.
Вороньи хитрости.
Оплошка.
Решил устроить себе что-то типа праздника, не зафиксированного в календаре. Получилось так, что мы с женой остались не у дел. Работали мы в районной администрации и вот в середине года у нас начались перетрубации. Очередное сокращение штатов. Вместе попали под раздачу: наши должности вдруг оказались не нужны. Несмотря на закон, трудоустраивать нас не собирались. Я встал на учёт в службу занятости, а жена (не без помощи дочери) уехала работать на всё лето в Турцию в туристический лагерь. Всё хозяйство осталось на мне. Сад, огород, кролики, куры, заготовка и переработка ягод, грибов плюс все женские заботы, и так далее и тому подобное. В общем, приходилось крутиться от темна, до темна.
И вот я решил: надо передохнуть. После обеда накопал червяков, набил рюкзак короткими берёзовыми чурками, приготовленными для титана, взял краюху хлеба, картошки, удочки и отправился на речку.
Я знал одно уютное местечко на берегу не более чем в километре от дома. Это была небольшая полянка, с трёх сторон окружённая густыми зарослями ольхи и ивы, плотно переплетёнными плетями хмеля. С четвёртой стороны – невысокий речной обрыв. Это место нередко посещала местная ребятня: рыбачили, пекли в золе костра картошку, даже варили уху. Для этого посередине полянки было устроено кострище, обложенное кирпичами. Имелись и две рогульки с перекладиной. Добраться сюда можно было только по извилистому проходу, разрубленному в частике ребятами.
Первым делом разжёг костерок из принесённых дров. Сухие ветки вокруг были уже сожжены до моего прихода. Потом настало время удочек. Клёв был не так, чтобы очень, но скучать не приходилось. Одно плохо: заедали комары. Пришлось обрызгаться репеллентом. Рыба в садке прибывала, костёр догорел, оставив жаркие красные угли. Я их раздвинул, раскопал золу, уложил в ямку картошку и снова завалил тлеющими углями. Осталось только ждать готовности.
Со стороны прохода раздался лёгкий треск, пыхтение, а затем на полянку буквально вывалился мужичок со складной удочкой и рюкзаком за плечами. Он удивлённо уставился на меня.
-- Кузьмич, кого я вижу? Сколько лет, сколько зим! Ты чего здесь?
-- Как видишь, рыбачу – мотнул я головой в сторону удочек. И только приглядевшись, узнал пришедшего. Мы в одно время работали в ПМК, только на разных участках. Вспомнил даже имя «Лёшка», а вот Леонид или Алексей, не знал, как в прочем и фамилию.
-- А я тоже за вот этой чащобой сидел, выше по течению. Сначала клевало неплохо, представляешь, даже двух маленьких щурогаек на червя поймал! А потом как обрезало. И тут вдруг дымком потянуло. Дай, думаю, загляну, может кто знакомый, али мои пацаны притащились. Они, вроде как, собирались. А тут ты! Вот так встреча! И как улов?
-- Не так, чтобы очень, но и не очень, чтобы так, -- улыбнулся я, -- десятка полтора вытянул, и одних только окуней. Не большие и не маленькие, как раз для ухи.
-- Это хорошо. А костёр чего жжёшь? Комаров отгоняешь? Давай-ка я травы и зелёных веток подброшу для дыма, а то и огня уж совсем не видно. – Лёшка положил на землю удочку и торопливо принялся снимать рюкзак.
-- Постой! Не дымокур это. Просто захотелось, как в детстве, картошкой печёной полакомиться. Кстати, возьми-ка вон сучок, да выкати картофелину. Надо попробовать, не испеклась ли. По времени уже должно бы.
Лёшка сноровисто выгреб из-под золы округлый чёрный комок, взял его в руки и начал перекидывать из ладони в ладонь, старательно дуя при этом. Но не вытерпел и уронил на траву.
-- Кузьмич! Угости картошечкой-то. Вроде и есть не хотел, а тут слюнки потекли…
-- Да не вопрос! Здесь на троих хватит…
Лёшка кинулся к рюкзаку, бормоча при этом: «у меня сала шмат есть и молочка запить осталось, ты уж извини, покрепче ничего нету, не беру никогда с собой, а вот хлеба ни крошки не осталось, весь рыбам скормил».
-- Не суетись ты, хлеб у меня есть. Садись, доставай картошку. Без крепкого обойдёмся.
