Тролль из Костомукши. 2. У Валентина

      
Вдвоем они влетели в подъезд четырнадцатиэтажки. Лифт поднял их на девятый. Побитый парень открыл дверь, и они вошли в двухкомнатную квартиру.
Панели в коридоре были отделаны финскими крупно-рельефными тонированными панелями, так что создавалось полное впечатление, что, они из планок  расколотого мореного дуба.
Серегины ноги утонули по щиколотку в ворсистой ковровой дорожке. Зеленоватый мягкий свет настенных светильников подчеркивал ослепительную белизну дверей и антресолей, переливался на золотистых ручках, кнопках, задвижках. 
Квартира даже для «города развитого социализма» выглядела шикарно. Серёга по крайней мере был в такой обстановке впервые.
Пока он разглядывал коридор, хозяин квартиры уже отмылся в ванной и вышел оттуда в ярком спортивном костюме и плетеных соломенных вьетнамках на босу ногу. Он уже заклеил разбитую бровь лейкопластырем телесного цвета и замазал царапины на лице тонкремом, превратившись из грязно–окровавленной личности непонятного облика в симпатичного молодого человека лет двадцати пяти– тридцати. Точнее сказать было трудно.
Бросив быстрый взгляд на Серегины переминающиеся ноги, он широким жестом распахнул дверь справа от себя и пригласил:
 – Проходи, давай, что ты там топчешься?
 Серега вдруг всей кожей ощутил себя инородным телом, в  этом жилище. Топтание  на  шикарном покрытии дорожки действительно нужно было заканчивать. Повернувшись к входной двери, он встал на резиновый коврик и стянул с ног свои укороченные кирзовые сапоги, которые ему до сих пор очень нравились и которые, как он считал, как нельзя лучше подходили для сегодняшней погоды. Он их поставил рядышком с белыми кроссовками хозяина.
"Нике" - прочитал мысленно Серега латинские буквы «Nike», написанные на них.
Повесив свою брезентовую куртку на затейливый бронзовый крючок,  ступая осторожно по дорожке своими пёстрыми вязаными шерстяными носками, он вошел в комнату, куда позвал его хозяин.
– Ну что? Давай знакомится. Валентин.
– Сергей, – ответил тот на его рукопожатие и назвав себя.
– Садись, в ногах правды нет.
 Подвинув Сереге одну из пузатеньких рюмок, стоявших на  журнальном столике,  хозяин квартиры добавил:
– Полагаю, стоит выпить за знакомство и мое чудесное спасение. Я тебе обязан по гроб жизни.
Он отвинтил пробку с бутылки, которая стояла поближе, налил в обе рюмки чуть больше половины и, подняв свою за граненую ножку, чокнулся о край Серегиной рюмки и, немного отпив, поставил на край столика. Удивившись мелодичному звону, исходившему от рюмки, Серега взял ее за ножку и прочитал выпуклую иностранную надпись на маленькой золотистой этикетке – "BOHEMIA ". Он в школе учил немецкий и свои три балла за него в аттестате имел.
Нюхнув рюмку, отметил: «Интересный запах, можно сказать,  даже приятный». Посмотрев на бутылку, из которой Валентин наполнял рюмки, он прочитал надпись на ее этикетке, где был нарисован веселый человек в красном фраке, цилиндре и с тросточкой:
 –  «ДЖОННИ ВОЛКЕР", СКОТЛАНД ВХИСКУ –  произнёс нежданный спаситель,  прочитав вслух надпись на бутылке. 
 Валентин, закурив сигарету, внимательно следил за его манипуляциями.
– Почему не пьешь? Сорт виски не нравится или тост не по вкусу?
– А я  вообще не пью.
– Как это не пью? Больной что ли?
– Нет, не больной, а просто не хочется.
– И, что ни разу в жизни спиртного не пробовал?
– Пробовал один раз,  после армии уже. Ребята с получки водки купили, налили кружку, - давай, - говорят, - дерни за дружбу. Я сдуру выпил. Гадость, помню, была ужасная. Во рту жжет, запах тошнотный. Облевался я весь. Не помню потом, как и домой добрался. И решил все, больше ни разу не выпью эту гадость. Ша!
–И с тех пор ни разу не выпил?
– Почему? На своей свадьбе два фужера шампанского выпил. Повкуснее,  чем водка, конечно, но все равно у меня минут пятнадцать потом голова кружилась. Неприятно. Сразу чувствуешь реакция не та. Я привык все воспринимать ясно, четко. Тогда не подставишься.
– Может, еще и не куришь?
– Нет.
– Да ты просто монстр, мамонт какой-то реликтовый. А где так драться научился?
– В десанте служил.
– Афган?
– Нет, бог миловал. Тогда нас еще не очень трогали. Каунасская дивизия.  Мы нацелены были на Западную Европу и на своих братьев по оружию и по Варшавскому договору.  Как Чехословакию брали, помнишь? Наша, Каунасская тогда отличилась.   
–  Это же давно было, в семидесятом, кажется.
– В шестьдесят восьмом. Ясно, что я тогда под стол пешком ходил. Стенд у нас был в Ленинской комнате о тех событиях и доблести десантников. Мой полк наградили орденом Боевого Красного Знамени. А ты, в каких войсках служил?
