Глава 3. Вторая осень в имении Болдино.
После свадьбы молодожены поселились в доме 36-летнего Павла Степановича в уездном городе Лукоянове, где он служил в земском суде дворянским заседателем. Первая жена Ключарева умерла, их сыну Михаилу было 8 лет. Уже в Лукоянове Ольга узнала, что в селе Новинки Горбатовского уезда у супруга на двоих с братом было всего 29 десятин, а вместо 30 объявленных перед свадьбой душ в наличии имелось лишь 19 (на двоих с братом). Все эти души были заложены и перезаложены, по ним надо было возвращать проценты и суммы займа. Но деньги по закладной давно не платились.
Надо отметить, что число мелкопоместных помещиков в Центральной земледельческой зоне России, к которым правительство относило тех, кто владел не более 20 крепостными крестьянами или тех, чьи владения не превышали 100 десятин, было значительно выше 50 % всех дворян-помещиков. Бедственное положение этой категории дворянских семей время от времени вызывало беспокойство в правительственных кругах, но никаких мер по исправлению ситуации власти не предпринимали.
Оказалось, что Ключарев к тому же был должен своим друзьям и сослуживцам, и ко всему прочему выяснилось, что титулярный советник после смерти первой жены пристрастился к горькой. Молодая жена, дочь управляющего, по мнению Павла Степановича, должна была помочь ему выправить дела, взяться за воспитание пасынка, вести хозяйство и стать управляющим его части села Новинки.
Через некоторое время за систематические нарушения Павла Степановича уволили со службы. Не имея никаких доходов, семья Ключаревых вернулась в Болдино под крышу Михайло Ивановича Калашникова. «Дочь толки тем несчастлива что ничего нет у него что было всё описано то теперь при должности живуть кое как а без должности хотя по меру ходи», — сокрушался Михайло Калашников в письме к Александру Пушкину от 15 марта 1832 г. Между супругами начались раздоры, Павел Степанович приходил часто пьяный; как говорили соседи, поколачивал Ольгу, которая побои не прощала и находила, при случае, ответ, жесткий и неприятный для супруга, в ссорах Ольга часто брала верх.
Время от времени Павел Степанович пытался что-то сделать для спасения своей части Новинок (которые выставлялись на торги), отправлялся в Лукояново, находился там долгое время, но неизменно возвращался оттуда с пустыми руками. 11 января 1833 г. бедствующие супруги обратились за помощью к Пушкину: «Теперича срок наступил в продажу, с акционнава торгу, крестьян моего мужа, за которых должно мне взнести 2000 тысячи рублей, за 15-ть душ мужеска пола. Я не имею даже и двадцети рублей, буди же лишусь оных, то совершенна буду без куска хлеба. Одна толька и есть надежда на Вас, милостивый государь, Александр Серьгеевич».
Пушкин просьбу о деньгах отклонил, а само письмо из Болдина назвал «кудрявым». В конце ноября 1832 г Пушкины переехали на новую квартиру в один из аристократических кварталов столицы на Гороховую улицу, 1 декабря был подписан контракт о найме квартиры на третьем этаже, «состоящей из двенадцати комнат и принадлежащей кухни, и при оном службы» за три тысяч рублей в год. Долги Пушкина, несмотря на пожалованное государем жалование в 5 тысяч рублей в год, продолжали стремительно расти.
21 февраля 1833 г. в ответе Ольга извинялась, что беспокоила своего благодетеля просьбой помочь деньгами взаймы для оплаты залога в Опекунский совет за заложенных крестьян своего мужа, который «не чувствует моих благодеяний каких я ему ни делаю, потому что он самый беспечный человек, на которого я не надеюсь и нет надежды иметь куска хлеба, потому что какие только могут быть пасквильные дела то всё оное есть у моего мужа. Первое пьяница и самой развратной жизни человек; у меня вся надежда на вас милостивый государь».
В конце зимы 1832/33 г. умер девятилетний пасынок Ольги Ключаревой, Михаил.
1 апреля у Ольги родился мальчик, которому дали имя недавно умершего сына Павла Степановича. В метрической книге болдинской Успенской церкви, в графе «У кого кто родился», записали 1 апреля: «Титулярного советника г-на Павла Степанова Ключарева вторым браком законной жены ево Ольги Михайловой Калашниковой сын Михаил». В столбце же «Кто были восприемники» значилось: «Титулярный советник Александр Сергеевич Пушкин, полковника Николая Николаевича Анненкова жена Евдокия Васильевна». (Ольга обратилась с просьбой к Александру Сергеевичу стать восприемником ее ребенка, по-видимому, он дал согласие). Михаил умер летом, прожил около трех месяцев.
