Посреди океана. Глава 80

Кузьмена-Яновская
Искренность... Откровенность... Правда... Истина...
Все эти понятия тесно связаны, переплетены между собой. Но тем не менее, всё это
не одно и то же.
Искренность - выражение подлинных чувств и мыслей, открытость, но без полного обнажения.
Откровенность - искренность без утайки; обнаженность всего сокровенного.
Вываливание  себя с потрохами, без сокрытия чего бы то ни было.
Правда, правдивость - отражение чувств, мыслей, событий открыто, без лукавства.
Однако правда многолика. Как говорят, она у каждого своя. Но это не ложь. Это многогранность. Как если бы перед несколькими рисовальщиками поставили некий
предмет, и все, сидя в разных углах, изображали бы одно и то же, но каждый из
своего угла, исходя из своей точки зрения. И только сведя воедино нарисованное
всеми, можно делать полноценные выводы о правде в целом.
А Истина, она едина, она всеобщая. С какой бы стороны на неё ни смотреть. Мало
того, её можно даже не видеть. Но доподлинно знать её суть, определённо знать,
что она есть.
Или, другими словами, верить. Искренне, откровенно, правдиво верить.
Вот смотришь за горизонт, туда, где океаническая гладь сливается с небом. Точно
знаешь, что где-то поблизости земля. Берег. Он существует. Какие-то двести миль.
Но обычному зрению увидеть его не дано. И даже в капитанский бинокль не видно.
Но это же не означает, что берега нет вообще.
Океан, какой бы он огромный и необъятный ни был, он всё равно где-то граничит
с землёй. Это Истина. Она едина для всех. Никто не станет отрицать, что кроме
водной стихии на планете существует и суша. Пусть мы это сейчас не видим. И пусть кажется, что  весь мир - это сплошной океан. Это только кажется.
И на суше, далеко-далеко от океана, люди живут, не только не видя, а даже и не
думая, что такая огромная прорва воды где-то существует. Это трудно представить,
если такого никогда не видел. Но тем не менее, каждый человек знает, что океан существует. Не видел, не видит, но знает. То есть, верит.
Так и с Истиной. Она существует. Одна. Верная. Для всех.
Для всех - и на земле, и в океане.

И как совместить всё в жизни, не выворачивая наизнанку душу, не кривя душой, но сохраняя искренность, правду и соответствуя истине?
И как это выразить в слове?
Искренность... Откровенность... Правда... Истина...


                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

После обеда старпом вызвал к себе поваров и весь обслуживающий персонал. Значит,
и  нас с Анютой в том числе.

Когда мы явились на зов, в старпомовской каюте уже сидели на диванчике прачка
и буфетчица. Первая, принаряженная как проститутка на трудовой вахте, развалилась, скрестив руки под грудью и сложив ногу на ногу. Вторая присела на самый краешек
дивана. Напряжённая, с прямой спиной, руки на коленях - ну просто
школьница-отличница.

Старпом, выглядывавший из-за стола, пригласил нас с Анютой присоединиться к подружкам, ожидавшим взбучки на диванчике.
Пока мы усаживались, тесня прачку к переборке, заявились Пашка, Валерка и
камбузник.

- Вы где ходите так долго, товарищи повара? Почему мы все вас тут ждать
должны? - сурово насупив брови, спросил Викентьич.

- В туалет ходили, - вытянув руки по швам, как солдат, доложил шеф-повар.

- В туалет? Вы бы ещё в театр сходили! - пожурила их со своего места прачка,
бросая преданный взгляд на старпома.

Но тот её старания проигнорировал.

- А где Махтумов? - строго запытал он.

- У доктора. Приболел. Простудился, - скосив выпученные глаза, отчитался Пашка.

Я сидела с краю диванчика и всё время готовилась упасть, потому что крайчик мне оставили слишком уж маленький. Тогда я плюнула на удобства и этикет - всё же я
дама, перед которой был сидячий мужчина в облике старпома - и встала.
Теперь соседом моим оказался Валерка, стоявший рядом со своими коллегами у
дверей. Он незаметно для всех пнул меня в бок кулаком и с нарочито отсутствующим
видом прошипел, стараясь, чтобы остальные не расслышали:

- Ходят слухи, что простуду пекаря зовут Ингой.

