До недавнего времени, сколько я себя помнил столько и летал во сне. Как это было в детстве и юности, я не могу сказать точно, подробности не сохранились в памяти. А вот в зрелом возрасте, на протяжении многих и многих лет полеты мои проходили лишь по трем различным сценариям.
Который из них я увижу и когда, совершенно не зависело от моих ожиданий или желаний.
Надо сказать еще, что всегда в моих снах с полетами царило лето.
В одном из вариантов, в начале сна, или месте с которого он мне запомнился, я выхожу через калитку со двора. Самого дома я не вижу, но он есть, где-то за спиной, это как-то само собой подразумевается каждый раз. Налево и направо от меня улица, засаженная кленами и акациями. Из-за них, то там, то здесь видны части одноэтажных домов и изгородей убогого вида. Кварталы таких домовладений, имелись в каждом городе в советский период, и назывались они в народе «частным сектором».
В стране «победившего пролетариата» все основные ресурсы тратились строго на великие цели: индустриализацию, поддержку коммунистических и рабочих партий, а также национально-освободительных движений всего мира, конечно. Создание атомного оружия, а затем и космической отрасли были, несомненно, в их числе. Когда образовались страны народной демократии, братским народам тоже потребовалась помощь. И еще немало было этих великих целей, все сразу и не упомнишь.
Внутри страны все подчинялось этим глобальным сверхзадачам. Крестьяне, загнанные в колхозы без права выхода. В городах даже на бараки для рабочих гигантских заводов не хватало средств и, как выход, власти стали выделять по четыре, позже увеличив их до шести, сотки земли желающим построить себе, какое-никакое жилье.
Люди, не имеющие ни гроша за душой, строили свои дома по самым дешевым вариантам, из чего бог подаст и скупое начальство на работе. Низенькие фундаменты, часто лишь на несколько сантиметров возвышающие над уровнем земли. Стены из досок, а часто и просто дощечек от ящиков, с насыпным шлаком внутри, реже литые из раствора на основе того же шлака, оштукатуренные затем и побеленные.
Комнатки в них низенькие и маленькие, крыши, первоначально покрытые рубероидом, ко времени моего детства уже в большинстве своем, перестеленные асбестовым шифером.
Строились, конечно, и дома богаче, из кирпича, или шлакоблоков. Но их было немного, и даже они, сейчас, по сравнению с современными коттеджами выглядят очень и очень убого.
Самое интересное, что сам я никогда не жил в таком домике. Но конечно бывал в них неоднократно. В одном из них жил мой друг детства Сережка Кондик, а в другом подобном доме, девушка моей юности, Люда Неустроева, снимала комнату. Почему-то краткосрочные посещения друга, и девушки очень сильно запали в мою душу, и вернулись ко мне таким вот неожиданным образом.
Ведь не зря мои прыжки-полеты во сне всегда происходят именно в таких районах. Улица и тротуары в них всегда асфальтированы, хотя в реальности это бывало вовсе не обязательно, и часто на них имелись лужи от недавнего дождя. Но в любую погоду едва оказавшись за калиткой, я разбегался, прыгал, в верхней точке прыжка напрягался особенным способом и летел над землей, на высоте которую достиг, практически сколько пожелаю.
Правда при этом способе полета не допускалось шевелиться и расслабляться, сразу же следовала посадка.
Но, не смотря на эти ограничения, ощущение полета было чрезвычайно приятно, я просто наслаждался необыкновенным чувством. А еще, паря в затянувшемся прыжке, я каждый раз удивлялся про себя: – До чего же просто летать! Почему другие люди не летают?
Чаще всего свой полет я совершал в одиночестве. Но все же иногда, очень и очень редко, одинокие прохожие встречались на моем пути. Они, бесполые и безликие каждый раз замирали тогда, и молча, наверное, с удивлением наблюдали, за мной.
Сны со вторым способом полета, всегда начинались тоже одинаково. Обязательно, я находился на дорожке среди зарослей кустов и деревьев. Со всех сторон, в некотором отдалении жил своей жизнью город, где-то рядом гудели автомобили, стучали колесами трамваи, слышался говор людей.