Болдино. Фотография 1880 года
6 июля 1833 г. Наталья Николаевна родила сына, которого назвали Александром. 20 июля, через день после состоявшихся крестин Пушкин обратился с просьбой к графу Бенкендорфу предоставить ему отпуск на 2-3 месяца для поездки в свое нижегородское имение, а также в Казань и в Оренбург. В Нижнем Новгороде, куда Пушкин по жаре приехал 2 сентября 1833 г., к нему в качестве камердинера присоединился младший брат Ольги, Гаврила Калашников, крепостной села Михайловского, которого в качестве камердинера взял сначала Пушкин-отец, а затем сын. Старший брат Ольги, Василий Калашников, крепостной села Михайловского, служил у Пушкина в Петербурге в 1830-х.
Гаврила проявил себя не лучшим образом во время поездки. В письме к супруге от 19 сентября из Оренбурга Пушкин возмущался: «Одно меня сокрушает: человек мой. Вообрази себе тон московского канцеляриста, глуп, говорлив, через день пьян, ест мои холодные дорожные рябчики, пьет мою мадеру, портит мои книги, по станциям называет меня то графом, то генералом. Бесит меня, да и только». В последующие годы Гаврила жил в Болдине. После смерти поэта, новые владельцы села Михайловского, Ольга Сергеевна, сестра поэта, и ее супруг Павлищев, отдали его в рекруты.
Вечером 1 октября, на Покров день, Пушкин прибыл в Болдино.
11 октября в письме из Болдино Пушкин спрашивал жену: «а каков Сашка рыжий? Да в кого-то он рыж? Не ожидал я этого от него». И Пушкин, и Натали были жгучими брюнетами. Все дети Натали от Пушкина были брюнетами, кроме Сашки. Мог ли у таких родителей родиться рыжий парнишка? Более того, среди ближайших предков поэта и красавицы рыжих не было. «Кто его отец?» - задавал себе Пушкин вопрос. Сам все хорошо просчитал и для себя сделал однозначный вывод: Сашка – не его ребенок. А необычайный цвет волос Сашки подсказывал ему, с кем была в постели супруга. Рыжим был император.
В дороге тень царя преследовала его повсюду. Мысли постоянно возвращались к сцене супруги в постели Николая, он скрежетал зубами, готов был разнести все в клочья, но понимал, что любое буйство ему не поможет. И эта беспомощность его приводила к полной депрессии и апатии. В эти моменты его письма к жене были едкими и даже грубыми, он, скрывая свое проникновение в ее тайну, интересовался – не стал ли он рогоносцем, или беспрерывно наставлял не кокетничать, не вилять хвостом, и пересказывал басни, мораль которых была настолько непристойной, что могла серьезно обидеть Натали. Сдерживаться ему едва удавалось, писал, используя аллегории, которые скрывали его действительные мысли.
11 октября 1833г. «Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с царем»
21 октября 1833 г. «В прошлое воскресенье не получил от тебя письма и имел глупость на тебя надуться; а вчера такое горе взяло, что и не запомню, чтоб на меня находила такая хандра. Радуюсь, что ты не брюхата и что ничто не помешает тебе отличаться на нынешних балах. Видно, Огарев охотник до Пушкиных, дай бог ему ни дна, ни покрышки! Кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности, важности – не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему. Охота тебе, женка, соперничать с графиней Сологуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Все равно кабы граф Шереметев стал оттягивать у меня кистеневских моих мужиков, Кто же еще за тобой ухаживает, кроме Огарева? Пришли мне список по азбучному порядку».
30 октября 1833 г. «Ты, кажется, путем искокетничалась, Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкою, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу; есть чему радоваться! Не только тебе, но и Прасковье Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут. К чему тебе принимать мужчин, которые за тобою ухаживают? Не знаешь, на кого нападешь. Прочти басню А. Измайлова о Фоме и Кузьме. Фома накормил Кузьму икрой и селедкой. Кузьма стал просить пить, а Фома не дал. Кузьма и прибил Фому, как каналью. Из этого поэт выводит следующее нравоучение: красавицы! Не кормите селедкой, если не хотите пить давать; не то можете наскочить на Кузьму».
6 ноября 1833 г. «Повторю тебе помягче, что кокетство ни к чему доброму не ведет; и хоть оно имеет свои приятности, но ничто так скоро не лишает молодой женщины того, без чего нет ни семейственного благополучия, ни спокойствия в отношениях к свету: уважения. Радоваться своими победами тебе нечего. Подумай об этом хорошенько и не беспокой меня напрасно».
