КОРЧМА «СТАРА ХАТА»
«Стара хата» называется этот ресторан, а едва ли можно рестораном назвать; так корчма, просто харчевня. Обозначение, правда, старинными буквами написано, - из выпиленных кривых плодовых кореньев, клонов и обрезных сучьев составлена большая вызывающая надпись, каждый поймёт, что вложил хозяин порядочную выдумку и старания в буквах арки над кованными дощатыми воротами. Кровля камышовая, окошки небольшие с густыми переплётами, изнутри на широких подоконниках, комнатные цветы высажены в одинаковых горшках. В огороженном плетнем подворье повозка с оглоблями распряженная, два стянутых железными ободьями колеса рядом. На шестах ограды - кувшины выцеживаются, длинные плетёнки лука и чеснока сохнут под навесом, каждый может выскубнуть головку. Стол дворовой, вкопан поленьями кривых ног в землю, столешница из толстых горбылей сбита, скамейки слажены так же тяжело; на столе макитра с крашеными глиняными плодами, круглый изрисованный камень - полосатый кавун изображает. Несколько пустых ульев в углу двора, рядом собака на цепи и будка, срубленная из жердей с лубяной крышей, терновник высохший устал ползти по всей ограде. Не захочешь, а подумаешь, что Полтава где-то недалеко: дым, …и шведы убегают.
Внутри «Старой хаты» потолки невысокие, беленые, тусклый свет откуда-то падает; массивные столы и стулья сделаны из опаленной нелакированной плахи. В широком камине посередине хаты, горят брёвна лиственные. Уютно уставшим от холода без мысли сидеть, расслабиться можно. Самая вкусная тут еда - «блюдо шеф-повара» - подаётся на глазурном разносе в гончарной лодочке, объятия еды подносят горящие, синим пламенем спирта.
Одинокий полноватый человек сидел и раздумывал: заказать ему блюдо повара, или обойтись сто граммами холодной водки, салом, томатным соком и выпеченными чёрными ломтями хлеба.
Рядом за другим столом тоже одиноко сидит худощавый, с бритой головой, заросший лицом парень, он смотрел в меняющиеся картинки на плоском большом экране в глубине зала, огонь горящей гондолы перед ним уже погас, он время от времени из высокой бутылки, доливал в бокал тёмное вино. Бутылочное вино хорошим не бывает, - всегда хуже наточенного из бочки или бурдюка.
Полноватый посетитель скучал, дожидаясь кельнера, поглядывал на расслабляющегося в одиночестве нездешнего человека; блестящая далёкая голова предложила ему выпить вино. Он отказался и тоже стал смотреть в телевизор, по которому плавали неописуемой красоты морские рыбы. Закажу-ка я мясо жареной акулы с белым вином, решил он, и перестал думать.
Не упуская свой бокал, бритоголовый переместился на пустой стол соседа, и стал с большим акцентом твёрдо жевать слова мягкого языка.
- Меня кличут Гога! – сказал он, был очарован, что его так кличут, - ты наверно учитель, я плохо ходил в школу, потому что учёба предназначена для людей средних возможностей, я у жизни хватаю только закрытые уроки.
- А я долго плавал в мировых водах, - скучавший человек показал на экран, - можешь называть меня Капитаном.
- О, у меня брат капитан грузинской полиций, ему Саакашвили медали подарил, а у тебя есть медали?
- Нет, у меня вместо медалей будущие достижения блестят.
- Это хорошо, моя торговля тоже развивается выгодно, я закупаю тут подсолнечник, он сушит всю землю. У нас больше бобы сеют, самое любимое моё кушанье – лобио, здесь его не умеют сготовить, напраслину выдумывают, что не имеют выраженные приправы. Хочу открыть ресторан, в котором обязательно будет лобио.
- Никогда не был в Грузии, у вас будто бы красиво природа волнуется?
Гога изобразил недоумение, как может такое случиться, плавать во всех океанах, а Грузию обойти, не знать, что она всегда красиво полнится.
- Мы хотим внутреннее море образовать, пробить туннель и залить водой Чёрного моря глубокую грузинскую впадину. Тогда отбоя не будет от мировой демократии. Ты тоже захочешь наше море увидеть, что разве не жил в Советском Союзе, Джабо Иоселиани не знаешь? В Грузии больше всего справедливых людей и воров в законе на население души!
- Разве?..
