Удивительно, что даже спички бывают
плохие и хорошие.
Сергей Довлатов, «Соло на IBM»
Как ни банально звучит, пароход – это автономная плавающая деревня, в которой
есть всё, необходимое для работы, жизни и отдыха экипажа.
Для работы на судне имеется масса мудрёной техники и сложных электронных
устройств.
Для жизни – артелка с холодильником, полный набор продуктов, камбуз, теплый
душ и небольшое количество женщин.
Для отдыха – библиотека, кино, сауна и настольные игры.
Радисту для комфортного существования нужен паяльник, тестер, кофе
и сигареты. И чем бы их прикурить.
Но, как говорил первый помощник Левин, иногда случаются «траблы».
Плохо, когда на судне заканчивается топливо. Однажды, на пути из Гаваны
в Сингапур, выяснилось, что до бананово-лимонного нам не хватит флотского мазута.
Третьего механика, ответственного за топливо, заклеймили позором и глубоко
закатали в асфальт. Но, это не помогло. Пришлось устроить заход в бухту
экзотического острова Папуа. Там обитают дикие племена и до сих пор балуются
человечинкой. Назывался райский уголок Парадайз-Тэбху. На острове был
действующий вулкан, причал из пальмовых досок и единственный белый человек
в пробковом колониальном шлеме. Он сидел под навесом в плетеном кресле
и бамбуковой палкой доставал до кнопки включения насоса. Толстый
гофрированный шланг волочили приземистые туземцы с выступающими
челюстями и хищными взглядами.
Иногда бывали проблемы с водой. В этом случае на судне вводили экономию,
чтобы дотянуть до ближайшего порта. Вода поступала только в душевые, по
расписанию, и текла тонкой струйкой. Чтобы почистить зубы, приходилось
снимать штаны.
Однажды иссякли запасы селёдки. По флотской традиции в понедельник на
завтрак подают селедку в компании с вареной картошкой. Многим это нравится.
Вместо сельди стали выдавать кильку в томатном соусе или рыбные котлеты,
добываемые из консервных банок.
Совсем плохо, когда в артелке заканчивались сигареты. Из очкуров выгребались
столетние «бычки», крутились «козьи ножки», а смельчаки курили подсушенную
чайную заварку.
Однажды, на пути в Европу у нас закончились спички. Мы только что миновали
Берингов пролив и завернули налево, чтобы покорить Северный морской путь.
Впереди расстилалось поле битого льда, по корме, на горизонте, выступали
белые сопки Аляски.
– Хорошо, что мы продали Штатам Аляску, – сказал третий помощник.
– Во первых, не мы, – говорю. – Во вторых, чего хорошего? На Аляске потом
нашли горы золота.
– Нам-то с этого что? Ещё бы на Аляску возили соляру в бочках. Своей полярки
хватает...
До наступления полярной зимы мы спешили попасть в Данию. Там собирались
выгрузить катамаран «Меркурий», который у них же и купили пять лет назад.
Приобрели «Меркурий» за семь миллионов, продали за миллион. Бизнес
по-русски.
Но мы отвлеклись.
Итак, у нас закончились спички. На судне был только один счастливый обладатель
зажигалки, моторист Сергей Сергеевич Сергеев. Его кремневый керогаз
потреблял любое горючее и дымил, как холодный дизель при запуске.
Как-то на производственном совещании говорили об экономии топлива.
Старший механик сказал:
– Надо отобрать у Сергеича зажигалку!
Теперь зажигалка Сергеева стала единственным источником огня в машинной
команде. Правда, токарь Лалетин прикуривал, раскаляя сварочный электрод на
точильном круге.
Проще всего было радистам.
Как известно, радиорубка, это самое энерговооруженное место на судне.
Однажды в Сов. Гавани мы становились в док при тридцатиградусном морозе.
Бухта замерзла намертво и портовые катера с трудом пробивались сквозь
толстые льды. Динамки были разобраны и электричества на судне не было.
После отключения берегового кабеля пароход начал быстро остывать. На завтрак
мы ещё получили теплый чай, а в обед всем выдали по куску мерзлой колбасы и
краюху хлеба. Частик в томате дополнял рацион.
