Я хочу, подруга, с тобой помолчать...

Марина Татарская
Она мне говорит:
«Я ненавижу эту долбаную страну
С такими серыми крышами…
Мне действуют на нервы хмурые города
И лица, которые никем не будут услышаны…
И не хочу я сцепиться
С этими старыми трамваями и хрущёвками
(прости, Господи!)…
И не поддерживаю чересчур сознательных граждан
С запрограммированными речёвками.
Мне ни за что не смириться
С такими формальными "привет-пока"… рука в руку,
Глазами, миндальными от водки и от тягучей тоски
Рассматривающими силиконовую скуку…
С тупыми афишами,
Облезлыми, примазанными на старые тумбы,
С поэтом из пафосного квартирника,
Задача которого чересчур противна.
Искусственно заламывает душу он там. Исступлённо. В экстазе.
По сути: дерьмо собирает. Как на паперти. Но в своём унитазе.
И, судя по всему, тонкая скрипочка при нём удачно настроена,
Чтоб возлюбили (то есть несли бабло) – и чтобы речи власть беспокоили».

Она сидит на кухне. Курит нервно и выдаёт перлы.
И методично, настойчиво действует на нервы полной стервой.
Но, чёрт возьми, в чем-то она права:
Жизнь всё больше похожа на работу. А с ней (по факту!) дрова…
Вокруг всё искрит, просвечивает оголённым нервом,
И тренеры (пионеры бизнеса) кричат оголтело: «Будь первым!»
И результат показывает в итоге, что умников – прорва. Туча…
И годам к тридцати, глядишь, поймёшь, почему ты не лучше…
Ведь вначале у большинства слова в уши, клубы, звонки, попойки,
А потом не знаешь, как отчалить от созданной тобою помойки.
Как не спиться, не скурвиться, не втянуться, не сойти с пути –
Нужно лбом разбиться, свалиться… раз сто подняться, чтоб идти…
А кто-то балдеет, спит с подругой или тусит в клубе, сосёт пиво –
Живёт по своим понятиям и хочет, чтобы было красиво.
Не будет он париться, как моя подруга, на кухне. Нет силы.
Не по приколу так втирать, штыриться, тянуть жилы…
Он просто жуёт эти свои сладкие с маком плюшки,
Мажорит и шикарится и отмечает с друзьями «днюшки».
Тачку гоняет с кентами и песнями на всю катушку
И не даёт мысли всякой даже присесть на ушко…
            
«Слушай, – подруге сказала я – и призадумалась надолго:
– Сидишь, мутишь без дела и всякого ощутимого толка…
Можешь для убедительности ещё порвать штаны на коленях руками,
Типа: не верю я этой стране, в ней приходится жить с дураками.
Ты злишься и так думаешь потому, что тебе больно…
Потому, что ты быть нужной хочешь… И собой недовольна.
Ни поэты, ни мужья/жёны, ни трамвай, ни Страна – не причина,
Знаешь, кто виноват. Признайся. Ты сама, дурачина!
И пока тут пыхтишь и стараешься, забивая Страну скалкой,
Этим посылом доносишь мне мысль, что себя жалко…
Оттого, что не смогла помочь себе подняться,
Сына не родила, дом не строила… и не с кем ночью обняться.
Катаешь в банки для себя на кухне по ночам помидоры,
А хочется семью, детей, с кем-то надёжным идти в горы.
И, если закрываешь глаза, плохие мысли в рот протискиваются сквозь щели,
Не смотри им в лицо. Не слушай. Не повторяй. Не верь им!
Твои мысли гнилые – назойливые, как муха, как оса,
Как листья, что брошены осенью стрелой в глаза.
Летят с силою, скребут асфальт, протискиваются в метро,
Чтобы украсть последнюю веру, надежду в себя и в добро».
      
Я хочу, подруга, с тобой помолчать.
Выпить рюмку.
Добавить полным стаканом,
Положив сверху хлеб… за тех,
Кого с нами не стало.
Кто не предаст и не бросит –
Знает, что такое Страна.
Для них Родина – главные, хотя и простые слова.
Не уродина, как об этом кричат враги.
Твоя Родина – это Мамы шаги…
ЭТИ ЛЮДИ – и на пыльной дороге всегда попадают в след…
И неважно, вчера родились или назад сто лет…
Просто имя «Родина» с молоком матери им было знакомо.
Они его выпили большим глотком, как самое правильное слово.
И потому разрежут себя на бруски, если Родине это нужно.
Не продадут, не променяют душу её на сомнительную дружбу
С теми, кто пастью гнилостной дышит в лицо из-за океана,
Лает на нас отовсюду… И не волнует его твоя Родина-Мама.
            
Мама – Родина!.. Я люблю её всякой и поклонюсь в ноги
Низко…
За то, что родила меня, воспитала и стала близкой.
Она, как солнце, просыпается с ласкою каждое утро,
Всегда способна к беде оставаться неравнодушной и чуткой,
Смотреть бархатистым взглядом в окна с голубыми шторами
И быть всегда справедливой между кривыми спорами…
Церквями звенит златоглавыми, парит ясным Соколом
С Любовью большой к миру и Далью своею высокою.
И кудри её всегда расцветают вербами.
И в списке друзей она остается первою!