходились к одной точке – алому рубину овальной формы.
– Какая красота, – выдохнула Энрика.
Сесилия посмотрела на нее:
– Хотите первой?
– Нет-нет, я успею. Давай ты!
Служанка потянулась к короне, но Гуггенбергер шлепнул ее по руке. Сесилия шарахнулась, чуть не выронив канделябр от неожиданности.
– Не сметь касаться драгоценности, – прошипел колдун. – Фрау Маззарини, вас не затруднит надеть корону самостоятельно, раз уж такова ваша прихоть?
– Разумеется!
Энрика взяла корону осторожно, четырьмя пальцами, и повернулась к Сесилии. Та благоговейно наклонила голову. Водружая корону на нее, Энрика затаила дыхание. Не дай Дио, упадет и сломается…
Но Сесилия, чувствуя важность момента, двигалась медленно, будто в толще воды. Лишь только Энрика убрала руки, она выпрямилась, приосанилась, смешно закатив глаза, будто надеясь разглядеть украшение. Энрика едва удержалась от смешка. Вид у Сесилии был, конечно, уморительный. Служанка в форменном переднике, в руке – канделябр, а на голове, приминая чепец, возлежит корона.
Так, думала Энрика, корона – вот она. А дальше-то теперь что? Как вызволять Нильса? Как спасаться самой? Даже если перенестись сейчас на этот уступ – выбраться она не сможет. Еще чего доброго замерзнет насмерть, дракона не дождавшись. Да и что она тому дракону, если он только жен принцевых поедать желает?
– Все? – Гуггенбергер протянул руки к короне. – Хватит, примерка состоялась!
Сесилия отскочила, бросив странный взгляд на Энрику.
– Как я выгляжу? – спросила она, опасно наклоняя голову влево-вправо.
– Очень мило, – улыбнулась ей Энрика.
Гуггенбергер встал со стула и двинулся за убегающей вокруг стола служанкой.
– Прекратите баловство немедленно, иначе будут последствия!
– Ах, герр Гуггенбергер, какой вы сердитый! Ну погодите же еще немножко! Дайте зеркало! Ах, у вас нет зеркала? Как же вы расчесываетесь?
Почти лысый Гуггенбергер зарокотал от ярости, остановился, сверля Сесилию ненавидящим взглядом.
– Ты! – прорычал он. – Ты!!!
– Да ладно-ладно, не сердитесь, вот ваша цацка, ничего с ней не случилось! – Сесилия обошла стол, надув губы, и протянула корону Гуггенбергеру. Но лишь только тот протянул руку, бросила ее Энрике.
Энрика едва успела поймать блестящий ободок, открыла рот, думая возмутиться такому безобразному обращению с красивым, драгоценным и волшебным, к тому же, предметом, но позабыла все слова.
Гуггенбергер взглядом следил за полетом короны и, когда Энрика ее поймала, повернулся к ней. Этим и воспользовалась Сесилия. Служанка размахнулась канделябром и что есть силы врезала по затылку колдуна.
Гуггенбергер всхрюкнул, взмахнул руками, накренился и рухнул. Голова со страшным стуком врезалась в край стола. Безжизненное тело шлепнулось на пол.
– Упал почему-то, – тихо сказала Сесилия.
В наступившей тишине Энрика сделала то единственное, что показалось ей разумным – закрыла дверь. Коридор, конечно, пустовал, но мало ли…
– Ты – зачем? – тихо спросила Энрика.
Сесилия посмотрела на нее с жалостью:
– Что ж я, совсем дура, что ли? «Корону померить»! Вы же выкрасть ее хотели, правильно?
Энрика посмотрела на корону, которую сжимала в руках:
– Допустим. А почему ты мне помогаешь?
Сесилия потупила взгляд, вздохнула и будто бы впервые с момента знакомства заговорила своим настоящим голосом, не притворяясь ни подругой, ни сестренкой, ни служанкой:
– Потому что мне до смерти надоело прислуживать овцам, обреченным на заклание. А вы… Вы какая-то живая. Вот…
Энрика подбежала к Сесилии и в порыве чувств обняла ее.
– Спасибо тебе!