Мы с радистом нашли выход и из этой ситуации. В нашем распоряжении был
умформер – преобразователь напряжения для судового радиопеленгатора. При
питании от аккумуляторов в 24 вольта, он выдавал желаемые 220. Остальное –
дело техники. Мы вскипятили чайник, сварили колбаску в кофеварке и славно
пообедали. Конечно, угостили братьев по разуму – продрогших штурманов на
мостике.
– Хорошо быть начальником! – не преминул сказать капитан Чаркин.
Но мы опять отвлеклись.
Добыть огонь в радиорубке можно несколькими способами.
– Предлагай варианты, – сказал я второму радисту, Жене Дятлу.
– Можно прикурить от паяльника, Степаныч, или трением деревянных палочек.
Как дикари в каменном веке.
– От паяльника не получится, – говорю. – Там маленькая температура.
Позже мы сделаем транс со спиралькой. А пока…
– Добудем огонь трением.
– С этого и начнем.
Второй радист, Женя Дятел, пришел на судно сразу после окончания училища.
Круглолицый крепыш, небольшого роста, со светлыми голубыми глазами.
С хорошей улыбкой и здоровой ленцой. Часто он говорил:
– Андрей Степаныч, ну почему у меня не получается морзянку долбить?! Вроде
бы и фамилия подходящая – Дятел.
Я успокаивал парня: «Это дело наживное, Женя. С моё поплаваешь!»
Вдвоём мы принялись добывать огонь трением. Зажали карандаш в патрон
ручной дрели и начали сверлить сухую кедровую дощечку. Женька пыхтел и
яростно крутил ручку дрели. Я, как руководитель проекта, подсовывал в
дымящуюся лунку клочок ваты. Через несколько минут вата начала тлеть
и, наконец, вспыхнула.
В радиорубку заглянул капитан Чаркин. За его спиной маячил комиссар Левин.
У Левина был талант возникать незаметно и подслушивать чужие разговоры.
Работа такая.
– Огонька не найдется? – спросил мастер.
– Добыли, Анатолий Петрович, способом неандертальцев.
– Голь на выдумки богата, – сказал Чаркин, прикуривая от моей сигареты. – На
«Сунгари» у меня был начальник, так он умел шевелить ушами и прикуривать от
антенны.
– Уж не Жеков ли?
– Ага, он самый.
– Жекова все знают, – говорю. – Жеков мог разлить из бутылки четверым по сто и
себе ещё сто пятьдесят. К тому же, в темноте, по булькам.
– Способный парень, – сказал Чаркин. – Моим соседом был. Пойдет выносить
мусор в домашних тапочках и исчезнет на неделю. От него две жены сбежали.
Чаркин прикурил, застегнул тулупчик и ушёл на мостик.
– Бросайте курить! – сказал Левин. – Тогда не будет этих траблов.
– У нас, у радистов, работа нервная, – говорю.
– Давно балуешься?
– С братом на двоих букварь искурили… Как сказал Бродский, если утром
не закурить, то и просыпаться не стоит.
– Кто этот умник?
– Иосиф Бродский, Нобелевский лауреат. Русский поэт еврейской
национальности.
– У нас один русский поэт – Владимир Маяковский! – уверенно заявил
Левин. – Маяковский – поэт коммунистического свойства!
Возразить было нечего.
– Как прикурить от «Муссона», Степаныч? – спросил Женя, когда мы остались вдвоем.
«Муссон» – это средневолновый передатчик с автоматической настройкой на
фиксированные частоты.
– Следи за руками, – сказал я. – В правой руке зажимаем простой карандаш
и полоску бумаги. Прикасаемся к выводу антенны, чтобы бумага оказалась между
грифелем и волноводом. Левой рукой нажимаем на ключ, чтобы передатчик начал
излучать. Смотри! Проскакивают искры и… бумага загорается.
Опыт удался. Мы добыли огонь, используя энергию высокой частоты.
Позже был изготовлен фирменный прикуриватель с понижающим
трансформатором и спиралью из нихромовой проволоки. Чаркин немедленно
реквизировал агрегат и унёс его в рулевую рубку.
– От секстана не прикуришь, – сказал он. – Сделаете себе другой.
– У вас, на голубятне, можно прикурить от штурманской лупы, – говорю, – от солнца.
– Где ты видишь солнце?
Солнце мы увидели только на подходе к Мурманску.