Место запущено, такими, по-моему, были скверы и парки, в советский период. Никакой газонной травы, зато лебеды, крапивы и чертополоха, с избытком. Среди травы, много побегов кустов и деревьев, не доходят руки до них, у работников зеленого хозяйства. Да и сами посадки очень частые, не то, что в теперешних парках – вся территория просматривается насквозь.
Я подпрыгиваю и, как и при полетах-прыжках напрягаюсь. Взлететь мне удается не всегда с первого раза, но то, что я непременно взлечу, я знаю всегда, точно.
Чаще всего, первый раз я сразу же приземляюсь вновь на землю, как при обыкновенном прыжке, а иногда поднимаюсь значительно выше, но все равно, затем, плавно приземляюсь. Тогда я вновь и вновь прыгаю, напрягаюсь и страстно желаю взлететь.
С какой-то попытки, иногда со второй, а иногда с пятой, я больше не возвращаюсь на землю, а начинаю медленно, двигаться вперед и подниматься вверх, при этом, все выше и выше.
На этом этапе, я почти не способен управлять полетом. Даже иногда, я полностью теряю над ним контроль и начинаю вдруг опускаться, слава богу, всегда это происходит плавно и медленно. Тогда я, изо-всех сил напрягаюсь, больше душевно, как я теперь понимаю, чем физически, и вновь лечу, вперед и вверх.
Довольно долго, этому полету мешает множество ветвей деревьев с листьями, со всех сторон. Они не хотят пропускать меня, царапаются и больно хлещут по лицу и телу. Иногда даже, я вынужден для продолжения дальнейшего подъема, раздвигать их руками, или протискиваться сквозь них подтягивая тело, ухватившись ладонями, как за перекладину турника, ветвь.
Но рано или поздно я все же побеждаю бесконечные кроны деревьев и вырываюсь на простор, продолжая полет.
В какой-то момент, он всегда наступает каждый раз уже выше деревьев, мое тело становится необыкновенно легким, а я приобретаю, наконец, способность управлять своим полетом. В каждом таком сне, я несколько минут, с наслаждением испытываю свои новые возможности. Продолжая набирать высоту, мое тело совершает различные пируэты, очень похожие на фигуры высшего пилотажа самолетов. Правда мне не дано набирать слишком большую скорость и исходя из этого, я летящий в небесах больше похожу, наверное, на морских обитателей, правда, в отличие от них мне не надо двигать телом, чтобы просто лететь вперед или изменить высоту полета, повернуть или сделать какую-нибудь «бочку» или «мертвую петлю». Всего я достигаю простым желанием.
Каждый раз, когда я преодолеваю ветви деревьев, вечер достигает своей середины. Темнеет к этому времени до светлой синевы, красивой необыкновенно. Небо, у самой земли, с одной стороны от меня, окрашено спрятавшимся уже за линию горизонта солнцем, в ярко оранжевый цвет, а с другой надвигающейся ночью, в темно-синий. Между ними целая гамма не ярких, приглушенных наступающими сумерками красок. Множество оттенков красного, лилового, голубого и синего цветов. Они доминируют, но если посмотреть внимательно по сторонам, можно обнаружить и нежно-зеленые и белесые и даже черные вкрапления.
Деревья, внизу очень скоро заканчиваются, и я лечу над вечерним городом уже освещенным включенными на улицах фонарями, фарами снующих по дорогам и дворам автомобилей, светом от окон.
Площади, тротуары, парки и дворы заполнены никуда не спешащими людьми. Обрывки музыки, крик детей и радостный лай прогуливающихся вместе с хозяевами собак сопровождает мой полет.
Я рассматриваю город с высоты птичьего полета. И всегда, он выглядит очень похожим, но не одинаковым.