Степени его возмущения, кажется, не было придела, но приходилось, терпеть, находить приемлемые слова, чтобы не разрушить семью, сохранить свое положение и не лишить детей будущего.
Летом в 1833 г. была страшная засуха. О неурожае этого года как о бедствии общегосударственного масштаба граф Бенкендорф докладывал Николаю: «Империя почти на всем ее пространстве была постигнута неурожаем, а в некоторых губерниях земля не дала ровно ничего. Травы погорели, хлеб не уродился, огороды стояли пустые, и даже картофель весь погиб. Многочисленные стада овец < > гибли тысячами от недостатка корма. Рогатый скот дох. < > Везде сельское население было доведено до крайности, и жителям многих местностей грозили все ужасы голодной смерти» Неурожай подкосил полуразоренное болдинское хозяйство.
Муж Ольги Сергеевны, сестры Пушкина, Павлищев считал управляющего Михайло Калашникова жуликом, что он наживается на делах имения, а доходы переводит не все, и настаивал на его замене. Сергей Львович Пушкин, отец Пушкина, владелец Болдино, подстрекаемый Павлищевыми, направил в Болдино нового управляющего Иосифа Матвеевича Пеньковского, молодого белорусского дворянина. Пушкину во время его пребывания в Болдине с 1 октября по 9 ноября 1833 г. пришлось заниматься серьезными хозяйственными неурядицами по имению.
Иосиф Пеньковский официально вступил в должность управляющего имения Болдино 1 ноября 1833 г. В своих владениях, в Кистенево, Пушкин был вправе распоряжаться сам, и он перевел Михайло Калашникова управляющим в Кистенево, понимая, что вся большая семья Калашниковых может остаться без средств существования. Вся семья Калашниковых, по решению поэта, могла оставаться в Болдино. Так образом Пушкину удалось поддержать семью Калашниковых.
Отец поэта С. Л. Пушкин после отставки Калашникова продолжал выплачивать ему содержание: сначала 100 рублей, а затем 200 рублей, но к концу 1836 г. оно было снижено до 50 рублей. За управление имением Кистенево Пушкин выплачивал жалование отдельно, около 500 рублей в год. Решение Пушкина привело к двоевластию в имении Болдино, семья Калашниковых всеми средствами противодействовала проводимым Пеньковским мероприятиям. А положение крестьян оставалось катастрофическим. В декабре 1833 г. Пеньковский докладывал С. Л. Пушкину: «Очень многие крестьяне не имеют ни зерна, ни хлеба»
Пушкину сообщили, что у Ольги летом умер ребенок. Как обычно, находясь в Болдино, он посетил кладбище, которое производило на него удручающее впечатление.
Стою печален на кладбище.
Гляжу кругом — обнажено
Святое смерти пепелище
И степью лишь окружено.
И мимо вечного ночлега
Дорога сельская лежит,
По ней рабочая телега
.......... изредка стучит.
Одна равнина справа, слева.
Ни речки, ни холма, ни древа.
Кой-где чуть видятся кусты.
Немые камни и могилы
И деревянные кресты
Однообразны и унылы.
сентябрь—октябрь 1834
К удивлению, несмотря на ужасное настроение (писал жене: «Начал многое, но ни к чему нет охоты, работаю лениво < >. хандра сгрызла меня»), несмотря на съедаемые ревностью к императору мысли, несмотря на возникшую необходимость срочно решать хозяйственные проблемы, все же осень в Болдино в 1833 г. стала порой нового творческого подъема поэта. Он вновь почувствовал прилив сил, снова поэзия лавиной хлынула к перу.
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят, я снова счастлив, молод...
И забываю мир, и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне...
Осень 1833
Муза вновь явилась к нему, вселила в него энергию, бодрость, он вновь почувствовал себя молодым. Каким-то образом она воссоздавала условия, которые стократно усиливали его творческий настрой: ласковым словом, улыбкой, нежным объятием, поцелуем или красотой своего обнаженного тела - нам неизвестно, но результат ее действий оказался фантастическим. Свои возрожденные чувства он передал стихами:
Когда б ни смутное влеченье
Чего-то жаждущей души,
Я здесь остался б - наслажденье
Вкушать в неведомой тиши:
Забыл бы всех желаний трепет,
Мечтою б целый мир назвал –
И все бы слушал этот лепет,
Все б эти ножки целовал....
