Мир фауны в творчестве А.С. Пушкина
Доклад на Международной научной конференции «Хозяева и гости усадеб Вязёмы и Захарово» (XXIV Голицынские чтения) 21 января 2018 г.
В своих произведениях А.С. Пушкин не обошёл вниманием экзотических животных и фауну юга России. Центральное место в этом разделе пушкинского бестиария принадлежит обезьяне [1].
В 1823 году в шуточном стихотворении на французском языке «Мой портрет» великий поэт писал [2]:
Vrai d;mon pour l’espi;glerie,
Vrai singe par sa mine,
Beaucoup et trop d’;tourderie.
Ma foi, voila Pouchkine.
Эти строки переводятся так:
Сущий бес в проказах,
Сущая обезьяна лицом,
Много, слишком много ветрености —
Да, таков Пушкин.
В Лицее у поэта было несколько прозвищ: обезьяна, француз, «смесь обезьяны с тигром». Сам поэт запечатлел это в протоколе ежегодного собрания лицеистов 19 октября 1828 года, составляя список присутствующих: «…Пушкин — француз (смесь обезианы с тигром)» [3]. В этих прозвищах нашли отражения и отличное знание юным Пушкиным французского языка, и особенности внешности, и живость движений, и темперамент. Прозвища поэта были известны и в свете. В принципе они означают примерно одно и то же: с XVIII века французов называли обезьянами и, с лёгкой руки Вольтера, «tigre-singe» («смесь обезьяны и тигра»)[4].
Самого Вольтера называли «злой обезьяной» за его сатиры, резкие и остроумные. А.С. Пушкин в 1814 году в неоконченной поэме «Бова» (в подражание «Орлеанской деве» Вольтера) писал об этом, подчёркивая свою творческую связь с великим французом:
О Вольтер! о муж единственный!
Ты, которого во Франции
Почитали богом некиим,
В Риме дьяволом, антихристом,
Обезьяною в Саксонии!
Ты, который на Радищева
Кинул было взор с улыбкою,
Будь теперь моею музою!
Характеризуя свою колоритную внешность, в которой были явно заметны черты африканских предков, в 1828 году великий поэт писал в стихотворении «To Dawe, Esqr»:
Зачем твой дивный карандаш
Рисует мой арапский профиль?
Хоть ты векам его предашь,
Его освищет Мефистофель.
Свой профиль Пушкин многократно запечатлел в рукописях и дамских альбомах. Иногда при этом он примеривал на себя образы героев произведений, в том числе животных – лошади [5], собаки[6]. Теперь обратим внимание на портрет в черновом автографе начала III главы неоконченного романа «Арап Петра Великого» — на листе, где говорится об отношениях Ибрагима с царём. По мнению ряда исследователей [7], на поле слева Пушкин начертал автопортрет в образе своего чернокожего предка А.П. Ганнибала. Действительно, есть сходство с поэтом и по форме глаза, и по характерному для профильных автопортретов разрезу ноздрей. Однако губы и нижняя челюсть сильно вытянуты вперёд и утяжелены, отчего нос кажется плоским, как у обезьяны. Это даёт основание предположить, что Пушкин изобразил себя не только в образе арапа, но и образе обезьяны, вспоминая своё лицейское прозвище (то есть три образа слились в одном автопортрете).
Ниже по тексту романа трижды фигурирует такое прозвание, но относится оно не к Ибрагиму Ганнибалу, а к его другу Ивану Евграфовичу Корсакову. Чванливый боярин Ржевский прозвал этого молодого человека «французской обезьяной» за ловкость, щёгольство и французские манеры. В разговорах Ржевский дважды называет Корсакова также «заморской обезьяной».
Иван Корсаков – персонаж неоднозначный. Легкомысленный вертопрах, он вдруг начинает проявлять глубокую проницательность в отношении будущего сватовства и возможного брака Ибрагима Ганнибала, давать ему умные советы, подобно опытному психоаналитику. По мнению Н.Ф. Фортунатова, в уста Корсакова Пушкин вложил собственные мысли, «парафраз многих раздумий поэта о самом себе, его признаний в письмах и разговорах» [8]. Этот герой родственен поэту и мыслями, и прозвищем «французская обезьяна».