В нем очень много небольших участков с убогими строениями, деревьями, огородиками, это те самые кварталы частной застройки, о которых я уже упоминал. С ними соседствуют районы, застроенные двух этажными прямоугольного вида бараками. Из всех коммунальных удобств, в них имелось лишь центральное отопление, да вода, холодная и горячая. Правда, набрать ее можно было, лишь в комнатах общего пользования, что имелись по одной на этаж. Уборные, в бараках не предусматривались. Справлять естественные нужды жильцы каждой из 32 комнат имеющихся в каждом бараке, должны были в деревянных побеленных известью домиках типа «М», «Ж». В реальности, в каждой комнате имелось ведро, служащее унитазом, или говоря современным языком, биотуалетом. Когда оно наполнялось, содержимое относилось к тому самому домику и выливалось в имеющиеся с торцов его, решетки.
Дома барачного типа, очень долго уходили из наших городов. Еще в середине семидесятых годов, прошлого века, в таких домах жило множество людей.
Рядом, иногда вперемешку с бараками, а чаще через дорогу, стоят очень похожие на них и этажностью и общим видом квадратики восьми квартирных щитовых домов, в которых уже были полноценные квартиры со всеми удобствами. Дальше шли массивные, с претензией на архитектурный стиль, двух трех четырех и пяти этажные дома сталинской застройки.
Во всех районах города имеются вкрапления пяти и девятиэтажных домов, что начали массово строить в годы правления Хрущева. На окраинах города их целые микрорайоны.
Отдельными башенками, прямоугольными коробочками, а то и целыми лентами они плывут подо мной. Анализируя свои сны долгие годы, и даже описывая некоторые из них на бумаге сразу же после ночи с «полетом», я могу точно сказать, что никогда я не видел в своих снах ни церквей, ни промышленных предприятий, ни гигантских инженерных сооружений, стадионов, плотин, карьеров. Примет сегодняшних городов, красивых жилых домов и больших, остекленных торгово-развлекательных комплексов, в моих снах тоже не было никогда. Я думаю, что всему этому противится моя настоящая сущность, и не хочет показывать их еще и во сне.
В какой-то момент город остается позади меня.
К этому времени ночь полностью вступает в свои права. Передо мной, темно-синее небо усеянное звездами и затемненная поверхность земли, простирающая очень далеко во все стороны впереди. Горят редкие огоньки в разных местах, блестит поверхность неведомых водоемов, и я чувствую ощущение нарастающей свежести. На этом месте обычно заканчиваются мои сны или воспоминания о них. Куда я направляюсь, и что будет со мной дальше и я ни разу так, и не узнал.
При третьем вариант моих полетов во сне, все подготовительные этапы полета упускались.
Я, начинал ощущать себя, уже летя.
А лечу я, не очень высоко, от меня до верхушек опор высоковольтных линий электропередач, что время от времени встречаются на пути, не больше двух, трех метров.
Ни каких попыток делать какие-то маневры, управлять скоростью, или менять высоту полета я не предпринимаю. Я просто лечу, и наблюдаю.
Внизу проплывают засаженные неизвестно чем поля, отличающиеся цветом друг от друга. Нежно-зеленые от молодых всходов, белые от множества цветков, желто-зеленые от уже засыхающих листьев. Часто все они чередуются с полосами деревьев и кустов различной высоты.
Мелькают дороги, пустынные грунтовые, и заполненные различными автомобилями, спешащими в разные стороны, асфальтированные. Овраги, озера, реки, мосты, леса и поля бесконечной чередой плывут и плывут подо мною очень подолгу.
Прерывались такого типа сны обычно, лишь при моем пробуждении. Звенел будильник, к примеру, или кот, вдруг начинал охоту на мою ногу.
А перестал я летать во сне, недавно, в прошлое лето примерно. Я не сразу заметил, когда это произошло точно, просто однажды понял, что давно не вижу такие сны.
Я продолжаю их ждать и грущу, что они не возвращаются. Наверное, заканчиваются полеты во сне, когда человек перестает ждать чего-то значительного в своей жизни кроме ее конца.
Российская Федерация, город Омск. 2017 год.