Эх, посмотреть бы со стороны на эту картинку. Два взрослых мужика, с перемазанными сажей физиономиями, чуть ли не урча от удовольствия, уплетали картошку за обе щёки.
Неожиданно мой знакомый перестал жевать, вытаращил глаза и хлопнул себя по лбу, испачкав его ещё больше.
-- А я ведь на днях вспоминал тебя! Понимаешь, мой старшой, после зимних каникул начал приносить из школьной библиотеки тоненькие книжки в бумажной обложке. Они с младшим братишкой вечерами читали их, о чём-то спорили и даже перестали смотреть телевизор. Жена заинтересовалась. Посмотрела одну, даже почитала с полчаса и равнодушно отложила. «Что, не интересная?» - спросил её. «Про птичек каких-то, но фотографии красивые» - ответила она. И тогда младший возмутился. Сказал, что книжки интересные. Что они про наших зверей и птиц, и про рыбалку есть, и про охоту. И что в ней даже знакомые места описаны. Я тоже повертел книжку в руках. Бросилось в глаза имя автора: «Вадим Светашов». Мелькнуло в голове что-то знакомое, но сколько не напрягался, вспомнить не мог. А когда открыл обложку и увидел твою фотографию, даже вскрикнул: «Так это Кузьмич!». Рассказал жене и сыновьям всё, что знал о тебе. А знал-то я мало, да что там, почти ничего. Мы же не знакомились, встречались редко и только знали друг друга в лицо. «Вот так, Алексей,» -- подумал я про себя, -- «а ведь несколько лет в одной не очень уж большой организации работали.»
В тот вечер мы по очереди вслух читали допоздна эту книжку. Я тоже вспоминал с детства знакомые места и радовался, как мальчишка. Потом старшой приносил другие твои книжки, и мы их читали вместе. Я даже узнавал знакомых и рассказывал о них сыновьям. А им больше всего нравились рассказы про хитрых ворон. И тогда я вспомнил одну историю, связанную с воронами, и очень захотелось рассказать её тебе. Но как-то всё не получалось: живём-то мы далеко друг от друга. Если есть желание выслушать меня, то пошли на берег. Ты будешь следить за удочками, а я рассказывать.
Так мы и поступили. Удобно устроились на обрывчике, свесив ноги. Алексей, (я запомнил) расстелил между нами газету, сложил на неё еду и начал свой рассказ.
-- Отслужив срочную службу в армии, я вернулся в родной дом. Сестрёнка за время службы выскочила замуж и переехала к мужу на другой конец посёлка. Бабушка умерла ещё раньше. Так, что жили мы теперь вчетвером: я, отец с матерью и старый дед, которому было уже под восемьдесят. У деда болели ноги, и он с трудом передвигался по дому, хотя летом выбирался на завалинку во двор, а в хорошую погоду, с палочкой, на скамейку возле ворот. Дом наш стоял на краю посёлка, рядом с лесом. Дом был большой, и места хватало всем. Корову к тому времени уже не держали, а вот пару поросят покупали каждую весну. Держали ещё с десяток кур. Клюёт у тебя, – спокойно сказал он, показывая пальцем на воду.
Я выдернул небольшого окунька. Тот уже успел так заглотить червяка, что я с трудом освободил крючок. Окуня в садок, свежего червячка на крючок, крючок в воду… и опять повернулся к рассказчику.
-- Так вот… -- продолжил Алексей -- куры были уже старенькие, лет по пять, неслись плохо и за зиму мы их поели. А весной отец привёз из деревни трёх пёстрых куриц и разноцветного петуха. С ним пришлось мне познакомиться в первый же вечер. Едва войдя в калитку после работы, и повернувшись спиной ко двору, чтобы плотнее закрыть её, как услышал хлопанье крыльев, почувствовал на плечах тяжесть и чувствительный удар клюва по затылку. Инстинктивно отмахнулся рукой, сбросил петуха со спины и успел крепко приложиться кулаком ему по боку. Агрессор отлетел в сторону, но не смирился и принялся ходить вокруг меня. Задом-задом я добрался до входной двери и захлопнул её перед самым клювом разбойника.
