Хренов — небольшой провинциальный городок. Он так мал, что на географической карте его и отыскать невозможно. А когда был основан городок Хренов и как он получил такое странное название, доподлинно неизвестно. Местный краевед, пытавшийся заглянуть в историческое прошлое Хренова, скоропостижно скончался. И хреновцы верят в легенду. Якобы царь Иван Грозный, возвращаясь со своим войском из похода, остановился в селе, название которого в истории не сохранилось, и во время вечерней трапезы вкусил царь местного хрена. И так хрен пришёлся ему по вкусу, что царь воскликнул: «Быть на месте села городу, и дать ему имя Хренов!»
И легенда похожа на правду. По сей день жители городка знают толк в хрене, выращивают его на своих огородах в огромных количествах и едят во всех видах. И верят жители городка в пользу хрена, живут долго, до восьмидесяти-девяноста лет и умирают с недоумением: неужели это всё?
В Хренове нет архитектурных достопримечательностей, которые бы потрясали воображение, нет даже ни одного трёх-этажного дома. Хренов застроен одноэтажными деревянными домами, и только на площади имени Карла Маркса возвышалось двухэтажное кирпичное здание горкома партии.
Нет в Хренове интеллигенции, нет писателей, поэтов. Назвать интеллигенцией школьных учительниц и двух-трёх врачей поликлиники как-то и затруднительно.
А единственным развлечением хреновцев было кино в местном клубе и вечерние гуляния по городскому парку.
Но хреновцы не замечали ни убогости, ни скуки жизни, они были довольны и счастливы и, как все советские люди, убеждены, что живут в великой и самой справедливой стране, и верили в победу коммунизма во всём мире.
Но вот однажды утром хреновцы проснулись и узнали из телевизора, что в стране «перестройка». А пока они думали-гадали, чего ждать им от этой «перестройки», сообщили им, из того же телевизора, что страны, в которой они жили и строили своё светлое будущее, уже нет.
Поначалу-то хреновцы и не поверили, и думали, уж не враги ли какие в телевизор-то проникли. Но уже скоро хреновцам и поверить пришлось, и в «перестройку», и в отсутствие советской власти в стране.
И ходили по городку слухи, передавались они шёпотом, что новый руководитель страны продался американским капиталистам. Слухам этим не верили, но жить хреновцам становилось всё труднее и тревожнее.
Как-то быстро в городке разрушалось все, что создавалось хреновцами на протяжении многих лет. Обанкротился деревообрабатывающий завод, на котором работала половина взрослого населения городка, закрылась поликлиника, сгорел клуб, стадион превратился в свалку бытовых отходов, в магазинах исчезли продукты и товары, старикам задерживали выплату пенсий.
И хреновцы растерялись, они бегали по магазинам в поисках хоть какой-нибудь еды, но полки в магазинах были пусты.
Но если старики, привыкшие к невзгодам, как-то терпели, перебиваясь с хлеба на воду, то молодые хреновцы стали уезжать в большие города на заработки.
И девушки-хреновки уезжали, но не в большие города, а в зарубежные страны, и работали там проститутками.
И многие молодые хреновцы бесследно исчезли в водовороте перестроечных лет и лихих девяностых. И только девушки-хреновки радовали своих родителей, присылали они из зарубежных стран родителям деньги в инвалюте, заработанные срамным трудом. А наивные родители верили рассказам своих дочек, что, мол, работают они там нянями, официантками, танцовщицами.
И городок Хренов опустел. Где-то в больших городах кипела перестроечная жизнь, бурлили политические страсти, а в Хренове уже ничего не происходило.
Улицы городка опустели. Иногда по тротуарам не торопясь брели прохожие, старики, старухи, время от времени пробегали стаи бездомных собак.
А по вечерам хреновцы сидели в своих домах, смотрели телевизор и рано ложились спать.
И ночью в городке было безлюдно и тихо. И только в городском парке грызлись и выли бездомные собаки. Не было на улицах ни хулиганов, ни воров: хулиганить было некому, и воровать нечего.
И уже не слышно было в Хренове детских голосов. Исчезли из городка дети. Одних детей родители увезли в большие города, а других детей, оставшихся без родителей, бабушки и дедушки сдали в интернаты. А исчезли дети — закрылась и школа, и куда-то подевались учительницы.
