Женькина машина, выпуска 1949 года, уже давно барахлила. Шасси было разбито, и потому ходил он с трудом, а последние годы стал барахлить и мотор, да и фильтры, то-бишь почки, были уже не в порядке. Одна фара почти не горела. Вторая тоже потихоньку начала тускнеть. "Уму не растяжимо", как шутил он и друзья его юности, но потихоньку-потихоньку накапало почти 68 годков, как и его водителю - прекрасной Анюте, которая рулила им уже ровно 40 лет. Короче, его запросто могли снять с трассы и поставить ржаветь в домашний гараж.
Мотор уже не в первый раз захлебывался, то позднее зажигание, то опережение. И приходилось Анюте уже раза три сдавать его в ремонт в ближайший автосервис, благо он был всего лишь в паре километров от дома и звали его больница Гилель-Яфо. Там его чинили и снова выпускали на трассу. Дважды перезапускали мотор с помощью электричества. Но... На третий раз не вышло. Вместо положенных сорока-шестидесяти оборотов мотор все равно частил и прыгал от 120 до 160 без всякой системы и абсолютно неритмично. И было это 1 сентября, из-за чего Женька пропустил когда младшие внучки пошли во второй класс. Провалялся он там целую неделю и когда доктора сдались, они направили его к Специалисту по отладке моторов.
Специалист по моторам заявил, что скорее всего надо ему в двигатель поставить какую-то ма-а-а-а-ленькую электрическую машинку, которая будет следить и управлять ритмичностью работы и задавать нужный темп. Но почему-то он был не уверен в своём диагнозе, да и Женькина дочь, хоть и была всего лишь техником, то-есть дипломированной медсестрой, настаивала на ремонте электросхемы двигателя, а не на вживлении в него посторонних предметов. И Специалист направил его к другому специалисту, профессору, у которого Женькин мотор был под наблюдением.
Обычно к профессору была огромная очередь, чуть ли не на месяц, а мотор-то барахлит не на шутку, того и гляди остановится. И первый Специалист пообщал Женьке, что лично позвонит профессору и договорится о том, чтобы его приняли незамедлительно. Но, по-видимому, забыл об обещании, как только Женька вышел из его кабинета. Пришлось Женьке самому дозваниваться до профессора, и его секретарша назначила ему очередь. Но не на завтра или послезавтра, или, скажем через неделю, а через полтора месяца.
Долго ли, коротко ли, а в Израиле все делается обстоятельно, не торопясь, соблюдая незыблемый принцип "совланут, рак совланут", что переводится знаменитой фразой Карлсона, который живёт на крыше "терпение, только терпение", но Женькин мотор как-то протянул эти полтора месяца.
Профессор-кардиолог подтвердил выводы дочки, и Женька вновь вернулся к первому Специалисту. Тот лично провел его куда-то в кулуары Гилель-Яфо и лично договорился о дне ремонта, сообщив, что бояться Женьке нечего, что операцию будет делать лично он, и что таких текущих ремонтов он делал уже сотни.
Страховая больничная компания, где был застрахован Женька, должна была оплатить две вещи - первая: предварительная проверка всех тестов и анализов за три дня до ремонта; и вторая: сам ремонт.
Благодаря интернету, Женьке даже ездить никуда не пришлось. Заказал оплату по компьютеру и стал ждать. Оплату предварительных проверок утвердили уже через пару часов. А вторая оплата самого ремонта по какой-то причине задерживалась. Ни в этот день, ни через полторы недели надпись в интернете не менялась. Там высвечивалась "в ожидании". Тем временем Женька прошел все анализы и тесты, и день предварительной проверки неумолимо приближался.
И вдруг, когда оставалось всего несколько дней, напротив второй, основной оплаты высветилось "Отказано". Как, что, почему?