– Перестаньте, – смутилась Сесилия. – Госпожа Энрика, вы ведете себя неподобающе…
Гуггенбергер лежал рядом со столом, не подавая признаков жизни. Энрика, кусая губы, смотрела на корону. Нильс. Как же вызволить Нильса? Только бы решетку открыть, надеть на него эту корону, перенести на утес… Он-то выберется, и точно за ней вернется. Чтобы убить…
Руки Энрики задрожали.
– Что с вами? – участливо поинтересовалась Сесилия.
– Так… Думаю, спасать или нет своего будущего убийцу.
– Мой папа называл такие вещи «скверным инвестированием». Не знаю, что такое «инвестирование», но «скверный» – это плохой.
– Знаю, – всхлипнула Энрика. – Но не могу же я его оставить! Он сказал, как мне спастись, а сам – умрет…
– А, – зевнула Сесилия. – Ну, тогда это любовь. Тогда спасайте, конечно.
Энрика подпрыгнула на месте.
– Любовь?! – завопила она. – С ума сошла? Да ты вообще его видела?
– Видела, – улыбнулась служанка. – Не самого, но его отражение в ваших глазах. Вы ведь только о нем и думаете. И Берглера разыскали только для того, чтобы его наказ выполнить. Ну, бывает так, госпожа Энрика, ничего не поделаешь.
От возмущения все мысли Энрики разбежались в разные стороны. Уж что-что, а слово «любовь» между собой и Нильсом она даже вообразить не могла.
Взгляд, мечущийся по комнате, остановился на шкафе, и Энрика воскликнула:
– Шкаф!
– И вы абсолютно правы, госпожа Энрика, – закивала Сесилия. – Но, быть может, нам следует отсюда убежать?
Энрика не слушала. Приблизилась к шкафу, точь-в-точь такому же, как в доме Аргенто. Даже пентаграмма, в центре которой он стоит, такая же.
– Сесилия, – сказала Энрика. – Кажется, этот шкаф может вернуть меня домой. По крайней мере, сюда меня перенес точно такой же. Только вот одна беда – я понятия не имею, как с ним управляться.
Сесилия и подавно не имела понятия. Энрика, опасливо косясь на лежащего на полу Гуггенбергера, начала листать его настольную книгу. Собственно, это была единственная книга здесь, и если где-то и стоило поискать ответ, так уж в ней.
Книга представляла собой нечто среднее между дневником и рабочим журналом. Первые страницы покрывали заметки в духе:
«Понедельник. Много думал о смерти, глядя на облака. Не преуспел».
Или:
«Воскресенье. Медитировал на камень и уснул. Работа убивает».
Через некоторое время характер заметок изменился, и Энрика нашла то место, откуда пошел перекос.
«С Новым годом! – плясали, будто пьяные, буквы. – Леонор погибла. Откуда у нас взялся дракон?! Тварь такой силы создает неимоверное колебание магического поля, да его бы кто угодно почуял! Но дракон появился, словно из ниоткуда. Но по порядку.
В замке было отвратительно-весело и гнусно-светло, все готовились к убогому празднику. Я тенью ходил среди смеющихся недоумков, напоминая им о смерти. Как вдруг, приблизительно в одиннадцать вечера, послышался визг и грохот, потом – рев и грохот. Собственно говоря, грохота было больше всего, а визг, рев и прочие вопли добавлялись к нему в каком-то непонятном порядке.
Надеясь установить закономерность, я бросился на звуки и узрел страшную картину. Принц Торстен Класен, неглиже, смотрит в глаза гигантскому дракону, устроившемуся посреди тронного зала.
«Не будет тебе счастья в браке! – прорычал дракон так, что содрогнулся замок. – Каждый год ты будешь отдавать мне свою возлюбленную, и она будет погибать. А коли не отдашь – город ответит за твой поступок. И каждый узнает, что принц Торстен Класен поставил свои чресла превыше блага государства».
После чего дракон взмыл в небо через разломленный потолок и улетел. А побледневший принц Торстен повернулся ко мне вместе со всеми своими чреслами и, указывая дрожащей рукой в небо, молвил:
«Не, ну ты видел, а?»
Я видел. И я вцепился в эту тайну, как голодный пес в кусок мяса. Мне пришлось спуститься в самые потаенные глубины запрещенных знаний, читать такие книги, какие не читал никто и никогда. Даже те, кто их писал, не читали их, потому что умирали, поставив последнюю точку.