- Конечно! бери от старого времени, когда нас осталось всего сорок тысяч, и до сегодняшнего исчисления, - насчитаешь двадцать племенных групп составивших одну нацию, теперь нас десять миллионов. Нас больше всего боится Америка и Израиль, они хотят Грузию под контроль поставить, знают, если мы начнём занимать руководящие посты по всему миру, везде революции придётся делать. Жить без революций скучно, в Америке революция ещё не началась потому, что они тайно облучает головы у всех восставших против её режима. Я вот парик начну носить, всё-таки защита натянутая будет. То, что изобретёт Грузия, никто не придумает.
- А шашлык тоже грузинское изобретение?
- Конечно, у вас не умеют зажаривать шашалык.
- Что тут хитрого, куски баранины на углях корочку огненную образовали, и всё, миллион лет как люди научились мясо запекать. Возглавить революцию тоже дело не хитрое, устранил всех соперников, и сиди себя вождём. Шашлык все умеют выпекать!
- Тоже скажешь, вкус, где вкус? Не то раздражение чувства! Надо без перерыва в поколениях делать выдающийся продукт, тогда он не теряет узнавание, если кому-то, что-то дано так оно носится с ним по всем тысячу и даже больше лет. Сколько не пытайся делать вторично створоженный сыр, лучше голландского не получится. Возьми жену грузинку, и жену голландку, разный результат на арену борьбы заберётся. В жёны надо брать только свою нацию. Успех мужчины зависит от того кто у него жена. Поменял жену, меняется и мировая политика! Так что: вождь, шашлык, революция, сыр, - всегда обнаруживают того кто их делает. Продукт – узнает делателя!
Подошёл официант наряженный в старинном одеянии, держал в руке заточенный карандаш и блокнот.
- Что будем заказывать? - спросил он.
- Капитан сосредоточил брови и скулы, притянул стул ко всему неорганизованному телу, указал прислуживающему на неполное раздражение, просил принести: шашлык по-грузински, сыр голландский, и недорогое бессарабское вино. Он намекнул ещё, что революцию сам, не умеет делать, и только для официанта твёрдо повторил:
- Продукт - узнаёт делателя!
Гога хлопнул капитана по плечу:
- Молодец друг, правильно угадал, что можно кушать. А грузинское вино тоже умеет дружбу и любовь недосягаемо соединять. Наши сорта винограда в самой Америке выращиваются, но вино у них не то, - наше покупают. Ты знаешь почему? Ты уже всё понял! Ты грамотный человек. Надо беречь свою землю для выгодного побуждения. Я вот тоже хочу семечки забросить. Перейду на виноградную прибыль, но там всё уже поймали, новую заразу придумывают, не поместиться без усилия, не выцедишь сок, надо, что бы брат министром сидел. Скажу тебе такое дело, никогда не вступай в спор с властными людьми, сила денег на их стороне, проиграешь. Если стадо шакалов и стадо гиен любят много диких коз для своего насыщения, не надо быть козой, надо сделаться львом или тигром, - вот кто победит этих тварей. Справедливо смелый и громко вооружённый, разобьют любую армию мира. Как ты думаешь?
Капитан, как то неуверенно понимал Гогу, его выражение не вытягивало нужные заключения, слушал молча.
- Я вот сижу на бобах, боб не сею, - кроме бобов и другое ем. Мне говорят: что такую малую цену за подсолнух даёшь? А я что приехал тебе много давать, или на тебя посмотреть, ты мне тысячу лет не надо! Я приехал денга делать. Вот тоже договорился, жду клиента, а он не пришёл. Может, ты слышал с кем тут можно нормальное бабло из семечки выжать?
Капитан не имел пищевых знании, не умел подсолнухи мять, он подумал, - не связано ли масло, лобио и вино, с соединённой забавой.
- Я не знал, что в наших краях добывают семечки для мирового единства…
- Ещё как добывают, хороший навар делать можно; подсолнечник малый строением больше масло даёт, эта сушащая землю шляпа требует, что бы её теребили в сильное солнце, думаешь, я просто так в таком деле варюсь. Тут мне один человек остался должен, не только мне, многие к нему ходят выбивать его шляпу, и я тоже прохаживаюсь. Другие недовольны, брюзжат, скандалятся с ним постоянно, угрожают. А я поймаю его, только спрошу: - Когда? Понимаю, что человек хочет расчёт держать, но не получается, у него уйма других урожаев, свиней кормит, я тебе уже сказал, они макуху очень едят эти поросята, у меня много этой макухи. Полгода ходил, спрошу, и шаги делаю ни с чем, но спрашиваю всегда равноудалено. Вижу, другие что ходят, много плохие слова знают, человек десяток собралось у его гаража, и все долг требуют, а он со стороны хорошо держится, обоснованно уходит от угрюмого состояния, значит, тонет должник в земле. Все разошлись, а я даже и не спрашиваю, послушал всех барыг, - хватит ему, далеко лежит моя польза, тоже потихоньку разворачиваюсь, он меня останавливает, говорит: Гога подожди, я сдал сто откормленных свиней, приходи завтра после обеда. Я пришёл, он мне дал расчёт спокойно оттянутый, сидим мы с ним в баре, жалуется Кирил Господинов: никому не говори, что я вышел из расходов, деньги – труха, для другого вероятного дела тоже сильно нужны. Только тебе обязанность держу, другие пусть ждут! Вот это человек, – Аргентина!..
