Про урманного шамана и блаженную Маню

Юрий Николаевич Горбачев 2
 1. Заветный остров

Новый завет - ветвь зелёная на хвойном древе. Иисус в Иерусалим въезжая на осле, всем произрастание и исцеление даровал на века. В ветви смола движется, шишку кедрову орешками наливает, копятся орешки, как в сундуке монеты золотые. Придёт осень-рыжуха, пройдёт по вершиннику ветер кедротряс, и девки васюгански -шасть в лес собирать шишки в мешки. А белки да кедровки тут как тут-злятся на сборщиц, вьются над ними, по ветвям скачут, цокая. Не хотят отдавать своего богатства. А за их спинами таёжный дух Бйён-эква, суковат телесами, крючковат пальцами. Какая девка узрит его -ахнет-мешок бросит -и ну бежать во все лопатки да в Курнаевску церкву-бух на колени пред алтарём грехи замаливать.

-Ты чо дева? -спросит батюшка.
-Чёрта видела!Лешака здешнего. Его шаман из урмана на нас насылат! Напускал дурманной морочи...
- Молись!Глядишь-отступися...

Но пуще того лешака омсомольцы с ихними охальными забавами.
 На Масленку  соломенно чучело  нарядили в поповску рясу, крест из палок , скреплённых вервием гнилым , власы из мха, -и подожгли с визгом да хохотом. Тут же, конешно, в хороводе как всегда - и свинячьи рожи,и бычьи рожна, и хвосты из растрёпанной на конце пеньки. А уж наступали деньки весенние, благодатные. Утка над озерАми тучей летит -и чуть ли не в кажной луже придорожной плюхаетси. Потянулись к нам охотники и с уезду, и с губернии. Да не те охотники, што до перевороту, а совсем иные поди-тко. Тех -то уж извели всех. Ешшо када то Колчак, то Голик, то гол соколик - налетят - по амбарам шарят, баб лапают, орешки кедровы и те из сараюх, подклетей, чердаков , погребушек повыгребут, а што уж там вялена щука, налим в леднике, аль кура в курятнике -шею ей набекрень и вся недолга. Дык ить и лошадёнку последню - со двора долой, а какому барашку так прикладом по башке промеж рогов. Одну тока коровёшку Пеструху я прятала на болотце на острову -дык животина живёхонька осталася. Вот и доила-тем и живы были.Ну и грибы, ягоды, рыбёха да какой-никакой рябчик из таёжки-понятное дело. Но -молочко, маслице, творожок -всё от Пеструхи на острову. А из всёй животины  ещщо козёл наш Кузя, сбежамши то ль от белых, толь от красных, тожеть к тому острову прилабунился ветки осин да краснотала объедать. Но с козла-то молока не надоишь!

 Подою я мою Пеструшку, сяду в лодку и гребу к другому берегу, а Кузя вслед блеет. И так два раза в день. Утром и вечером. А травы то на острову было вдоволь. И пастуха не надоть-вода вокруг.Пеструха -то сначала по телёночку, которого усатый хорунжий со двора увёл , тосковала, но потом ничо- свыклась и радовалась каному моему появлению. Плещу веслом, што утица крылом, а она уж бежит.Телочек-то её вдоволь не пососал, зато я доила, лаская кажин сосочек.

2. Первомай
 
Рассеялись клубы болотных туманов да пожаров, комса взялась свои порядки наводить. Гулеванят по Курнаево, срамны частушки горланют. У главаря ихней банды Ваньки Калязина гармозень на пузени. Кнопки пальцами перебират. Рот раззявлен. Кепелюха набекрень. Рядком с ним девки -песнохорки да робяты с кедровыми орешками в горсти.Идут пошшолкивают, лыбятся. А Ксюша -то Голованова знай спеват:

Поп под рясой прятал прясло,
две коровы и коня,
нарастил на пузе мяса
стал раз в десять толшшэ пня.

Идёт разбойна ватажка по деревне. Собачонка у ног крутится-хвост кренделем. Ребятёшки следом -гурьбой. Акромя моих двоих. Запретила я им, хыть и первомай сёдни. Солидарность трудяшшых масс.Солнышко припекат.На заплотах соснова смола сочится, что миро с чудотворных икон. А икон-то уж и нет во храме нашем Святой ТРоицы. Всё комса разметала. Какие -то хоть по сундукам бабы попрятали. Другие Ванька Калязин рубил топором на чурке, приговаривая:"Ну и иде ваш Бог? Пошто не покарат?"

 Батюшку нашего Тимофея и весь клир усадили на телегу и - в уездный Таинск, а оттудова - Бог весть куды уторкали.Говорили -в Колпашев,али в Нарым. Но так ли это-не ведомо.Один тока пономарь Андрей спасси. Да и то потому токмо што, када энкавэдэшники прибыли, рыбалил он на протоке. А то бы и его - в Колпашев. Потом я ево втихаря на тот островок, где пеструху прятала свезла на лодке.
 И сказывал он мне, што клиру предьяву выкатили: мол прятали в алтаре беглого белогвардейца. Шарили они тамока - и вроде как нашли мундир с георгиевскими крестами, золотыми погонами, галифе и обрезанные усы.Отца Тимофея пуще других обвинили в том, что он платье попадьи охвицеру предоставил. В ём он и сбёг лесом да потаёнными тропами. И потом вроде как на станции в Таинске каку-то бабу в попадьёвом платье видели.Но заарестовать на месте тямы не хватило...