1833
Свернувшийся в кокон его творческий дух вдруг порвал все путы и стал порхать как бабочка с одной идеи на другую, и перо побежало по страницам. К нему вновь пришло вдохновение. Он писал днями, не вставая. Сергачский земский исправник С. П. Званцов, осуществлявший тогда секретное наблюдение за поэтом, доносил нижегородскому губернатору: «Означенный г. Пушкин <…> во всё время проживания его, как известно мне, занимался единственно только одним сочинением, ни к кому к соседям не ездил и к себе никого не принимал». За четыре дня (24-27 октября) Пушкин написал поэму «Анджело». Увлекаемый внезапным творческим порывом он в три дня создал почти всего «Медного Всадника». Через день появилась его отметка об окончании предисловия к «Истории Пугачева», а в ноябре был закончен основной текст «Истории Пугачева». Пушкин надеялся, получив гонорар, поправить не слишком благополучное материальное положение своей семьи. В октябре он писал жене Наталье Николаевне: «Коли царь позволит мне «Записки», то у нас будут тысяч 30 чистых денег. Заплатим половину долгов и заживем припеваючи». «История Пугачёвского бунта» вышла в свет в декабре 1834 г. в количестве 3 тысяч экземпляров, но успеха у читателей не имела. В это же время он написал повесть «Пиковая Дама» «Сказку о рыбаке и рыбке» и «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях», сделал несколько переводов баллад А. Мицкевича. Той осенью он начал писать повесть «Дубровский», работа над которой закончилась к январю 1834 г.
Некоторые строки из поэмы «Анджело» следует отнести к размышлениям поэта о своей любви к Ольге.
Размышлять, молиться хочет он.
Но мыслит, молится рассеянно.
Словами Он небу говорит, а волей и мечтами
Стремится к ней одной.
«Что ж это? - мыслит он, -
Ужель ее люблю, когда хочу так сильно
Услышать вновь ее и взор мой усладить
Девичьей прелестью? По ней грустит умильно
Душа... или когда святого уловить
Захочет бес, тогда приманкою святою
И манит он на крюк? Нескромной красотою
Я не был отроду к соблазнам увлечен,
И чистой девою теперь я побежден.
Влюбленный человек доселе мне казался
Смешным, и я его безумству удивлялся.
А ныне!»
Начатый Пушкиным перевод шекспировской трагедии «Меры за меру» в процессе его творчества стал оригинальным произведением «Анджело». Наместник правителя Анджело, крутой, своенравный, осознает, что влюбился в Изабеллу, брат которой, Клавдио, был осужден и утром должен быть казнен. Изабелла приходит к Анджело и пытается уговорить его помиловать ее брата. Влюбленный Анджело готов освободить Клавдио, если Изабелла ему отдастся этой ночью.
И требовал, чтоб ты казнь брата искупила
Своим падением
Изабелла наместнику отказала. Ночью в тюрьме Клавдио уговаривает Изабеллу его спасти, он так любит жизнь. Но Изабелла была непреклонна.
Для брата, для себя решилась бы скорей,
Поверь, как яхонты носить рубцы бичей
И лечь в кровавый гроб спокойно, как на ложе,
Чем осквернить себя.
Он лучший путь себе, конечно, изберёт.
Бесчестием сестры души он не спасёт.
Брат лучше раз умри, чем гибнуть мне навечно.
Критикой поэма была встречена резко отрицательно. Ни пушкинисты, ни критики не поняли главного, почему эта тема - сохранение целомудрия, верности - была так глубоко переживаема поэтом. Если имена героев изменить: Анджело – на императора, Изабелла – на красавицу Натали, Клавдио – на поэта, то мы поймем ту бурю чувств, которая кипела в нем, когда он понял, что Сашка рыжий не его сын, а от императора. Он представлял, как на самом деле его жена должна была поступить во время обольщения ее императором, даже если бы он угрожал расправой с Пушкиным – ей следовало оставаться непреклонной. А она сдалась ради красивой жизни, ради того, чтобы остаться на небосводе красавиц Петербурга ярчайшей звездой. Сам Пушкин, по свидетельству П. В. Нащокина, ставил «Анджело» очень высоко. «Наши критики, - говорил он Нащокину, - не обратили внимания на эту пьесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал».
Тень царя продолжала его преследовать. Мысли постоянно возвращались к одной и той же сцене. И в написанной в короткий промежуток времени гениальной повести «Медный всадник» поэт передал свои переживания, страдания и свое отношение к императору, и каким он видит свое ближайшее будущее. Петербуржец Евгений, (поэт) влюбленный в Парашу, (Наталью), мечтал:
По воскресеньям летом в поле
С Парашей буду я гулять;
Местечко выпрошу; Параше
Препоручу хозяйство наше
И воспитание ребят...
