"Декабрь торжественный струит своё сиянье…"
Осип Мандельштам
1. Фист
У нас новенькая собака. Предыдущая хозяйка звала её Ёжик, а теперь она Дымка. На бывшего ёжика немного похожа фигурой, но вообще на дымку похожа больше. На вот эту вот самую зимнюю дымку между землёю и небом – мягкую, мохнатую, серебристо-серую. Всё в этой Дымке достойно почтительного и радостного изумления: глаза, лапы, уши, нос, походка, голос. Но особенно конечно хвост. Отчасти он напоминает хвост льва или ослика – не весь, а самую кисточку. Только львы и ослики помавают хвостами степенно, словно дирижируя вальсами, полонезами и экосезами, а Дымкин хвост дирижирует песнею «Tico Tico par ci,Tico Tico par la…» и всякими оголтелыми бугивугами. До полно, хвост ли это вообще? Вот местные жители вообще не говорят «хвост», а говорят великолепное слово «фист». Великолепное! Нельзя точнее назвать Дымкино махательное устройство, нежели «фист», равно как нельзя, его увидавши, пребывать далее в привычной декабрьской печали. «Ты чё, чувак? Ты печалишься? – скороговоркою вопрошает фист – Тоже, устроился тут. Ну-ка сделай понарошно-строгое лицо, чтоб я как будто испугался и спрятался, а потом подпрыгни! Подпрыгни, да! Пусть моя собака тоже попрыгает и погавкает, и побегает кругами – быстро-быстро, вот так!»
2. Книжная пыль
Прибирался у себя и полез в кои-то веки повытирать пыль с книжных полок. Я этого не люблю. Сильно тоскую каждый раз, вытирая эти книжки, особенно вторые ряды. Я все их читал и перечитывал когда-то,а некоторые любил. Смеялся и плакал над ними и хотел в них пожить. А вот несколько маминых, которые она любила ещё студенткой, а теперь забыла про них. Будет ли их ещё любить кто-нибудь когда-нибудь? Смеяться и плакать над ними? Нет, не думаю. Они состарились, они чужие нынешним людям, а будущим – тем более. Я ещё буду их вспоминать, пока живу на свете. Пыль вот когда-никогда вытру, выцарапаю что-нибудь из второго ряда, полистаю, вспомню историю, вспомню себя, читавшего её впервые. А уж когда помру, то и всё. Сын живёт в другой стране и сюда вряд ли вернётся, так что старость я буду доживать один, и книги оставить некому. Не везти же через несколько границ всё это глупое, наивное старьё. О, опять… Опять глаза на мокром месте… И в носу щиплет. А… ааа… аааапчхиии!!! Ух! Вот это я выдал! Аж люстра закачалась! Умею, да!
3. По пояс в тающем снегу
«Сегодня ночью, не солгу, по пояс в тающем снегу
Я шёл с чужого полустанка…»
Осип Мандельштам
Очень много работы в этом месяце. В прошлые годы тоже бывало много работы в декабре, просто я так не уставал, и было легче. Очень ещё устаю от того, что не могу нормально выспаться – всё ворочаюсь и переживаю, что вот, мол, этого я ещё не успел доделать и вот этого… Безобразие. Будем бороться, есть у меня придуманная в детстве ещё метода, вот мы её применим сейчас. Для начала заманим к себе спать кота. Это не обязательно, но очень способствует. Когда кот задрыхнет, начинаем применять методу. Очень хорошо, что на улице снегопад. Большущий такой снегопад, от всей души. Я закрываю глаза и воображаю, как долго-предолго шёл по этому глубочайшему, бездонному снегу и набрёл на одинокий маленький домик. Растопил там печку и устроился спать. Ехидный рационалист, подло живущий внутри усталой башки моей, пытается троллить: «А домой чего не пошёл? Домой, а? Чего тебя вообще понесло по снегам?» А я ему: «Пошёл ты в жопу. Там у меня дом далеко, и… О! И его захватили враги, устроили засаду. Потому что я там ужасный герой и борец с врагами. Я им там, в почти сне, благородно и сильно напакостил и скрылся потом. Затерялся в великих снегах! А домик – моё запасное убежище. Вот я печку растопил и сунул ноги к огню, и они согревааааются. Я укрылся мягчайшшшшими шшшкурами и засыпаю… Как всякий герой, я начеку бываю даже спящий, поэтому под рукою у меня в постели верный этот… мяузер. Не… Мурляузер… Не… Мяааузяаауэррр…
4. Самый короткий день
День совсем маленький нынче. Несерьёзный, мелкий как Дымкин фист. Только что было утро, а вот уже Дымка пришла к Спиридону целоваться церез забор – это значит, закат скоро, пора кормить собак и кур, сена козам задать на ночь, дров принести домой. Прекрасно этот закат отражается в ледяной корке на дороге, на снегу, истоптанном людьми и всеми остальными. И ещё прекрасно хрупает она под сапогами – эта сияющая ледяная корка. Если бы смог я расстараться и жить хорошо и праведно, то померевши попал бы, наверное, в рай. Уж вот где должно быть прекрасно, я думаю. Уж там сиянье так сиянье! Но вот есть ли там такое хрупанье под сапогами? Да нет, откуда… Там и сапог поди не носят. Не дуют в замёрзшие пальцы, не шмыгают носами… Собаки… Собаки, пожалуй, там всё же есть. Иначе какой это был бы рай? Но они там наверняка какие-то небесно-ангельские, не то что земные. Не хулиганят, не роют носами норки в сугробах, у них не повычищаешь из шести на штанах и вокруг пуза ледяные комки. Мне бы там не хватало этого. Да что за мысли, блин?.. С чего я взял, что меня вообще туда кто-то возьмёт? Ну и не надо, я тут ещё поживу, я люблю это дело всей душой. И телом.