И я нашел ответ. О, это слишком страшно, чтобы кто-то еще знал правду. Правда умрет вместе со мной и принцем Торстеном Класеном. Однако я боюсь, что принц станет бессмертным. Во всяком случае, убить его точно нельзя. Смерть принца повлечет за собой гибель мироздания. Ну или, по крайней мере, Ластера.
Страшное проклятие постигло Торстена Класена. Проклятие, от которого не отделаться никакими заклинаниями. Принц должен будет страдать вечность. И каждый год его возлюбленная должна будет находить смерть в устах дракона. Где ж их столько взять?»
Дальнейшие страницы представляли собой горячечный бред человека, пытающегося в лабораторных условиях создать женщину. Все закончилось созданием какого-то невыносимо уродливого существа (или же Гуггенбергер просто скверно рисовал?) и печальной записью:
«Успех. Долгожданный успех. Я слушаю вопли своего творения, догорающего в камине. Принц Класен, увидев плод моих усилий, сказал: «Я это любить не стану! Достань мне нормальную девушку!» Нормальную девушку! Да какая нормальная девушка согласится год кувыркаться с тобой в постели, чтобы потом безвозвратно помереть?!
Впрочем, я должен сосредоточиться. Я должен думать. Во-первых, деньги. Семьи девушек должны получать выкуп. Во-вторых, они должны идти на жертву добровольно. Если нет доброй воли, не сработает даже брачный ритуал. Ну и где же мне взять достойных, невинных (речь же о браке с королевским отпрыском!) и прекрасных дев, которые добровольно решатся идти на смерть?..
Некую часть я смогу добывать, выкупая девиц из обедневших дворянских родов. Будет тяжело, придется работать круглый год, чтобы таковых найти. Но достанет ли у них благородства искренне произнести слова ритуала, пожертвовать собой ради своих близких? Хороший вопрос, ответить на который помогут лишь многочисленные эксперименты.
Другое дело – религия. Религия готовит человека к жертве. Что если мне найти подходящий культ и развить его? Хорошенько заплатить жрецам, научить их, как обращать людей в свою веру? Пожалуй, из этого может кое-что получиться!»
– С ума сойти, – прошептала Энрика, упав на стул Гуггенбергера.
– Что такое? – невнятно произнесла Сесилия, устраиваясь на стол рядышком.
В книгу она смотрела с таким честным и умным видом, что Энрика даже не стала спрашивать, умеет ли та читать. Да и вообще, Сесилия грызла яблоко. В короне и чепчике. Поигрывая канделябром. Красотища.
– Ты капаешь на стол, – сказала Энрика и подвинула ближе блюдо, уже залитое какой-то гадостью. – Вот. Будь аккуратнее.
Сесилия угукнула и наклонилась над блюдом, продолжая аппетитно хрустеть. Энрика зашелестела страницами, боясь и готовясь увидеть то, в чем уже не сомневалась. И, наконец, увидела:
«Фабиано Моттола, Вирту. Учредил церковь, заинтересовал молодежь институтом монашества. Через три дня обещает троих. Лукреция Агостино, Аврора Донатони, Камилла Миланесе. Две предыдущие монахини из других городов зарекомендовали себя прекрасно. Полная осознанность. Желание жертвовать собой ради общего блага. Одна из них, кажется, искренне верила, что принц Торстен – сам Дио. Во всяком случае, так она его называла».
Энрика закрыла глаза. Из кавардака чувств выскочило на передний план одно: злость. Чертов Моттола! Так вот чем ты там занимаешься на самом деле?!
Листала дальше. Вот появились вовсе печальные новости:
«Об этом не должен знать никто вообще! За этот год дракон сожрал четверых. Четверых!!! Троих – когда они выходили на балконы, одну – когда она собирала цветы в лесу. Условия изменились. Теперь стоит только принцу Торстену засунуть свой (тут несколько слов оказались тщательно заштрихованы), как дракон пробуждается. Принц безутешен. У мальчика самый расцвет, а он вынужден себя ограничивать. Попробую побеседовать с ним о возможной смене ориентиров».