И станем жить - и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят...»
Но наводнение (рождение Сашки рыжего) снесло его дом; Параша погибла (его отношение к Натали изменились). Евгений (Пушкин) сошел с ума. Однажды ночью, проходя мимо памятника Петру I, Евгений (Пушкин) в своем безумии, прошептал ему несколько злобных слов, видя в нем виновника своих бедствий. Медный всадник разгневался на него и погнался за ним на своем бронзовом коне.
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой -
Как будто грома грохотанье -
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.
И, озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
Через несколько месяцев Евгений умер. Пушкин, которого преследовал всюду «Всадник Медный», предпочитал умереть как бедняга Евгений. А Ольга Калашникова, которая была рядом, возвращала его к жизни, а он, придя в себя, вновь и вновь садился за стол и изливал свою горечь и ненависть к этой слившейся на царском ложе паре.
В «Сказке о рыбаке и рыбке», которая была закончена 14 октября 1833 г., пушкинисты разглядели в прообразе «старухи», главной героини сказки, Ольгу Калашникову, которая, по их мнению, не знала удержу и требовала что-то от Пушкина в каждом письме. Да, и описание «старухи» как бы было списано с Ольги: она была «черной крестьянкой», то есть принадлежала к черни, низшему сословию, ютилась в «ветхой землянке», «пряла свою пряжу». Сначала запросы «старухи» были скромными - она хотела приобрести всего лишь «новое корыто». А потом пошло, пошло крестьянка пожелала стать «столбовою дворянкой», и это ее не устроило, захотела стать «вольною царицей», но и на этом она не остановилась, вознамерилась стать «владычицей морскою».
Внимательно прочтем письма, написанные (начитанные) Ольгой к Пушкину. Только однажды она обратилась с просьбой дать взаймы деньги, а в следующем письме извинялась, что просила деньги, но делала она это по просьбе мужа, который находился в плачевном положении. В других письмах она просила помочь отцу или ее братьям. Ни о каких требованиях вообще не было речи, она обращалась к своему благодетелю с почтением и глубоким уважением. Нет, не Ольга была прообразом «старухи», а была другая женщина в жизни Пушкина, пожелания которой росли из дня в день. То была его жена Наталия Гончарова.
Взял он ее в жены нищей, бесприданницей, заложил подаренные ему крестьянские кистеневские души, дал 11 тысяч рублей (в кредит) теще на приданное (кредит не вернули), купил на оставшиеся деньги ей свадебное платье, шубу, организовал свадьбу, снял небольшой домик в Москве на Арбате. «Пушкин, получив из Опекунского совета до 40 тысяч, сыграл свадьбу и весною 1831 года, отъезжая в Петербург, уже нуждался в деньгах.»
Лето 1831 г. молодожены провели в Царском Селе, сняли восемь комнат в доме вдовы камердинера Якова Китаева. Вела себя Натали уже не как бесприданница. По записям дочери Россет (со слов матери), однажды, «когда Пушкин читал моей матери стихотворение, которое она должна была в тот же вечер передать Государю, жена Пушкина воскликнула: «Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!» Осенью Пушкины поселились на Галерной улице на втором этаже в девяти комнатной квартире, за аренду которой должны были платить 2500 рублей в год
А.П. Брюллов. Портрет Н. Н. Пушкиной. Акварель, 1831-1832
В воскресенье 25 октября 1831 г. состоялся первый выход Натали в высшее общество. А это значит, что надо было приобрести соответствующий наряд для вечера и подобающую верхнюю осеннюю одежду, вызвать парикмахера и нанять карету с кучером. А затем начались предновогодние балы, Натали приглашали всюду, и для каждого случая у нее должен был быть соответствующий наряд. Натали признали первой красавицей Петербурга. На одном из балов, «Пушкин, прислушиваясь к завыванию ветра, вздохнул и сказал: “Как хорошо бы теперь быть в Михайловском! Нигде мне так хорошо не пишется, как осенью в деревне. Что бы нам поехать туда!” < > Пушкина воскликнула: “Восхитительное местопребывание! Слушать завывание ветра, бой часов и вытье волков. Ты с ума сошел!» Красавица не хотела жертвовать своей славой и отправится ради мужа, гения поэзии, в глушь, в деревню.
6 декабря 1831 г. государь пожаловал «Пушкина в титулярные советники» с окладом 5 тысяч рублей в год. Натали была приглашена в узкий императорский круг и была на балу в Аничковом дворце без мужа.