Стал Женька названивать к милой медицинской секретарше Эллочке:
- А разузнай ты мне, пожалуйста, милая Эллочка, что, к чему и почему. Всесильная Эллочка, у которой все ходы и выходы были известны, таки разузнала:
- Я дозвонилась и потребовала чтобы ваши документы были направлены профессору, у которого вы наблюдаетесь. Они вам сегодня-завтра обязательно позвонят и скажут, когда прийти.
Слово Эллочки было видимо сильнее слова Специалиста и Женьке действительно перезвонили в тот же день и пригласили назавтра. Профессор снова лично обследовал мотор Женьки и в гневе сообщил ему:
- Ничего нового я написать не могу. Ваш Специалист, вопреки моей рекомендации, решил таки вмешиваться в работу сердца и ставить туда постороннее тело, кардиостимулятор, хотя я рекомендовал лишь починить сердечную электропроводку - там перерезать, тут прижечь. Хорошо, что в вашей страховой компании их профессор оказался таким внимательным и не дал разрешения на это. Так что, голубчик, я повторно напишу то же самое. А вы возвращайтесь к Специалисту и пусть он вас направляет туда, куда надо!
Вот те на! - Подумал Женька. - Из этого следует два вывода: первый - снова очередь к Специалисту, потом очередь на ремонт; и второй: какого хрена Специалист советовался с профессором, если все равно сделал по-своему, да еще и не сказал мне об этом? Нет, блин! Буду пробиваться к нему вне очереди.
И он тут же поехал в Гилель-Яфо, по пути придумывая гневную обвинительную речь. Но никакой обвинительной речи не понадобилось. Увидев его морду лица секретарша в регистратуре сказала:
- Идите в сто двадцатый кабинет без всякой очереди к русской докторше Наталье. Я ей сейчас позвоню.
Воистину, секретарши в этом мире гораздо более влиятельные люди, чем профессора и специалисты.
Доктор Наталья встретила Женьку под дверями кабинета:
- Садитесь, пожалуйста. Сейчас к Вам выйдет доктор Марк. Я ему уже всё рассказала.
И действительно, вскоре к Женьке вышел доктор Марк, который оказался тем самым Специалистом. И вновь повёл его в кулуары. Там они были у какого-то еще одного профессора, судя по табличке на двери, с которым Марк о чём-то говорил без Женькиного участия, потом он повёл его в свой кабинет. Оказалось, что он заведующий отделением. Усадив Женьку в своё собственное кресло он сел на стул напротив, достал картинку с изображением сердца и стал наглядно объяснять чем отличается вставка электрокардиостимулятора от не травмирующего способа абляции (слово-то какое!). Оказалось, что абляция - это когда в вену в паху вставляют какой-то криогенный микроприборчик и через все тело пропихивают его в сердце. А затем там прижигают какие-то нервы-проводки, а какие-то и вовсе перерезают. И тогда сердце переходит на другую электросхему и начинает работать нормально. Все дело в том, что в Гилель-Яфо нет такого приборчика, и потому он хотел поставить ему стимулятор.
Затем он забрал у Женьки кучу выписок, анализов и заключений и куда-то их отослал ппо факсу, как оказалось, в больницу Барзилай в городе Ашкелоне на другом конце Израиля.
- Иди спокойно домой. Тебе позвонят и вызовут на операцию. Если в течение пяти дней не позвонят, то вот тебе мой личный номер мобильного - звони не стесняйся.
Но впереди был праздник Хануки, который длится целую неделю, и, естественно, позвонили ему лишь после него, когда уже приближалось католическое Рождество и затем Новый Год. Дату операции назначили 8 утра на старый Новый Год. Четыре с половиной месяца понадобилось!
И вот дочка везет его Бог знает куда, попутно удивляясь, почему его так далеко запёрли. Но в самой больнице Барзилай, молва о которой разносила не самые лестные отзывы, все пошло как по маслу. Его быстренько раздели, всунули в легкий халатик, распахивающийся сзади, трудно сказать запахивающийся, поскольку там была только одна завязка на шее, да и ту запретили завязывать, чтобы в случае чего иметь незамедлительный доступ к его телу, и уложили на электрифицированную кровать, в которой все регулировалось кнопочками.