Капитан в Аргентине был не раз, ни думал, что там жом теребят для важного удовольствия.
- У нас больше всего воров в законе повторил Гога свою заморочку, - русской власти это выгодно.
- Причём тут русская власть? Мне вообще кажется, что ваши кавказцы смотрят на Россию как на полигон своего удовольствия. - Капитан продолжал сторониться дыма поместившегося под потолком.
- Ты не должен был так подумать. Мы учим Россию иметь свою гордость, она боится обидеть тех, кто её призирает. - Гога огляделся, народу в корчме прибавилось, две девушки за его стол сели, достали длинные узкие сигареты, закинули ногу на голую ногу, и тоже дым пускают, курят. Он наклонился к уху капитана и продолжил, стал шептать несуразицу, на девиц поглядывает, под конец громко сказал: - У нас такая культура вообще не сбывается, ужас, что творится у русских, с мамою своею сквернословиями общаются, за такое палку длинную держать надо, а ты говоришь русская власть, её нет, она боится прямого слова. ...Я им понравился. Подожди, я мадамам скажу, что меня зовут Гога.
Он крикнул официанту, чтобы принёс бутылку белого вина и два чистых бокала. Разлил «мадамам» белое вино. Девушки удивлённо смотрели: на вино, на Гогу, показывали настроением, что эта его возня ничуть не склоняет их личные минуты на пустое отвлечение. Гога вернулся к Капитану. – Все женщины любят белое вино, - сказал он, и тут же продолжил своё отложенное возмущение:
- Америка топнет сапогом, а власти от страха за своё бабло, не знают, какие ковровые лестницы стелить. Опять нам приходится всех учить, в какую дорогу кривыми путями уходить надо. Если бы не мы, Россия давно бы безрадостно под чужую пользу уползала. Ты же видишь, что тебя не хотят, зачем привязанность ихнию хочешь? Зачем напрашиваешься? Дружи с Кавказ, дружи с Азия, дружи с Африка, дружи с Палестина и с наш Израиль дружи наконец, хорошо дружи. Зачем тебе надо другие! Они же те, что там далеко при себе, придумывают неострые ограничения, разрушениям дают двойную силу, думаешь, не знают, что в мою выгоду, палки бросают. Они не так виноваты, их научили, как разрисовать высушенной смазкой тех, кто умеет неумытым быстро уходить, а сами всегда очень боятся второго окончания палки. Сидит себе там, какое-нибудь Очертание, смотрит, как станки розово-зелёные лепестки печатают, и он хозяин этих станков, вдруг черти ему какие-то померещились, давай выдумывать, как бы безудержно развлечься над всей мировой простотой, и пускает дурку своеобычную: запретить отличать розовый цвет от голубого. Тут же все газеты печатают новое изобретение, диктуют всему населению планеты, - не различать цвета природы. Все лодыри зелёные, за оплату разноцветную, всему миру новое придумывание расписывают, - выдают как важное достижение гремучей власти. Пошла жара, успевай поддакивать, всё бурлит как брага, пишут, а я с трудом выдавливаю масло из подсолнечника. Так дай мне эти печатные станки на один день!.. я всё из них выдавлю.
- Кто это интересно, такое расписывает?
- Понятно кто, журналюги-корреспонденты мировые!
- Опять корреспонденты чуть что, их виновными сразу выставляют.
