У нас при Сталине его бы, конечно, раскулачили, отправили бы в Ташкент или на Соловки, а в его доме на первых порах устроили бы хранилище для сельхозпродуктов, собранных с его же полей и огорода. Во время перестройки ему, вероятно, с задержкой и втридорога продали бы горючее, государевы люди содрали бы с него в виде процентов с кредита и налогов последнюю шкуру, оставшуюся чудом после наезда братков из мафии, и положил бы он свою челюсть, образно говоря, на полку и стал бы жить в почете, дожидаясь своей пенсии, выплатой которой занимался бы персонально сам президент страны...
На самом деле крестьянин Винцент Дедюка или Винни, как он сам себя называет, девяноста четырех лет отроду продолжает преспокойненько гнуть спину на грядах своих собственных полей, на земле, купленной им более пятидесяти лет назад, в государстве, общество которого уже третье столетие исповедует основополагающим принципом выражение: «Живи сам и другим позволь жить так, как они хотят». Государство это Соединенные Штаты Америки.
Здесь никогда не было коллективных советских хозяйств, ни совхозов, ни колхозов. Земледелие – сугубо фамильное дело – кормило и кормит только самых преданных земле людей, любящих полную независимость и полагающихся только на самих себя. Умеющих находить новые формы хозяйствования, постоянно внедряющих новые технологии и технику. Американская земля удивительным образом предоставляет равные возможности для всех: для крупных корпораций типа Эй Ди Эм из Иллинойса и для мелких собственников, наподобии Винни из Массачуссетса. Хотя преимущества малых хозяйств и вред корпораций становится с каждым годом очевидней. Ведь в малых хозяйствах передача товара осуществляется напрямую, от производителя потребителю. А в холдингах, которыми владеют алчные акционеры, это все, как когда-то в советских хозяйствах, обезличено и главная задача непроливающих пот владельцев - чистая нажива. Их продукция чаще всего бывает вредна для здоровья людей, ибо насыщена пестицидами и гербецидами, с измененным генным кодом, а мясо и молочные продукты напичканы антибиотиками, так как скот содержится если не в стойлах, то десятками тысяч на глинистых выпасах, птица в тесных клетках...
Как бы то ни было, американских фермеров и земледельцев не пугает одинокий – хуторской образ жизни.На огромной территории страны постоянно встречаются отстоящие иногда на десятки километров друг от друга одинокие дома типа коттеджей, окруженные несколькими хозяйственными постройками, небольшой рощицей или садом. Они есть в гористых, поросших лесами уголках редко заселенного Вайоминга и известного всем Вермонта, в степной, ровной, как доска, унылой на первый взгляд местности штатов Арканзас, Колорадо, Аризона и Нью-Мехико – центральном районе страны, утыканном башнями элеваторов, называемом американцами «Хлебной корзиной страны». Одинокие, похожие один на другой большие белые дома можно видеть в штатах Огайо, Юте и Индиане, откуда через посреднические, разные по размаху транспортные компании – «фарм саплай» - в самые глухие уголки страны поступает кукуруза. Виноделы Калифорнии живут в больших особняках. Они методично завоевывают свое место на международном рынке вин и тут дело, безусловно, не обходится без больших банковских инвестиций на рекламу и транспорт за океаны.
А у Винни, живущего в одиноко стоящем хуторе, нет нужды обращаться к кому бы то ни было за помощью. У него одна забота – не стояла бы работа. Его трактор, «Форд» 1934 года выпуска работает исправно. Единственный сын Винни – дальнобойщик, имеет большой собственный автомобиль-тягач, зарабатывает больше тысячи долларов в неделю, что по словам отца, больше, чем он сам. Винни привык обходится без помощников, он с утра и до позднего вечера на ногах, а иногда и на коленях «бороздит» свое «футбольное» поле. Выращивает кукурузу, тыкву, огурцы, зелень и прочее. Жалуется мне, что год выдался засушливый, а вода сильно подорожала. Не взошли на двух грядах помидоры и на двух же грядах арбузы. Докучают стаи птиц, олени приводят своих малышей, а стрелять в пятисотметровой зоне от жилья и дороги здесь запрещено. Вот и не знает, что делать. Цену на воду власти подняли, чтобы на эти деньги провести кампанию по очистке воды в морском заливе у Бостона. Винни не нравится это особенно. Он считает, что власти неумело распоряжаются бюджетными средствами, а президент слишком щедр за счет работяг – раздает деньги направо и налево: на пособия по безработице лентяям, на медицинское страхование и пособие не так давно приехавшим иммигрантам, пенсии тем, кто их не зарабатывал в стране. «А нынешняя молодежь работать не желает. Откуда же возьмутся деньги, – спрашивает он. - А как у вас?»
Но я и не пытался ему объяснить, зная, что это просто невозможно. Уж очень мы пока, мягко говоря, разные.