В начале мая 1832 г. Пушкины переехали в дом Алымова на Фурштатской улице, около Таврического сада. Пушкины занимали здесь двенадцать комнат на третьем этаже с кухней и службами
В конце ноября 1832 г Пушкины переехали на новую квартиру в один из аристократических кварталов столицы на Гороховую улицу, недалеко от здания Главного штаба на Дворцовой площади, где располагалась Коллегия иностранных дел. 1 декабря был подписан контракт о найме квартиры на третьем этаже, «состоящей из двенадцати комнат и принадлежащей кухни, и при оном службы: 1-н сарай для экипажей, конюшни на 4 стойла, 1-н небольшой сарай для дров, 1-н ледник и чердак для вешанья белья» за 3000 рублей в год.
На лето 1833 г. Пушкины сняли дачу в Новой Деревне на Черной речке, на берегах которой располагались тогда самые модные, новые и красивые дачи. Сняли они дачу Миллера: «большой сад и дом в 15 комнат с верхом».
В дом на Гороховской они не вернулись, хотя контракт был заключен на год. Пушкин по соглашению с управляющим освободил дом к 1 августа, заплатив за две трети года. Однако сам хозяин счел контракт нарушенным и подал к оплате счет на недоплату в 1063 рубля. Хозяин дома судился с Пушкиным, суд выиграл.
Осенью Натали одна переехала в город, сняв новую квартиру на Пантелеймоновой улице в доме 113, принадлежавшем Александру Карловичу Оливье. Дом был расположен недалеко от Летнего сада. Квартира в бельэтаже была в «десять комнат с особою к оной внизу во флигеле кухней и при оной двумя людскими комнатами, конюшнею в шесть стоил, одним каретным сараем, одним сеновалом, особым ледником, одним подвалом для вин, с обшей прачечной в каждый месяц два раза по четыре дни, одним отделением на чердаке… для вешания белья». «Дом Оливье, занимаемый Александром - писала Надежда Осиповна - очень красив; верю охотно: ежели платишь 4 тысячи 800 руб., то можно весьма хорошо устроиться».
Надо понимать, что стойла не пустовали, и красавица Натали выезжала в город в своем экипаже, запряженным шестью лошадьми. В людских комнатах жили слуги, повара, конюхи из крепостных (их было около 15 человек). Натали после родов снова стала появляться на балах. С родившимся 3 месяца назад Сашкой и 1,5 годовалой Марией оставались молочная мать и няньки.
Из разорившихся дворян с периферии Наталья поднялась до царских покоев и, по мнению Пушкина, в своей карьере достигла звания «вольной царицы».
Справочники не объясняют, что означает сочетание слов: «вольная царица». Понятно, что царица – жена царя, и в соответствии с установившимися порядками того времени она должна была делить с ним ложе (эта была ее обязанность) и рожать ему детей. У царя перед женой были свои обязанности, прежде всего, как все мужья, должен был обеспечивать всем необходимым свою семью. Слово «вольный» означает: 1. свободный, независимый. 2. допускающий свободу выбора средств, способов, манеры исполнения. Сочетание слов «вольная царица» следует понимать как, женщина, которая сама, по своему выбору, добровольно, по своему желанию разделяет ложу царя. При этом у царя перед ней нет никаких обязательств. Венчанная царица может быть только одна, а вольных цариц может быть десятки, сотни. И не надо путать «вольных цариц» с наложницами в гареме, которые обязаны исполнять желания хозяина, а за непослушание – строгие наказания. В переводе на современный язык «вольная царица» означает «любовница царя». Вот именно таковой и считал поэт свою жену Наталью.
Сознавал Пушкин, что он сам, по желанию супруги оказаться в высшем обществе, способствовал ей в ее продвижении наверх, и когда ее приглашали на балы, делал все, чтобы на них она выглядела подобающим образом. Более всего, корил себя, за свое тщеславие, которое сыграло с ним злую шутку. Содействуя ее выходу в свет и превращению в звезду первой величины среди красавиц Петербурга, он привлекал внимание к ней всех мужчин, включая императора, который к красавицам был неравнодушен. Он надеялся, что на ухаживания императора, она будет отвечать словами Татьяны: «но я другому отдана и буду век ему верна». Но сила власти сломила все барьеры морали и чести, которые были заложены при ее воспитании.
