Это путешествие было навеяно романтично-философским настроением, желанием искупаться в запахах лавандовых полей, удостовериться в подлинности цветопередачи на полотнах импрессионистов, побыть в мгновении с размышлениями о вечности в замках альбигойцев.
Страна Тулузы. Здесь родился Тулуз-Лотрек. В провинции, окутанной легендами и мифами, быть может былью. В прекрасном розовом Альби, где на высоком берегу Тарна, макушкой раздвигая звезды, стоит собор из красного кирпича - мощный, величественный и изысканный Сен-Сесиль - шедевр готики юга Европы. На земле средневековых крепостей. В мистическом Лангедоке.
Творения Лотрека пронизаны огнем: пурпурным, рубиновым, карминным. Огнем волос и губ, перчаток и чулок. В них мощь и тихая печаль, страсть, вихрь, взлет и падение, улыбка сквозь нестерпимую боль в мире обычном, повседневном. Пороки и праздность. Искусственность праздника в феерии афиш и закулисное настоящее в графичных линиях, касаниях белым мелом состарившейся пожелтевшей бумаги. Глаза женщин всех возрастов и сословий, и глаза мужчин, так по-разному смотрящих на них. Мимолетные изгибы бедер, обнаженные мягкие спины, чуть склоненные головы. Профили. Руки. Певиц, актрис, прачек. Летящие ножки знаменитой танцовщицы Ла Гулю. Цирк, театр, кабаре. Во всей этой жизни Лотрека – неуемная энергия, жар, сила и правдивость, доходящая до преувеличений, до карикатуры.
Лотрек писал свой мир. Мир, в котором прятал жалость к себе, который считал равным своему физическому несовершенству. Мир, в который попал мальчиком из богатой французской аристократической семьи графов Тулузских вследствие несчастного случая. Мир, который считал подарком.
Лотрек увидел свой мир и одержал победу.
Сегодня во дворце епископов Берби, расположенном рядом с собором Сен-Сесиль, живет музей Тулуз-Лотрека, как память рожденному в Альби, с самой большой коллекцией работ художника - более тысячи картин, карандашных зарисовок, афиш для парижского "Мулен Ружа".
Юго-запад Франции. Страна Тулузы, собравшая идеи и достижения всего Средиземноморья. Трубадуры, рыцари, поэмы и баллады в честь прекрасных дам.
Центр катарской драмы.
Здесь, в Пиренеях, среди всех возможных оттенков зелени и виноградников, на вершинах скал, строили неприступные крепости, башнями достающие до небес, и занимались просветительством еретики-катары – с греческого “чистые”, “совершенные”. Добрые Люди. Изучали философию, поэзию, арабский, греческий, древнееврейский языки. Проповедовали учение о любви и неприятии насилия. Ходят легенды, что катары были хранителями тайной мудрости, магами и алхимиками, волшебниками и учеными, оберегали Святой Грааль и знали судьбы мира. Быть может... А может и не быть... У каждого из нас есть право на сомнения, неверие и веру.
Возможно тайны катаров так и останутся неразгаданными, затерянными в витиеватых вышивках на полотне истории. Но какую же ощущаешь силу, какой полет, когда поднимаешься по ступенькам или карабкаешься там, где их нет, забираешься на вершину башни катарской крепости. Грезится, что если сядешь на солнечный луч, пробивающийся через узкую амбразуру в толстой стене, то обязательно полетишь. Достигнешь вершины другой башни, которая всегда видна невооруженным глазом, потом следующей... И наконец взлетишь к Солнцу - символу добра для катаров.
Пятиугольный замок Монсегюр стал последним оплотом несломленных еретиков. Возможно, именно он был их Храмом Солнца, храмом, который покинули Добрые Люди не для того чтобы отречься от своего учения и обрести спасение, а для того, чтобы сгореть в костре средневековья.
Взгляд бежит, теряется за горизонтом вслед за бесконечными рядами виноградной лозы, многоцветной, разной степени зрелости. Виноградники Лангедока в момент созревания – это какой-то праздник полупрозрачного золотистого и сочного красно-вишневого. Треть виноградников Франции, часть из которых заложена более двух тысяч пятисот лет назад греческими колонистами, тяжелеет гроздьями на этой земле. На почвах теплых, плодородных, благодарных. Известняк впитывает доброе солнце, разливающееся здесь триста дней в году, и согревает виноград. И льются вина. Красные - терпкие, белые - свежие.
Чуть в стороне бродил Ван Гог. По разноцветным и разнотравным дорогам Прованса, пропитанным пряной лавандой, тимьяном, розмарином, оливками, липами. Самокритичный, самопогруженный, одинокий. Нежный поэт. Чувствительный и глубокий. Понимающий и лист, и колос, и порыв ветра, и каплю дождя. Горевший желанием недостижимого. О чем думал он в этом раю света и красок?
Его быстрая, трепетная колоритная кисть писала золотом и синевой небесной. Созревающие хлеба, жар полуденный, рождение ирисов, нимбы сверкающих ночных светил. Волну, устремленную ввысь. Полет туда, где успокоение, вечная гармония.
Здесь, в Провансе, Ван Гог нашел язык своей души, эмоциональной и тонкой, слышащей зов звезд.
Прованс улыбается. Кудрявыми головками подсолнухов, маками, выглядывающими из-за пшеничных колосьев. Мириадами маленьких солнц прыгает по виноградинкам, сочными томатами катится. Глядит огромными звездами. Шумит полями, от сезона меняющими свой цвет и запах.
Также как Лангедок башнями, Прованс высокими, острыми изумрудно-голубыми кипарисами врезается в облака. Кивают сосны, согбенные могучими легкими мистралей, роняют смолы в глубокие ущелья. В живописных крошечных городках на вершинах холмов каменные дома тесно прижимаются друг к другу, спускаются каскадами. Узкие улочки-лабиринты увлекают к приоткрытым дверям, во дворы, увитые плющами, украшенные кустами роз, большими керамическими горшками, скульптурами на древнеримский лад. На стенах у входов в дома расположены никогда не отцветающие картины - орнаменты, нарисованными цветками, бутонами, листьями рассказывающие о характере хозяев, готовых всегда принять вас как почётного гостя, укрыть в тени знойным летним днём, дать испить свежего домашнего вина, попробовать простой провинциальной еды. Из уличных лавок струится аромат бескрайних провансальских полей, спрятанный в обвязанных сиреневыми ленточками кусочках лавандового мыла, покоится фаянс в утонченных росписях здешних ландшафтов, букетиков из ромашек и васильков, птиц. Качаются на ветру соломенные шляпки, взлетают шейные платки в ярких акварелях Люберона.
Идешь... Едешь... Оглядываешься и оглядываешься… А повсюду такие знакомые пейзажи - кадры, перенесенные в большие альбомы по изобразительному искусству, скупаемые и часами рассматриваемые в юности. Кадры, известные всему миру благодаря открытиям импрессионистов, благодаря летящей, мечтательной, чувствительно-тонкой душе гениального Винсента Ван Гога.
Прованс пьянит.
Вкусом, запахом, прикосновением.