После этого случая я никогда не поворачивался к петуху спиной, если выполнял какую-либо работу на дворе. Тот больше на меня не нападал, но ещё долгое время ходил следом. Отца боялся и держался от него на расстоянии. Мать буквально терроризировал, и та без палки во двор не выходила. На деда не обращал внимания, может и потому, что он без палочки не появлялся. С собакой установился вооружённый нейтралитет: петух не подходил к будке, а пёс не подходил к нему близко. Соседи перестали к нам ходить…
Куры неслись исправно, причём две каждая в свой ящик, а третья – куда попало. Вскоре эти две стали насиживать и через три недели вывели одна десяток, а вторая дюжину цыплят. Первое время их не выпускали из курятника, а потом с отцом изготовили два дощатых короба, без пола и крыши. Перед домом у нас была заросшая травой лужайка. На траву ставили короба и в каждый помещали выводок вместе с клушей. Ставили внутрь корытце с водой и засыпали корм. Когда цыплята выщипывали всю траву, короб передвигали на другое место. Курицы-клуши легко выпрыгивали из него, свободно гуляли вокруг и запрыгивали обратно. Петух с третьей курицей бродили где-нибудь неподалёку.
Однажды вечером, перенося цыплят на ночь в курятник, обнаружили исчезновение одного цыплёнка, через день пропал ещё один. Мы недоумевали. На следующий день попросили деда посидеть на скамейке и покараулить цыплят. Он согласился, благо день обещал быть тёплым и солнечным. Вечером все цыплята оказались на месте, а дед заявил, что никто за всё время не подходил, только перед обедом подозрительно близко крутились две вороны, но он погрозил им палкой и те вскоре улетели.
Следующим вечером домой мы возвращались вместе с отцом. Не доходя до дома, ещё издалека, увидели мать, стоящую перед дедом. Дед сидел на скамейке и что-то возбуждённо рассказывал, размахивая при этом руками и батогом. Мы переглянулись и пошли быстрее. Увидев нас, дед замолчал, но его взъерошенный вид говорил о неординарном происшествии. Отец поинтересовался, в чём дело и мать молча указала в сторону коробов с цыплятами. Я, хоть не сразу, но заметил недалеко за дальним коробом какой-то чёрно-серый комок из перьев. Подойдя понял, что передо мной окровавленная и измятая тушка серой вороны. Недоумённо вернулся к остальным, а дед уже начал свой рассказ.
-- Я пообедал прямо здесь на скамейке. Аня принесла мне миску борща, хлеба и стакан квасу. А много ли мне, старику, надо! Потом, когда она унесла посуду, меня разморило на солнышке, я и не заметил как, задремал. Очнулся от заполошного куриного крика. Вижу, пеструха гонится за вороной. Та скачет прочь от короба, помогая себе крыльями. А с забора прямо в короб слетает вторая ворона и выпрыгивает оттуда на бортик с цыплёнком в клюве. Откуда ни возьмись – наш петух. Ворона не успела взмахнуть крыльями, как петух огненной молнией, в прыжке, сбил её на землю и давай долбить. Цыплёнок, брошенный вороной вскочил, побежал к забору и пролез в щель между досками. Ворона пыталась взлететь, но петух каждый раз сбивал её. Он высоко подпрыгивал, бил шпорами и долбил, долбил, долбил… Вторая ворона с карканьем носилась над дерущимися, но ничем помочь не могла. А петух просто не обращал на неё внимания. Наконец, ворона затихла, но петька долго ещё ходил вокруг, да изредка клевал не подающую признаков жизни тушку. Потом захлопал крыльями, взлетел на забор, и победно дурным голосом заорал своё «кукареку»!
Дед немного помолчал, вытер рукавом рот, и продолжил, -- я так думаю, вороны же умные и хитрые птицы, вот они и пристроились воровать беззащитных цыплят. Пока одна отводила бросившуюся на неё курицу, вторая успевала выхватить из короба птенца, а потом вместе пировали. Меня птицы поначалу боялись, но потом увидели, что я неподвижно сплю, и решились на кровавое дело. Да оплошка вышла, петуха-то они во внимание не взяли. А чего это вы стоите, рты разинули? Бегите в огород цыплёнка разыскивать!
-- Вот такая история, -- сказал Алексей, поднимаясь, -- если заинтересовала, можешь описать.
-- Конечно! Интересный случай! А можно ваши имена вписать, как бы сослаться на очевидцев?
-- Не обязательно. Огласки я не хочу, а те кому этот случай рассказывал, и так поймут. – он протянул мне руку. – Спасибо за картошку, давно так не отдыхал! Я позвоню?
-- Звони, -- ответил я на рукопожатие.
Алексей так и не позвонил, а я только сейчас ставлю в конце этого рассказа жирную точку.