Над упоминаемым выше автопортретом в черновике есть ещё один профиль, который Р.В. Иезуитова определила как женский [9]. В каталоге атрибуций Р.Г. Жуйковой [10] ошибочно указано, что Р.В. Иезуитова предположила, что это портрет Байрона. Однако она в своей статье писала о портрете на обороте листа 28 пушкинской тетради ПД № 836, а интересующие нас профили находятся на обороте листа 22. На наш взгляд, невозможно уверенно утверждать, что профиль над автопортретом Пушкина в образе арапа-обезьяны именно женский. Это может быть и портрет бреющего бороду и бакенбарды молодого мужчины, а намеченная причёска похожа скорее на мужскую. Прослеживается определённое сходство в форме носа, губ, подбородка с портретами однокашника Пушкина Николая Александровича Корсакова (1800–1820) и некоторых других представителей рода Корсаковых, особенно генерала от артиллерии, сенатора Алексея Ивановича Корсакова (1751–1821). Николай Корсаков был кудряв, а у изображённого на портрете в рукописи Пушкина волосы прямые. Можно предположить, что Пушкин начертал профиль героя своей повести Ивана Корсакова, взяв за основу внешность на тот момент уже покойного лицейского друга и его родственника, а ниже изобразил себя в образе арапа-обезьяны, обыгрывая своё лицейское прозвище, «переадресованное» персонажу «Арапа Петра Великого».
А.С. Пушкин ещё в нескольких произведениях употребляет слово «обезьяна» в переносном, сатирическом смысле. Так, в знаменитом начале IV главы Евгения Онегина читаем:
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хваленых дедовских времян:
Ловласов обветшала слава
Со славой красных каблуков
И величавых париков.
Героиня повести «Рославлев» Полина возмущённо называет «светскую чернь» обезьянами просвещения, подчеркивая поверхностность увлечения французской культурой («Наши умники ели и пили в свою меру и, казалось, были гораздо более довольны ухою князя, нежели беседою m-me de Sta;l…»).
П.А. Вяземскому, горевавшему по поводу смерти своих маленьких сыновей, А.С. Пушкин писал из Михайловского в мае 1826 г.: «Судьба не перестает с тобою проказить. Не сердись на нее, не ведает бо, что творит. Представь себе ее огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит ее на цепь? не ты, не я, никто».
Обезьяны как собственно животные упоминаются Пушкиным в «Сценах из Фауста»:
Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата…
В «Нравоучительных четверостишиях», сочинённых в 1826 г. Н.М. Языковым и А.С. Пушкиным в качестве пародии на переводные апологи И.И. Дмитриева, фигурируют мартышка, крокодил и слон как типичные басенные животные:
Мартышка, с юных лет прыжки свои любя,
И дряхлая еще сквозь обручи скакала;
Что ж вышло из того? — лишь ноги изломала.
Поэт! На старости побереги себя!
«Мартышка»
«Познай, светлейший лев, смятения вину, —
Рек слон, — в народе бунт! повсюду шум и клики!»
«Непоколебимость»
Страшатся щуки крокодила…
«Сила и слабость»
Здесь видовое название мартышка – синоним обезьяны вообще.
Несколько раз у Пушкина встречается верблюд как вьючное животное. Так, в неоконченном черновом наброске рецензии на «Путешествие к св. местам» А.Н. Муравьёва говорится о том, что паломник «…проникает в глубину пирамид, пускается в пустыню, оживленную черными шатрами бедуинов и верблюдами караванов, вступает в обетованную землю, наконец с высоты вдруг видит Иерусалим…»
Неоднократно упоминаются верблюды в «Истории Пугачёва» — в тесте, примечаниях, архивных выписках. Так, в записи показаний М. Кожевникова указано, что Емельян Пугачёв носил жёлтый верблюжий армяк. А вот отрывок из главы 3, повествующей об осаде Оренбурга: «Оренбургские дела принимали худой оборот. С часу на час ожидали общего возмущения Яицкого войска; башкирцы, взволнованные своими старшинами (которых Пугачев успел задарить верблюдами и товарами, захваченными у бухарцев), начали нападать на русские селения и кучами присоединяться к войску бунтовщиков». По-видимому, здесь речь о верблюдах, захваченных пугачёвцами при взятии Ильинской крепости. Как записал А.С. Пушкин в примечании 30 к главе 2, туда накануне зашёл хивинский караван из 30 верблюдов, а до этого у хивинцев 6 верблюдов были отбиты киргизцами. «Разграбя крепость, и навьюча на верблюды, там бывшие, тесаки, шубы и мундиры солдатские и добро офицерское, с артиллерией пошел Пугачев в Оренб.<ургскую> сторону…» — свидетельствовал М. Кожевников. А вот что говорится в показаниях сотника Якова Сутормина: «Верблюдов взяли из креп.<ости> 25». Таким образом, верблюды были не только вьючными животными, но и предметом наживы и дарения во время крестьянской войны.