 Я как прослышала про тово белогвардейца, так сразу дажеть даггеротипическу картинку, где мой Микола полным Георгиевским кавалером красовался на самое дно сундука рядом с "катеринками" сховала. А где уж сам он был захован с теми крестами и ружом и саблею -того не ведаю. Как ушёл на ампериалистическу, так тока эта даггеротипическа картинка оттэдова и пришла, а самого ево и след простыл.

Сидели мы на острову  с Андрюшой-пономарём думку думали. Што дале делать? Пеструху то я ешшо по осени  в колхозно стадо сдала, с двумя ребетёшками осталась да с козлом. Козла-то мы зимой съели, потому как молочка, сметанки, маслица да творожка уж не было. Да и Пеструха в колхозном стаде затосковала. Ходила я её доить, да вымя пусто у неё. Да и откуда быть молочку, когда кручинилась она  по первому бычку, какого краснармейцы в походном казане сварили? Отгоняла она быка, бодалась, так и стала другорядь нетелью, хоть уж была стельна. Ну и председатель из красноармейцев -пролетарьев , хромой Игнатий Бурундуков и порешил её, болезную, в хозяйстве бесполезную.
- Сено жрёшь, а молока не даёшь! В расход тебя, как неасознательную! -огласил он приговор.

  Думали мы думу с Андрюшей, потому как недолго ему было в шалашике печёными на
 костерке чебачишками поститься. Раньше или позже пронюхают про его схрон-и тожеть -в Колпашев.Думали -и придумали...

3. Лектор

Свернул Ивашка Калязин гармошку-говорушку, сунул струмент под мышку. Подхватил песнохорку Ксюшку Голованову за талию - и в клуб. То бишь в церкву нашу. Крест -то с маковки комса срубила-наземь сбросила, тожеть и купол с колоколом. Барабан разобрали злодеи. Досками, брёвнами  дыру заделали. С амвона сцену содеяли, скамеек понаставили супротив. И рассаживатся по тем лавкам весь курнаевский люд. И я вместях с ребетёшками. Бо сказал председатель: явка строгая, бязательная!А кто не явиться- хрен ему а не трудоднёв!
 Села я промеж Меланьей Шурыгиной и Аксиньей Смышляевой.
- Мань! -толкает меня Меланья локтём в бок.-Гля! Што это за мужик с бородой мочалом и гривой , как у битюга в алтаре на том месте, где ране был лик Спасителя. Да и ешшо другой бородень веником обочь тово. И лысый тот -с бородкой сошничком!
- Кто ж их чертей знат!-шепчу. - Лектор поди -тка растолкует...Вона и ступа длинноугольна для него -што гроб для Лазаря посередь амвона! Може он в той ступе летать станет навродь Бабы Яги?

И всходит на сцену лектор. И влазит в ступу, и высунувши из неё голову и руки, блеет:
- Товарышшы колхозники и колхозницы, когда-то вы молились в этих стенах. Моя же задача развеять мрак невежества...ДолжОн вам сообчить, товаришшы, наука доказала-Бога нет...
- А кто ж есть?- хмыкнула Аксинья Смышляева, прошлой зимой поднявшая из берлоги Мишеньку да и насадившая его на вилы, штоб накормить своих суразят.
- Есть Космос...Ета - планеты...Ммм...Марс, Венера, Плутон...
- Плут ОН!- крикнул кто-то из полумрака задних рядов.
-Спокойно! Товарышшы! -поднялся из-за длинного крытого красным гробовым полотном, как бы для поминок, тока без блинов - стола председатель.
- Не перебивайте товарища Кузовлева из отдела атеистичной пропаганды...Докладайте Евсей Борисыч!
- Религия, товарышшы!- вытирал пот со лба козлоголосый. - Это опиум!

И тут я увидела,што из под мятой тряпки явственно проступают рога съеденного зимою мною и ребятишками  козла. И борода козлиная была на месте и вечно жующие хвачку губы. Он! Не Кузовлев это, а козёл наш Кузя! Чьи кости мы ховали всю зиму в сугробе за сарайкой, а опосля закопали в огороде ближе к пряслу. И вот воскрес наш козёл!
- На козла похож мово!-шепнула я на ухо Аксинье.
 Та вскинулась, словно на неё наваливался поднявшийся из берологи медведь -и осеняла себя крестным знаменем.
"Козёл", "козёл" -прокатилось по рядом. Курнаевцы вскакивали с лавок и крестясь гуртовались на выход. И тут Ивашка-голова деревяшка - опять развернул меха.

У попа была корова,
боров толстый, как бадья,
пригляделся на Покров, а
то не корова-попадья.

