Некто Брусныцину не нравилась растительность на лице. Она его раздражала. Наверное, потому, что лично у него она оформлялась как-то неокладисто, несолидно и до обидного смешно. К тому же Брусныцин был человеком крайне чистоплотным, а борода не без основания казалась ему рассадником антисанитарии в виде остатков пищи и прочих с губ долой пропавших крошек.
Посему Брусныцин запросто жил без бороды и усов. На это не мешало ему порой о чём-нибудь задумываться…
С некоторого времени в Брусныцина запала одна пытливая мысль по поводу снегирей. Нет, не почему у них не растут борода и усы (а, кстати, почему?). Но вот куда пропадают эти зимние маяки и предвестники мороза летом? Вопрос не казался Брусныцину очень уж праздным. Жил-то он, как водится, в стареньком районе, где ещё в живых оставались кусты, деревья и прочая прилагающаяся к природе зелень. И зимой, в отсутствие зелени, цветовой дефицит брусныцинской сетчатке с лихвой восполняли красногрудые снегири и желтопузенькие синички. Последних Брусныцину доводилось видеть и в незимние времена года, а вот снегирей…
Где же они обретаются, когда с неба не сыплется снег, а за бортом стоит устойчивый плюс? Самая логичная, но одновременно и самая безумная гипотеза – это то, что маленькие, гордые птички, не желая мириться с летом, улетают на север. Трудно представить себе разумное живое существо, сознательно бегущее тепла и стремящееся к холоду. Однако Брусныцину виделись такие картины: спасающиеся от проклятой жары снегири, изнемогая, таки достигают северного полюса, без сил и как попало падают на снег и, тяжело дыша, обмениваются многозначительными, всё понимающими взглядами: дескать, чудом ушли, брат, чудом…
Под влиянием таких видений Брусныцин вдвое увеличил пайку пшённой крупы на своём подоконнике, тайно и явно желая пернатым набраться за зиму сил и здоровья для долгого перелёта на спасительный север. Он даже стал специально замачивать пшёнку в молоке, желая дать птицам наиболее основательную пищу. Снегири усердно питались, а зима, не спеша, катилась по дорогам позёмкой и по ночам грустно гудела в туалетной вентиляции…
Как-то ближе к весне Брусныцин вдруг поймал себя на мысли, что уже какое-то время не видел на своём подоконнике красных пушистых мячиков. Синички – те по-прежнему не переводились, как и их землистые воробьиные сородичи, а вот снегирей больше не было видно. Сердце Брусныцина внезапно сжалось: он понял, что упустил тот ответственный момент, когда первая стайка откормленных им красавцев на всех своих алых парусах направилась в сторону северного полюса. Он подошёл к окну и попытался проникнуть взглядом как можно дальше сквозь серую, вечереющую мглу. Где-то там, уже далеко, летели его питомцы, борясь с нисходящими потоками и встречным ветром, пронизывая своими маленькими тёплыми тельцами холодные, неприветливые тучи…
И хотя рядом с Брусныциным не стояла фрекен Бок, он твёрдо знал, что следующей зимой снегири обязательно вернутся. Даже если у них вырастут усы или бороды.