Из цикла "Неудобные люди"
Самое страшное — это не одиночество, нет. В одиночестве я родился и привык к нему. Куда страшнее выходить вовне, в открытый космос. Выходить приходится раз в две недели, таковы условия, которые я обязан выполнять. В остальном жизнь в одиночку на космической станции мне нравится.
Большие помещения со множеством аппаратуры, — её никогда не надоест разглядывать, отлаживать, проводить по её гладким поверхностям мягкой антистатической тряпочкой. В центре всего — моё сердце — компьютер. В нём всё: работа, обучение, любимая музыка, книги и фильмы, общение с кем угодно, под каким угодно именем. Но я не общаюсь, всё контролируется, а сказать лишнее проще простого. Даже сам с собой разговариваю лишь в полной темноте, под одеялом, еле слышно. На станции никогда не бывает полной тишины, но к монотонным шумам быстро привыкаешь, не замечаешь их.
Я вправе гордиться тем, что являюсь самым молодым специалистом в своей области, одним из самых перспективных. Гранты, выделенные мне, обеспечат любое исследование, которое может понадобиться. Чтобы получить это место, пришлось заполнить десятки тестов и анкет, пройти множество собеседований. Но результат того стоил: я абсолютно ни в чём не нуждаюсь. С питанием проблем нет, консервы самые разнообразные, их запас достаточен, воды хватает, что ещё нужно человеку? Некоторые думают, что общение, но это заблуждение. Разговоры, обмен банальностями, неустойчивыми мнениями, мимолётными новостями, — это вы называете роскошью? Я рад, что почти избавлен от этого. Роскошь — это быть собой, расти личностно, использовать только необходимые для этого вещи, слова, источники. Делать только целесообразные движения.
В мой мир, к которому я так долго стремился, даже подопытное животное не вписалось. Его звуковые колебания и амплитуда движений сильно мешали моей работе, и животное было отключено от источников питания. А впоследствии утилизировано вместе с приспособлениями для его жизнедеятельности. Станция вздохнула облегчённо. Мы с ней в абсолютном ладу, в отличие от космоса, куда мы вынужденно помещены.
Когда покидаешь пределы станции, необходимо учитывать все риски, проверять и перепроверять оборудование, чётко следовать инструкциям. Подготовка начинается за три дня до выхода. Самое сложное — внутренний настрой. Каждый раз болезненно переживаю сбой в режиме дня, сущностную бессмысленность движений. Но у меня нет выбора.
Думаете, космос красив, тёмен, тих и холоден? Возможно, это верно, если речь о том, что за пределами атмосферы. Мой космос шумен и суетлив. По сути он хаос. Я стараюсь реже делать вдохи и как можно меньше соприкасаться с наружным миром.
Идти приходится пешком, не выношу другие средства передвижения. Лишь в самом конце опускаюсь под поверхность, чтобы произвести впечатление на них. Они должны думать, что я приехал на метро. А мне нужно делать вид, что я удовлетворён встречей и с удовольствием поедаю неизменную синтетическую пиццу с чашкой суррогатного напитка.
Когда я достигну необходимого возраста, стану частью законодательного аппарата, только с одной целью: провести законопроект, дающий право несовершеннолетним с аутическим спектром личности на одиночество. Биологические родители не должны заставлять таких, как я, общаться с ними и всем прочим миром.
Я давно всё подсчитал. До достижения мной совершеннолетия осталось два года, семь месяцев и десять дней. Это равняется сорока пяти тысячам пятистам часов или двум миллионам семистам тридцати тысячам минут.
Эти числа похожи на созвездия, они живее многих людей, прекраснее и совершеннее опадающей листвы или шума прибоя, о которых написано так много бессмысленных стихов. Возвращаюсь на станцию, перекладывая в уме различные величины, строя из них пирамиды и или тетраэдры.
Сейчас закроется за моей спиной тяжёлая стальная дверь, отрезая меня от хаоса и возвращая в привычный мир. Если прибегнуть к обывательской терминологии, я счастлив.