Если сказка о «старухе» - о его жене Наталье, то, почему в свое время она захотела стать «столбовой дворянкой», что означает это словосочетание. Заглянем в словарь. Столбовые дворяне в России - потомственные дворяне знатных родов, занесенные в XVI-XVII веках в «столбцы» - родословные книги. Человек, фамилия которого была в «столбцах», назывался «столбовой дворянин» или «столбовая дворянка». Это почетное звание говорило и о наличии земельных владений, и об особой милости государя. Попасть в заветные «столбцы» было непросто». Позже термин «столбовые дворяне» означал древний род, ведущий свою историю от «столбцов».
Отец Натальи, Николай Афанасьевич Гончаров, происходил из семьи купцов и промышленников. Императрица Елизавета Петровна «за заведение и размножение парусных и полотняных фабрик» в 1744 г. пожаловала деду Натальи, Афанасию Абрамовичу Гончарову, чин коллежского асессора, который соответствовал армейскому чину майор и давал право на потомственное дворянство.
Мать жены поэта, Наталья Ивановна Загряжская, была незаконнорожденной. Отец ее полковник Иван Александрович Загряжский, фаворит князя Потемкина, влюбился в дочь богатого помещика, жившего в Лифляндии, Ульрику, которая была замужем за бароном Морисем фон Поссе. Полковник Иван Александрович обвенчался с Ульрикой при живой жене, и привез ее в свое имение в Яропольце. Его законная жена Александра Степановна Алексеева приняла ее и родившуюся вскоре дочь Наталью в свою семью. Через шесть лет Ульрика умерла.
В российской традиции фамилии, дворянство (и титулы) передавались исключительно по мужской линии. Исключались из наследования до 1917 г. «незаконнорожденные» (внебрачные или адюльтерные) дети.
Жена поэта была дворянкой по линии отца, дворянский род которого вел отсчет от 1744 года. Выйдя замуж за Пушкина, Наталья влилась в один из древнейших дворянских родов и стала «столбовой дворянкой» Пушкин, гордился своим 600 летним родом. Потомственных, старинных родов было не так уж и много.
В реальности «золотой рыбкой» была его поэзия. Все пожелания нищей «старухи» (жены бесприданницы): и терем из пятнадцати комнат с конюшней на шесть лошадей, и соболью шубу, и золотые перстни, и жемчуга на шею, и красные сапожки (модельные туфли), и десятки слуг, и карету – все исполнила «золотая рыбка» (поэзия). А запросы жены Натальи росли. Он влез в долги, суммы их становились астрономическими. Он пытался их уменьшить, играя в карты, но они чаще всего после этих ночных бдений не уменьшались, а только росли. Какое ожидает их будущее, поэт представлял четко – разорение, нищета. Семью Пушкиных могло спасти только чудо.
Ничего не сказала рыбка,
Лишь хвостом по воде плеснула
И ушла в глубокое море.
Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился —
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто.
Несмотря на творческий подъем, бодрое, а порой радостное настроение, картины его жены с императором в постели ярко представлялись ночью, он страдал, его мучила бессонница, он был на грани срыва, он сходил сума.
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
И я б заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверка
Дразнить тебя придут.
1833
Как считают пушкинисты стихотворение «Не дай мне Бог сойти с ума…» (1833) – «одно из самых мрачных и странно иронических стихотворений Пушкина. Оно написано от лица человека, свободу которого угрожают ограничить и уничтожить. Жить в обществе без личной свободы разумному человеку тяжко и невыносимо».
Подсказывая нам смысл стихотворения, поэт сам нарисовал иллюстрации: и верстовой столб, который промелькнет, когда его будут увозить, и лето, и позднюю осень, и зиму, которые пройдут, и стену напротив с номером дома, и решетку и золотую рыбку, которая оказалась вместе с ним, и себя самого сумасшедшего, и пьяных охранников, и обнаженную женщину с короной («вольную царицу») и мужчину рядом с ней и под ней с короной, и коня, который его спасет и увезет на волю.
.
А ночные его наваждения оказались вещими – 4 марта следующего года во время танцев на балу у Натальи начались кровотечения. Пушкин привез ее домой, у нее случился выкидыш. Она была на 4-м - 5-м месяце беременности, ребенок был зарожден в октябре, когда поэт был в разъездах (с 17 августа), а император вернулся из Богемии.