В поэтических произведениях А.С. Пушкина верблюд – элемент кавказского пейзажа, придающий ему восточный колорит. В стихотворении «Обвал» (1829) описано, как ледяную глыбу обвала пробили воды Терека, образуя своеобразный мост:
И путь по нем широкий шел:
И конь скакал, и влекся вол,
И своего верблюда вёл
Степной купец…
В «Путешествии Онегина» есть такая типичная картинка:
Он видит: Терек своенравный
Крутые роет берега;
Пред ним парит орел державный,
Стоит олень, склонив рога;
Верблюд лежит в тени утеса,
В лугах несется конь черкеса…
Помимо верблюда в этой пейзажной зарисовке присутствуют орёл, конь и олень. Олень неоднократно упоминается Пушкиным в описаниях южных горных видов. Вот строки из стихотворения «Кавказ» (1829):
А там уже рощи, зеленые сени,
Где птицы щебечут, где скачут олени.
Особенно точно описаны поведение и повадки оленя в следующем черновом наброске:
Шумит кустарник... На утес
Олень веселый выбегает,
Пугливо он подножный лес
С вершины острой озирает,
Глядит на светлые луга,
Глядит на синий свод небесный
И на днепровские брега,
Венчанны чащею древесной.
Недвижим, строен он стоит
И чутким ухом шевелит...
Но дрогнул он — незапный звук
Его коснулся — боязливо
Он шею вытянул и вдруг
С вершины прянул...
Картинка очень живая, зримая. Жаль, что поэт не воплотил до конца свой замысел.
Сравнительные обороты с упоминанием оленя А.С. Пушкин дважды использовал, чтобы подчеркнуть настоящую или мнимую дикость, отчуждённость героя:
Он как чужой; он целый день
В горах один; молчит и бродит.
Так в сакле кормленый олень
Всё в лес глядит; всё в глушь уходит.
«Тазит»
Мой сын не любит шумной, светской жизни;
Он дикого и сумрачного нрава —
Вкруг замка по лесам он вечно бродит,
Как молодой олень.
«Скупой рыцарь»
Олень как предмет охоты льва упоминается в религиозно-философском наброске в образном сравнительном обороте:
Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам...
Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег пахучий.
Особенно часто «встречаются» грациозные олени (елени) в «Кавказском пленнике» при описании величественных горных пейзажей:
Где изредка одни елени,
Орла послышав грозный крик,
Теснясь в толпу, шумят ветвями,
И козы легкими ногами
Перебегают по скалам.
Животные помогают поэту нарисовать картину спокойной кавказской ночи:
Елени дремлют над водами,
Умолкнул поздний крик орлов,
И глухо вторится горами
Далекий топот табунов.
Тревожное поведение оленей предвещает бурю:
Уже приюта между скал
Елень испуганный искал…
Сородичи оленя по отряду парнокопытных — серна и сайгак – упоминаются в поэме, чтобы не только «создать» кавказский пейзаж, но и передать напрасное ожидание русского пленника:
Мелькнет ли серна меж кустами,
Проскачет ли во мгле сайгак, —
Он, вспыхнув, загремит цепями,
Он ждет, не крадется ль казак,
Ночной аулов разоритель,
Рабов отважный избавитель.
С ловкими быстроногими сернами сравнивает Пушкин скачущих воинственных горцев:
Как серны, скачут по горам,
Бросают смерть из-за утеса…
Менее крупные по сравнению с благородным оленем лань и серна (горная коза), издавна считаются символом грациозности, быстроты и изящества. Эти животные стали своего рода «визитной карточкой» Марии Кочубей, героини поэмы А.С. Пушкина «Полтава»:
Она стройна. Ее движенья
То лебедя пустынных вод
Напоминают плавный ход,
То лани быстрые стремленья.
Сравнение с ланью здесь подчеркивает порывистый, эмоциональный характер красавицы Марии.
Контрастивное сравнение с серной усиливает впечатление тревожного ожидания исхода сватовства Мазепы к влюблённой в него Марии:
Не серна под утес уходит,
Орла послыша тяжкий лёт;
Одна в сенях невеста бродит,
Трепещет и решенья ждёт.
У постели Марии, безмятежно спящей накануне казни отца, Мазепа предаётся горьким рассуждениям о несчастной судьбе своей возлюбленной:
Ах, вижу я: кому судьбою
Волненья жизни суждены,
Тот стой один перед грозою,
Не призывай к себе жены.
