Клёны мелькали перед глазами Альфреда Кинцеля, проносясь за стеклом автобусного окна. Невольно, конечно, но Кинцель начинал философствовать: «Кто я? Как я живу? Для чего?»
Не внутренний, а некий подвнутренний голос сей же миг возвращал его на рельсы привычного бытия.
Клёны продолжали бежать от автобуса.
Но человек, чем бы он не занимался, в каждом своем занятии старается видеть лишь плюсы. И каждая профессия, как это ни смешно, имеет свою ауру, индивидуальный запах (тут, наверное, стоит процитировать Джанни Родари):
«У каждого дела
Запах особый:
В булочной пахнет
Тестом и сдобой..."
Правда, профессия Альфреда пахла далеко не «тестом и сдобой», а источала «аромат» разлагающихся тел и формалина. Служил Кинцель... санитаром морга. И теперь, задумчиво глядя на панически сбегающие от него за автобусным стеклом осенние клёны, кидающие вслед ему свои волшебные по геометрии листья, он уже душою перенесся в грядущую работу: раздеть покойника, возложить его на «разделочный» стол аналогопотама (пардон, патологоанатома), после чего оттащить тело за волосы в холодильник, а утром, украсив труп театральной косметикой, предъявить его родственникам...
Паршивая работёнка!
Но Альфред сумел и в ней отыскать свои плюсы.
Во-первых, одежда... На первый взгляд, обыкновенные тряпки: стянул с тела рубашку, штаны или, к примеру, стащил с него юбку. Это несложно. Однако, порывшись в карманах брюк или даже порою элементарно потеребив складки той же юбки, Альфреду иногда удавалось извлечь на свет сотенную долларовую купюру. А то и более!
Достойный трофей!
Снятая с тела женщины юбка порою пробуждала в Альфреде и некие низменные инстинкты. Если покойница была молодой, он вечером, когда эксперты-паталогоанатомы уходили домой, завозил ее труп на каталке в «санитарскую», украшенную плакатами с обнаженными фотомоделями, где физиологически реализовывал свои извращенные эротические фантазии. Конечно, назвать изнасилованиями его действия было нельзя, но пациентом психиатра с диагнозом «некрофилия» стать он мог вполне...
Эту девушку сбила машина.
Очень красивая девушка! Печать смерти на её мертвенно бледном лице даже придавала тому определенный шарм. Пухленькие, хотя и безмолвные губки, классический римский носик, темные прямые брови... Ведьма, не иначе! Но Альфред не читал "Вий" Гоголя. Да, собственно, кроме "Плейбоя" он вообще ничего не читал.
Привычно закатив "каталку" с телом в свою «санитарскую» он, "помолившись" на плакат с голой "плейбойской" леди, громко чиркнул молнией на ширинке своих брюк, и уже собрался было осуществить свою гнусную затею, глядя на прекрасные, буквально совершенные черты лица покойницы, как вдруг...
Веки той открылись, вспорхнув длинными ресницами, а руки ее самой мертвой хваткой вцепились в уши Альфреда, пронзив их своими красивыми наманикюренными ногтями.
ЧУДО!
Девушка оказалась живой, и даже не особо пострадавшей. Просто... - Бывает ведь и так! - при наезде машины ее элементарно отбросило на обочину, и удар головы об асфальт на некоторое время элементарно "выключил" её мозг. Теперь, стало быть, вилка вновь вставилась в розетку. Чудесное возвращение в жизнь!
Что же касаемо Альфреда Кинцеля... Финал был прост. Утром он стал очередным «клиентом» места своей последней работы... Точнее, конечно, не он сам, а его бренное тело...