И казалось старикам-хреновцам, что отобрали у них прошлое и настоящее, и лишили надежды на будущее. И уже не чувствовали они течения времени, не замечали жизни, ходили туда-сюда, о чём-то говорили друг с другом и жили, как во сне.
Но в дни советских праздников старики-хреновцы, как бы очнувшись от сна, выходили на демонстрацию. Собирались они на площади перед зданием горкома партии. И ждали. Но никто к ним не выходил, руководить праздничной демонстрацией уже было некому, всё партийное руководство давно покинуло Хренов. И старики, постояв и посудачив, расходились по домам.
Когда-то и я в девяностые уехал из Хренова на заработки в большой город, там и осел. Но, бывает, тянет меня в родной городок. И раз в два-три года я приезжаю в Хренов, хожу по знакомым улочкам, вспоминаю детство и юность. И, случается, встречаю я друзей, бывших моих одноклассников. Немного уж их осталось, но кто избежал тюрьмы и не был убит в лихие девяностые, вернулись в Хренов. И хреновки-валютные проститутки вернулись к своим родителям и на заработанные срамом деньги выстроили в Хренове новые дома. И все им завидуют, в городке они богатые невесты.
И улицы Хренова оживились. Уже слышны детские голоса. На деньги местного мецената построена в Хренове новая школа. И купленный неизвестным бизнесменом деревообрабатывающий завод худо-бедно работает. И уже могут хреновцы купить в магазинах колбасу, а если повезёт, то и куриные окорочка. А как-то, в день выборов, появилось на прилавках магазинов мясо. И кажется хреновцам, что жизнь в городке налаживается, и уж недалеко и до хорошей, нормальной жизни.
А старики-хреновцы доживают свои дни. Они уже не смотрят телевизор, не переживают за страну и живут в своём социалистическом прошлом. И когда старикам говорят, что нет уже ни социализма, ни советской власти, а страной управляет олигархический капитал, что их родной завод купил какой-то чужак из областного центра, то они не верят и убеждены, что живут в социалистическом государстве. И по-прежнему ждут старики от государства квартир, путёвок в дома отдыха и санатории, бесплатной медицины. Но бесплатного уже ничего нет. И старики один за другим сходят в могилы в полной убеждённости, что жизнь они прожили не зря.
И в этот свой приезд в Хренов я встретил друзей-одноклассников, Петьку Постникова и Юрку Жарова. Облобызались мы, как сейчас принято, выпили за встречу и гулять пошли по хреновским улочкам.
И к школе мы подошли, в которой когда-то учились. А как же иначе-то, это уж для нас святое дело.
А во дворе школы встретил нас знакомый гипсовый мальчик с книжкой в руке. Когда-то перед этой скульптурой на школьной линейке нам, вступающим в пионеры, повязали красные галстуки.
Время и птицы не пощадили мальчика с книжкой. Книжка из руки мальчика исчезла, лицо облупилось, потемнело, отбиты нос и правое ухо. И уже трудно было понять, кого изваял безвестный скульптор. И многих хреновцев этот мальчик с книжкой поссорил. Одни хреновцы говорили, что на пьедестале стоит Володя Ульянов, другие утверждали, что скульптор изваял Павлика Морозова, имя которого носила пионерская дружина школы.
Вот и мы поспорили. Юрка Жаров утверждал, что на постаменты Володя Ульянов, а мы стояли за Павлика Морозова.
Время не пощадило и здание школы. Крыша прохудилась, осыпалась со стен штукатурка, кто-то вырвал из окон рамы.
Двери в школу были заколочены, и мы проникли в здание через окно.
Походили мы по школе. Зашли в наш класс. Стены исписаны непристойными надписями, там и сям валялись тетрадки, классные журналы, затоптанные грязными ногами. Мне стало любопытно, и я поднял с пола тетрадку. На обложке тетрадки я прочитал: «Сочинения ученицы 8 класса «А» Курдюшкиной Галины». Первое сочинение в тетрадке было озаглавлено: «Спасибо коммунистической партии за наше счастливое детство».
Я вспомнил эту девочку Галю. Она была из тех хреновок, которые в девяностые годы уехали в зарубежные страны развлекать иностранных клиентов.
И как-то грустно мне стало.