Я почувствовала, что краска залила моё лицо, но сделала вид, будто ничего не
слышала. Мне даже мысленно было неприятно возвращаться к недавнему разговору
с Максом.

- Вы что-то хотели сказать? - подозрительно любезным тоном поинтересовался у
Валерки старпом.

- Нет-нет, ничего! - подобравшись, поспешил заверить его повар.

Для начала Викентьич вставил пистон буфетчице за то, что та опоздала сегодня на
завтрак.

- Что случилось, Антонина Петровна? Вы всегда отличались дисциплинированностью
и аккуратностью, и вдруг? В чём дело? Это совсем на вас не похоже. 
Он даже привстал из-за стола, чтобы получше разглядеть, что с ней случилось.

Та заполыхала, подобно красному знамени, и запищала плаксивым голоском:

- Простите меня, Александр Викентьевич. Этого никогда больше не повторится.
Обещаю вам. В первый раз и последний. Просто я вчера легла спать около двух
и утром проспала.

- В следующий раз, милочка, чтобы не опаздывать, ложись около одного, -
проворковала покровительственно-дружеским тоном прачка и подобострастно
улыбнулась старпому.

Тот не нашёлся, чем возразить на эти слова, и, выразительно кашлянув, перешёл
ко второму вопросу, который заключался в том, что Пашка поскандалил в обед с буфетчцей, отказавшись дать офицерам масла.
Оказывается, если у нас в салоне иногда  матросы вместо подливы просили сахарного песку, то в кают-компании некоторые просили масла, и наш шеф-повар отказал им
сегодня в этой просьбе.

- Паша просто занимает не своё место, - высказалась своим жалобным голоском буфетчица. - Шеф он никудышний.

- А тебя никто не спрашивает! - вступился за своё попранное достоинство
никудышний шеф.

- А я говорю! - вспыхнула оскорблённая Антонина Петровна. - Мой рот. Что хочу,
то и делаю с ним: в данный момент говорю!

- Думаешь, если образованная, так мне указывать можешь?! - разошёлся шеф. - Ну
и что с того, что ты образованная, а я нет? Жизнь-то у нас одинаковая.

- Ты - свинья, Паша! Причём, грязная! - интеллигентно, но на предельно высоких
нотах, выругалась буфетчица.

- Серая кошечка показывает нам свои острые коготки, - насмешливо произнёс
камбузник.

- Чистоплюйка нашлась! - презрительно прошипел Пашка, ободренный поддержкой
коллеги. - Красавицу из себя корчит! Ха-ха-ха! Красиво цветешь, да плохо пахнешь, фифа!

- А я ещё раз говорю, что тебя не на своё место поставили! Шеф ты никудышний! -
не сдавалась буфетчица.

- А я говорю, что все беды здесь от женщин! Правильная примета, что женщина на корабле - к несчастью. А тут их вон сколько!

Антонина Петровна хотела что-то ответить ему, но не сумела. Ей не хватило ни слов,
ни воздуха. Раскрывает рот, закрывает рот, а звука никакого: поющая рыба.

- Всё. Хватит! Насмотрелся я вашего спектакля, - решительно заявил старпом. - Полюбовался я на вас, послушал. Хотел понять, кто умнее окажется. Хотел понять
суть конфликта. И мне стало стыдно сейчас за вас, товарищи дорогие! Даже вы,
Антонина Петровна, несмотря на ваш глубоко интеллигентный вид, так себя ведёте, -
он укоризненно взглянул на буфетчицу. И та вспыхнула от обиды и стыда, её бедное
сердце было уязвлено.
- О Демиденко я уже и не говорю. Это вообще из ряда вон. С ним у меня ещё
будет особый разговор.

- Не ругайте их, Александр Викентьевич, - зарокотала снисходительно прачка. -
Милые бранятся - только чешутся.