- А что не так! Моя знакомая журналистка, - она такая шустрая: говорит сто слов за одно дыхание, бегает, спешит быстро везде, воздуха не хватает когда выказывает своё малое содержание, вёрткая такая, на кенгуру очень похожая. Я её называл: моя-твоя кукушка, здравствуй-досвидания. Она меня своим помощником записала, потащила на встречу с начальником одного государства, совершенно не кавказского, распространение руководитель даёт, ответы держит семь часов подряд, и даже больше, эти хитрецы умеют юлиться без конца. А вопросы я тебе скажу, задают очень даже не хилые. Скука идёт от однообразия текущего объяснения, я проспал всё это время. Он закончил отвечать, салазки расписывать, строит историю, вроде он батька того народа, его журналистки называют: последний диктатор Союза, …и Кавказа может тоже. Вот он закончил этот диктор своё это самое длинное высказывание, – семь часов и семь минут отвечал. Уходит. Журналики пакуют вещи, на престол начальника ноль внимания, укладывают смартфоны, тетради и камеры, ничего такого, весь багаж уже сильно перепроверяли, меня всего чуть не раздели, оказывается одно самое громкое сосредоточенное разведуправление, что террористов всего мира содержит, - афганского главного абрека, направлением камерного объектива взорвало, когда интиривию он давал. За своего директора боится белая охрана. Я тоже собираюсь выходить. И вот он этот диктор диктует дальше своим управленцам, говорит: «Не забудьте людей хорошо покормить!» Что тут началось: стали падать штативы, роняют блокноты, из сумочек все женские одухотворения высыпается, гремят, бьют глухие удары кинообъективов об голые колени. Все поднялись. С неимоверной любовью смотрят на народного президента, стали аплодировать ему; несмолкающие одобрения стоят в огромном зале, все стоя хлопают голодными глазами.
Вот так! - Накормите людей!.. Корм, главный чёрт всякой чертовщины! Пастух, и стадо баранов.
- А ты не такой?
- Я? Я своей знакомой журналистке заговаривал: что ты всё время пишешь про кого-то, пишешь, пишешь…, про меня напиши! Не хочет!.. Боится. Они эти журналюги, я тебе уже говорил кто они, каждый день чужие слова и новые выдумки вставляют в ухо, мало что понимаю. Присмотрись, вот эта белая на мою забытую кукушку похожа, пойду, спрошу, может она тоже как кенгуру, скажу: ты интервью хорошее про Гогу напечатай. Опять услышу: - Нет! - я их одинаково знаю.
Гога подвинул стул, подсел к девушкам, голову над столом завёл, стал боком говорить слова, которые не могли не нравиться. Девушки всё молчали, не выпили из налитого угощения, а курили очень как то затейливо, даже улыбнулись навязчивой голове, привыкли без отклика слушать шоколадные сообщения. На подиуме возле камина, музыкант с инструментом в виде открытого чемоданчика и, певица выше него ростом, стали скрипучую песню петь. Тут же весёлые люди вышли первыми танцевать, трясутся в пыли разноцветных лучей; чего это сидели себе и, вдруг первобытное влечение выволокло их раздражаться, - прыгают, приседают. Гога тоже предложил подругам плясать. Они не захотели. Вернулся к Капитану, стал жаловаться.
- Скажу тебе, может для тебя обман, а для меня настоящая верность, выдам одну предметную вещь, такое было, один действительный человек рассказал: В один наследственный двор, он конечно неуклюжий, не знаю где он, не передовой по сравнению с теперешними роскошами, но для плавного сложения жизни всё заложено было. Отец очень строг, его дочери по ресторанам-баранам не бродили без дела, как эти… Держал крепко противоречия. Выпивал иногда, расслабление уму давал, даже перегибом из палки доказывал порядок. Двор обеспечивал устремлённый во всякие замыслы. Неожиданно вдруг его свалило, этого крепкого хозяина увело время другое. Что осталось!? Сыновья продали маслобойку, всё зернодробильное установление, корчму пропили, больше не варят сахар жизни, их огород чужие люди засевают, не подсолнухами, но истощают чернозём сосредоточенно, не удобряют. Дочери, ты знаешь куда пошли, ты грамотный человек! - в работницы чужих плантаций. Двор не обеспечивает им жизнь, обветшал содержанием, я даже где-то такое видел.
Капитан хотел подняться, Гога ухватил его за рукав:
- Ах да!.. Тот, что присвоил всё многое, говорит утверждение всем такое: - Я своего сполна взял, делаю что хочу, не моя вина, что вы не сумели пойти моим путём, или хотя бы оставили себе труд вашего отца. И я не он, не хожу с батогом по двору, теперь ползайте по вымощенным мною тропинкам, и не затопчите цветники моей жизни, я стрелять буду. Своё наследие сам сочинил, теперь вы должны мне платить за будущее проживание в старой хате вашей прошлой жизни и всего вашего двора.
А что не так!? Ушёл наперёд мёртвой важностью, - не догонишь! Все хотят хватки, воздаяния наложенные ждут. Служащие, они всегда нужны. Самый вредный народ те, кто несёт омертвелые сочувствия.
Капитан поднялся, стал уходить. Гога вслед крикнул:
- Что бы ты ещё знал!
Чиновники - мусор наций!
И не я один, любой тебе это скажет.