"Таинственный остров" Жюля Верна - моя любимая книга детства. Сегодня, 60 лет спустя, мне нравится думать, что именно эта книга направила мена на экоцентрический путь.
Забавно - и символично, - что ребенком я был очарован описанием таинственного острова, его ландшафтом и животным миром в гораздо большей степени, чем изобретательностью главного персонажа, инженера Смита, который использовал свои познания чтобы “цивилизовать” остров. Я хотел, чтобы остров оставался диким. Телеграф и гидростанция меня не впечатляли. Дюгонь и пекари – да. И в то время, как мои школьные друзья были помешаны на космических полетах, я бредил морскими приключениями.
Неудивительно, что география была моим любимым школьным предметом и единственным, по которому я получал отличные отметки. Помню свое изумление и восторг, когда обнаружил на карте Тихого океана два рифа с координатами двух островов, указанных в романе (Остров Линкольна и остров Табор). В двенадцать я начал сочинять свой «морской роман» о путешествии на подводной лодке (я был капитаном, конечно) к указанным рифам. И роман заканчивался неожиданным обнаружением остова Наутилуса, зажатого в расселине подводных скал. Все оказалось правдой!
Позже, мое детское воображение еще сильнее было распалено потухшим вулканом Карадагом в восточном Крыму, куда я ездил отдыхать с родителями (Карадаг – "Черная гора" на тюркском). Фантастические бухты, сердолики, подводная жизнь – все эти жюль-верновские фантазии вдруг материализовались в моей жизни. Карадаг был моим l'ile mysterieuse.
В конце 60х-70-х гг. волшебные бухты постепенно стали заполняться мусором. Сначала я заметил исчезновение крабов, затем исчезли рыбы. Затем Карадаг был объявлен заповедником и стал недоступен для людей. Я был убит горем, но должен был признать: людей надо держать подальше от этих святых мест.
Чернобыль и коллапс Советского Союза
Гораздо более серьезное пробуждение пришло с Чернобыльской катастрофой. Впервые я почувствовал всю грандиозность проблемы с неуправляемостью техники. Немедленно после катастрофы я решил читать лекции по экологии в Политехническом институте. Я жадно начал искать “зеленую” литературу (которая только начинала просачиваться в Советский Союз), и в целом стал гораздо чувствительнее к экологии и политике.
Мой профессиональный интерес в то время, как ученого, был сконцентрирован на методах расчета электромагнитных полей в многослойных электродинамических структурах, таких как электрические машины, экраны, и т.п. Подобные исследования проводились также в некоторых геофизических и астрофизических областях с целью распознавания состава космических тел. Я разработал эффективный алгоритм расчета полей для цилиндрических и сферических тел, основанный на теории волнового импеданса. После электрических машин я предполагал перейти к моделированию многослойных сред Земли. Вероятно этот сплав глобальных систем и экологии привел меня в конце концов к теории систем.
Эта работа совпала с коллапсом Советского Союза. Сейчас я понимаю, что Советский Союз был хорошо отлаженной сложной системой, с идеально подогнанными частями, с идеологией, инфраструктурой, наукой, культурой, образованием и т.п., работающими на ее усиление. Но системы не вечны. Чернобыль был первой «канарейкой», указавшей на пороки системы. Эта слабость была вызвана плохим пониманием непредсказуемости сложных технических систем.
Теория систем
Коллапс Советского Союза сегодня легко можно объяснить с помощью теории сложных систем. Согласно Джозефу Тейнтеру [1], сложные сообщества коллапсируют, потому что исчерпали свой дизайн (свой “метод выживания”) и не смогли адаптироваться к уменьшению возврата своих инвестиций. Советский Союз “истощил” себя из-за неоправданных военных расходов, гигантомании, космических исследований, одержимости тяжелой промышленностью, и пр., не говоря уже об устаревшей парадигме социальной организации. Природа и человеческие системы просто восстали против государственной машины. Но в тот момент (конец 80-х - начало 90-х) эти истины мне были еще не ясны.
В то время, Фритьоф Капра, системный эколог и физик, опубликовал замечательные книги: Поворотный пункт (1982), Уроки мудрости (1989) и др, которые я буквально проглатывал. Я написал ему и получил бесценные публикации его института по системной экологии [2]. Еще одним прозрением была книга Донеллы Медоуз "Пределы роста". Весь этот материал я предполагал использовать в будущих лекциях.
Кроме этого, нельзя не отметить мой растущий интерес к анархистским и пацифистским идеям. Многие ранее запрещенные книги в Советском Союзе стали доступны. Я углубился в работы Петра Кропоткина, Михаила Бакунина, Льва Толстого и был поражен, насколько эти отчаянные мыслители подошли близко к современным идеям самоуправления и самодостаточности. [3] Таким образом, постепенно, я стал уходить от своих профессиональных интересов в область политической экологии и философии.
В 1991 году я решил закончить свою карьеру ученого и возвратиться в Политехнический, чтобы читать лекции по энергетике и экологии.
Встреча с родственными душами
В 1995 году, я обнаружил библиотеку America House в Киеве, куда я мог приходить и знакомиться с книгами современных философов. Я приходил и конспектировал. Вот книги, которые произвели на меня сильнейшее действие: Resistance to Virtual Life (Ed. By James Brook and Iain Boal), Future Does Not Compute (Stephen Talbott), The Web of Life (Fritjof Capra), The Rights of Nature (Roderick Frasier Nash), Ecological Ethics (Holmes Rolston III), Think Like A Mountain (Joanna Macy, Arne Naess et al); более того, я увидел, что я не одинок в своей «ереси».