Паша, услышав все претензии, подозрительно занервничал. Он намеревался было
что-то сказать, но сдержался и насупился, кося обиженный взгляд на старпома. А
тот тем временем перешёл к следующему вопросу и выразил своё возмущение по
поводу того, что  на камбузе постоянно мат-перемат.

- Да, вы материтесь, прямо как дети, товарищи повара, - укоризненно заметила
прачка. И тут же угодливо взглянул на Викентьича.

Тот недовольно поморщился. Но, ничего ей не сказав, плавно перешёл к тому, что официантки не ладят с поварами: то и дело ругань слышна.

- Они, эти две, человеческим языком сказать ничего не умеют. Всё с подковыркой, -
тут же пожаловался Пашка старпому на нас с Анютой. И поворотясь в нашу сторону, добавил: - Думаете, я не знаю, что вы за моей спиной интриги плетете?

- Какие интриги? Это ты, чуть что, сразу на нас полкана спускаешь! - не выдержала Анюта.

- Какого такого Полкана? - возмутился шеф.

- Они там на камбузе уже не одного собаку съели, - с удовлетворением отметила
прачка, выразительно глядя на старпома.

- Так, - тоном, не предвещавшим ничего хорошего, произнёс Викентьич, пропустив
мимо ушей реплику услужливой Лилии Федоровны. Затем обвёл медленным недобрым взглядом всех собравшихся. - Кажется, атмосфера там у вас сгустилась до предела.

Тут Пашка спохватился и понёс-понёс-понёс...
Заявил, что официантки настраивают против камбуза матросов: подлизываются и подговаривают их выступать на поваров; что ему не нравится, как мы моём посуду;
что один матрос - он даже фамилию назвал - в своей каюте камбуз открыл; и что
якобы я сегодня хлеб полотенцем не накрыла.

Я даже дар речи потеряла от возмущения. Но тут же, опомнившись, обрела его вновь
и сказала, что хлеб я накрывала, но полотенце кто-то свистнул; и что мы с Анютой намереваемся теперь закрывать посудомойку, так как в перерывах между едой наши
ванны заваливают грязной посудой, а потом предъявляют нам претензии по поводу
плохого мытья.

- Видите, Викентьич, какие они овчарки! Не смотрите, что молодые, - снова
сунулась со своим комментарием прачка. - Особенно эта Инга. Овчарка, настоящая овчарка. Недаром даже книга такая есть: "Дикая собака Инга".

- Не Инга, а динго. Дикая собака динго, - строго поправил старпом прачку, заметив наконец её присутствие.

- Не один чёрт?! - удивилась она. - Динга, Инга - всё равно клички какие-то
собачьи, а не имена.

- Лилия Фёдоровна, помолчите, пока я до вас не добрался!

- Всё, молчу, молчу! - мигом сдалась она, показывая ему открытые ладони,
поднятые вверх.

- Сама стерва хорошая, - вступилась за меня Анюта, прошипев на прачку из-за
спины буфетчицы, так, чтобы до старпома не долетело.

- Ну что ты! - мгновенно отреагировала вслух критикуемая. - Такие большие, как
я, стервами не бывают! - она затряслась всеми своими животами, зайдясь в
беззвучном смехе. - Зато такая вот мелюзга... - Она никак не могла умерить
пляску своих животов.- Смесь змеи с колокольчиком!..

Старпом остановил на ней строгий взгляд и выждал, когда та уймет свои пляшущие животы, а затем сказал заключительное слово:

- В общем, так. Чтобы все мои замечания были приняты вами к сведению! Учтите,
я намерен всем этим распрям положить конец. Если ещё услышу ругань, буду
разбираться уже по-другому. - Он грозно свёл брови. - Все крикуны получат по
первое число. И скрытые,- он прошил пронзительным взглядом поочерёдно меня,
Анюту и буфетчицу. - И явные, - точно такие же взгляды получили Пашка, Валерка
и камбузник. - А то совсем распустились! Ведёте себя не как приличные люди, а
как шайка-лейка какая-то!

- Мы - шайка, а вы - лейка, - уточнил камбузник, когда все мы выкатились из
каюты старпома в коридор.