Следующая запись оказалась трудночитаемой – буквы прыгали, наползая одна на другую:
«Высечен плетьми за попытку совращения королевского отпрыска. За что?! Вы обезумели, люди! Я пытаюсь спасти государство, а вы… Никогда. Никогда больше не буду пытаться спасти что бы то ни было. От меня требуют больше принцесс – я дам вам больше принцесс. Скажу Моттоле и остальным, чтобы запрещали все развлечения, кроме радости служить Дио. Надо хорошенько сжать в кулаке этих нерадивых тварей, которые не хотят отдавать Дио свои жизни! Проклятие, я уже сам начинаю верить в Дио и Диаскола. Диаскол мне более по сердцу. Отверженный. Оскорбленный. Одинокий. Как и я, он томится в преисподней. «Попытка совращения»! Ну и куда я теперь денусь с такой записью в трудовом свитке? Я навеки прикован к этому проклятому замку!»
Еще через несколько страниц, на которых попадались уже знакомые Энрике имена, встретилась следующая сухая заметка:
«Дракон может ограничиваться одной жертвой в год. Таковы изначальные условия проклятия. То, что произошло в тот день, есть неискупимый грех, за который будет воздаваться ежегодно. Остальные любовницы принца могут выжить, если не попадутся дракону. Но дракон весьма хитер. Вчера, например, он откусил башню, в которой обреталась монахиня Маддалена Сабателли из Вирту, и с ней улетел. Принц кричал ему вслед, что проклятие не подразумевает разрушение замка. Тщетно. Кажется, эти шалости вовсе не имеют отношения к проклятию. Это – воля самого дракона».
Попадались и философствования стареющего и набирающегося мудрости Гуггенбергера:
«Я склонен предполагать существование некой высшей силы. Это не обязательно Дио или один из тех других божков, которым поклоняются дикари по всему миру. Возможно, эта сила вовсе не имеет разума, и каждый может использовать ее, если знает, как, или же случайным образом. Мы называем эту силу «волшебством» и вынуждены признать: в нас, колдунах, заключена лишь малая толика ее. Достаточно, чтобы притягивать и использовать в своих целях остальное. Так и дракон… А вернее, то, чем был дракон прежде, – оно случайно притянуло силу и создало проклятие. Условие, сковавшее столько звеньев в страшную цепь. Дракон, вынужденный пожирать принцесс. Принц, вынужденный каждый год жениться и отдавать жертву. Девушки, вынужденные жертвовать жизнями во имя Дио или благополучия родителей…
А любовниц принц теперь прячет в подвале. Там они болеют чахоткой и мрут, как мухи, но зато дракон их не достанет. Безумие и трупный смрад…»
– Любовницы в подвале! – чуть ли не взвыла Энрика. – И за этого ополоумевшего скота я должна выйти замуж?
– Да он уж сто лет никого в подвале не держит! – Сесилия махнула огрызком, и тот выскочил у нее из руки, шлепнувшись в блюдо. – Ай! А, ладно. Уберет.
Энрика долистала книгу до последней исписанной страницы и потеряла дар речи. Конечно, надо было сразу догадаться!
«На редкость неурожайный год. Единственная надежда на Моттолу. Лиза Руффини, по его донесениям, благочестивая девушка, с детства посвятившая себя Дио. Ждем, ждем с нетерпением! В противном случае придется изыскивать кандидаток среди местного населения, что неизбежно скажется на престиже власти».
И, чуть ниже:
«Толстожирный болван все испортил! Лиза Руффини не перенеслась. Вместо нее здесь какая-то Энрика Маззарини. Понятия не имею, как отнесется к своевольной скрипачке его величество, но, по крайней мере, на нее есть возможность давления. Дурехе позарез нужно выйти замуж до НГ. Хм… Черная метка, надо же! Кто бы мог подумать, что такие глупости из их религиозных книг еще способны работать».
– Лиза! – воскликнула Энрика, захлопнув книгу. – Какой кошмар! Лиза!
И тут в комнате раздался – совершенно отчетливо! – голос Лизы:
– Рика? Это ты?
Сесилия с визгом сверзилась со стола, а Энрика, вытянув шею, заглянула в блюдо, чтобы увидеть там два самых дорогих и любимых в этот момент лица.
– Лиза! – воскликнула она. – Рокко! Как же здорово снова вас видеть!
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/01/29/1203
Хотите читать в удобном формате? Купить электронную книгу, а также заказать бумажную версию можно здесь: https://vk.cc/7GhiaX