9 ноября Пушкин покинул Болдино, он торился показать общественности результаты своего плодотворного труда. Да, и жена его беспокоила. 20 ноября вечером Пушкин приехал в Петербург, но жены дома не застал. Она была на балу у Карамзиных. Пушкин поехал за ней, сел в ее карету, и, когда Натали вышла с бала, она неожиданно для себя попала в объятия мужа. «Жена была на бале, я за нею поехал и увез к себе, как улан уездную барышню с именин городничихи», - писал поэт Нащокину
Перед отъездом Пушкин вручил Ольге солидную пачку ассигнаций, предлагая ей их использовать на дело так, чтобы она могла жить не под крышей отца, а вести свое хозяйство самостоятельно и жить спокойно по средствам.
9 января 1834 г. Ольга купила на свое имя одноэтажный дом пятистенку в Лукоянове, на берегу речки Теши. В реестре дел Лукояновского уездного суда имеется регистрационная запись об этой сделке. Дом Ольги Ключаревой сохранился; после наводнения 1927 г. его перенесли с берега Теши на квартал выше.
Дом Ольги Ключаревой сохранился, находится в городе Лукоянове, Нижегородской области, на улице Коммуны, дом 7.
Как подобало помещице, Ольга купила дворовую девку за 400 рублей «крестьянскую женку вдову Стефаниду Мартынову с дочерью ея Анною Даниловою и с сыном незаконноприжитым Алексеем Козьминым». Супруг ее, Павел Степанович Ключарев, с ассигнациями отправился в Москву выкупать заложенных своих крестьян села Новинки Горбатовского уезда. С нового (1834) года супруги Ключаревы могли начать жить так, как большинство мелкопоместных дворян в России.
31 декабря 1833 г. поэт был пожалован в камер-юнкеры. В табели о рангах придворное звание камер-юнкера до 1809 г. равнялось статскому советнику, то есть чину V класса, который в сухопутной армии приравнивался к званию бригадира, предшествовавшего генеральскому. При получении придворного звания жалование служащего оставалось прежним, назначенным ранее при определении чина, но при этом звание давало возможность постоянно видеть императорскую фамилию, при случае общаться с великими князьями и даже иногда с самим государем. Для всех дворян звание камер-юнкера представлялось исключительно важным для дальнейшего роста карьеры. Быть камер-юнкером было престижным в общественном мнении светского Петербурга. Среди камер-юнкеров в период царствования Николая I шестьдесят девять лиц были моложе Пушкина, зато двадцать три – старше.
Придворное звание камер-юнкера присваивалось служащим с IV класса. Звание камер-юнкера, имея гражданский чин всего лишь – IX-го класса, можно было получить только по особой милости государева. Пушкин понимал подноготную всего этого царского подарка. Причиной такого взлета через ступеньки и классы (с IX до V-го) была не поэзия, не заслуги Пушкина перед Отечеством, не его кропотливая работа над «Историей Пугачева», а красота его супруги, которая пришлась ко двору, и император был ею доволен, чрезвычайно доволен. Теперь он, Пушкин, должен будет присутствовать на всех мероприятиях, в которых принимает участие император, и обязательно приходить на них с супругой. И у Николая I появится больше возможностей чаще видеться с его Натали. В столице ходили слухи, что Пушкину дали звание камер-юнкера, чтобы «иметь повод приглашать ко двору его жену». Поэтому так в штыки встретил он это новое назначение.
В дневнике, сообщая о пожаловании его в камер-юнкеры, Пушкин прокомментировал действие императора: «Но двору хотелось, чтобы Н. Н. танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau». Маркиз Данжо был приближенным французского короля Людовика XIV, мемуаристом, вел дневник, в котором отражалась личная жизнь монарха и придворный быт в повседневных подробностях. Известно было, что Людовик XIV свою возлюбленную фрейлин выдал замуж за Данжо. Упоминая Данжо, Пушкин четко обозначил, какую роль, по мнению императора, он должен играть – быть придворным мемуаристом, и быть супругом возлюбленной монарха, и с другой стороны, какую партию должна исполнять его Натали при дворе – танцевать в Аничкове, быть любовницей императора и при этом не забывать своего мужа.
По свидетельству П.В. Нащокина, когда Пушкин узнал о пожалованном ему чине камер-юнкера, Виельгорскому и Жуковскому пришлось «обливать <его> холодною водою – до того он был взволнован… Если бы не они, он, будучи вне себя, разгоревшись, с пылающим лицом, хотел идти во дворец и наговорить грубостей самому царю». Пушкин стал проявлять свои чувства завуалированно, открыто демонстрируя свое недовольство пожалованием придворного звания.
Надежда Осиповна, мать поэта, в письме к приятельнице сообщила 4 января 1834 г.: «Александр назначен камер-юнкером, Натали в восторге, потому что это дает ей доступ ко двору. Пока она всякий день где-нибудь пляшет».