- А что значит, положить конец? - спросил Валерка. - Положить зубы на полку -
это понятно, куда и что. А конец?

Его вопрос повис в воздухе, потому что все рванули побыстрее и подальше отсюда.


Зайдя в салон и взглянув на часы, мы с Анютой обнаружили, что старпомовская
выволочка отняла у нас не так уж много времени.
Решив, что до полдника ещё можно хорошо погулять на свежем воздухе, мы
побежали в каюту за пальто, а затем - на шлюпочную палубу.
Однако эту территорию уже оккупировали добытчики из бригады Котова. Они
разбросали там повсюду тралы и зашивали в них рваные дыры.

Мы с Анютой подсели к дяде Римасу. И глядя, как он ловко управляется со
штопанием трала, позавидовали и захотели ему помочь. Конечно, он не стал
возражать и отыскал нам  по "штопальной" игле и по дыре.

- Правильно, Черёмушки,  помогите старику, - пробормотал довольный добытчик. -
Как говорил мне мой отец, не позволяй себе закончить день, не научившись чему-то новому.

Сначала мы молча пыхтели над своим рукоделием. Но потом, слово за слово, наш обветренный краснолицый наставник завёл уже привычный для нас обеих разговор о
том,  что могло таких молодых девчонок позвать в море.

- Наверное, мечтали встретить здесь какого-нибудь бородатого шкипера с трубкой в
зубах, мужественно вцепившегося в штурвал, - предположил он.

- Да нет. Просто, пожив на берегу, мы решили почувствовать разницу и отправились
в море, - ответила я. И в свою очередь, поинтересовалась: - А вы зачем пошли?
Золотую рыбку мечтали поймать или русалку?

Дядя Римас посмотрел на меня удивлённым взглядом. Васильки его синих глаз весело расцвели под колосьями белесых бровей, и лапки молочно-белых морщинок от у
лыбчивого взгляда спрятались в складках красной кожи век.

- Русалку? - Он засмеялся. - Только этого мне не хватало! У меня уже внуки. Я
свою русалку поймал двадцать шесть лет назад. Вчера как раз день печати был.

- День печати? Вчера какое число было? - недоуменно спросила Анюта.

- Двадцать девятого мая двадцать шесть лет назад мне печать в паспорте
поставили. - Он вздохнул и снова заулыбался. - Теперь уже придётся донашивать
этот брак. Двадцать  шесть лет - это не шутка.

- Боже, какая мне дыра большая досталась! - проворчала Анюта. - Что такое в трал попалось? Акула, что ли?

- А это как раз русалка и попалась, - сдерживая улыбку, сказал дядя Римас. - И
ребята её не отпускали, пока три желания не выполнила.

- Представляю, какие желания... - заворчала было Анюта.
Но, не договорив, замолчала, потому что в это время над нами пролетал вертолёт.

Причём, пролетал так низко, что были видны лица парней, высунувшихся из кабины.
Их было двое. Черты лиц, правда, не очень были различимы, но то, что они
улыбались, даже мои глаза разглядели.
Подскочив на ноги, я помахала им рукой. Они тоже помахали в ответ.
Тогда и Анюта вскочила на ноги и тоже замахала.
Но вертолёт уже успел отлететь на приличное расстояние, и вертолётчиков не было
видно. Однако всё равно нам так понравился этот обмен любезностями, что мы с
Анютой аж засмеялись от удовольствия.

- Это, Черёмушки, ваши поклонники знаки подавали? - спросил дядя Римас, когда
мы снова вернулись к зашиванию траловых дыр. И, вздохнув, добавил с ноткой
лиризма в голосе: - По-прежнему крутится-вертится шар голубой, по-прежнему
кавалер барышню хочет  украсть...

- Ну что вы, это простые деревенские парни летят на свидание с простыми
деревенскими девушками, естественно, простым деревенским транспортом, -
ответила я.

- Это рыбнадзор, да? - уточнила Анюта.

Он кивнул.

- Да, канадский. - И, вздохнув, добавил: - Не понимаю я этих канадцев...

- Почему? - не поняли мы его.

- Языка ихнего не знаю, - признался он.