Обед в "Праге"
В «Праге» сверкали люстры, играл среди обеденного шума и говора струнный оркестр, не было ни одного свободного места. Мой взгляд растерянно метался по сторонам, как вдруг остановился на лице, до боли знакомом. Лицо это, конечно, очень изменилось (впрочем, как и моё) – ведь прошло почти тридцать лет с нашей последней встречи – но всё-таки было узнаваемо. Меня обрадовало, что за столиком он остался один, второе место опустело.
- Здравствуйте, Владимир! – нарочито бодро и максимально приветливо произнесла я. – Не позволите ли даме занять освобождённое место возле вас? Представьте, – я показала рукой на зал, - ни одного свободного больше нет.
Владимир, теперь я не сомневалась, что это был он, поперхнулся от неожиданного натиска, привстал и, галантно поклонившись, сказал:
- Простите, вы назвали меня по имени, но я что-то не припоминаю… Знаете, у меня плохая память на лица.
«Но моё-то ты должен был запомнить! Всё же мы были близки целый год. Впрочем, это было так давно, в другой стране, в другой эпохе!.. И было нам тогда по двадцать лет», - молнией пронеслось в моём сознании.
- Я напомню вам. Рига… Начало семидесятых… Вы учились в Институте инженеров гражданской авиации. Я – в университете. Мы познакомились на каком-то совместном вечере. Потом встречались целый год. Его величество Случай оборвал наши вполне гармоничные отношения. Моё имя…
… Валентина! – произнёс он, низко склонился к моей руке и поцеловал её. – Прошу вас, садитесь.
Пока я делала заказ, он пристально смотрел на меня.
- Вы знаете, Валентина, несмотря на прошедшие годы, вы хорошо сохранились. Только вот пополнели, но и это не портит вас. А где же те длинные волосы почти до пояса, которые я так любил?
Я улыбнулась, ничего не ответив.
- По какому случаю в Москве? – спросил он.
- Знаете, проездом из Киева. У меня там родные. Сейчас же нет прямого поезда оттуда до Риги. Летать не могу, а автобусы не люблю. В Москве же у меня никого нет. Вот пообедаю – и ночным скорым домой.
- А почему в «Праге»?
- С нею у меня связаны прекрасные воспоминания юности. Но тогда «Прага» была не такая, что-то утрачено. А как вы, где живёте?
Я слышала, что после учёбы вас направили в Новосибирск.
- Да, я отработал там пять лет, а после развода с женой переехал в Москву: представился шанс, который не хотелось упускать.
- А дети? У вас есть дети, Владимир?
- Есть дочь. Она живёт в Новосибирске. У неё своя семья.
- А у меня сын. Бороздит моря и океаны. У него тоже семья.
- Да-а, - протянул он. Время-то как быстро промчалось! А ведь я любил вас, Валечка, очень любил… Если бы не тот случай…
Мы замолчали. Наш столик стоял у окна, в котором шумели и цвели яркими красками оба Арбата. Пахло тополем, из приоткрытого окна доносились весёлые голоса прохожих, но мне стало отчего-то грустно. От весны, что ли? Или от того, что я наконец-то увидела, что волосы моего старого друга поседели, а сам он ссутулился и стал как-то меньше ростом. А ведь когда-то он был хорош, и как же шла ему лётная форма студента! Мне вспомнились наши встречи и то, как я безжалостно тогда поступила с ним. Ведь он любил… «А я разве нет?» - сейчас я уже не могла ответить на этот вопрос, заданный самой себе.
- Скажите, Володя, а вы так и не женились больше?
- Нет, пробовал ещё раз – и опять неудачно. Я ведь занялся наукой сразу после вуза. Привык к кабинетной тишине, одиночеству за письменным столом. А с семьёй это мало совмещается. Вот если бы душевная близость… Но её не было.
А вы, я полагаю, счастливы?
Я улыбнулась:
- Володя, ну кому, как не вам знать, что абсолютного счастья нет и не может быть. Есть только нечто сиюминутное, мгновения счастья, а они-то и запоминаются на всю жизнь. У нас же с вами тоже когда-то были такие мгновения!.. А так – ничего, живу, не жалуюсь.
Он проводил меня до Рижского вокзала. Я дала ему адрес, сказав, что живу недалеко от его alma mater. Он удивился, обещал заехать, если будет в Риге. Когда поезд тронулся, Владимир долго стоял и махал мне вслед. Ветер развевал его поседевшие волосы и полы распахнутого плаща.
Он не воспользовался адресом, который я ему дала. Может, уехал на родину – он же был коренным сибиряком, а я не ощутила, что ему было комфортно в столице.
Иногда мне приходила на память эта последняя наша встреча, и я думала: «А зачем, собственно, она была нужна? Остался бы лучше он в моей памяти двадцатилетним - любящим, порывистым двадцатилетним парнем в синей форме с погончиками». Но жизнь, к сожалению, не даёт ответы на такие вопросы…