Асфальт безлик. Часть 36. Сброшу в трубу кирпич

Ирина Попович
ВАЛЕНТИНА ГРИГОРЬЕВНА

Счастливые воспоминания о летнем отдыхе в компании с Валентиной Григорьевной, редактором Михалкова, согревали меня среди хлопот в связи с устройством на работу. Я ждала, что она сообщит, когда выйдут из печати басни Сергея Михалкова. В этом произведении он выступал в несвойственном ему  амплуа сатирика.

Неожиданно басни запретили. Михалкова  обвинили в формализме, а Валентину Григорьевну уволили из издательства. В Москве у Валентины Григорьевны не было своего жилья. Ее многочисленные родственники жили в Иванове, где работали художниками на текстильном комбинате. Валентина Григорьевна династию не продолжила.

Знакомство с Михалковым и его женой Натальей Кончаловской  прервалось. Новую работу Валентина Григорьевна нашла в издательстве художественной литературы на Новой Басманной.   

Неожиданно Валентина Григорьевна пришла ко мне на Арбат. Очень внимательно осмотрела нашу квартиру:

«И вы одна здесь проживаете, и вам не стыдно?»

Кажется, ей очень хотелось у меня поселиться. Я замолчала и ждала, когда она уйдет, но она не уходила:

«Я ем по часам, мне требуется поесть».

Перед  отъездом в Ангарск, мама купила маленький холодильник «Газоаппарат». Это был первый советский холодильник. В некоторых семьях были американские холодильники. Они были очень большие и служили еще лет двадцать после войны. Так что какая-то еда у меня в доме была. Я зажарила  яичницу, переложила ее на тарелку и ушла в свою комнату. Валентина Григорьевна поблагодарила меня своеобразным образом:

«Вам не стыдно быть строителем?»

Я ответила:

«Не стыдно, я этим горжусь».

В новом издательстве за очередь на комнату нужно было отработать раз в неделю несколько часов на стройке. Это ее страшно возмущало. Однако такая работа была повсеместной практикой, и я тоже воскресенье проводила на стройке. Воскресенье тогда был единственным выходным, и использовать его таким образом было очень грустно.

Меня посылали на строительство стадиона «Лужники». Другие наши сотрудники работали на строительстве университета. Касок ни у кого не было. Одной из наших сотрудниц на голову упала гайка. У нее закрылись носовые пазухи, говорить ей стало трудно и работу по специальности пришлось оставить.

МАРТЕНОВСКИЙ ЦЕХ

В то время мой папа работал в Ангарске. Он звал меня к себе, чтобы вместе поехать на Алтай. Я попробовала договориться о командировке в Ангарск, чтобы потом оттуда отправиться в отпуск. Получилось все как всегда не в мою пользу. Меня перевели в отдел экспериментальных работ и отправили в Ленинск-Кузнецкий. В Ленинске-Кузнецком отдел работал по обследованию мартеновских цехов металлургического комбината,  построенного американцами в 1928 году.

До Ленинска-Кузнецкого  шел «кривой поезд» – по определению главного конструктора отдела  экспериментальных работ. У поезда не было пересадки в Новосибирске, он сразу шел в Ленинск-Кузнецкий. Ехали мы шесть суток. В то время на самолете летать в командировки не разрешали.

Познакомиться с новыми сослуживцами пришлось в поезде. Начальником нашей бригады был Марченков. Было ему лет пятьдесят. Марченков в Киеве окончил университет. Перед отъездом он купил однотомник Монтеня. Дорога была длинная. Он читал выдержки из произведения французского философа шестнадцатого века, пытаясь нас всех смутить. В нашей бригаде были люди совершенно разных специальностей, и вместе их согнала совсем не благополучная жизнь.

Гостиница металлургического комбината находилась рядом с заводом, как и весь новый промышленный город. В то время считалось, что если приблизить производство к жилью, то повысится производительность труда. От старого города осталась небольшая улица жилых домов, большой парк, клуб, ресторан, магазин и чайная в подвале.

Разместившись в гостинице, мы вышли на улицу. Парк был красиво освещен, деревья высокие, я предложила прогуляться по парку. Я провела рукой по ветке пихты, и рука стала черной от осевшей на дерево окалины. Окалина была на всем: на прилавке магазина, в квартирах старых одноэтажных домов и квартирах новых многоэтажных.
Утром мартеновские цеха произвели на меня большое впечатление. Марченков мне объявил, что работать мне в цеху не нужно, даже мужчины из нашей бригады работали на обследовании конструкций только половину смены. Я сказала, что обязательно буду работать  в цеху.

В цеху мне выдали новый комбинезон, кожаные ботинки и кепку:

«Косынку сними, искра попадет и сгорит вместе с волосами».

В подсобных помещениях, примыкавших к цеху, нам выделили комнату, окна которой выходили на железную дорогу. По ней в цех завозили материалы, которые загружались в мартеновскую  печь. В материалы попадали самые разнообразные вещи, в том числе винтовки с деревянными прикладами. Приклады в печи сгорали.

Составы двигали давно списанные паровозы. Иногда такой паровоз останавливался под нашими окнами, ожидая своей очереди, и отчаянно дымил. Это вызывало раздражение сотрудников нашего отдела:

«Если паровоз не перестанет дымить, я ему сброшу в трубу кирпич».

Слава Слутин был недоволен беспорядком. Он совсем недавно был военным летчиком. Очень точно выполнял все задания и по обследованию конструкций и хорошо чертил. Изредка выбирал кого-нибудь из собеседников и доставал тетрадку своих стихов. Стихи состояли из нравоучений, вторая часть усиливала и повторяла первую, каждая страница была художественно оформлена.

В первый же день после работы я пошла в душ в нашем подсобном помещении. Сполоснулась, и хотела одеться, но меня остановили женщины, работающие в цеху:

«Ты вся грязная, нужна жесткая мочалка, чтобы отмыться, а тогда в свое белье и переодевайся!»

Они дали мне мочалку. Они висели в душе в изобилии, их все время меняли на новые, потому что они не выдерживали столкновения с заводской грязью.

Каждое утро в 8.00 мы завтракали в заводской столовой вместе с китайцами. Китайцы проходили практику по обслуживанию мартеновских печей. В это же время в Китае находилась бригада  из нашего института, проектирующая металлургический комбинат. Китайцы были все в комбинезонах ярко синего цвета. Мы заказывали свиные отбивные, а китайцы исключительно манную кашу.