В библиотеке я впервые вышел в Интернет. Это можно сравнить разве что с побегом из заключения. Я сразу обнаружил сайт Джея Хэнсона Die-Off, стал читать критические статьи о капитализме и индустриализме (в то время капитализм приветствовался в моей стране, да и сейчас приветствуется), выдержки из работ Уильяма Каттона, Говарда Одума, Джеймса Лавлока, Льюиса Мамфорда, Ивана Иллича и др. радикальных философов.
Однако я не находил понимания среди коллег или друзей. Лекции, которые я читал в Политехническом, к сожалению, оказались невостребованными.
Следующий прорыв к экоцентризму - мое знакомство с глубинными экологами (1998). На их вебсайте я встетил канадца Дэвида Ортона, и он пригласил меня к участию в международном форуме левых биоцентристов. Я немедленно согласился.
Левый биоцентризм
Левый биоцентризм [4], философия и движение, разделяющая многие идеи с экоцентризмом, направлена на признание исконных (inherent) прав не-людей наравне с людьми. Это также прямая анти-капиталистическая и анти-индустриальная позиция. Сегодня она расцвела и имеет много родственных движений по всему миру. Дискуссии по-прежнему идут, хотя с нами нет более Дэвида и Арне. На протяжении последних 20 лет данный форум собрал вокруг себя многих близких по духу и взглядам людей - философов, активистов, экологов. Мы обогащали друг друга, несмотря на возникающие подчас горячие дебаты. И я никогда не забуду открытость и бесстрашие Дэвида.
Шумахер-коледж и Финдхорн Фаундейшн
В 2004 году, я решил встретиться с Фритьофом Капрой во чтобы то ни стало. Фритьоф приезжал из Беркли в английский Шумахер-колледж, чтобы читать лекции по системным наукам. К сожалению я не встретил его, но мне повезло попасть на другой замечательный курс “Земля, Дух и Действие”. Джон Сид и Рут Розенек проводили Совет Всех Существ, Стархок читала лекции по пермакультуре и методам противостояния полиции с помощью «зеленой» магии, Алэстер Макинтош, шотландский поэт-активист, читал Элиота и исследовал кельтскую традицию, а его жена Верен Николас прочитала вводную лекцию по эко-психологии. Я также встретил двух глубинных экологов, Стефана Хардинга и Брайяна Гудвина. Это были незабываемые дни. В колледже я услышал, как кто-то с энтузиазмом говорил о Финдхорновской экодеревне. Я решил поехать туда. Мне удалось это сделать в 2006 году. В общей сложности, я посетил экодеревню 7 раз, тайно надеясь там остаться. После возвращения домой я увидел, как сложно мне делиться опытом коллективной жизни с людьми, уже занятыми борьбой за выживание. Все, о чем я рассказывал, воспринималось как нечто запредельное или вызывало неприятие.
Видение Дугласа Томпкинса
Дэвид Ортон познакомил меня еще с одним замечательным человеком, Дугласом Р. Томпкинсом, со-основателем двух компаний мировой известности Esprit и The North Face. Заработав миллионы, он оставил свою роскошную жизнь, приобрел огромные девственные просторы Аргентины и Чили и превратил их в природные заповедники и парки с целью передачи правительствам этих стран. Его видение будущего отражено в «следующей экономике» [5], простой и гармоничной жизни, для которой красота является приоритетом. Он был одним из моих героев. Он также помог опубликовать двух высоко ценимых мною авторов, Уильяма Каттона и Джерри Мандера. [6,7]. Никогда не забуду короткую, но сердечную встречу с Дагом и его женой Крис в Киеве, в 2009 г. Проехав самостоятельно по всей Украине (сам за рулем), он проверил состояние почвы и был обескуражен тем, что она слишком загрязнена химией для органического земледелия. Мы говорили с ним о будущих планах по возрождению земли, но его трагическая смерть прервала наши планы. Он был человеком близким по духу.
Экопоэзия, последняя остановка
Поэзия всегда была для меня крепостью. Мой интерес к экопоэзии вероятно возник из-за увлечения моим отцом поэзией Уитмена, что со временем передалось и мне. Эта поэзия спасала его от всех бед в Советском Союзе, а меня от разочарований. «Бесчеловечная» поэзия Робинсона Джефферса, Д.Г. Лоуренса, Эмили Дикинсон обогатили мою жизнь больше, чем любые труды философов или ученых.
Поэзия интимно связана с красотой. С годами я пришел к выводу (не только я, первый, кто приходит на ум, это Даг Томпкинс), что именно нечувствительность к красоте привела нас к системному тупику, и в конечном итоге ведет к вымиранию. Хватит ли у нас энергии (а – главное - воли) убрать все уродство, накопленное человечеством за время свого существования?
L'ile mysterieuse заканчивается взрывом. Может быть это аллегория катастрофы, которая нас поджидает? Не знаю. Но Жюль Верн оказывался прав во многих своих предсказаниях.
Ссылки
[1] Tainter J (2003) The Collapse of Complex Societies.: Cambridge University Press. New York & Cambridge, UK.
[2] Elmwood Quarterly (1994/95). Vol. 10 N.4 Winter Solstice. (And particularly, A Guide for Ecoliteracy).
[3] Postnikov V (2004) Russian Roots. From populism to radical ecological thought. Anarchist Studies. Vol. 12, N.1. pp.60 – 71.
[4] Orton D (1998) My Path to Left Biocentrism. Green Web Bulletin #68 http://home.ca.inter.net/~greenweb/GW63-Path.html
[5] Tompkins D (2015) The Next Economy https://www.youtube.com/watch?v=Ka-OHpII00s
[6] Catton W (1982) Overshoot . The Ecological Basis of Revolutionary Change. University of Illinois Press. Urbana and Chicago.
[7] Mander J (1992). In the Absence of the Sacred. The Failure of Technology and the Survival of the Indian Nations. Sierra Club Books. San Francisco.
30/12/17