В одну телегу впрячь неможно
Коня и трепетную лань.
Последнее иносказательное выражение стало популярным афоризмом.
Когда Мария, лишившись рассудка, убегает от Мазепы, поэт вновь сравнивает ее с серной:
И с диким смехом завизжала,
И легче серны молодой
Она вспрыгнула, побежала
И скрылась в темноте ночной.
С «трепетной ланью» дважды сравнивает А.С. Пушкин другую свою любимую героиню – Татьяну. В XXV строфе II главы «Евгения Онегина» поэт вводит её в повествование:
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Когда на именины Татьяны неожиданно приезжает вместе с Ленским Онегин (XXX строфа V главы), друзей
Сажают прямо против Тани,
И, утренней луны бледней
И трепетней гонимой лани,
Она темнеющих очей
Не подымает: пышет бурно
В ней страстный жар; ей душно, дурно…
Здесь сравнение усиливает рифма «Тани – лани». Оба сравнения Татьяны с ланью создают впечатления застенчивости и эмоциональности юной героини.
Таким образом, упоминаемые А.С. Пушкиным экзотические животные имеют определённое значение для восприятия смысла произведений. Слово «обезьяна» употребляется, как правило, в переносном смысле. В черновой рукописи неоконченного романа «Арап Петра Великого» А.С. Пушкин, возможно, нарисовал автопортрет в образе арапа и обезьяны, обыгрывая свое лицейское прозвище и африканское происхождение прадеда. Мартышка, крокодил и слон в «Нравоучительных четверостишиях» — типично басенные животные. Верблюд в основном упоминается в «Истории Пугачёва» как вьючное животное, а в стихах – как элемент пейзажа. Названия парнокопытных животных юга России – оленей, ланей, серн, сайгаков – поэт чаще всего использует в сравнительных оборотах и пейзажных зарисовках, описывая состояние природы, или душевный настрой героев произведений, или их внешность и характер.
Ссылки и комментарии
При подготовке статьи использованы источники:
1. Словарь языка Пушкина: в 4 т. / Отв. ред. акад. АН СССР В. В. Виноградов. 2-е изд., доп. — М.: Азбуковник, 2000; Васильев Н.Л. Пушкинский бестиарий // Пушкин на пороге XXI века: Провинциальный контекст. Вып. 9. — Арзамас: АГПИ им. А.П. Гайдара, 2007. С. 77–90.
2. Все произведения А.С. Пушкина, если не указано иначе, цитируются по изданию: Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. — М.: Издательство АН СССР, 1949.
3. Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. — М.–Л.: Academia, 1935. С. 733.
4. Лотман Ю.М. «Смесь обезьяны с тигром» // Лотман Ю.М. Пушкин. — СПб.: Искусство–СПБ, 1998. С. 329–332.
5. Егорова Е.Н. «Ретив и смирен верный конь»: лошади в жизни и творчестве А.С. Пушкина // Хозяева и гости усадьбы Вязёмы. Материалы XV Голицынских чтений. 26–27 января 2008 г. – Большие Вязёмы: ГИЛМЗ А.С. Пушкина, 2008.
6. Егорова Е.Н. Мир фауны в творчестве А.С. Пушкина: «Пёс за ней бежит, ласкаясь…» // Материалы научных конференций. 2016–2017. – М.: ООО «РазДваТри»; Больше Вязёмы: ГИЛМЗ А.С. Пушкина, 2017.
7. Иезуитова Р.В. Рабочая тетрадь Пушкина ПД 836: история заполнения // Пушкин: Исследования и материалы. — Л.: Наука, 1991. Т.14. С. 126; Эфрос А.М. Автопортреты Пушкина. – М.: Гослитмузей, 1945. С. 134; Фомичев С.А. Графика Пушкина. — СПб.: Пушкинский дом, 1993. С. 8–9.
8. Фортунатов Н.Ф. Филологический детектив. – Большое Болдино, Саранск, 2011. С. 146.
9. Иезуитова Р.В. Рабочая тетрадь Пушкина ПД 836… С. 128.
10. Жуйкова Р.Г. Портретные рисунки Пушкина. Каталог атрибуций. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. С. 874.
Иллюстрации:
Пушкин А.С. Автопортрет и портрет неустановленного лица в рукописи «Арап Петра Великого». 1827 г.
Портреты Корсакова Н.А. (худ. И.Н. Эндер, 1820) и Корсакова А.И. (худ. О.А. Кипренский, 1808).