Я часто заезжал к Винни, но по-настоящему поговорить нам удалось только в конце июля, когда дела в поле у него пошли на убыль, а торговать помогала его девяносто двух летняя жена. Это для них не сложно, так как участок и сам дом с двором находятся у оживленной дороги, поэтому ни с какими посредниками по реализации урожая им не приходится иметь дело. Совсем небольшой сарайчик-навес с прилавком из куска старой фанеры, домашние весы-безмен, однажды использованные целофановые пакеты и обьявление, написанное отруки: «Экологически чистые фрукты и овощи» - вот и все их посредники. Полдня до обеда под навесом сидит Винни, под вечер у него появляются дела в поле и на огороде. Надо снимать урожай для завтрашней торговли. Поэтому во второй половине смиренно выполняет свои обязанности его жена. Посетители тут не толпятся, но и не забывают это доброе, с давних пор знакомое и, понятно, привычное местечко. Во время своего дежурства Винни слушает передачи национального радио. Это его любимое занятие, поэтому он всегда в курсе последних событий. Он потягивает спокойно из большой трубки ароматный табачок, давая возможность покупателям без суеты выбирать продукты на свой вкус. Между делом он неспеша со смешинкой рассказывает о себе. Его еще ребенком привезли родители из Италии. С тех пор он так и не бывал на своей исторической родине. Да и вообще мало путешествовал, лишь единственный раз побывал в соседней Канаде. Хотя из Массачуссетса, где он живет всю жизнь, туда совсем недалеко. И водительские права были у него с семнадцатилетнего возраста, были, конечно, и легковые автомашины. «Но все было недосуг, - говорит он, – ведь земля требует непрестанного к себе внимания и заботы». Об этом он не жалел никогда. А машину водил в городе до девяноста лет. Потом просто отпала нужда и он не стал перездавать экзамен на вождение, как полагается людям его возраста. Да в том несчастном году ему сделали тяжелую операцию – перитонит. Думали даже, что и не жилец больше. Но вот, он выжил и очень доволен собой. «Правда стал не так скор на ногу», - поясняет он, улыбаясь.
Мне было интересно узнать, как он так питается, что в свои девяносто четыре года еще целый день, а в страду и по двенадцать часов кряду, не теряет работоспособности. Оказывается, по итальянской традиции он любит спагетти, любит в любом виде свеклу и редьку, не отказывается от хорошего супа, а вот мясо ест редко. «Один-два раза в неделю, совсем по небольшому кусочку, и так было всегда. Я небольшой любитель мясного!» - уверяет Винни. А вот без вина он не жил никогда! Каждый год по осени закупал виноград и сам по старым фамильным рецептам делал сто пятьдесят галлонов или пятьсот пятьдесят литров вина. Пил в течение дня столько, сколько хотелось, а за обедом и ужином обязательно перехватывал по два-три стакана. Жена тоже не отказывалась. Сейчас Винни вина больше не делает. Но с прошлых лет у него осталось еще двести литров. Поэтому есть еще, чем и самому взбодриться, и гостей угостить.
После этого разговора я попросил его продать мне на ужин свежей кукурузы. Он говорит: «Дорого это сейчас – два початка за доллар!» Ему это кажется дорого, так как на его памяти свежи еще времена, когда он молодым человеком за целый день получал этот самый доллар. Ему неудобно и он подает мне вместо двух три початка. Так много изменилось с тех пор...
Тогда у Винни мне подумалось, что предпочтительней есть именно такие чистые и здоровые продукты, которые выращены довольными собой хозяевами земли, а не подневольными или наемными рабочими, тем более китайцами. Ведь очевидно, что в любой продукт труда закладывается кроме витальной силы еще и код духа или усилия человека, производившего его или бездушной машины, напротив, выхолащивающей живое. Такой взгляд может сыграть немаловажную роль в отношении к Земле и к сельскому хозяйству, если мы хотим иметь общество здоровых физически и сильных духом граждан.
Оказалось, есть немало хороших и полезных привычек и традиций в свободолюбивом американском обществе. Не в пример нам, варварски относящимся к ресурсам, технике, инструментам, да и друг к другу, в конце концов. Они считают, что «Бог живет в мелочах». И это видно повсюду. Во время поездок мне приходилось встречать много необычных для нас вещей. То в каком-нибудь дворе крестьянского дома на глаза попадались ухоженный допотопный трактор или старая телега, еще где то в центре города мелькал старый компрессор, выкрашенный в яркий красный цвет. А то бывало, ахнешь, увидев чурку от дерева огромного диаметра или дизельную электростанцию. Еще где то в очень богатом ресторане поразишься ржавой лопате на главной стене. Кроме маленьких музеев сельскохозяйственной техники и инструментов совсем нередко встречаются там похожие на музеи лавки с рухлядью, где можно найти, к примеру, грабли, которыми работал у себя в огороде какой-нибудь известный сенатор или президент, дорожный разделительный знак или бочку, в которой сто лет назад какой-нибудь Джон удачно спрыгнул с Ниагарского водопада...
И не только это бросается в глаза в США. Окрестности тамошних городов и сел украшают, как огромные выразительные скульптуры, старые деревья с обрубленными ветвями. Они напоминают о языческих верованиях, живущих, кстати, и в некоторых медвежьих углах России. По ним считается предосудительным срубать старое дерево, якобы заслуживающее право на ветровал – естественную смерть. Предки считали, что в большие старые деревья переселяются души умерших родственников. Как бы то ни было, это все наталкивало меня на размышления о здоровом отношении общества к старине и старшему поколению.
И так много во всем том было той самой простоты, от которой, к сожалению, мы с вами отошли так далеко.