Уже в полдень, его повезли на первое обследование. Вкололи легкий наркоз в вену, сделали анестезию горла, и потом впихнули туда отвратительную толстенную трубку с не менее толстой железной штуковиной. Он вроде бы и был в сознании, но как прошла эта процедура абсолютно не запомнил. Очнулся снова в камере предварительного заключения, пардон, в приёмном покое, где дочка изнывала от голода. Оказалось, что кафетерий то ли закрыт, то ли на ремонте. В конце концов добросердечные медсестры накормили её больничной едой.
Снова потянулось ожидание и наконец-то в два часа дня, предварительно сексульно выбрив его грудь и пах, Женьку забрали на операцию. Последнее, что он запомнил, как его перекладывали с удобной кровати с кнопочками, на холодный и узкий операционный стол.
Вдруг он услышал дочкино:
- Папа! Папа! - а затем над ним склонился какой-то хулиган и стал орать:
- Братан, привет! Ты чо, братан? Братан, идем покурим.
Было как-то хреново, в груди болело, а тут еще и этот козёл. Но послать его не получилось. Голос не слушался, а хулиган оказался в белом халате. После недолгих размышлений, Женька догадался, что это врач, и посылать его будет невежливо. Тот сунул ему в лицо пальцы:
- Братан, сколько пальцев?
Женька выговорил:
-Два.
- Ну вот, молодец, а то пугаешь нас - и хулиганистый врач исчез из поля зрения.
В голове немного стало проясняться, голос тоже вроде прорезался. Правда, состояние общей противности продолжалось.
- Пап, ну и напугал ты нас!
- Я? Это чем же?
- Тебе сделали операцию. Привезли аж в пять вечера. Сказали, что операция была дольше, чем обычно, но прошла отлично.
Подключили к монитору и сказали, что ты вскоре очнешься от наркоза. Потом врачи отошли куда-то, и тут я смотрю, а на мониторе вдруг резко стало падать давление и пульс. Потом ты вдруг стал жёлтый-жёлтый, а монитор стал резко пищать. Я заорала, тут врачи прибежали и остолбенели. Подрастерялись. А я кричу им, чтобы опустили тебя головой вниз и вкололи что-то для активации сердца. Я же медсестра всё-таки. Ну они тебе атропин вкололи. И тут ты порозовел и стал оживать, а молодой доктор стал тебя тормошить и разговаривать с тобой.
Около шести вечера Женьку привезли в одноместную палату в отделении реанимации. Предстояло вылежать на спине со спелёнутыми ногами до десяти вечера, не шевелясь и не сгибая ноги. В половине десятого все тело уже болело, кололо, затекло... Хотелось в туалет. Решил - всё, встаю. Но как голым идти в туалет? Вытерпел ещё пятнадцать минут. Позвал медсестру:
- Сестричка, отдай мне мою одежду. Мне в туалет надо.
- Простите, вы же в титулях. Писайте прямо туда.
- О-о-о! Не-э-э-т!
Через еще пятнадцать минут медсестра-спасительница отдала ему трусы:
- Больной! Не вздумайте сами надевать их! - И она натянула на Женьку трусы, как на маленького ребенка.
Он чувствовал себя уже вполне сносно. Но ему не разрешили даже приполняться. Маленькая сестричка легко, но медленно подняла его здоровенное тело, спустила ноги с кровати. Заставила посидеть еще пять минут без движения. Отлучилась на минуту, и он в это время нагнулся и хотел обуть свои ботинки на липучках. Ведь это так легко. Но медсестра метнулась к нему со своего поста и бухнулась перед ним на колени:
- Ох и шустрый вы у нас, больной! Я сама вас обую.
Затем она подлезла ему под руку и подняла его:
- Ну вот, идём потихоньку.
Возле туалета она остановилась:
- Входите, но не вздумайте запираться.
И Женька почувствовал себя маленьким мальчиком, снова попавшим в детский сад.
На следующий день дочка везла его домой.