Ваньша гаркнул частуху прямо в ухо Аксиньи. И приняв охальника за медведика, та приласкала его кулачишкой в бочишко. Гармошка -рявкнула. Ваньша притворно захохотал, охая, схватившись за рёбры, быдто Адам, которому Бог тока што подарил Еву. Народ вываливал на улицу, штоб продолжить...
-Но это ведь не научно, товарищи! Продолжим дискуссию-блеял вслед воскресший Кузя.
 Да какое там! Комса двинулась на недобитых подкулачников. У кого в руках жердина из прясла, а у кого и оглобля от телеги, на коей доставили из Таинска товарышша Кузовлева с его пузатым портфелем.

4.К мансям

Недолго мы с Андрюшей  пономарём совет держали.Вёслы в руки -и повезла я его, ховаясь по протокам, на дальние острова. Это токо в детстве меня маманя шаманом урманным пужала, а когда уж я подросла, побывала я в тех урманах, на тех заветных островах, где брали мы клюкву, голубику да чернику с брусницей.

 Заблукали мы как-то. И вышли к мансийскому стойбищу. И видим сидят рыбали-охотники кольцом вокруг костра , шамана слушают.
-Много ягоды набрали! -похвалил шаман Ойка.- Байон-эква помогала вам, полянки показывала. Отдохните у костра!

-Ты бы нам обратную дорогу показал, Ока!
-Не печальтесь - покажу...
 И сели мы у костра. И стал он бить в свою колотушку и петь про тайгу, зверей в ней, рыб в реках, протоках и озёрах.

И смежились мои веки. А когда открыла я глаза, то уж сидела за столом в наше избе, ягоды перебирала.Только мерещилось ещё, што летим мы с маманей на разросшемся шаманьем бубне или в лодке ар облакам плывём. Мерцает огонёк в лампадке. Перекрещусь на образа в красном углу -и снова ягоды перебираю, как монахиня чётки.

 И поплыли мы с Андрюшей Пономарём к тем островам.То он гребёт, то я. Меняемся на вёслах.А туман, што молоко из вымени Пеструхи. Так вот и она сидит на корме по человечьи , а из сосков молоко льётся. Смотрю я -што тако? Ребетёшки мои -Коленька с Оленькой -подставляют ладошки и хлебают то молочко, приговаривают:
-Спасибо, Пеструшка!
А мне слышится:
-Спасибо Петрушка!
То я с моими золотоголовиками на ярманке в Таинске. Грызут они белыми зубёнками сахарных петушков, язычками их облизывают да причмокивают, заглядывая в раёк на колесах, где кажут шпектакль про весёлого Петрушку.Вот смеху то! Ажно даже Пеструшка, сидя на корме,   закивала головою и замычала.

- Маня!-мычит.-Не отдавай меня в колхозно стадо!

Гребу я что есть силов, штобы из туману вынырнуть. А тут друга напасть. Из чёрной точки в тумане образуется невесть што.То летит лектор в ступе длинноугольной.Голова козлиная набекрень по ветру колышется.  А следом стол, крытый алым полотном со всем президиумом порешивших мою Пеструху колхозных начальников-беспечальников.

Осенил Андрюша нежить крестным замением , пропел псалом "На реках Вавилонских"- и исчезла блазь.

5. На острове блаженных

И причаливаем мы к вожделенному острову. Вот и выгор от костра, у которого мы с мамой слушали камлание шамана Ойки.Вот и круги от чумов. Но не слыхать мансийского говора. Идём по колено в тумане. А навстреч батюшка наш курнаевский Тимофей с целовальным крестом в деснице, паникадилом в другой руце. А за ним весь клир с песнопениями. Дьяк-звонарь, подячий да матушка Анна, попадья. Машет Тимофей курильней, а из неё туман, што облако.
- Здравствуй!-молвит.- Блаженная Мария!Спасибо тебе, што спасла понамаря...

Целую я крест и слушаю дале.
 -А нас со всего уезду  вначале в Колпашев свезли, а затем в Норым. В том Колпашеве мы по сей день землю гробами пашем, в том Норыме норы роем для своих могил. Покололи нас штыками супостаты. Кого с яру вниз покидали, кого в болоте утопили...
Смотрю. А они не одни - наши Курнаевские обликом светлые в том тумане-облаке. Там и из соседней Вознесенки, где бывала я с маманей на Паску ешшо девочкой - батюшка со служками, и ешё и ещё -идут вереницею. И читает мой псаломщик по синодику имена их поминальны, перемежая их молитвою заупокой. И смотрю я - не на острове я , а на облаке. А и лодки нет и псаломщика.

Тряхнула  головой. Лежу на дне лодки , а надо мной облака. Выглянула за борт -кругом вода. Помнится мне, что вроде доплыли мы с понамарём до острова, встретил нас шаман Ойка. Но как-то странно пономарь  Андрюша на берег сошел. Ешшо и к берегу -то не пристали, а он перешагнул через борт -и пошёл по воде аки по суху. Обернулся тока , голубея ясным взглядом- власы и рясу ветерок шевелил- и промолвил:
-Молись , Мария за всех нас! А я уж за вас помолюсь...