– Ни в каких. Сначала учился на физмате, бросил, пошел на исторический, а когда на втором курсе понял, что и это не по мне, ушел и оттуда. Потом мама справку достала, комиссовали меня. Пришлось  ей за это раскошелиться.
–  А тут как оказался? Что-то не похож ты на комсомольца-добровольца, хоть и стройка тут ударная.
 – Жену, когда музыкальное училище окончила, направили сюда. Можно было конечно ей, и отказаться, остались бы мы в своем Калинине. Да жили тесновато. Теща нудила над ухом каждый день. А тут квартира сразу и северные проценты-коэффициенты.
– А где жена? На работе?
– Разошлись мы. Она дочь забрала и опять к маме в свой Калинин подалась. Так что я вольный стрелок. Ты-то где трудишься?
– На комбинате, где же еще.
– Ну и что в месяц имеешь?
– Триста, да иногда премии подкидывают
– Один живешь?
 Какой там, Я вместе с женой и с дочкой приехал, а потом ещё сын родился. Второй  год пошёл.
– Она в декрет, когда выходила, работала?
– Не так-то это просто, с дитем здесь устроиться, ты, что сам не знаешь?
– Знаю, поэтому и спрашиваю. Думаю, на твои триста рублей на четверых не разбежишься.
– Да уж.
– Ну да ладно, что-нибудь придумаем. Ты ко мне загляни. Я барменом работаю. Кафе «У ёлочки» знаешь? Вот в нём.
Он подошел к полированной стенке с книгами и хрусталём на полках. Пододвинул ближе к краю стереомагнитофон и нажал кнопку. Под негромкую музыку спросил:
 – Ты чем дома занимаешься, жена, дети, белье, помои? Домашнее многоборье?
– Почему? – смутился вдруг Серега, как будто его спросили о чем- то предосудительном.  Слесарничаю  по мелочам, столярю тоже понемногу.
– Получается?
– Немножко получается, да не все.
– Что руки не тем концом приделаны?
– На руки я не жалуюсь. Но где мастерить? На кухне, где и так не повернешься? И жена шипит. Опять, мол, намусорил. Так я, если что покрупнее делать надо, в подвале клепаю, там верстак приспособил. Если что-то  по мелочи или чертежи, к примеру, тут уж дома, на кухне. Инструмент то у меня, какой? Что в магазине, то и у меня, да и то не все. Вон электродрель до сих пор купить не соберусь, почти сотню стоит.
– Насчет чертежей это ты подзагнул, или, правда, чертишь?
– Я уже на втором курсе Ленинградского политеха,  ведь курсовые работы делать приходится.
– А ну-ка, погляди…
 Валентин открыл дверцу встроенного стенного шкафа и вынул четыре ящика разного размера. Самый большой был  похож на  кейс-дипломат из тонкого металла с никелированными уголками и цифровыми замочками- в таких киношные бандиты привозят деньги боссу. Второй был поменьше из красного пластика, третий почти такой же только черный, и еще совсем небольшой из лакированной фанеры. Он открыл замки по очереди во всех четырех и Серега не смог сдержать восхищенного вздоха.
Во всех ящичках был инструмент. Да еще какой! В "дипломате" был богатый набор слесарного инструмента от гаечных ключей  до метчиков и черт его знает, что за штучки там были еще. Все это лежало ровными рядами, блестя полированными боками и гранями. "Енгланд, Манчестер", -  прочитал он надпись вокруг щита на внутренней крышке дипломата. В другом ящике был столярный инструмент шведского производства. В плоском ящике из пластмассы красного цвета с надписью на верху крышки "Хилти"  была компактная электродрель с перфоратором и двумя десятками свёрл. В последнем были гаечные ключи и отвертки для самых мелких работ. Видя, как Серега с вожделением смотрит на это блестящее великолепие, Валентин снисходительно улыбнулся и спросил:
– Нравится?
– Еще бы. Да я такого на выставках даже не видел.
– Бери... Пользуйся.
 Он обвёл рукой над раскрытыми ящиками, которые лежали у его ног на полу.
– Шутишь...
– Ну, ты же вернёшь, когда тебе без надобности будет?
– Конечно, верну, не сомневайся.
– Вот и бери то,  что нравится.
– Так мне все нравится.
– Вот все и бери, если дотащишь, – и Валентин бросил ему на пол большую сумку из блестящей голубой ткани с лямками для плеч. Серега сложил весь инструмент в сумку и отправился домой.
   Дома он разложил все это богатство на кухне. Он с любовью перебирал  гаечные ключи, пробовал, как зажимаются в головке дрели сверла, поглаживал стамески и молоточки и неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, если бы в кухню не вошла вдруг жена.
– Ты спать сегодня ляжешь, полуночник?  – Спросила она, уперев руки в бока своего застиранного халата. У тебя что,  дел других нет? Ложись, иди. Завтра опять без будильника не встанешь. Первый час уже...
 – Ладно, –  сказал Серега, складывая ящики с инструментом в углу. Вскоре он заснул как убитый.
Утром он засунул в сумку универсальный набор ключей, самый большой из тех, что принёс вчера от Валентина и отправился на работу.